Во власти океанов

Нари находит его на крыше. Он и маленьким когда был, всегда любил прятаться от людей там, где его никто и ничто не найдет. Он так редко это делает, но..если делает, значит, произошло что—то действительно серьезное. Она хотела помочь. Хотела сделать что-нибудь, что будет в ее силах для того, чтобы единственные действительно родные ей люди не смотрели друг на друга с холодом и затаенной злобой. Нари помнит все, что пережила по их милости, но..разве так это важно теперь, когда они вынужденно оказались на одной стороне? Нари признает, что чертовски скучала. Скучала по бежащему вдоль спины холодку подле Скраэля. По внезапному жару, мощи, и власти, исходящими от огненного бога. Величественные и властные, они трое некогда были самыми могущественными существами, которых когда-либо носила земля. Сила в единстве — так философствовал Скраэль, рассевшись на траве в позе лотоса. С ним всегда было проще. С ним ей удавалось договариваться даже в самых трудных ситуациях, пальцами мягко стискивая запястье, даже рискуя превратиться в ледышку. Импульсивности в ледяном божестве гораздо меньше, чем в их старшем брате. Северный ветер может быть кем угодно, но он никогда не был чудовищем в зеленых глазах, смотрящих с нежностью. Она хорошо помнит, что достаточно всего лишь посмотреть. И голубые очи прежде раздраженно закатываются, а потом он роняет обреченный вздох под восторженный девичий хохот. Нари любит их обоих. Любит неугомонного и вечно горящего новыми идеями Беллрока, не опасаясь Хранителя пламени так, как боялись его другие. Любит хитрую усмешку на устах у Скраэля, замыслившего похищение печенья ночью. Любит свою семью такой, какими они являются. Любит смотреть на споры, переходящие в неловкие взгляды, подперев ладонями подбородок. Любит перебирать темные пушистые пряди под недовольное ворчание их обладателя. Любит плести из них косы, слушая, как смеется Беллрок, протягивая младшему зеркало. Любит держать холодную ладонь в своей, когда ночью гремит гром. Любит наблюдать со стороны за тем, как плохо у огненного бога получается готовка. Любит ворчание Скраэля, которому приходится помогать с уборкой. Любит их искренними и открытыми. Жесткость — неотъемлимая часть жизни богов. Если они не будут такими, какими являются, то разве смогут внушать страх остальным? Нари хорошо помнит, с каким ужасом смотрела на старших братьев на том проклятом мосту. Помнит каждую секунду боли, принесенной невинным людям. Помнит, как уносила ноги, сверкая пятками. Но..чем отличается она от своей семьи? Миллионы лет проведя подле них, нельзя было не заметить чужую склонность к мучениям, причинению боли. Что именно заставило ее поменять свое мнение? Ответ прост — любовь. Любовь меняет всех. Законченные злодеи становятся слабыми и уязвимыми, непреступные скалы рушатся, вековые льды тают. Ядовитые цветы распускаются, пряча шипы. Но этот эффект недолговременен — вот они, ее братья, тут, рядом. Она может подойти ближе, может запрыгнуть на спину и обнять в любой момент. Вот они, люди, которых она разглядела под другим углом и сбежала, позорно поджав хвост. Вот они, те, кто дарили ей улыбку и позволяли чувствовать себя на своем месте. Они снова оказались волей судьбы по одну сторону баррикады и это дало сдвиг в ее разуме, казалось, полностью перешедшем на сторону добра. Но разве уместно в сложившейся ситуации делить на добро и зло? Те, кто был хорошим, теперь помогают названным злодеям. А отрицательные персонажи ее сказки склоняют головы перед своими недругами. Чем больше ты злодей, тем больше ты герой. Как бы не хотелось спокойной жизни, ее не получить. Далекая, словно небосвод, свобода птицей покидает свою золотую клетку. Они снова работают вместе и Нари просто не может отрицать того, что ей это нравится. Дукси, охотники на троллей, ее попытки жить другой жизнью — все это летит крахом, когда девушка даже на краткий миг погружается в то, что искренне считает своей родной стихией. Можно притворяться кем угодно, но тайный орден, образованный единственными родными ей людьми делает одновременно и невероятно больно, и так манит к себе своей знакомой, приевшейся энергетикой. Только рядом с ними Нари чувствует себя полноценной, словно оказавшись на своем месте. Последний кусочек паззла встает, завершая картину — без него в рисунке зияет голая дыра, испортившая узор. И к другому месту не приставить — все равно останутся неровности. А идеальной гармонии не бывать — у каждого есть выбор. Стоять там, где должен, или пытаться переубедить себя в том, что есть шанс пристроиться и прижиться в другом месте. Нари чувствует их обоих гораздо лучше, чем остальные и остальных. И ей практически физически больно от того, что происходит с ее братьями. Беллрок никогда не убегал — он привык быть в центре всеобщего внимания, быстро становясь любимчиком. Ему это на руку. Ведь использовать людей в своих целях так удобно — так говорит сам бог, если его спросить. Особенной хитростью он не отличается, зато силен, как самый настоящий черт. И противостоять разгневанному потоку пламени невозможно — обратит пеплом, поглощая и его тоже. Видеть его сейчас раздавленным настолько тяжело, что сердце сжимается от одной только картины. Девушке не нужно считывать чужие эмоции для того, чтобы понять суть проблемы. Она осторожно опускается рядом, не решаясь заговорить. Если Беллрок захочет, он начнет сам. А Нари подставит свое хрупкое плечо так крепко, насколько сумеет. — Я признался ему, — и он начинает. Говорит медленно, с перерывами. Думает несколько раз прежде, чем сказать. Но, чувствуя рядом лишь нежную, теплую, энергетику, облегченно вздыхает, глаз от восхода впереди не отводя. Солнце обливается алым маревом, и ему даже кажется, что это — его душа. Таким он теперь себя ощущает — раненным зверем, которому ничего кроме заботы хозяина не требуется, — Я любил его долго. Слишком долго, чтобы теперь просто взять и выкинуть из головы. И я рассказал. А он сказал, что хочет. Хочет любить меня, но у него не получается. Он имеет полное право — я заставил его многократно страдать. Пользовался им, делал ему больно. Но почему, Нари? Почему теперь так жжет? — хранитель пламени оборачивается, с опечаленной грустью глядя. Ему тяжело признавать свое поражение. Тяжело признавать, что он не такой уж и всемилюбимый. Не такой уж и важный, как оказалось. И не такой всесильный — есть человек, способный заставить грозного бога трепетать от одних лишь прикосновений. Подле него, такого родного, любимого и желанного Беллрок становится самым уязвимым, слабым и беспомощно влюбленным существом, способным лишь смотреть с щенячьей преданностью. Погладь за ушком и превратится с лужицу. Это так..по-детски? Глупая, юношеская симпатия обратилась горячей любовью. Но этот огонь приносит столько же страданий, сколько греет душу холодными вечерами. — Ты слишком много на себя берешь. Любовь это сложно. А отношения — еще сложнее. Доверие. Готовность с закрытыми глазами упасть в бездну, зная, что внизу тебя поймают крепкие руки, на которые ты можешь положиться. Искренность. Хоть ты тресни, ты не сможешь быть счастливым рядом с тем, кто не может любить тебя по—настоящему. Нет, Беллрок, тебе не подойдет вариант "да что угодно, лишь бы он был рядом со мной". Ты сам поймешь, что не захочешь быть с тем, кто притворяется в своих чувствах к тебе, — Нари осторожно укладывает руку на чужое плечо, обернувшись лицом. Зря, наверное, она это делает — сердце тут же пронзают тысячи ледяных игл. Вскрикнув, девушка отдергивает запястье, уставившись на ладонь, постепенно оттаивающую от толстой корки льда, на что Беллрок лишь грустно усмехается, позволяя себе встретиться глазами с сестрой вновь. — Я зависим. Он — мой наркотик, без которого мое сердце безвозвратно превращается в лед. Много лет назад я совершил страшную ошибку, за которую теперь вечно буду расплачиваться. И если не сумею заслужить его доверие и любовь, то буду остатки вечности медленно замерзать. И никогда не замерзну — такова моя расплата, — тот поцелуй называть страшной ошибкой, конечно, очень громко, но..они оба изменились. Скраэль навсегда лишился своей непорочной чистоты, которой мог долгие годы хвастаться. А Беллрок оказался привязанным настолько, что физические страдания теперь будут его вечными спутниками. У него нет шанса на искупление — нет и не будет. Порочность, грех, кровесмешение — вот чего они достигли своими импульсивными попытками сблизиться. Они лишились всего и все обрели. Но разве может это сравниться с последствиями? — Мне стоило тогда быть с вами. В том поселении. По одиночке мы ни на что не способны, вдвоем несем разрушение. И лишь втроем мы способны достичь баланса, на основе которого строится вселенная. Наш дом. То, что мы вместе создали, — голос Нари звучит с сожалением. Девушка тяжело вздыхает и растирает окончательно оттаявшее запястье. Огонь и лед не смогут найти общий язык. Они уничтожат друг друга быстрее, чем достигнут мало мальской гармонии между собой. Вот почему она должна быть рядом. И то не было благородной попыткой оправдать свое возвращение. Нари выбирает быть на своем месте, даже если это место в аду, рядом с самыми ужасными дьяволами. — Наш дом? Золотце, ты, случаем, не перегрелась? Или не только у меня проблемы в отношениях? — Беллрок смеется, получив несильный втык под ребра. Он улыбается: если Нари говорит об этом серьезно, то, пожалуй, новость действительно приятная. — Нет, это твоя стезя. Но, пожалуй, ты прав, я слишком долго сижу рядом с огнем. Ай как больно! — на сей раз смехом заходятся оба. Напряжение, каким бы сильным оно не было, спадает мгновенно. Беллрок не хочет думать о том, насколько все у него плохо, а Нари расслабленно плюхается на спину рядом с ним, сложив руки за голову. Умиротворение это именно то, что они заслужили. То, к чему стремились, и чего на какой-то миг даже получили. Нари вряд ли даже месяц назад, угнетенная и гонимая, могла представить, что однажды будет вот так спокойно лежать рядом со старшим братом. Воспоминания, ставшие практически неотъемлимой частью ее самой, волей-неволей накрывают, позволяя вспомнить о том, что некогда грело душу так же, как и сейчас. **** — Стой! Я не успеваю за тобой! СТОЙ! — лианы оплетают ноги, резко дернув вверх. Беллрок покорно остается в таком положении, хотя легко может высвободиться. Он не хочет причинять вред сестре — сжигая ее творения, он доставляет невыносимую боль самой Нари. Нари, тяжело дышащей — их образная игра в односторонние догонялки привела к тому, что младшая недовольно пыхтит рядом, говоря что-то о том, как нечестно он себя ведет. У Нари волосы в косы аккуратные сплетены и сзади лежат ровными волнами до пояса. Нари крайне аккуратна, да и вообще придирчива к своей внешности. Но теперь салатовые прядки выбиваются из общей прически, волнами неосторожными опоясывая виски. Беллрок невозмутимо улыбается и практически не слушает ее, увлеченно рассматривая диковинки тропического леса, в который они забрели на этот раз. Он неотступно следует за ведьмой, о том, что им бы и в жаркие степи бы зайти не мешало молча. Видеть мягкую улыбку на устах и живой блеск в глазах сестринских самое заветное, что только ему доводилось. Если прогулки по этим отвратительным влажным лесам, на каждом шагу кишащим мошками, змеями и прочими земляными гадами доставляют ей удовольствие, Хранитель пламени будет следовать неотступно и неоспоримо делать то, о чем его попросят. После ухода Скраэля им обоим, безусловно, следовало бы держаться вместе — помогать и защищать. Беллрок быстро перестает считать брата предателем окаянным — укоризненный взгляд Нари сам за себя говорит. — Ты бы тоже захотел остаться в жерле своих проклятых вулканов, если бы там жили люди, способные сделать тебя счастливым, — лианы слабеют, позволяя своему пленнику спрыгнуть, сальто сделав. Беллрок демонстративно стряхивает невидимую пыль с обнаженных плечи смотрит укоризненно, словно Нари сказала что-то страшное, не поддающееся никакой логике. — Вы двое делаете меня счастливым. