Obliviate

      Был уже поздний апрель. В доме мистера Крауча стояла невыносимая жара, оттого что новая домовуха Патти никак не могла выучиться закрывать шторы по утрам. У мистера Крауча с самого пробуждения невыносимо болела голова. Он не знал, виной тому стала температура в доме, проблемы в Министерстве или предстоящая встреча с родственницей Люциуса Малфоя.       Этого Люциуса Малфоя мистер Крауч на дух не переносил. Он был уверен, что Малфой — Пожиратель Смерти, и последние действия Малфоя лишь подтверждали его вину: как старательно он угождал министру, как много денег вливал в больницу Святого Мунго — таких цифр он, мистер Крауч, второй человек в Министерстве, не видел ни разу за свою карьеру.       Избавиться от Малфоя было просто необходимо. Тот-кого-нельзя-называть вернулся — в этом мистер Крауч был уверен — и Люциус Малфой непременно работал на него.       «Нужно мягко склонить министра к ужесточению мер безопасности. Если же пойти против министра, против Малфоя, то можно запросто лишиться головы», — полагал мистер Крауч. На нем висела большая вина, на которую министр был готов закрывать глаза — лишь бы мистер Крауч был послушным мальчиком и не смел поддерживать Дамблдора.       Хуже всего: Люциус Малфой помогал мистеру Краучу. Не так давно он сообщил в письме, что его родственница, целитель, готова попробовать восстановить сознание Барти-младшего. Конечно, Малфой знал, что мистер Крауч скрывает дома умалишенного сына. И он знал, что мистер Крауч, потеряв жену, потеряв свободу и голос, готов многое простить сыну и стремится излечить его…       Итак, настроение мистера Крауча мог улучшить лишь крепкий кофе со льдом. Он отдал приказ домовухе, но не успел взять свой кофе, как в дверь позвонили. Он открыл. На пороге стояла высокая девушка в бирюзовой накидке. Вид ее растрепанных волос сразу привел мистера Крауча в раздражение.       — Добрый день, мистер Крауч! Ригель, родственница мистера Малфоя. Не помните?       — Разумеется, помню, я вас ждал. Входите. Разве на улице ветер?       — Нет, вовсе не так. Отличная погода.       Шеннон решила, что должна сделать это ради дяди и тёти. Получится ли при этом как-то повлиять на старшего Крауча она не знала, но хотела надеяться.       Устроившись на стажировку, она познакомилась со многими старшими сотрудниками больницы. Они охотно обсуждали с ней медицинские теории в области ментальной магии и даже помогли, сами того не осознавая, выбрать правильный вектор развития исследования. Нашлось даже несколько эксцентричных профессоров, теоретически знакомых с парой темномагических практик ментальной магии.       Вооружившись знаниями, собранными в научной среде, Шеннон вернулась в библиотеку дяди и уже куда более осознанно и со знанием дела изучила несколько старых книг. Она поняла, с чего стоит начать.       В первую очередь ей было просто необходимо немного улучшить свои навыки легилименции и окклюменции. К счастью, в попытках вылечить Крауча-младшего буквально все стороны оказались её союзниками. Шеннон написала письма Люциусу и Дамблдору с одной и той же просьбой — посоветовать ей учителя. И оба они предложили кандидатуру Северуса Снейпа.       Так Шеннон — вернее сказать, Ригель — познакомилась с самым неоднозначным членом Ордена Феникса и Пожирателем смерти. Как учитель, Снейп был суров, а как человек холоден и немногословен. Они почти не общались — заканчивали урок и сразу расходились, не утруждая себя даже маленьким разговором о погоде. Тем не менее, будучи посвящённой в тайну Снейпа, Шеннон не могла не почувствовать некоторое их внутреннее родство. Фигура учителя надолго отпечаталась в ее памяти после всего тройки уроков, которые нужны были ей.       Шеннон научилась проникать в ослабленное, незащищенное сознание с помощью произнесенного вслух заклинания Легилименс и защищать своё сознание. Для первой встречи с Краучем этого ей было достаточно. Она сообщила Люциусу, что готова начать свою работу. Дядя, она уверена, был в восторге, получив ее письмо.       