Влюбленные коллеги

Погода не соответствует началу ноября: сегодня вместо серых унылых туч на небе светило солнце, а ветер был вовсе не сильным, что сдувал бы с ног, а приятным, еле колышащий волосы. Такое уже третий день подряд, так что жители города Лестера временно сняли свои осенние куртки, заменив их различными кофтами, худи, свитшотами и джинсовками. Чуя недавно проснулся, хотя время близилось к шести вечера. Просто он лег лишь под утро, увлеченный каким-то сериалом. Он так сильно его заинтересовал, что взахлеб и досмотрел. Правда концовка ему не понравилась: нелогичный финал, по его скромному мнению. Сейчас, проснувшись, он слегка ощущал себя в прострации и не понимал, что-он-где-он-кто-он. Голова еще чутка болела после столь длительного сна, но в целом, после выпитой чашки кофе, он плюс минус пришел в себя. В этот раз свободных дней от работы увеличилось: вот уже второй день актер лентяйнечает, перекатываясь с одного бока на другой. — Кажется, нужно поделать что-то полезное, — думает Накахара, лениво перемешивая кофе в кружке. Лежать и ничего не делать это, конечно, высшая степень прекрасного, однако рыжик же совсем облениться, что потом на работу даже не встанет. Так что определенно нужно что-то сделать. Может не столь полезное, но хотя бы за пределами кровати. Но что же? Парень пытался напрячь мозги, в голове его мелькали разные идеи, но это все не то. Каждую он отвергал по той или иной причине, по итогу оставшись ни с чем. Тяжело вздохнув, он допил горячий напиток. Оставил кружку на столе — потом как-нибудь помоет. Наверное. Если не забудет. И направился в свою комнату, смирившись, что, ну все, ну вот как-то так, сама вселенная ему намекает, что ничего делать не стоит. С мелкими угрызениями совести, Чуя уже направлялся в сторону дивана, как вдруг голубые глаза зацепились за что-то белое, прячущееся за тканью серой шторы. Или же вселенная намекает ему на кое-что другое. — Я давно этого не делал, — задумчиво тянет парень, все еще сомневаясь, стоит ли браться за это. Он, безусловно, любил это дело, но рыжика давно не настигало вдохновение. Ни малейшей мысли, что можно было бы изобразить, а также страх, что после длительного отдыха, у него просто не получится. Да и, кажется, красок у его нет… и карандашей… маркеров… «Глупые отмазки», — шепчет сознание. Решено. Накахара уверенно подходит к окну и дергает ткань шторы — взору представляется чистый белый холст. Кажется, слегка покрытый пылью. Он так долго стоял никому не нужный, что даже выглядел как-то уныло. Или Чуя уже совсем головой поехал. Из-за шкафа парень достал мольберт и оставалось найти лишь коробку с красками, кисточками и всей художественной фигней. Если, конечно, она осталась. Последний раз он брался за рисование год назад. В тот раз на него накатила какая-то сильнейшая самокритичность, которая вылилась в истерику, ведь «все не так, все криво, краска не так легла, кисть слишком толстая, слишком тонкая, получилось не по живому». Такое было всего дважды, но после Накахара долго не мог снова заставить себя что-либо нарисовать, боясь, что опять все будет ужасно. Он стал рыться в шкафах, полках, под кроватью — где угодно, ведь эта злочастная коробка могла быть в любом уголке этой квартиры. Но Накахара явно никак не ожидал, что она окажется… в ванной? Серьезно, край коробки виднелся из щелочи между ванной и плиткой. — Каким только образом? — удивляется сам себе парень. Он, видимо, не решился ее выкинуть, так что выбрал спрятать ее туда, где никто не ожидает, а значит и искать там не будет. Гений и только. Рыжик проходит в комнату, устанавливает холст на мольберте, надевает свою запачканную красками одежду, которая уже не выстирывается, берет палитру, кисточку в руки и… a что рисовать? Парень