самое страшное

Кэйе иногда казалось, что мир вокруг замер, когда Дилюк ушел. Это было противное ощущение — словно все застыло в ожидании его возвращения, которое могло и не случиться никогда. Кэйа устал надеяться на то, что когда-нибудь Дилюк его простит. Наверное, у него был миллион причин этого не делать, а за годы своих странствий он найдет еще столько же, чтобы навсегда распрощаться с Кэйей. Он вернется — и выгонит его из города, чтобы защитить свой любимый Монд. Он вернется — когда-нибудь — и Кэйа согласится уйти сам, если Дилюк попросит. Если Дилюк вообще захочет с ним разговаривать. И если он переживет свои ебучие приключения. Блядь, как же отчаянно Кэйа верил, что переживет. На самом деле время действительно текло странно. Иногда неделя проносилась так быстро, что Кэйа едва мог вспомнить, чем именно он занимался. А иногда день тянулся так долго, что Кэйа сходил с ума от скуки, меряя шагами кабинет. Он словно чего-то ждал. Он словно на что-то надеялся. Блядь, да он прекрасно знал, чего ждет и на что надеется. Как же отвратительно, что он не умел себе врать. Для надежд, конечно, не было никаких причин. Кэйа плавился в своей любви, в своей привязанности, которая и не собиралась угасать. Кэйа варился в своих мыслях и чаяниях, жалея о прошлом и думая о своем будущем. А потом появился Альбедо, и Кэйа, узнав его получше, подумал, что они оба застыли во времени. Мир вокруг менялся со скоростью урагана. В город прибывали новые путешественники, не задерживаясь надолго, рыцари организовывали бесконечные вылазки и экспедиции совместно с искателями приключений, исследовали территории вокруг, словно заново открывая уже знакомые, родные места. Альбедо даже разрешили обустроить лабораторию на Хребте, и все найденные там данные хранились в его кабинете в Ордо или в библиотеке Лизы, которая почти как никто другой ценила новые знания. Город жил своей жизнью, развивался и существовал, невзирая на драмы отдельно взятых жителей. Ему не было дела до того, как разбивались сердца и калечились души. И только они двое, казалось, жили вне времени. Альбедо, конечно, человеком в полной мере не был — спасибо Рейндоттир. Для него мир существовал иначе, подчинялся другим законам и правилам, которые для остальных людей могли показаться странными. Для него мир делился на другие категории, непривычные остальным. Кэйа же только сейчас стал ощущать непонятную, незнакомую прежде отчужденность от всех. Будто он так загнал себя своими собственными мыслями, что сам начал верить во все подозрения своего больного сознания. Будто он вернулся в то время два года назад, когда в каждом взгляде, в каждой фразе ему мерещилось, что его вот-вот объявят предателем и обвинят в измене. Кэйе думалось, что он все равно не вписывается в этот город. Что он недостаточно свободен, недостаточно жизнелюбив. Недостаточно… Просто недостаточно. Все это было лишь в его голове, и даже Альбедо говорил ему об этом. — Тебе не стоит так сильно поддаваться своим мыслям, — как-то сказал он Кэйе, когда они засиделись у Альбедо. В соседней комнате мирно посапывала Кли, крепко обнимая Додоко. Кэйа посмотрел на Альбедо, чувствуя, как давит на плечи усталость. Больше всего на свете сейчас ему хотелось, чтобы Дилюк уже вернулся в Монд — и все решилось. В пользу Кэйи или нет — было неважно. Лишь бы перестать, словно маятник, раскачиваться от отчаяния к уверенности, что все будет в порядке. С каждым днем сил на то, чтобы просто верить, слепо надеяться на то, что впереди ждет светлое будущее, оставалось все меньше, и Кэйа уже не знал, как еще можно себя подбодрить. — На твоем месте я бы радовался, что в твоем присутствии рыцарь позволяет себе отвлечься на собственные мысли, — отшутился Кэйа. Альбедо, конечно, был прав, потому что в последнее время Кэйа отвлекался слишком часто. И это было неподобающим поведением для рыцаря — капитана, чтоб его! — призванного защищать покой горожан. Альбедо ухмыльнулся. — Если когда-нибудь что-то случится, тебе не поможет даже полная боевая выкладка, ты ведь знаешь, — тихо произнес он. Да, Кэйа знал. Альбедо рассказал ему о своем прошлом и о том, что знал о падении Каэнри’ах со слов создательницы, примерно через месяц после знакомства, когда стало понятно, что связывает их гораздо большее, чем могло показаться на первый взгляд. Кэйа тогда даже не удивился. Подумаешь, еще кто-то, имеющий отношений к давно канувшей в лету стране. Да каждый день, блядь, такое случается, почему бы и нет. — Надеюсь, что самой большой драмой в моей жизни будет возвращение Дилюка, — грустно усмехнулся Кэйа. Ну, кто о чем, а он… А он был безнадежен в своей любви. — Правда? — Альбедо скептически выгнул бровь. — Боюсь, на большую драму, чем та, что ты сам себе устроил, вряд ли кто-то способен. Кэйа рассмеялся тихо, но искренне. В этой фразе крылась болезненная правда. В своих страданиях был виноват только он и никто больше. Он словно наслаждался этой болью, смаковал ее, разбирая на оттенки, как самое лучшее вино. Но… Может быть, он все-таки вписывался в Мондштадт, хоть и был уверен в обратном. Мондштадт был городом свободы, и Кэйа был свободен в выборе своего пути. Если он выбирал страдания… Что ж, город ветров благословлял своих детей, что бы они ни решали.