***
Слышится закрытие двери и Ацуши оглядывается, замечая Осаму. Того не пришлось долго ждать, он вышел спустя минут семь после того, как ушел Накадзима. Вид у него был помятый, волосы взъерошены и перепутаны между собой, а глаза слезятся после длительного сна. Он проходит на кухню и плюхается на стул. — Чай, кофе? — Сигареты. — Осаму, — закатывает глаза Ацуши, говоря с осуждением в голосе. — Где мои сигареты? — В твоем пальто, — на выдохе произносит парень. Он знает, что бороться с другом бесполезно, его не переспорить, так что лучше молча принять поражение, чем устраивать третью мировую. Дазай еще немного посидел на месте, явно ленясь встать и пойти за ними, но все-таки необходимость в никотине взяла верх и он неспеша встал. Пачка действительно оказалась в кармане, правда там всего две штуки осталось. Найдя еще и зажигалку, он двинулся в сторону балкона. Он любил вид отсюда: Ацуши жил на двадцатом этаже и половина города была словно на ладони, облака плыли низко-низко, кажется, протяни руку и достанешь. Щёлк — мелкий язычок пламяни коснулся конца сигареты и, обхватив ее губами, внутрь парня прошел обжигающий никотин, что был своего рода успокоительным. Спустя минуту послышалось, как открылась дверь и через секунду на плечи Осаму опустился плед. Он не обернулся — прекрасно знал кто это и мысленно улыбнулся заботе друга. Накадзима устроился рядом, уперевшись локтями в железные перила и устремив взгляд куда-то вдаль, на горизонт. Он не курит и не пробовал, так что компанию шатену не составил в этом деле, но стать собеседником какого-нибудь душевного — и не только — разговора, он всегда не прочь. Они молчали минуты три, пока с губ Осаму сходили клубки дыма. Ацуши не решался заговорить первым, ждал, пока друг подготовиться и сделает это сам. — Так, — начинает наконец Дазай, прочистив горло. — Что же было после? — спрашивает он, отправив окурок в полет. Светловолосый проводил взглядом бычок, что стремительно падал вниз, и лишь когда тот совсем исчез для глаз, заговорил.***
Ацуши, направляясь к выходу из школы, заметил Акутагаву, что скучающе сидел на стуле. Видимо, он кого-то ждал. Накадзима хотел просто помахать ему рукой в знак прощания, но стоило им встретиться взглядами, как чужие глаза мигом загорелись. «Он, кажется, совсем умрет от скуки тут», — проносится в его голове и он, секунду поразмыслив, сменил направление, двинувшись в сторону одинокого. — Ацуши, ты мой спаситель! — взмаливается Рюноскэ, хватая актера за ладони и начиная ими трясти. — Я жду этого рыжего оборванца, что непонятно куда запропастился, уже минут двадцать! Не, ну ты представляешь? — Накадзима в ответ лишь завилисто смеется, слушая эти негодования. Во время разгара беседы насчет одного нового вышедшего фильма, к ним подключается Рампо, что также проходил мимо, но не присоединиться к разговору не мог. Теперь они троем сидели и бурно обсуждали потайные смыслы, то, как возможно будет развиваться сюжет дальше и самих актеров. В момент своего монолога Рюноскэ мигом замолкает, уставившись темными глазами куда-то за спину Эдогавы. Двое других вопросительно глянули на менеджера и, проследив за его взглядом, посмотрели туда же. — Чу? — удивленно произносит Аку, хлопая глазами. К ним направлялся Накахара, неся на своей спине Осаму, который, по всей видимости, находился в отключке, но группа парней не берется утверждать. И как вообще ему хватило сил поднять шатена и пронести его вверх по лестнице? Но Рю часто забывает, что рыжик то периодически ходит в спорт зал и не такой уж слабый, каким может показаться на первый взгляд. Так что поднять Дазая ему не составило