двигал ладонью вниз-вверх, вправо-влево, не зная, откуда начать, что изобразить. Пытался в голове создать какой-нибудь пейзаж, которые он так любит рисовать, но что-то ничего не придумывалось. Он так и простоял перед белым полотном минут пять, махая кистью в воздухе. — Так, ладно, — говорит он сам себе, собираясь. — Главное начать, да? — он словно ждет, что кто-то ему ответит, кто-то подаст голос, скажет, что все хорошо, у него все получится. Но он забывает, что живет один. Поэтому он самостоятельно отвечает: — Да. Рука потянулась к баночке краски: открыла ее, макнула кисточку в густую массу, а потом скользнула по холсту, выводя волнистую линию. Потом снова. И еще, еще, еще. Он брал то темнее, то светлее оттенки, отлично знал куда какой нанести, как сочетать, где лучше провести толстую линию, а где тоньше. Постепенно стало что-то вырисовываться. Накахара увлекся: его голубые глаза горели искрами, он с энтузиазмом заполнял белое пространство, совсем не соображая, что именно рисует. Нет, где-то на подсознании он понимал, но это лишь на подсознании. Где-то глубоко-глубоко внутри, так глубоко, что не дотянешься. Лишь спустя время Чуя решил отойти от мольберта на пару шагов, чтоб посмотреть издали как все это выглядит. И тогда он замер, словно пригвозденный к полу, улыбка его померкла, губы немного приоткрылись в удивленном: «А?». Он думал, что рисует… ладно, ничего он не думал. Его просто подцепил ветер вдохновения, понеся за собой, и Накахара уже не мог остановиться. В любом случае, как все могло выйти так? Как так вышло, что теперь с холста на него смотрят пара карих глаз с шоколадными вьющимися волосами? И не просто каких-то там «пара карих глаз с шоколадными вьющимися волосами», а именно те, что принадлежат Дазаю Осаму! — Хааах, — сходит с его уст нервно. — Ты совсем ебнулся, Чуя, — обращается он сам к себе, отставляя краски. Все. На сегодня хватит. На завтра хватит. На неделю. На долгое время. Эта начатая картина — недоразумение. Ее стоит спрятать куда подальше, ведь парень заканчивать ее точно не будет, да и чтоб не напоминала лишний раз о себе. Холст быстро возвращается туда, где был: за плотную ткань шторы. Коробка убирается в дальний угол шкафа, а мольберт ставится к стенке. Кажется, Накахара снова долго не будет рисовать. И все из-за этого чертова Осаму. Ну почему именно он? Почему из всех-всех знакомых ему приспичило нарисовать хорька? В голове снова много мыслей. Так много, что они буквально давят. Рыжик принимает мудрое решение — сходить прогуляться. Свежий воздух всегда помогает прийти в себя, тем более, погода шикарная, зачем сидеть в четырех стенах. Забавно, что до этого парня вполне устраивало сидеть дома, никуда не выхоля. Он сменяет свою запачканную одежду на ту, в которой не стыдно показаться на люди и, нацепив кеды, захлопывает дверь. Лифт для слабаков. Он летит вниз по ступенькам, так быстро, что пятнадцать этажей кажутся уже и не такой громадной высотой. Подъездная дверь отворяется и в лицо ударяет приятный ветер, что забирается под худи, заставляя кожу покрыться мурашками. Накахара пожалел, что он решил наплевать на футболку и просто на голое тело натянул худак, ну да ладно. Сейчас уже не важно. Солнце уже заходило за горизонт, лишь слабые лучи освещали землю. Он направился туда, куда глаза глядят: прошел вперед, потом направо, снова вперед, а потом налево… или все же направо? На самом деле, рыжик не запоминал, не потеряется же, верно? Живем в двадцать первом веке, по картам всегда придет к дому. Парень с улыбкой оглядывал все вокруг: старые и новые дома; детские площадки, на которых резвились дети, а рядом стояли их родители, с безграничной любовью смотря на свое чадо; на куда-то спешащих людей со стаканчиком покупного кофе и с