самое страшное

Тихая, отчаянная просьба Коллеи отдается в ушах до сих пор. «Пожалуйста, убей меня», — просила она. И смотрела с таким смирением, с такой усталостью, какой Кэйа не видел даже в собственном взгляде. Это было… удивительно, хоть он и ожидал необычного поворота событий. Кэйе сейчас кажется странным, что в итоге все закончилось… хорошо. Не очередным дипломатическим скандалом, не сотней смертей невинных жителей. Пришлось, правда, пожертвовать Дилюком — но тот и сам оказался не против поучаствовать в этом небольшом спектакле. Даже свой Глаз Порчи оставил у Фатуи. Сегодня Кэйа сидит в таверне один, медленно потягивая вино из бокала. Почти все уже разошлись, и в зале непривычно тихо. Даже Дилюк ни на кого не ругается, спокойно протирая бокалы за стойкой. И Кэйе бы допить вино, расплатиться и пойти домой, но… Эта странная близость доставляет ему нелепое удовольствие. Словно ничего и не было. Словно ничего и не происходило. Дилюк на Кэйю не смотрит, зато Кэйа почти не сводит с него взгляд. Дилюк красивый. Теперь, после стольких лет странствий и битв, после всего, через что они вновь прошли вместе — еще красивее. Он возмужал, набрался опыта, жесткости, уверенности. Взрослости. В его взгляде поселилась странная, спокойная усталость, и Кэйе он теперь нравится едва ли не больше, чем раньше. Хотя куда уж больше. Дилюк изменился, повзрослел, пересмотрел приоритеты и что-то для себя решил. И все это теперь видно в каждом его движении, в каждом слове, даже когда он злится. Кэйа так сильно влюблен в него. Просто пиздец. Когда уходит последний посетитель, едва не врезаясь в косяк, Кэйа думает, что и ему пора. Дилюк не станет терпеть его компанию дольше необходимого. Это не изменилось и вряд ли когда-то изменится. Кэйа допивает вино и подходит к стойке, чтобы расплатиться. Дилюк зачем-то выходит из-за стойки и смотрит на Кэйю — прямо, не отводя взгляда. Кэйа замирает на месте. В его глазах он видит что-то, чему не может дать названия, но внутри все напрягается, сжимается в тугой комок, словно от плохого предчувствия. Вот только Кэйа понятия не имеет, что будет дальше. У него нет ни единой мысли, и виной тому не выпитое вино. Просто иногда читать Дилюка сложно. Блядь, да с Дилюком вообще сложно. Иногда — особенно. — Ты был там? — спрашивает Дилюк. Кэйа хмурится, пытаясь понять, о чем идет речь. — У Дотторе. — Нет, конечно, — отвечает Кэйа. — Если бы я там был, то какой был бы толк от тебя? Дилюк закатывает глаза, присаживаясь на стул возле стойки. Кэйа так и стоит, глупо пялясь на него и не понимая, что происходит. — Это допрос? — уточняет он на всякий случай. Дилюк хмыкает. — Если только тебе есть, в чем признаться. О. Ого. Кэйа подавляет смешок. Есть, в чем признаться? Если бы ему было нечего терять, Дилюк бы охуел от количества его признаний. Именно так, именно тот глагол. Кэйа молчит. Дилюк трет переносицу пальцами. — Мне показалось, что я видел там тебя, — тихо признается он. — Интересно, — тянет Кэйа, присаживаясь на соседний стул. Ошибаться в чужих спинах — это у них, видимо, семейное, даром что они не кровные братья. — Подумал, вдруг ты мне не доверяешь и решил все проконтролировать сам. Кэйа фыркает. — Проблемы с доверием тут у тебя, — говорит он, — если я тебе везде мерещусь. Думал, что я сдам тебя Фатуи? Замечательный вышел бы обмен, они нам спокойствие, а я им — того, кто пару лет назад заставил попотеть их пограничников. Кэйа морщится. Этого говорить, наверное, не стоило — Дилюк не знал, что Кэйа собирал информацию о его передвижениях. И Дилюк, конечно же, напрягается от этих слов, смотрит исподлобья, остро, резко, будто вот-вот сорвется с места и вмажет Кэйю в ближайшую стену. — Что? — переспрашивает он тихо, почти шипя. Кэйа качает головой. — Это неважно все уже, забудь, — он встает, тянется за кошельком, чтобы наконец расплатиться и уйти домой, подальше от всех этих нервотрепок. Но Дилюка, кажется, его планы совершенно не волнуют. — Ты следил за мной? — почти рычит Дилюк, подрываясь с места и хватая Кэйю за воротник. Блядь. Почему этот вечер должен кончиться именно так? Только драки в баре ему не хватало. — Дилюк, — самым спокойным тоном произносит Кэйа. — Это тебе я везде мерещусь, а не наоборот. Какая наглая ложь. — Я просто тебе не доверяю, — поясняет Дилюк так просто, словно это действительно все объясняет. Словно от этого у Кэйи ничего внутри не ломается с оглушительным треском. Он не отпускает воротник Кэйи, продолжая сжимать его в пальцах, и смотрит на него прямо, пристально. Кэйе под его взглядом неуютно. — Знаешь, это довольно интимная поза, — замечает Кэйа, стараясь говорить своим самым непринужденным тоном, хоть и пальцы давят на шею. Ему жарко от близости Дилюка. Ему плохо от близости Дилюка. Но без него — еще хуже. — Если не собираешься теперь яростно меня целовать, то лучше отпусти. Хватка Дилюка слабеет, но он все равно не отпускает. Кэйа кладет руку сверху, накрывая его ладонь своей, чтобы освободиться, но Дилюк не отпускает. Блядство. — О чем ты вообще? — удивленно спрашивает Дилюк. — Какая… какая любовь, Кэйа? Кэйа хмыкает — о любви речи не шло. И не пойдет никогда. — Этого я не говорил, — говорит он, но Дилюк его, кажется, даже не слышит. — Какая любовь? — продолжает он. — Это… это что-то другое. Любовь не может быть такой болезненной. — Кэйе едва сдерживается, чтобы отчаянно не рассмеяться от этих слов. Боги любят Дилюка, раз он не знает ничего о болезненной любви. — Это что-то другое, странное, но я никак не могу подобрать этому название. Но это не любовь. Кэйа морщится, наконец выпутываясь из его хватки. — Если это не любовь, то, пожалуйста, отъебись, — тихо говорит он. Дилюк молча делает шаг назад. Кэйа ухмыляется — остро, резко — и кладет монеты на стойку. Внутри что-то обрывается. Разбивается на миллионы осколков и впивается острыми краями во что-то за ребрами. Он уходит быстро, не оборачиваясь. Он знал, что когда-нибудь сломается. Знал, но не был к этому готов. Знал, но малодушно надеялся, что этого или не случится, или случится, но не так. Не так больно. Не так резко. Не так… Не так. Какой же он идиот.