труда. — Это что такое… — непонятливо протягивает Рампо, нахмурив брови. Ацу в принципе ничего не сказал, удивленно раскрыв рот. Он точно не спит? Где это видано, чтобы Дазай позволил себя нести кому-то? Это что-то за гранью фантастики. Через пол минуты Накахара уже оказался рядом с ними и аккуратно, так, чтобы не разбудить коллегу, уложил его на диван рядом с Акутагавой. Он потянулся, размяв затекшую спину, неожиданно скривившись от резкой боли. Рюноскэ это, конечно, заметил и уже хотел задать вопрос, но рыжик еле заметно качнул головой: «Не сейчас», — и менджер послушно кивнул. Актер уже было открыл рот, чтобы начать объяснять все, но вдруг замер: «А хотел бы Осаму, чтобы кто-то узнал об этом?». Вряд-ли. Трое пар глаз непонимающе уставились на него и Чуя, запустив руку в волосы, раздраженно взъерошил их и вдохнул. Значит, придется что-то придумывать и быстро, а еще и чтоб правдоподобно было, чтобы те поверили, а Накахара не был силен в этом. А с другой стороны, нужно ли врать? Можно же просто сказать, что в случае чего шатен сам все расскажет? Подумав секунду-другую, актер все же останавливается на последнем варианте. — Ладно, — сомнительно произносит Эдогава, кинув взгляд на спящего Дазая. — Это же не ты его вырубил? — Рампо, — обиженно-возмущенно тянет Чуя. — Я к нему, — он указывает пальцем на коллегу, — со всей душой! Разве я мог бы так с этим хорьком обойтись? — Да я же шучу, — усмехается менеджер, хлопая Накахару по плечу. — Полегче. Рыжик просит кого-то забрать с собой Дазая. Встает вопрос: Ацуши или Рампо? Кажется, Эдогава действительно хотел помочь своему актеру, но вдруг осекся. Он вспоминает про границы, что они вдвоем неосознанно провели и решает, что не может вмешиваться в личную жизнь и дела Осаму. Он хотел бы помочь, хотел бы быть для шатена другом, чтобы Дазай мог без проблем довериться ему, но… все заканчивается на «хотел». Это невозможно. Так что он не подает голоса, сделав мелкий шаг назад. Обидно, больно, неприятно, но на кого сваливать вину за эти чувства? Только на себя, что позволил нарисовать эти невидимые рамки. Не видя действий со стороны менеджера, Накадзима спокойно говорит, что заберет друга.***
После окончания рассказа, они еще постояли молча минуты три, думая то-ли о своем, то-ли об одном. Ветер трепал их волосы, забирался под ткани одежд, заставляя покрыться кожу мурашками от холода. Снизу были слышны громкие крики и визги детей, а сверху раздавались чириканье птиц, что пролетали мимо. Солнце уже не грело, было наполовину за горизонтом, освещая лишь верхушки многоэтажок; вместо него уже виднелся с другой стороны еще тусклый полумесяц и мелкие звезды. Накадзима развернулся, решив, что разговор закончен и стоять мерзнуть тут больше нет смысла. Он сделал лишь шаг, тут же замерев, ведь до его ушей донеслось негромкое: — Ацу. — Да? — Ты… — он замолчал, сделав паузу. — Ты не хочешь узнать, что произошло в гримерке? Долгое время ответа не следовало. Осаму даже показалось, что он уже стоит на балконе один, — не услышал, как друг ушел — когда наконец слышится голос. — Я давно не видел тебя в таком состоянии. Кажется, последний раз в лет семнадцать. Я прикинул, что было в то время, — Дазай оборачивается, глядя в желто-фиолетовые глаза. — Если я все верно понял, то мне объяснения не требуются. Меня лишь волнует то, что это до сих пор с тобой, что ты это не отпустил. — Отпустил… — Осаму, если ты вдруг однажды захочешь поговорить о своих внутренних переживаниях, — заканчивает он, вновь разворачиваясь к выходу. — Ты всегда можешь мне написать, позвонить или прийти. Помни об этом. И он все же выходит, закрыв за собой дверь, оставляя Дазая наедине с собственными мыслями. Не описать словами, как шатен благодарен другу за все, что он для него делает. Сам он вряд-ли когда-нибудь решится произнести такое слово, как «спасибо», это выше его сил, но он уверен, что Накадзима и так все знает.***