портфелем на плече. Так много людей, у каждого своя история, проблемы, радости. Чуе очень все это интересно, ему хотелось бы узнать всех-всех людей, познакомиться с каждым, узнать о их внутреннем мире. Конечно, это невозможно, но никто не отменял мечты. Накахара забрел в какой-то незнакомый ему двор. Тут было совсем пусто, что отличало его от других, где было очень людно. Это место манило своей загадочной тишиной, так что парень решил остаться тут. Усесться где-нибудь на качели, возомнив себя подростком, и, катаясь, думать о разном. А может не думать. Может слушать любимые песни на телефоне, негромко подпевая, таким образом отключившись от внешнего мира, уйдя в свой собственный. Таковы были планы рыжика ровно до тех пор, пока он не прошел мимо небольшого дворого стадиона, рядом с которым валялся никому ненужный баскетбольный мяч. В школьные года Накахара любил играть в этот вид спорта. Что уж тут, он был в сборной школы, участвовал в соревнованиях на городском уровне. В той же команде у него было два близких друга, с которыми они просто потерялись из-за времени. Интересно, как они? Все ли хорошо? Занимаются ли они сейчас тем, что им нравится? Улыбаются ли так часто, как раньше? Как-нибудь надо найти их в соц. сетях и написать. Так вот. Накахара так давно не то чтобы не играл, даже не касался этого мяча, что сейчас пройти мимо просто грех! Приятные воспоминания наполнили сердце теплом и Чуя наклонился, чтобы поднять мяч, однако скорчился от легкой боли. Спина не совсем прошла, все еще напоминает о себе. По-разумному, стоило бы отложить эту затею и не тревожить ушиб, но парень уже слишком загорелся, чтобы пройти мимо. Все-таки подняв мячик, парень направился на стадион. Словно как знал, он обул те кеды, подошва которых не скользит по резине. Это ли не счастье? А то в школьные годы был момент, когда Накахара, по случайности, одел скользящую обувь, так он тогда раз сто упал, даже умудрился просто стоя на месте. И смех, и грех. Сама поверхность стадиона была темно-синяя с белыми полосками, а с двух разных сторон на решетке висели баскетбольные кольца. Классика, в принципе. Чуя попытался закинуть мяч на близком расстоянии — просто вспомнить как это вообще делается. А после обрадовался как маленький ребенок, когда все же попал. Попробовал на более дальнем — тоже получилось. Что насчет трехочкового? Он повел мяч — боже, сколько трепета и радости было у него от столь простого действия. Парень действительно безумно любил баскетбол. У него был врожденный талант, как говорили многие. Отец с самого детства это обнаружил, так что изначально он тренировал его сам: на собственном участке покрыл небольшую площадь резиной и купил установку с кольцом. Маленький Накахара проводил там чуть ли не все свое свободное время, домой затянуть его было той еще задачей. А после он пошел в секцию, позанимался там отсилы год-полтора, да ушел. Не сложились отношения с ребятами, как бы он не старался. Те с открытой неприязнью к нему относились, поскольку у рыжика получалось все, абсолютно каждое задание, что давал тренер, он выполнял его блестяще. А у других не всегда так получалось, вот они и бесились. А потом уже, через год, вступил в школьный кружок, где нашел друзей, с которыми они дружили до выпуска из школы. Подпрыгнув, он кинул мяч точно по траектории к кольцу. Попадет и в этот раз. Точно. Приземляясь, Накахара заметил краем глаза силуэт. Неужели тут есть живые люди и это не район, охваченный апокалипсисом. Парень метнул взгляд в сторону незнакомца и его глаза тут же округлились. Там, за решеткой, сложив руки на груди, стоял парень с въющимися темными волосами, со всей внимательностью наблюдая за рыжиком. Те самые карие глаза, что были у него на холсте. Давно он там стоит? — Осаму? — словно