Хозяин встречал её лично, в костюме, что показалось Шеннон естественным в отношении Крауча-старшего, со слегка, ровно настолько, насколько того требовали приличия, дружелюбным видом. Шеннон появилась перед ним в образе Ригель. Они сели в гостиной, почему-то за шахматный столик. Шеннон чувствовала себя под прицелом сотни биноклей — но смотрел на неё лишь один взгляд, настороженный, изучающий. Крауч-старший был очень далек от того, чтобы поверить ей. Возможно, он думал, не выгнать ли её, не попробовать ли еще поискать способы вылечить сына? Судя по ровным башенкам книг и самым разным приборам, тут и там попадающимся на глаза в его доме, он уже испробовал многое.       — Говорите скорее, я тороплюсь на службу, — поторопил он. — Сегодня, к сожалению, я буду вынужден оставить вас. Вам может помочь мой домовик при необходимости.       — Да, ничего страшного. Итак, мистер Крауч… Я должна вас предупредить, что я имею лишь примерное представление о том, как будет проходить лечение вашего сына. Несомненно, нам стоит применять традиционные способы, чтобы поддерживать медленное восстановление. Но у меня есть несколько идей и предположений, которые могут ускорить процесс. В первую очередь я хочу полностью исследовать характер повреждений и состояние сознания вашего сына сейчас.       — Хотите сказать, что собираетесь экспериментировать?       — Речь идёт об экспериментах, которые гарантированно не сделают вашему сыну хуже. Сделают ли лучше — вопрос, на который мне предстоит ответить.       Вены на лбу Крауча надулись, и оттого лицо его приобрело болезненный вид.       — Что вы скажете о тёмной магии?       — У меня есть и такие источники. Если я посчитаю нужным прибегнуть к ним… Но это не то, чего я бы желала, — Шеннон вдруг растеряла свой решительный настрой, — мистер Крауч, я не обещаю вам тот результат, которого вы бы хотели достичь. Я могу лишь сказать, что я буду прилагать все усилия. Кроме того, мы должны подписать волшебный договор, — она достала из сумки аккуратно сложенный пергамент. — Дело в том, что первым делом мне необходимо изучить характер повреждения сознания вашего сына. Для этого используется легилименция. Целитель и родственники больного подписывают договор о том, что целитель обязуется не раскрывать содержимое сознания пациента, кроме случаев, когда информация, содержащаяся в сознании пациента, влияет на жизнь и здоровье других людей.       Крауч глубоко задумался на какое-то время. Неудивительно, подумала Шеннон, сознание Барти-младшего богато на преступления, как архив аврората.       — Что ж, пусть будет так, мисс…       — Просто Ригель.       — Да, замечательно. Я беру вас на работу, — он вдруг встал и, не глядя на Шеннон, размашисто расписался в договоре.       — На работу?.. — непонимающе повторила Шеннон.       — Разумеется. Я министерский работник, вы — специалист в области ментальной магии. Что может нас связывать, кроме трудовых отношений?       «Надеюсь, Люциус об этом знает», — подумала Шеннон. Впрочем, ситуация её позабавила. Если бы её интересовали деньги, она бы даже обрадовалась.       — Я вынужден идти. Патти, проводи мисс наверх, к мистеру Краучу, — бросил он затем и стремительно удалился.       Шеннон неохотно поднялась в комнату его сына. Она вновь чувствовала покалывание в стопе, там, где раньше были пальцы. Страх обвил её плечи: страх перед этим человеком, перед их общим прошлым. Она вспомнила, что он пытался её убить, и осознала, что не слишком-то хочет проникать в его тёмное разорванное сознание.       Он был все так же бледен и худ, как в день их первой встречи, и лежал на кровати под тонким покрывалом, сложив руки на животе, совсем как покойник. Глаза его были открыты и смотрели в пустоту между окном и стеной. Здесь же, в его, по-видимому, детской комнате, висели на стенах детские колдографии, старомодные постеры, флажки факультета, здесь же, не мертвый, но и не вполне живой, он вёл свое бессмысленное существование.       — Он ничего не делает, — домовуха хлопотала вокруг хозяина, пытаясь усадить его на кровати по просьбе Шеннон и рассказывала: — спит и ест, больше ничего. Хозяин не рассказывает Патти, что с ним. Патти поступила на службу месяц назад, как уж ей было тяжело привести все в порядок… Вы будете колдовать? Можно я посмотрю?       — Нет, выйди, я позову тебя, если ты будешь нужна, — строго ответила Шеннон. Она взяла себя в руки и сосредоточилась. Ей нужно сделать это ради дяди, ради семьи, как бы ни было мерзко.       Она взглянула в глаза Барти Крауча и громко произнесла: «Легилименс!». Тут же сознание её заполонил хор голосов. Тысячи образов, чужеродных, странных и жутких, заслонили всякие собственные мысли. Шеннон попробовала ухватиться за что-то одно, но ничего не увидела, услышала только дикий крик. Ей пришлось срочно разорвать связь.       «Страшно подумать, на что я натолкнулась», — подумала она с содроганием. Но тут же, без передышки, снова проникла в голову Крауча. Наконец, ей удалось нащупать светлое пятно: чёткое, неповреждённое воспоминание.       Худой мальчишка в идеально скроенной и выглаженной школьной форме стоял в холле возле одного из кабинетов. Кругом щебетали девочки, собравшись в кружки, хихикали между собой, а какой-то особенно смелый школьник подсовывал в рюкзаки одноклассников навозные бомбы. Мальчик словно не был частью времени и пространства, в котором протекала жизнь школьной перемены. Он перечитывал конспект, за пару секунд проглатывая страницу. Затем, когда конспект закончился, он отложил его и обвел теплеющим взглядом толпу. Но, прежде чем он успел присоединиться к какой-нибудь группе школьников, раздался громкий голос профессора, зовущего на урок. На лицо мальчика упала тень недетской усталости.       Он закинул сумку с пола на плечо и вошел в кабинет. Но кабинет оказался камерой Азкабана, и в середине была могила. Тогда он решил взглянуть в окно, и за решеткой лежало только звёздное небо и больше ничего — ни земли, ни моря.       Шеннон вынырнула из воспоминания и ухватилась за другое, тёмное.       В темноте большой столовой в готическом стиле был стол, за столом сидели Пожиратели смерти в чёрных плащах. Молодой человек вошел в дверь за спиной Пожирателей. Он сел за стол и вдруг закричал. Пожиратели откинули капюшоны плащей, оказалось, что под ними скрыты лысые головы с гноящейся кожей в струпьях. Это были дементоры.       Он вскочил и побежал в один из длинных темных коридоров. Он бежал, силы покидали его так быстро, будто он был столетним стариком. Коридор сужался, а стены постоянно меняли свое положение в пространстве. Наконец, когда силы покинули его совсем, он упал, но не приземлился на пол, а полетел дальше. Он понял, что коридор стал колодцем, и на дне дементоры уже ждали его.       Шеннон испугалась, на эмоциях вытолкнула себя из воспоминания и без разбора схватилась за первый попавшийся светлый образ.       Пустота. Всё утонуло в свете. Нет даже наблюдателя: Крауча-мальчика или Крауча-юноши, или кого-то, кто мог бы передать ему на словах эту светлую, прекрасную пустоту.       Шеннон вынырнула из сознания Крауча. Он завалился на бок и взгляд его сфокусировался на ней. Шеннон подметила: он чувствовал проникновение. Может быть, всё действительно не так плохо. Она быстро достала из сумки перо и пергаменты. Ей не терпелось записать всё в подробностях. Она тщательно описала каждое воспоминание и проблемы, которые у нее возникли. «Очевидно, — записала она, — что первое воспоминание было реальным, но смешалось или исказилось несколькими образами, не относящимися к тому же временному периоду. Второе воспоминание было сном, судя по детализации — повторяющимся кошмаром. Третье воспоминание — разрыв, который я предполагала найти. Пока непонятно, чем конкретно может являться разрыв и не ясно, много ли таких разрывов в создании пациента. Здоровых воспоминаний не обнаружено. Предполагаю, что стоит продолжить изучение содержания сознания. Это позволит точнее определить характер повреждений».       Дверь неслышно приоткрылась.       — Вы вылечили хозяина? — спросила заинтригованная домовуха.       — Я собираюсь предпринять еще одно погружение! — весело ответила Шеннон. Её охватил настоящий азарт исследователя и первопроходца. — Итак… Легилименс!       И вновь ее закружила карусель образов и воспоминаний. На этот раз она намеревалась найти ещё разрывы и ухватилась за что-то похожее на светлую пустоту.       Яркая вспышка оказалась всполохом огня — кто-то заклинанием зажег камин. Воспоминание было ярким и четким, как колдография. Темную комнату наполнил запах горящей бумаги.       — Ещё пара шагов и этот идиот обнаружил бы тайник, — прошептал мужчина с кудрявыми бакенбардами, чернеющими на совсем молодом лице. — Давно пора было сжечь письма. А в будущем лучше сжигать их сразу.       — Я сразу сжигал, чтобы отец не смог увидеть, — сказал Барти Крауч. Он обернулся, чтобы увидеть Беллатрису и Рудольфуса. Они стояли в центре большой комнаты в старом стиле и заклинанием убирали на места кучи разбросанных книг, интерьерных украшений и писем.       — Они бы не посмели арестовать нас из-за парочки дурацких писем, — фыркнула Беллатриса. Она выглядела очень раздраженной.       — Однако они приходят уже во второй раз с обыском, — угрюмо заметил молодой человек с бакенбардами.       — Знаешь, Рабастан, Крауч-старший даст разрешение хоть на обыск собственного дома. Если, конечно, заподозрит, что там может скрываться Пожиратель Смерти или Тёмный Лорд, — злорадно хихикнула Беллатриса. Барти-младший густо покраснел от стыда. Он хотел что-то ответить, но тут неспешно и тихо заговорил Рудольфус:       — Однако Тёмного Лорда нет уже неделю. И Метка… Вам не кажется, что она бледнеет?       Беллатриса будто между прочим отправила в лицо мужу стопку писем.       — Не стоит быть такой оптимисткой, Беллатриса, — Рудольфус вяло отмахнулся от писем.       — Он жив, — Беллатриса сжала свою волшебную палочку до побеления костяшек. — Я чувствую его. Где бы он ни был, он вернётся. А ты лучше молчи о том, что с твоей Меткой что-то не так. Может быть, ты просто стал менее верен Ему?       — Да как ты смеешь?!..       Чтобы не быть свидетелем семейной ссоры, Барти вышел в коридор. Сердце его все еще клокотало от упоминания отца — зверя, убийцы, слепо преданного своему министерству! За жалкую неделю со странного происшествия в Годриковой Впадине он убил, запытал и бросил гнить в Азкабан почти двадцать Пожирателей смерти.       — И все-таки он не мог умереть, — сказал Рабастан, выйдя из комнаты. — Рудольфус стал каким-то мягкотелым в последнее время.       — Я тоже в это не верю, — твёрдо ответил Барти. Они пошли по коридору дальше. Вдруг Рабастан остановился и заглянул в одну из дверей:       — Ага, смотри. Она научилась.       Барти тоже протиснулся в дверь. Перед ним открылась просторная и богато обставленная детская. Вокруг шестилетней девочки, сидящей на полу с игрушечной волшебной палочкой, кружились левитирующие игрушки.       — Хороший подарок, Барти, — похлопал его по плечу Рабастан.       Девочка оторвала взгляд от игрушек и повернулась к двум мужчинам. У нее было лицо взрослого человека — лицо Шеннон.       Шеннон резко вынырнула из сознания Крауча. Себя в его воспоминаниях она совсем — совсем! — не хотела видеть. Как глупо она поддалась желанию узнать пару новых фактов о преступлениях Пожирателей смерти!       Она подумала что бы записать об этом в исследовании. «Пациент помнит свои нематериальные мысли и эмоции, — набросала она, — хранит поздние воспоминания. Возможно, создает новые».

***

      — Вот тут собираюсь сделать большую, с украинским железобрюхом, — Чарли показал на левое плечо и чуть ниже, к груди. — Чтобы старый шрам перекрыть.       — И чтобы мама под свитером не увидела, — прыснула Шеннон.       — Ну да, — он слегка покраснел и потер нос, — мама против. Была бы, если бы я ей сказал, конечно.       — Вот какой ты лгун! — удивилась Шеннон. — И не стыдно тебе?       — Хочешь сказать, ты никогда не лгала родителям?       — Разумеется нет, — твёрдо ответила она. Технически, это было правдой: трудно лгать кому-либо, десяток лет с ним не разговаривая.       — Уверен, Шеннон вообще не умеет лгать, — подал голос Сириус. — Она ведь такая… Как бы это сказать? Такая простая, просто чистый лист. Таких людей теперь совсем мало. У каждого своя тайна, свой скелет в шкафу — и может не один. А Шенни у нас…       Шеннон демонстративно закатила глаза.       — Пожалуй, мне пора выходить, иначе я не успею на дежурство в Министерство, — сказал Чарли, взглянув на часы.       — О, счастливец, — вздохнул Сириус.       — Счастлив тот, кто проведет эту ночь в собственной постели, — пробурчал Чарли. — Шен, ты уходишь?       — Допью чай. Иди.       Входная дверь хлопнула. Чарли ушел.       — Когда-нибудь он поймёт, что, чтобы начать встречаться с девушкой, а не с драконом, нужно хотя бы попытаться флиртовать, — усмехнулся Сириус. — Ты к этому времени, к сожалению, уже будешь нянчить внуков с другим дедушкой.       — С чего вы все взяли, что между нами что-то есть? — возмутилась Шеннон, скрывая улыбку за чашкой чая.       — Когда-нибудь ты поймёшь, что, если парень проводит с тобой всё своё свободное время, то между вами точно что-то есть, — рассмеялся Сириус. — И да, забираю свои слова про внуков назад. У вас двоих есть один шанс не остаться в одиночестве в старости: умереть молодыми.       — Я не хочу замуж, — призналась Шеннон.       — Нет-нет, в этой семье статус холостяка по наследству перешёл мне.       — Мы из разных поколений. После тебя он перейдет мне.       — Ты разве не из рода Копоть? Или… Как же было? Копоть? Копать?       — Копош. Шеннон Копош.       — Верно! Не припомню таких среди Блэков.       — Слушай, Сириус, я хочу задать тебе неприятный вопрос, — вдруг серьезно сказала Шеннон, отодвигая чашку. — Как думаешь, Тёмный Лорд сможет освободить Лестрейнджей из Азкабана?       Сириус мигом растерял весь свой иронический настрой.       — Не называй ты его Лордом, — рявкнул он.       — И всё же?       — Всё же? — он резко подобрался в кресле и всей напряженной фигурой склонился к Шеннон: — Всё же да. Он освободит их, потому что в Министерстве сидят идиоты. И тогда тебе несдобровать. Но будем надеяться на то, что Шеннон Копош прикроет твою шкуру, как надо.       Шеннон вся сжалась под его суровым взглядом, по телу ее пробежали мурашки.       — Дамблдор думает, что скоро это произойдет. Он узнал, что Волдеморт в поисках мага с достаточно сильным Патронусом… Он обязательно найдёт его и посетит Азкабан. И мы не сможем узнать, когда это произойдет.       — И мы не сможем узнать, когда это произойдет… — задумчиво повторила Шеннон. Сознание её пронзила сколь стремительная, столь и опасная мысль. И всё же однажды подумав об этом…       — А если бы Орден узнал? — произнесла она. — Вы… мы бы отправились туда, чтобы помешать Ему?       — Для этого мы и существуем.       «Значит, Орден должен узнать», — решила Шеннон. На глазах невольно выступили слезы, но Сириус не заметил этого, глубоко погрузившись в тревожные мысли и предчувствия. Шеннон утерла влажные глаза рукавом и постаралась сделать свой тон как можно более уверенным:       — Сириус, я сделаю всё, чтобы в этот мир больше не попало это зло.       — Шенни, — Сириус невесело улыбнулся, — ты вчерашняя школьница. Ты целитель. Выбрось эту дурь из головы, я не позволю Ордену брать тебя на такие опасные задания. Пусть из нашей проклятой семейки хоть кто-то проживет счастливую и долгую жизнь. Если трое Лестрейнджей убегут, я спрячу тебя у себя.       Шеннон вдруг испытала прилив бесконечной нежности к Сириусу и едва сдержалась, чтобы не припасть к нему с объятиями. «Я не позволю Ордену брать тебя на такие опасные задания». Сильнее сжав его руку, она молча кивнула.       На это задание её возьмёт не Орден, а Тёмный Лорд.