Сегодня план работы таков: они снимают те самые сцены с аэропорта, с квартиры Марка, а потом еще одну в кафе, где встретятся главные герои. Солнце, хоть и не теплое, наконец на небе, а это значит, что можно отснять то, что планировалось днем ранее. Состав съемочной группы и актеров собираются в десять утра на парковке у аэропорта, так что Осаму и Ацуши поднимаются в районе восьми утра. Вчера они решили, что нет смысла Дазаю возвращаться домой, да и они давно не собирались вместе, так что они потратили пол ночи на просмотр ужастика и приготовления пиццы, которая, по итогу, не вышла. Что уж тут поделать, готовка не по их части. «Нам не дано», — сошлись они на едином мнении. Проснувшись, они по очереди сходили в душ, пожарили яичницы, единственное, что они смогли сделать, выпили кофе и, одевшись, покинули квартиру. Такси приезжает быстро, так что ждать на улице долго им не приходится. Ацуши садится на переднее сиденье, в то время как Осаму уселся на заднее. Сказав, куда им надо, салон утонул в негромкой музыке, что лилась с радио. Шатен оперелся головой в стекло и устремил взгляд на быстро меняющиеся здании. Он не рассматривал их, хотя бы по той причине, что это невозможно, они ехали достаточно быстро, а как максимум, его это неинтересовало. Его голова, к сожалению, забита лишь одним, и как бы он не старался гнать все эти мысли прочь, они то и дело возвращались. Он просто устал бороться с ними и позволил себе погрузиться в них. Накадзима, кинув взгляд в зеркало, заметил, сколько всего разного плещется в карих глазах: страх, непонимание, ненависть, печаль, беззащитность, усталость и… что-то еще. Можно было найти в них что-то еще, если приглядеться сильнее, чуточку глубже погрузиться в его глаза, но Ацуши решил, что это не его дело. Дазай, наверняка, сам еще не подозревает об этом «что-то», так зачем торопить события? У аэропорта уже все собрались. Светловолосый глазами нашел Рампо и, схватив друга за руку, чтобы тот не потерялся в толпе, двинулся к нему. По мере приближения актеры заметили, что их менеджер находится в окружении режиссера и каких-то еще людей. Кажется, они тоже со съемочной группы. Так что Ацуши резко перестроил маршрут, ловко обойдя компанию, у Осаму даже слегка голова закружилась от таких резких поворотов. Светловолосый просто помахал Эдогаве рукой, тем самым показав, что они живы, здоровы, на съемки приехали, не опоздали. Тот в ответ лишь кивнул и снова вернулся к беседе. — Походу, его тут нет, — внезапно говорит Ацуши. — А? — удивляется Дазай, переводя взгляд на его светлую макушку. — Чуи, говорю, тут нет. «У него что, глаза на затылке?», — проносится в голове у шатена. — А мне то что? — пытаясь придать своему голосу безразличности, выдает он. В ответ Накадзима усмехается как-то уж слишком весело. Будто он видит любую ложь друга, сам знает весь поток его мыслей и даже что-то больше, о чем сам Осаму еще даже не подозревает, и словно это его забавляет. — Да, действительно, сорян, ошибся. Тебя же, конечно, не интересует где находится твой коллега и почему его нет на работе. Конечно же, тебя не интересует, а вдруг с ним что-то случилось, раз он не пришел. И конечно же, тебя совершенно не интересует, вообще ни капли, где находится Акутагава, чтобы расспросить его о Накахаре, — с веселостью, да на одном духу, произносит Накадзима, все еще ведя их