еще сомневаясь, он ли это, спрашивает Чуя. — Осаму, — утвердительно произносит тот. — А ты как это тут, чего тут? — Дазай вздергивает бровь, усмехаясь. Боже, он усмехнулся! Видели, да? Усмехнулся! Хорек! Рыжик не сдерживает легкой улыбки. Старший кивает себе за спину, на стоящий позади дом: «Я живу тут». — Живешь? Тут? Серьезно? — Нет, шучу, — и тут Накахара действительно запутался. — Я вроде не занимал твое место клоуна. — Ты невыносим, тебе говорили? — взмаливается младший. — Нет, но мне говорили, что я раздражающий. Даже дважды, — делает отсылку Осаму, надеясь, что второй уловит суть. Между ними повисает тишина, пока шестеренки в рыжей голове крутятся, пытаясь сложить пазл. — Ты такой раздражающий, тебе говорили это? — и когда Дазай уже хотел было открыть рот, второй быстро среагировал и накрыл его губы ладонью, не давая произнести ни слова. — Молчать. Не беси меня ещё сильнее, хорек. — Тебе говорили, что ты ужасно раздражающий? Секунда и двор заполняется звонким смехом Чуи, что даже сложился пополам. Точно! Вспомнил. Та самая их первая прогулка. Тогда Дазай его так сильно выводил, что кошмар, вот он и выдал эти фразы. И он помнил тот их день. Это… грело сердце Чуи. — Ай ты блин, — возмущается младший, как только перестал смеяться и обернулся на спокойно лежащий мяч. — Я из-за тебя не увидел попал ли я. — До этого попадал и сейчас, думаю, попал, — не успел Накахара задать вопрос: «Ты что, наблюдал за мной все время?», Осаму быстро сменил тему, словно знал это наперед и опасался. — Откуда ты так хорошо играешь? — Сам учился, в секцию ходил, был в команде, — рассказывает рыжик, подходя к мячу и поднимая его. Он недолго смотрит на него, явно что-то усердно обдумывая, по обычаю поджимая в такие моменты губы. — Осаму, — окликает он старшего, привлекая внимание. — А ты куда-то идешь? — Иду? — повторяет парень. И, кажется, здравый смысл подсказывал ответить утвердительно, мол, да, он идет, он занят, спешит, однако с губ слетело совершенное иное: — Нет. Никуда. Просто так вышел. — Правда? — голубые глаза загораются огоньком. — Тогда давай ко мне! Мне тут скучно одному. — Еще чего, — фыркает шатен. — Ну хоре-е-ек! Неужели ты бросишь своего коллегу одного? И честное слово, Дазай хотел сказать «нет», хотел уйти, пойти домой и продолжить смотреть начатый сериал. Нечего ему тут делать с этим, не нужно ничего тут делать с ним, но… «Разве ты не рассчитывал на это?» — с усмешкой шепчет подсознание. И правда. Разве не он, услышав шум во дворе и выглянув, увидел там Накахару, после чего решил выйти? Разве не он, постояв какое-то время у подъезда, наблюдая издали, решил все же подойти ближе? Разве не он хотел, чтобы его заметили? Разве не он сказал, что «у него нет дел», лишь бы рыжик позвал к себе? Это он. Это все он. Почему? Он без понятия. Но позволил своим непонятным желаниям и хотелкам сегодня взять вверх. Чуя, получив очередной отказ, открыл рот, чтобы снова предложить, но он вдруг не произнес ни слова. Парень, словно немой, просто раскрыл губы. Он… испугался? Сдался? В общем-то, он побоялся дальше звать Осаму, ведь тот мог вновь включить в себе льдышку из-за надоеданий. Это последнее, чего хотел бы Накахара. Ему очень нравится вот так просто общаться с шатеном, смеяться, видеть его короткие и слабые улыбки, не видеть между ними той ужасной, колючей стены. Возвращаться в то состояние, когда младший, видя Дазая, пугался до дрожи в коленях. Это было отвратительно. Пускай уходит, ничего страшного. Рыжик и сам тут поразвлекается, наедине со своими мыслями, все в порядке. Только пусть все дальше будет, как и сейчас: легко, беззаботно, комфортно. — Ладно, — неожиданно разносится со стороны коллеги. — Упросил, — и делает такой вид, будто сам всеми фибрами души не хотел сюда, к нему, провести с ним время. Он не знает, почему у него такие желания, но и разбираться не хочет. — Ты если не хочешь, то не надо, — говорит он, видя все «не желание» шатена. Странно, раньше его это не останавливало. — Меньше слов, — просто говорит второй и выхватывает мячик из чужих рук. — Правда, я последний раз играл в лет пятнадцать? — он чуть призадумывается, вспоминая прошлое. — И не то чтобы был хорошим игроком. — Да ладно тебе, это же не реальный матч, — Чуя отходит на вторую часть поля и становится в готовящуюся стойку. — Вперед. Дазай выпускает мяч из рук и он падает, отбиваясь от резины. Дальше дело просто: веди мяч, да и все. Но не каждый может бежать, смотря вперед, и не потерять мяч. В это число входит и Осаму. Чтобы он остался рядом с ним, шатену нужно смотреть на него. Накахара, заметив это, с забавой улыбнулся. Он словно наблюдает за маленьким ребенком, что учится играть. Рыжик, конечно поддавался, дал пару раз обойти себя и возможность попасть в кольцо. Дазай же, как бы не пытался, не смог скрывать своей радости каждый раз, словно это огромная победа. А Чуе нравилось видеть коллегу таким: простым, легким, радостным. Словно этот человек, что сейчас с ним, не имеет ничего общего с тем холодным, источающим лишь одну злобу, которого он так боялся. — Попробуй обойти, — говорит шатен направляющемуся на него Накахаре с мячом. Тот бегал глазами вправо-влево, думая, как лучше пробраться к кольцу. — Проще простого, хорек, — весело отвечают ему. Он через две секунды оказывается совсем близко, собираясь совершить обманный трюк, однако кто знал, что все получится так? Кто знал, что шнурки, оказавшись предателями, развяжутся и рыжик, наступив, полетит вниз? У Осаму реакция очень хорошая — это то, чем он действительно мог похвастаться. Достаточно было сделать шаг и выставить руки, чтобы Накахара не почувствовал на вкус грязную резину. Но из-за того, что все произошло достаточно резко и неожиданно, сам шатен не смог устоять на ногах и парни плюхнулись на землю. Какое-то время они молчали: Осаму переводил дыхание, а Чуя, что лежал лицом на чужих коленях, вообще не двигался. Он там живой вообще? Иль помер? И только Дазай хотел задать этот вопрос, как тело коллеги начало медленно, нарастающе содрогаться. Плачет? — Чу… — но не успел он даже закончить, как двор погрузился в звонкий смех. Рыжик перевернулся, теперь предоставляя взору карих глаз его лицо. Шатен засмотрелся: сейчас, когда мелкие солнечные лучи касались его белоснежной кожи, около глаз образовалась паутинка, а губы растянуты в лучезарной улыбке, чуть оголяя верхний ряд зубов, оно было по-особенному обворожительным. — Ты мой герой! — сквозь смех произносит младший. — Если бы ты меня не словил, на моем лице точно было бы пару царапин или легких синяков. Акутагава бы меня убил! — он к концу успокаивается и, смахивая слезинку, открывает глаза, тут же встречаясь с чужими. — Спасибо. Их зрительный контакт длился неправильно долго для коллег. Каждый из них утопал в глазах напротив, не совсем осознавая этого. Но сейчас они тут одни, никто и ничего им не мешает, правильно? Никто не придет и не скажет «Это неправильно!», так что… так что им плевать. Они просто завели диалог обо всем и ни о чем. — Знаешь, когда я был маленький, — начал рассказывать очередную историю Чуя, которая, кажется, была по счету уже третьей, переведя взгляд на быстро темнеющее небо. Только что же солнце светило, нет? — Я по ошибке и незнанию надел кроссовки, что вообще не подходят для покрытий стадиона. И знаешь что? Когда нам сказали пробежать сто метровку, я еле остался живым! Они ужасно скользят! — Осаму чуть улыбнулся, представив картину вечно скользящего рыжика. — Смешно тебе? А я страдал! По итогу, я не смог вынести это и просто снял эти кроссовки, продолжая заниматься в носках. Тренер тогда долго смеялся с меня, а вот маме, когда она увидела мои белые, которые уже не были белыми, носки, что-то не было смешно. — Отстирались? — Я час, наверное, стоял над тазом и пытался их отмыть! — негодует Накахара, всплескивая руками. — Это как будто были мои послед… — не успел он договорить, как его щеки коснулось что-то щекочущее, заставляя замолкнуть. Рука шатена, кажется, рефлекторно потянулась к чужой щеке — он явно не подумал. Потому что если бы подумал, явно не стал бы такое делать. Только не с Чуей. — Листик, — говорит он, словно объясняясь, и убирает с лица рыжика его. Он совсем невесомо дотронулся до кожи, пустив будто мелкий разряд, из-за чего младший на секунду задержал дыхание. Это движение было несколько интимным, Между ними повисла тишина, они лишь глупо смотрели на друг друга, хлопая ресницами. И, наверное, верным решением былл бы сейчас встать и продолжить игру, тем самым отпустить эту ситацию и отвлечься, но… но Накахара не хотел. Ему было по душе все также лежать на коленях старшего, смотреть на небо, искать там появляющиеся звездочки и рассказывать что-то. Он всегда был тактильным и не стеснялся этого, как и сейчас, но кое-что на данный момент все-таки отличалось от обычных взаимодействий с кем-либо. Отличие заключалось в нечто теплом, что грело изнутри именно при контакте с Дазаем. Осаму всегда, с самого первого дня вызывал у рыжика кучу эмоций, мыслей и чувств — как-то так вышло, — поэтому Чуя хотел бы не придавать значения тому, что ощущает сейчас. Однако получалось не слишком хорошо. Шатен смотрел прямо в голубую бездну, в безграничный океан, которое манило к себе, заставляя нырнуть. Он не смог выдержать — соскользнул взглядом на чужие щеки и когда присмотрелся, заметил еле видные веснушки. Это выглядело невероятно мило. Они слишком шли ему, сочетались с его внешностью. Дазай почувствовал, словно что-то с силой бьется в его подсознание, пытаясь предупредить о нечто важном, стараясь отгородить от этого и призвать отступить. «Не надо, хватит, уходи, прочь», — отдаленно доходит до него, но он впервые за безумно долгое время почувствовал себя невероятно хорошо. Он наконец снова ощутил тепло рядом с человеком. Он вспомнил какого это, буквально физически чувствовать исходящий чужой комфорт, какого это чувствовать легкость внутри и свободу. Парни оба еще не знали, что это. Они оба предпочли бы, наверное, не знать. Они бы просто хотели вот так и дальше лежать, смотреть друг на друга и не париться ни о чем. Спустя какое-то время рыжик неловко, даже по-началу несмело продолжил свой рассказ. Совсем скоро небо полностью стало темным-темным и его застелило полотно ярких звезд. Чуя любил ночь и все, что с ней связано. Он вдруг тыкнул пальцем на одну группу звезд, что по его мнению гармоничнл рядом разместились, и вдруг Дазай сказал, что это созвездие Орион, заставляя младшего увлеченно перевести на него взгляд. Он попросил рассказать про Орион и оказалось, что шатен много знает про астрономию. Очень любил этот предмет в школе и до сих пор читает какие-либо книги, статьи по этой теме. — Еще. — А? — переспрашивает Осаму, опустив взгляд на рыжика. — Расскажи еще мне что-нибудь про это все. Он смотрел так пристально и заинтересовано, что отказать просто нельзя было. Никогда Дазая не просили о чем-то подобном, для всех эта тема была всегда скучной, хотя желание поделиться этим было огромным. Но этот парень… Чуя невероятный. Где-то глубоко внутри шатен признал это. Старший говорил и говорил, чертил пальцем созвездия на небе, чтобы Накахара понимал, делился какими-то теориями про вселенные, космос, что будет через миллиарды лет. Он был так увлечен своим монологом, как и сам младший, что они не уследили за временем. В многоэтажках осталось лишь пару окон с включенным светом, тогда как уже большинство погрузились в темноту. — Мы, кажется, засиделись, — говорит шатен, посмотрев на время — одиннадцать вечера. Они просидели вот так два часа. Накахара еле удержался, чтобы огорченно не простонать — как же не хотелось все заканчивать. Остановите время, пожалуйста. Но ничего не поделать, к сожалению, тут не появится какой-нибудь маг, что по одному желанию выполнит все, что угодно. Время действительно позднее. А может у Осаму какие-то дела дома, а он его тут держит? Может его там любимая девушка ждет или даже жена? А он тут сидит с рыжиком. Правда, Чуя не знал, что дома никто не ждет Дазая. Что в его квартире много лет не было никого, кроме него самого. Что каждый раз возвращаясь домой, в это одиночество, он ощущал невыносимую унылость. Шатен не был похож на того, кому нужен был бы человек рядом, на того, кто хотел бы нуждаться в ком-то, на того, кого каждый раз это одиночество убивало. Но он, на самом деле, был таковым. — Откуда я вообще пришел? — задумчиво произносит младший, оглядываясь по сторонам. Он пришел сюда, находясь в собственном мире и мыслях, так что совсем не запоминал дорогу. — Не знаешь куда идти? А где ты живешь? — интересуется Дазай, который прекрасно знал местность. Ему называют улицу и он, подумав пару секунд, вспоминает где это. — Я могу тебя провести. Накахара удивленно оглядывается, выдавая тихое: «А?». В этом, если быть откровенным, не было нужды, поскольку он мог просто включить навигатор и дойти самостоятельно, однако. Разве он станет отказываться от возможности еще немножко побыть вместе с шатеном? Конечно нет. И он соглашается. Парни шли под общий негромкий смех, какие-то диалоги и даже включали пару песен, тихо подпевая. Встретили дворовых котов и чуть посидели с ними, одаривая пушистых лаской. Потом возобновили путь и совсем скоро дошли до нужного подъезда. Они дошли за полчаса, хотя можно было это сделать за минут пятнадцать. Но каждый из них неосознанно замедлял шаг, старался растянуть время. Но не признается в этом. — Вот и все, — говорит с легкой улыбкой Чуя, остановившись около подъездной двери. — Спасибо за вечер. «Спасибо за такой прекрасный вечер», — утонуло в собственной голове. — И тебе спасибо, — также благодарит Осаму, перекатываясь с пяток на носки. — Мне понравилось. — Ух-ты, правда что-ли? — задорно улыбается рыжик, тыча пальцем в чужую грудь. — Хорьку что-то может нравится, удивительно! — напущенно удивленным голосом воскликает он. — Кто из нас еще невыносим? — и они оба начинают смеяться. Вечер подошел к логическому завершению. — Что ж, тогда до съемок, клоун. — До съемок, хорек, — кивает младший и они оба разворачиваются: Чуя к домофону, а Дазай к ступенькам. Второй уже спустился вниз, ступив на тротуар, как позади раздался голос, что был несколько нерешительным: — Осаму. Старший обернулся, однако увидел лишь чужую спину. Ему показалось? Может это не он позвал? Но кто же тогда? — Пообещай мне кое-что. Не показалось. Это действительно был рыжик. — Пообещай, что при нашей следующей встрече ты будешь таким же, — он все также не смотрел в ответ, сжимая в руке ключи от квартиры, да с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Дазай понял о чем он. Еще бы не понял. Но он не мог обещать сто процентно, все-таки… на это есть свои причины и личные переживания. — Пожалуйста, — последнее, что произносит Накахара, после чего исчезает за железной дверью подъезда, не дождавшись ответа. Шатен недолго еще стоит, не моргая глядя на место, где минутой ранее был коллега. Что-то неприятным осадком осело в душе, заставляя почувствовать себя паршивенько. — Извини, — в пустоту говорит он.