самое страшное

Кэйа вошел в свой кабинет и обнаружил на столе новое письмо с уже знакомой печатью в виде кита. Он удивленно взял конверт. Чайлд не писал ему уже довольно давно, что же могло случиться? Соскучился? Кэйа ухмыльнулся и вскрыл конверт, достал сложенный пополам лист. «Тот человек, имя которого мы упорно игнорируем, повернул обратно. Знал бы ты, какой пиздец он умудрился устроить на границах Снежной — понял бы мое желание его убить. Хотя сначала бы я с ним подрался — судя по всему, воин из него знатный. Думаю, теперь он вернется в Монд. Ты готов? P.S. Если все же надумаешь его убить — дай мне знать.». Кэйа почувствовал, как тело пробила дрожь. Дилюк повернул обратно. Пора собирать чемоданы. Кэйа достал чистый пергамент и написал короткий ответ: «Спасибо. Надеюсь, Фатуи повеселились, разгребая наломанные им дрова. P.S. Убивать я его не собираюсь, даже не мечтай.». Затем он достал конверт, вложил в него письмо. Запечатал. И понял, что ему страшно. Дилюк собирался вернуться. Кэйа одновременно ждал и боялся этого момента. Надеялся, что он наступит как можно скорее и что не наступит никогда. Он продолжал его любить. Он все еще его любил, и это был пиздец. Полный и безоговорочный. Мыслей о том, как смотреть Дилюку в глаза, был полный ноль. Абсолютный ебучий ноль, потому что… Дилюк двигался дальше. Дилюк, видимо, достиг какой-то цели, поставил перед собой новую и теперь шел к ней, упрямо преодолевая препятствия, зарабатывая шрамы и наживая себе врагов. А Кэйа… Кэйа не мог. Кэйа застыл, застрял, утонул в болезненно-сладкой, отправляющей патоке из любви и сожалений. Может быть, из них двоих упрямый баран и не Дилюк вовсе? Кэйа не знал, чего ждать. И эта неизвестность пугала больше лавачурлов. С лавачурлами было проще, чем с Дилюком. У тех была одна программа: видишь кого-то — бей. А с Дилюком так было нельзя, хоть и очень хотелось. Кэйа даже примерно не мог представить, что Дилюк сделает по возвращении. Разозлится, увидев, что Кэйа остался в Монде, да еще и дослужился до капитана в так ненавистном им Ордо Фавониус? Молча пройдет мимо, сделав вид, что Кэйа для него — пустое место? Потребует покинуть Мондштадт немедленно? Кэйа знал — всегда, блядь, знал, — что Мондштадт был городом Дилюка. И даже долгие годы на службе, на страже порядка родных улиц это не изменили. Может, горожане и считали его своим, только Кэйа по-прежнему иногда считал, что не заслуживал всего этого дружелюбия. Как не заслуживал и своего Глаза Бога, но эксцентричность архонтов его уже не удивляла: своего бога Мондштадт не видел уже очень давно, в Инадзуме архонтесса закрыла границы и объявила охоту на Глаза Бога, архонтесса Снежной руководила могущественным отрядом Предвестников. В конце концов, Каэнри’ах когда-то тоже пала от рук богов, так что Кэйе такие мысли дозволялись. И вот теперь Дилюк собирался вернуться в Мондштадт, а Кэйа не находил себе места. Пиздец. Вечером он встретился с Альбедо в его лаборатории. Кэйа иногда приносил ему сюда еду, напоминал, что пора было идти домой, или спрашивал, не нужно ли ему самому сегодня присмотреть за Кли, если Альбедо был занят. Сегодня же Альбедо уже ждал его на выходе из лаборатории, чтобы вместе отправиться по домам, прогулявшись по вечернему городу. «Пока еще это возможно», — невесело подумал Кэйа. — Он возвращается, — сказал Кэйа, как только они вышли из штаба Ордо. Альбедо посмотрел на него, чуть наклонив голову, и все понял по одному взгляду. — Вы общаетесь? — спросил он удивленно. Кэйа усмехнулся. Да если бы. Он был бы самым счастливым человеком, если бы Дилюк не вычеркнул его из своей жизни почти три года назад. — Нет. Но, как ты знаешь, мои связи помогают мне узнавать новости первым. Альбедо кивнул, о чем-то задумываясь. — И что ты чувствуешь по этому поводу? О. Ух ты. Кэйа мог пару часов к ряду рассказывать, что именно он чувствует, но в этом не было никакого смысла. — Мне… — он замялся, подбирая слова. — Страшно. И интересно одновременно. Я не знаю, чего от него ожидать и как самому реагировать на его возвращение. Кэйе бы задуматься, почему он вообще так сразу поверил словам Тартальи. Может, Дилюк просто намеревался отправиться куда-то еще, наконец покинув Снежную? Почему Кэйа так сразу уцепился за мысль о его возможном возвращении и больше не мог думать ни о чем другом? Блядь, он был безнадежен. Вечерний город жил своей жизнью. Уличные торговцы собирали оставшиеся товары, таверны манили яркими огнями и шумными голосами посетителей, доносящимися изнутри. Где-то высоко-высоко над их головами сияло равнодушное звездное небо. Кэйа почему-то задумался о том, каково было в других странах. — Тебе нужно двигаться дальше, — вдруг сказал Альбедо. Кэйе показалось, что он ослышался. Дальше? К звездам или к безднам? Звезды каэнри’ахцев не любили, а в бездну ему и самому не хотелось. Он рассмеялся — горько, отчаянно. Так, что заболело что-то глубоко внутри. Двигаться дальше было не про них. Альбедо застрял здесь, в Мондштадте, повинуясь воле своей создательницы. Кэйа — повинуясь воле своего глупого, слабого сердца. «Дальше» для них не существовало. Перестало существовать, когда Селестия милосердно уничтожила их королевство. Может, он потому так мучился теперь — потому что у него просто не было судьбы? Там, в этом мифическом «дальше», их ничего не ждало. И то ли боги продолжали над ними насмехаться, то ли Каэнри’ах никак не хотела оставлять их в покое — Кэйа не знал, но разницы особой не было. — А куда дальше-то? — спросил он. — Предлагаешь уехать из Монда до того, как он вернется? — В путешествиях нет ничего плохого, — Альбедо пожал плечами. — В путешествиях — нет, — согласился Кэйа. — А вот побег — это не по моей части. Альбедо усмехнулся, понимая, что Кэйа имел в виду. Кого Кэйа имел в виду. — Не сожгите город, когда увидитесь, — произнес он с улыбкой. Кэйа фыркнул. — Джинн, конечно, удивится, что это не дело рук Кли, но хотелось бы обойтись без жертв. Кэйа рассмеялся — на этот раз легче, свободнее. Он наслаждался видом вечернего города, компанией Альбедо, их разговорами. Если все пройдет плохо, ему будет очень жаль с этим расставаться. Кэйа посмотрел на Альбедо, задумчиво выискивающего что-то на звездном небе, и подумал, что, быть может, Каэнри’ах прокляла его не тем, что он стал последним принцем разрушенной страны. Может быть, его проклятие заключалось в том, что судьба привела его в Мондштадт, в семью Дилюка. Привела, познакомила с теплом и лаской любящей семьи, подарила близких людей и верных товарищей, а потом уничтожила все, чем Кэйа так дорожил. Если все было так, если все это — странный план их странных богов — то Кэйе уже было даже не смешно. Ему было страшно, и страх этот вытеснил все остальные эмоции, сжав сердце в своих тисках.