куда-то. Осаму задержал дыхание: он действительно все знает! Все мысли Дазая! Вдруг он резко замирает, глаза его за что-то зацепились и улыбка светловолосого становится шире. — Кстати, вон Акутагава. Дазай прослеживает за взглядом друга и взаправду натыкается на менеджера Чуи. Он стоял, облоктившись об стенку и попивая покупное кофе. Запястье шатена выпускают и он даже не успевает подумать об этом, его слегка подталкивают в спину: — Иди. Осаму хотел возмутиться и опровергнуть слова Ацуши, мол, нет, мне не надо к нему, но он вовремя запнулся об свои же мысли, не смея открыть рта. Актер, постояв секунду, все же молча двинулся вперед. Он варьировал между людьми, ловко обходя их, и когда стал приближаться, понял, что Рюноскэ с кем-то говорит: в ухе у него беспроводной наушник, а сам он время от времени открывает рот, отвечая собеседнику. Дазай уже хотел развернуться и не мешать, но серые глаза заметили его. — Знал бы ты, кто ко мне подошел, обзавидовался! — воскликает менеджер. Видимо, на том конце прозвучал вопрос: «Кто?» — и потому ответил: — Твой дорогой хорек, — и заливается в смехе. Дазай сразу понял, что тот говорит с Накахарой и он еле сдержался, чтобы не свалить оттуда. Все же, после того, что случилось в гримерке, очень тревожно было встретиться с Чуей лицом к лицу. Но даже сейчас, пусть они и не видят друг друга, понервничать заставляет. — Видимо, у него вопрос ко мне, так что давай пока-пока! — и он достает наушник из уха, погружая его в кейс, и лишь тогда отдает свое внимание собеседнику. — Ты хотел что-то спросить? — У меня много вопросов по поводу фразы «твой дорогой хорек», однако я воздержусь, — пренебрежительно говорит шатен. Осаму какое-то время молчит, перекатываясь с пяток на носки, словно сомневаясь, стоит ли произносить то, что он хотел. Одна половина его очень желала получить ответ на свой вопрос, вторая же буквально умоляла нести отсюда ноги, типо, какое тебе дело, Дазай?! Осаму какое-то время молчит, перекатываясь с пяток на носки, словно сомневаясь, стоит ли произносить то, что он хотел. Одна половина его очень желала получить ответ на свой вопрос, вторая же буквально умоляла нести отсюда ноги, типо, какое тебе дело, Дазай?! Он раздраженно выдыхает и все же, наплевав на все, спрашивает: — Где Чуя? — и этими двумя словами вызывают усмешку у Рюноскэ. «Да что их всех это веселит?» — негодует актер, искренне не понимания всей этой забавы со стороны других людей. Правда, Акутагава ничего на этот счет не сказал, а спокойно ответил: — У доктора. — Что? — У доктора он, — повторяет менеджер, выкидывая картонный стаканчик в мусорку. Кофе закончилось. Осаму непонимающе хлопает глазами, а сердце медленно окутывает тревожность. — Спина ему болит, двигаться больно, тыры-пыры, поэтому я его к врачу отправил. Он уже закончил и едет к нам, — поясняет парень. И Дазая словно ударили под дых. Он вспоминает, как отпихнул тогда от себя Накахару и с какой силой он мог удариться спиной об диван. Ему тут же становится невыносимо стыдно за свои действия, ему хотелось бы уткнуться лицом в подушку и протяжно простонать, параллельно покрывая себя всеми известными матами. Но такой возможности сейчас не имеется: все, на что он способен, это стыдливо поджать губы и опустить взгляд. По Рюноскэ не сказать, что он в курсе в чем дело, но может, тот просто искусно скрывает все. Осаму не заметил, как менеджер с ним попрощался и куда-то пропал. Обнаружил это лишь когда поднял голову и увидел перед собой пустое место. Шатена стали постигать разные мысли, но больше всего его волновало насколько все серьезно. «Идиот, идиот», — раздраженно повторяет про себя актер, идя в гримерку. «Какого хуя ты вообще толкал его», — спрашивает он у себя, закончив переодеваться в съемочную одежду, и уже покидая помещение. «А если бы ты, гений, еще сильнее бы? Сделал бы его калекой» — загоняться, так загоняться по полной. Шатен, пока наблюдал за съемками издали, уже успел придумать тысячу и один вариант развития событий, которые могли бы произойти с Чуей. «А если бы…» — очередная жуткая мысль посетила его голову, пока он направлялся к режиссеру, ведь теперь его сцена, однако он не успел развить ее: со стороны парковки послышался шум машины и спустя секунду появился Чуя, вышедший из салона. Шатен замер, уставившись на коллегу. Он шел неспеша, не так, как всегда, и на то были ясные причины. Кажется, он даже иногда хотел было схватиться за спину или скорчить болезненную гримасу, поскольку ощущения были не самыми приятными, но он стойко держался. По пути парень со всеми здоровался и ярко улыбался, извинялся за опоздание и всем отвечал: «Все в порядке, ничего серьезного». Они, пересекаясь взглядами с Акутагавой, кивнули друг другу и рыжик показал глазами, что пойдет в гримерку. Дазай, конечно же, мог просто остаться тут и дождаться, пока тот придет обратно. Тем более, сейчас должны его снимать, но… — Осаму! — окликают его удивленно. — Ты куда? — кричат вслед, однако Раян так и не получил ответа. В итоге, он просто махнул рукой, мол, бог с тобой, вернешься же. но он не смог стоять и ждать. И так прождал слишком долго, накрутил себя слишком сильно, ему требовалось. Ему жизненно необходимо было прямо сейчас извиниться и разузнать как Чуя себя чувствует. Актер сам не заметил, как с быстрого шага перешел на бег. Он не заметил, как часто бьется его сердце и как подрагивают его руки. Совсем скоро он нагнал Накахару, тот уже поворачивал, как до него донеслось: — Чуя. Рыжик удивленно застыл и оглянулся: перед ним запыхавшийся шатен, что тяжело дышал. Его карие глаза бегали по всему Накахаре, что слегка смущало. Однако, потрясение, что сам Дазай заговорил первым, так еще и без привычного холода, а также зачем-то бежал за ним, было сильнее. — Осаму? Ты чего? Что-то срочное, что ты так бежал? — Я… Нет… Просто… — слова получаются обрывистыми из-за частых вдохов-выдохов. Он приводит дыхание в норму и лишь тогда получается нормально говорить: — Как ты? — Хорошо? — опешив от такого, Накахара сам не заметил своей вопросительной интонации. — Нет, я имею ввиду, как твоя спина? — Спина? — глупо переспрашивает рыжик и вдруг его осеняет. Его лицо всего на секунду приняло странный, нечитаемый вид, а после губы растянулись в привычной улыбке. — Все в порядке, ниче… — Не говори мне, как и всем. — А? — Я не такой, как они, — серьезно говорит старший, устремив взгляд карих глаз прямо напротив, в голубые. — Меня действительно волнует как ты, а не как их, лишь для приличия спрашивают. — А ты разве не ради приличия? — усмехается тот, сощурив глаза. Но увидев суровое выражение лица, ему ответа не потребовалось. — Хорек, не волнуйся. Легкий ушиб позвоночника, мелочи жизни, — он легко взмахивает рукой, показывая всю свою беззаботность по поводу этого. Похоже, его это действительно не волновало, чего не сказать про Дазая. Совесть изнутри стала грызть с такой силой, что могла бы поглотить всего парня за пару минут. — Извини. — Даза-ай, да ты чего, — смеется рыжик. — Я не хотел тебя толкать. — Я все понимаю, я же не злюсь на тебя. Какое-то время между ними повисает тишина. Они просто молча глядят друг на друга, не замечая, что расстояние с четырех метров сократилось до полутора. — Почему? — Почему не злюсь? — непонимает младший. — Почему