Obliviate

      Шеннон вынесло в вересковую пустошь меж двух пологих холмов. До этого она никогда не отрывалась от портключа, и только сейчас, грубо приземлившись на живот и расцарапав шею о сухие стволы вереска, она осознала, что это опасная затея.       Маска слетела с лица и затерялась в траве. Минуту Шеннон лежала на животе, пытаясь осознать все произошедшее с ней, но как метроном в голове пульсировало: «Чарли ранен, Чарли ранен…». Она заставила себя встать, трансфигурировать внешность и сосредоточиться на темном переулке в Лондоне рядом с домом на площади Гриммо. Когда она трансгрессировала, ее сразу настиг Патронус Кингсли:       — Чарли Уизли и Тонкс ранены. Они на Гриммо двенадцать.       Шеннон кинулась по улице ко входу в дом. В большой гостиной на первом этаже она обнаружила Кингсли, Грюма и Рисума — они лечили на себе небольшие порезы и царапины.       — Они на кухне вместе с миссис Уизли, — сообщил Кингсли, отчего-то удивившись ей. — Думаю, им ничего не угрожает.       Последние слова он бросил ей в спину — она уже бежала по коридору дальше.       На кухне миссис Уизли колдовала над Тонкс, лежащей без сознания на кушетке. Сириус помогал Чарли придерживать сверток окровавленных бинтов у плеча.       — Как хорошо, что ты так быстро пришла! — воскликнула миссис Уизли и вдруг осеклась, взглянув на нее: — Я… я остановила кровь у Чарли, взгляни сначала на Тонкс.       Шеннон немедленно оглядела Тонкс. Она была бледна, истощена и, судя по наливающемуся синяку на шее, попала под обломок, когда Яксли взорвал дверь на верхнем ярусе. Скорее всего из-за ушиба она и потеряла сознание.       Шеннон заранее приготовила и оставила в штаб-квартире набор исцеляющих зелий и теперь призвала его заклинанием. Затем сказала миссис Уизли:       — Она просто без сознания, — как нельзя кстати на кухню вошли Кингсли, Грюм и Римус, — она вернулась сама или ее принесли?       — Мы и не думали, что с ней что-то не так. Она сама трансгрессировала, — сообщил Грюм.       — Такое бывает. Миссис Уизли, помогите мне. Сначала смажем шею и затылок пастой для удаления ушибов, — Шеннон подавала миссис Уизли флакончики из своего запаса, — затем нужно привести ее в чувство, можно нанести на губы каплю Рябинового отвара. Как очнется, пусть выпьет Укрепляющий раствор.       Миссис Уизли немедленно взялась за выполнение поручений, и Грюм помогал ей, поддерживая голову Тонкс. Шеннон подошла к Чарли.       — Сириус, убери бинты, — попросила она, но Сириус вдруг окинул ее таким злобным тяжелым взглядом, что она на мгновение забыла про больных.       — Что случилось?.. — прошептала она.       — У тебя все лицо и плащ в крови, — тихо заметил Чарли.       Теперь Шеннон поняла, отчего все так странно на нее смотрят. Она вспомнила рану, которую наспех залечила за камнем в Азкабане, и порезы от вереска на шее.       — Тяжелое дежурство, — пробурчала Шеннон, чувствуя, как краска сходит с ее лица, уступая место мертвенной бледности.       Рана Чарли была тонкой и глубокой — Шеннон могла видеть край мерно вздымающегося легкого. К счастью, он не потерял много крови, потому что миссис Уизли удалось быстро прекратить кровотечение.       — Ладно, Чарли, это будет больно, — предупредила Шеннон, — нам предстоит сращивать ткани.       Она почти час колдовала над раной, сосредоточенно сращивая каждую мышцу и вену. За это время Тонкс пришла в себя, а в дом прибыли Дамблдор и мистер Уизли. Все, кроме Чарли и Шеннон, сидящих под светом абажура в углу возле кладовки, собрались вокруг стола. Первым делом Дамблдор выслушал подробный рассказ Кингсли о том, как прошла операция. Из нового, Шеннон услышала, что Чарли ранил, скорее всего, Нотт, использовав темное заклинание — темное, поскольку Грюм попытался залечить рану на месте заклинанием Вулнера Санентур, но не сумел.       — Гойл погиб. Обломок столкнул его с галереи прямо в море, на острые скалы, — добавил Кингсли.       — Око за око, — сурово сказал Грюм.       — Вам удалось узнать, скольких они освободили? — спросил Дамблдор. Шеннон не имела возможности взглянуть на директора, но голос его выдавал усталость и печаль.       — Мы видели, что они освободили Долохова, — ответила Тонкс.       — Наверняка, их целью был Руквуд. Может быть, еще Лестрейнджи и… — Римуса вдруг перебил взволнованный голос Чарли:       — Я уже рассказал Сириусу и маме: под одним из плащей была женщина, и ее называли по фамилии Лестрейндж… Ай!       У Шеннон задрожали руки, отчего она ткнула палочкой в открытую рану.       — Прости, я случайно.       В комнате на пару мгновений повисла напряженная тишина. Шеннон могла поклясться, что Сириус прожигал ее спину самым злобным, самым ненавидящим взглядом. Лишь бы у него хватило ума не раскрывать ее тайну с сгоряча, подумала Шеннон. Придется сознаться ему во лжи, но лишь бы он не сорвался на нее сейчас…       — Беллатриса Лестрейндж гниет в Азкабане, — прервал тишину Грюм. — Так было недавно, по крайней мере. Значит, мы поймали тогда не всех Лестрейнджей. Кингсли, это была твоя работенка.       — У Лестрейнджей был ребенок, — ответил Кингсли. — Думаю, мы имеем дело с новым поколением. Что скажешь, Альбус?       Директор помолчал некоторое время, будто действительно раздумывал над этим вопросом.       — Право быть Пожирателем смерти нередко передается по наследству, — наконец, тихо проговорил он. — Но это вовсе не значит, что дети Пожирателей смерти по определению склонны ко злу.       — О-о, замечательно, — закряхтел Грюм. — Старые Пожиратели на свободе, новые — обучаются. Хороши наши дела.       Чарли положил руки на плечи Шеннон. Всё её лицо было залито слезами, но она, не обращая внимания ни на что, колдовала над его раной. Остановив работу, она бы точно потеряла контроль над собой, она это знала.       — Что у тебя случилось? — прошептал он одними губами.       Если бы она могла ответить! Впервые в жизни Шеннон почувствовала, что готова выложить всю свою подноготную одному человеку — не обязательно Чарли, кому угодно — начиная с происшествия в Дурмстранге, заканчивая побегом Пожирателей смерти из Азкабана — вот так сильно она запуталась в своей лжи и путы обернулись вокруг шеи и перекрывали ей кислород.       Но, Шеннон прекрасно понимала, никто не сможет принять весь груз ее прошлого и настоящего. Сириуса она уже потеряла — это было заметно но одному его взгляду.       — И все-таки операция не прошла даром, — заметил Дамблдор. — Министр уже знает о погроме в Азкабане. Никто из людей не видел вас?       — Только дементоры, — подтвердил Кингсли. — В министерстве не узнают, что мы посещали Азкабан, зато Пожирателей смерти точно видели работники тюрьмы. К счастью, они остались в живых и смогут свидетельствовать.       — Подождем новую статью Риты Скитер, — пробурчал Грюм и с усмешкой добавил: — Даже интересно, что можно наплести по такому поводу…       Разговор на кухне не утихал еще долго. Дамблдор выяснял подробности у Грюма и Римуса, Кингсли и мистер Уизли обсуждали, как операция скажется на риторике Министерства, а миссис Уизли кружилась то вокруг обессиленной Тонкс, то вокруг Чарли.       — А ведь я говорила тебе, дорогой, не стоит меняться дежурством с отцом ради этой операции, — слезно причитала она.       Вдруг свет от абажура заслонила тень. Шеннон неохотно подняла взгляд: над ними навис Сириус. Миссис Уизли тут же возмутилась:       — Ты же мешаешь ей! Отойди, Сириус.       Он обошел вокруг Шеннон и сел на кушетку рядом с Чарли. Теперь он мог видеть ее заплаканное, опухшее и измазанное кровью лицо.       — Буйные пациенты? — спросил он язвительно.       Шеннон не ответила. Паника в ее душе постепенно сошла на нет и теперь она чувствовала только опустошение и внутреннее оцепенение. Никаких мыслей ее изможденный ум уже не мог вынести. Если бы Сириус встал посреди кухни и закричал: «Она — предательница!» — то Шеннон бы даже не попыталась сбежать. Пусть Кингсли арестовал бы ее и посадил в Азкабан — все лучше, чем так разрываться.       — Я закончила, — глухо произнесла Шеннон.       Чарли натянул на плечо остатки своей шерстяной кофты и счастливо выдохнул:       — Спасибо, Шен… Ого, даже шрама не осталось! Без тебя пришлось бы тяжело.       «Без меня ты бы просто дежурил в Министерстве, абсолютно здоровый», — подумала Шеннон и стала неспешно ходить по кухне, собирая все зелья и пустые склянки в ящик.       Между тем операция была подытожена и квартира постепенно пустела. Один за другим в камин прыгали Грюм вместе с Тонкс, Кингсли и Римус. Мистер и миссис Уизли, поддерживая под руки опирающегося от помощи Чарли, трансгрессировали. Только Дамблдор не торопился допить свой чай.       — Мисс Копош, — сказал он, улыбаясь из-за чашки, — вам есть что добавить по поводу этой операции?       Шеннон подняла взгляд на Сириуса и твердо произнесла:       — Я не предательница.       — Он знает о вашем участии, — спешно добавил Дамблдор и развел руками: — я, признаюсь честно, проболтался ему. Прошу меня простить, мисс Копош, но я не думал, что вы станете скрывать свой исключительный статус в Ордене от Сириуса. Я полагал, вы стали хорошими друзьями, пожив вместе, и ничего не скрываете друг от друга.       Директор точно лукавил — это видно было по озорным огонькам в его глазах. Наверняка он заранее рассчитал, что кто-нибудь из Ордена услышит фамилию Лестрейндж в пылу борьбы и расскажет остальным — в отличие от Шеннон, которая и не думала об этом — и Сириус, не разобравшись в ситуации, наделает бед.       — Зря полагали, — кисло отозвался Сириус. — Сложно быть другом человеку, который питается собственной ложью.       Его слова задели Шеннон за живое, но ей нечего было ответить. Сириус был прав: она лгала и дышала с одинаковой частотой.       — Хорошо, что ты знаешь правду, — тихо произнесла Шеннон. — Да, я шпионила. Да, я провалила операцию! Я не справилась! — она невольно стала говорить все громче и громче, пока не перешла на крик: — Я струсила, если хочешь знать! Увидела Темного Лорда, и поняла, что не найду в себе силы выступить против него! Я совершила огромную ошибку — я идиотка!       Она резко замолчала, вдруг осознав как жалко должно быть выглядят её эмоции. Затем несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и сказала:       — Я расскажу, как все было.       Она поведала обо всем с самого начала: как Темный Лорд явился перед ними и создал портключ, как она парализовала тюремщиков, как оказалась вместе с Яксли на верхнем ярусе, имела возможность (и даже использовала заклинание Обливиэйт, чтобы изменить его память), но не решилась напасть на него, как подчинилась приказу и распечатывала камеры арестантов, как отправила их в дом Малфоев, а сама отцепилась от портключа и оказалась на площади Гриммо.       Она не заметила, но по ходу рассказа с лица Дамблдора не сходила мягкая успокаивающая улыбка. Закончив, она обратила к нему взгляд, ожидая натолкнуться на неприятие и отвращение. Но он был по-прежнему добр к ней.       — Считаете, что провалили операцию? — спросил он.       — Да. Да! — отчаянно воскликнула Шеннон.       — Я не согласен, — категорично возразил директор. — Видите ли, сам факт того, что мы узнали о побеге заранее и попытались остановить его — это ваш большой вклад в борьбу с Волдемортом. Вы спасли жизнь двух тюремщиков — спасение жизни уже великий подвиг, кроме того, теперь они смогут дать министру знать, что Пожиратели смерти воссоединились и активно действуют. Будем надеяться, что это напугает министра. Вам этого недостаточно?       — Вы просто успокаиваете меня, профессор, — досадливо махнула рукой Шеннон. — Я могла сделать больше, я должна была сорвать побег!       — Сорвать побег должен был Орден Феникса, но, как видите, даже лучшие наши маги, закаленные и опытные, не смогли этого сделать, — серьезно отозвался Дамблдор.       Шеннон вдруг почувствовала прилив особой благодарности к профессору и перестала спорить. Ей только было стыдно оттого, что он незаслуженно считает ее полезной.       — Теперь Лестрейнджи на свободе, — деликатно заметил директор. — Думаю, вас, мисс Копош, ждет семейный ужин?       Ей совсем не хотелось об этом думать. Навещать Малфоев и освобожденных Лестрейнджей в такой ужасный день? Никогда! На это не хватит никаких сил.       — Собираюсь ли я продолжать играть в Ригель Лестрейндж? — вялая полуулыбка искривила рот Шеннон. — Боюсь, что да, — она взглянула на Сириуса, он был мрачен, как никогда. — Боюсь, что у нее еще есть невыполненные обещания.       — Вы помните, что я говорил вам при нашей последней встрече?       «Вы свободны в выборе перед лицом борьбы с Волдемортом и его последователями, потому что вы не повинны в их преступлениях. Я хочу, чтобы вы помнили об этом, когда принимали то или иное решение». Шеннон очень хорошо запомнила его слова.       — Да, помню.       — Мисс Копош, тогда пообещайте мне лишь одно, — Дамблдор склонил голову так, что на лицо его легли длинные черные тени, и сказал очень серьезно: — Вы больше не встретитесь с Волдемортом и не станете принимать его Метку Пожирателя смерти, что бы ни случилось. Иначе я не смогу спасти вас — а мне очень нужен живой целитель.       — Разумеется, директор. Я обещаю, — охотно согласилась Шеннон и почувствовала заметное облегчение. В следующий раз, собравшись бездумно геройствовать, она, может быть, вспомнит данную клятву и успеет вовремя остановиться, не навредив делу.       Дамблдор несколько мгновений буравил ее испытующим, проницательным взглядом, затем, наконец, лицо его вновь озарила мягкая полуулыбка.       — Вынужден вас покинуть, — он встал и, взмахнув рукавом мантии с четырехконечными звездочками, скрылся в сполохах зеленого огня.       Шеннон и Сириус остались на кухне вдвоем. Повисла гнетущая густая тишина, только поленья тихо потрескивали в камине. Столько всего произошло… Раньше Шеннон любила тишину, но теперь вдруг возненавидела ее всем сердцем. Не выдержав молчания, она спросила у Сириуса:       — Ты ненавидишь меня?       — Я очень зол, — честно признался он, глядя куда-то сквозь нее. — Я ненавижу всех лжецов. Один такой уничтожил все, что я любил, и на долгие годы упек меня в Азкабан.       Шеннон опустила взгляд. Ей было действительно стыдно перед Сириусом. В его голосе прозвучало столько боли и разочарования — удивительно, как он мог сохранять присутствие духа, неся на себе такой груз.       — Я не понимаю, в чем твоя проблема, — продолжил Сириус, — ты ведь не преступница. Они — да. Но — посмотри хотя бы на меня — человека не определяет его семья. Скажу честно, — он сказал это с мрачной решимостью, — я начинаю думать, что весь этот спектакль ты разыгрываешь, чтобы скрыть не только своё происхождение.       — Это не так! — живо отреагировала Шеннон.       — Дамблдор склонен доверять кому попало. Но я выясню, что ты за человек.       Слушать его дальше у Шеннон не было никаких сил. Пусть выдумывает себе, что хочет: чем еще ему заниматься в его добровольном заключении?       — Мне пора, — заявила она.       — Шеннон, — окликнул Сириус, когда она уже набрала горсть Летучего пороха и бросила ее в камин, — я думаю, сейчас твой последний шанс уйти из семьи.       В его голосе звучало мрачное предостережение — он то ли слишком хорошо знал, о чем говорит, то ли действительно угрожал ей.       — Как только министр поверит Дамблдору, я покончу с Ригель, — пообещала Шеннон, ступая в зеленый огонь камина. — Ей осталась лишь небольшая миссия. Затем она исчезнет.       Каминная сеть сжала и закрутила Шеннон. Наконец, она оказалась дома. Мягкая полутьма обняла ее, и Шеннон тут же залилась беззвучными слезами. Плача, она умылась и переоделась в теплый домашний костюм, зажгла камин. Слезы все лились и лились, а она, впервые за весь день почувствовав себя в безопасности, позволяла им литься. Она чувствовала, как вместе со слезами убывают ее страхи и сомнения.       — Как только министр поверит Дамблдору, я покончу с Ригель, — повторяла она вполголоса.       На улице начался небольшой дождик и капли уютно забарабанили по крыше и окнам. Шеннон встала к зеркалу и задрала край кофты, чтобы изучить свою рану. От стресса она произнесла заклинание неправильно, и оттого на боку остался шрам. Его, к счастью, можно было свести мазями на основе полыни.       Вдруг в коридоре раздался стук. Шеннон вздрогнула и крепко сжала свою волшебную палочку. Голову пронзили сразу несколько страшных догадок о том, кто мог наведаться к ней в столь поздний час.       — Шен, это я, — прозвучал приглушенный дверью и дождем голос Чарли. — Ты дома?       — Чарли! — облегченно выдохнула Шеннон. — Что-то не так с раной?       Он стоял за дверью в свитере с первой буквой своего имени на груди и спине, в пижамных штанах и тапочках.       — Я, э-э… — он отчего-то смешался при виде Шеннон, — просто пришел поболтать. Можно? Если ты устала, то, конечно…       — Нет-нет, заходи.       Шеннон ему обрадовалась: ей не хотелось оставаться наедине с собственными мыслями и воспоминаниями, а от Чарли, как всегда, веяло спокойствием и непринужденной веселостью. Он будто не был сегодня на опасном задании в Азкабане: будто дементоры не тревожили его потаенные кошмары, будто Пожиратели смерти не ранили его, будто он не был на волоске от смерти… Шеннон хотела бы спросить его: отчего ты такой храбрый, отчего ты ведешь себя так, будто ты счастливый человек, чувствующий под ногами крепкую почву? Но это были глупые вопросы, не требующие ответа. Просто Чарли был храбрый и никогда не унывал.       — На тебе сегодня просто лица нет, — проговорил он, входя в гостиную и садясь рядом с камином. — Что-то случилось на работе?       — Нет, нет, — покачала головой Шеннон и придумала: — просто я струсила. Весь день провела как на иголках, а потом увидела тебя и Тонкс, раненых, и чуть не сошла с ума… Короче говоря, прости, это я должна была успокаивать тебя, а не ты меня.       — Все хорошо, Шен, — отозвался Чарли. — Хочешь, поговорим о чем-нибудь другом?       Следующие полчаса они лениво обсуждали в работу и всякие дурацкие новостные поводы: вроде распада группы «Зловещие зельевары» и потасовки на выступлении Селестины Уорлок в Косом Переулке. Потом Шеннон проголодалась, и Чарли придумал просто уморительную игру: он управлял с помощью волшебной палочки чашей и венчиком, а Шеннон — продуктами и сковородкой. Так они попытались приготовить парочку панкейков, но в итоге лишь сотворили на кухне страшный бедлам.       Уже под утро Чарли трансгрессировал в Дырявый котел и достал для них две порции фасолевого рагу и четыре пинты эля. Шеннон нашла ночную радиостанцию с музыкой и зажгла свечи. Если бы они вели себя серьезно — не отпускали критические комментарии по поводу домашней одежды друг друга, не вспоминали странности Грюма и не отпускали самые низкие, из когда-либо встреченных ими анекдотов — этот ужин можно было бы даже назвать романтическим.       — Да я не боюсь своей матери, — с жаром восклицал Чарли. — Я хоть сейчас готов сделать эту татуировку!       Шеннон специально провоцировала его:       — Хоть сейчас?! Так сделай! Давай, раз ты такой независимый!       Они оба были уже изрядно пьяны.       — Хорошо! — Чарли с шумом опустил на стол свою пинту и вскочил со стула: — Отправляемся прямо сейчас!