ты ведешь себя так, будто ничего не случилось? — как-то уж слишком обреченно спрашивает Осаму, опуская взгляд. — А что случилось? — Чуя. — Дазай. Вновь повисает это молчание и шатен не сдерживается: он взвывает, словно волк под луной, и, запустив руки в каштановые волосы, спускается по стене вниз. Теперь он сидел на корточках, буквально спрятав лицо в собственные колени. Он так многого не понимает, так сильно себя ненавидит, так много чувствует, что дурно становится. — Блять, — шепотом срывается с его губ. Слышатся шаги, а потом боковым зрением он видит, что Накахара присаживается рядом с ним. Плечом к плечу. Раньше, наверное, старший бы отпрянул, будто от заразы, однако теперь то-ли действительно не хотелось, то-ли на это не было сил. — Осаму, — негромко окликают его. Но он решается обернуться не сразу, лишь спустя секунд семь он поворачивает голову к собеседнику. Рыжик, сложив руки на коленях, смотрел прямо на Дазая, мягко улыбаясь. Кажется, их лица впервые так близко находятся: их разделяет буквально около двадцати сантиметров. — Не думай много насчет того, что произошло позавчера. Я никому не рассказывал и не расскажу, клянусь, сэр! — он поднимает ладонь ко лбу, словно солдат, и тихонько смеется. Старший сам не сдерживает легкой улыбки, что не скрывается от взгляда младшего. Его голубые глазах зажглись теплым огоньком. — И я ничего не думаю на этот счет. Я не собираюсь допрашивать тебя, пытаясь разузнать, что вызвало у тебя такое. Наверняка это личное, чего я не достоин знать, мы же просто коллеги, — кажется, последнее предложение было пропитано капелькой печали. — Я буду таким же, как и всегда, так что, не парься на этот счет, хорек. И снова тишина. Она уже конкретно давила на уши, но никто не осмеливался закончить разговор первым, чтобы прекратить это. — У меня был горький опыт в отношениях, когда мне было четырнадцать, — вдруг начал Осаму, заставляя Чую шокированно раскрыть глаза. Он не думал, что шатен может поделиться с ним чем-то… личным. — Человек нанес мне неплохую травму, которая преследовала меня около трех лет. Потом я начал посещать психолога, все это утихло. Как я думал. Но в тот день воспоминания вновь посетили мою голову и получилось так, как получилось, — он осторожно избегал тех слов, что могли вызвать недоумение у рыжика. По типу, отношения с парнем, а также то, что позавчера все началось из-за мыслей о, как раз-таки, самом Чуе. А Накахара никогда не мог подумать, что с той самой их прогулки, он сможет узнать про Дазая что-то еще. Он не мог даже мечтать, чтобы снова по-душевному поговорить с ним, ощутить тот комфорт, что раньше. Он не мог представить, что его сердце однажды перестанет так сильно колотиться, а тело предательски дрожать при виде его. И пусть Осаму говорит лишь в общих чертах, не углублялся сильно в подробности, это было намного лучше, чем ничего. И Чуя ему действительно… — Спасибо. благодарен. Он ловит непонимающий взгляд карих глаз и спешит разъяснить: — Я рад, что ты снова поделился со мной чем-то. Осаму не отвечает, просто кивает. Они так сидят еще минуту, пока не вспоминают, что вообще-то сейчас рабочее время и если они еще задержатся, то их пойдут искать. Дазай пошел в сторону съемочной площадки, а Накахара, как и ранее, в сторону гримерки. И может у шатена вновь будут качели, может при следующем их диалоге он снова будет холодный, как лед, может вся душевность и искренность снова пропадет с их взаимоотношений… ну и пусть. Ладно. Рыжик уже неимоверно счастлив, что он снова смог почувствовать то же самое, что и в их первую прогулку. Так счастлив, что его буквально разрывает изнутри.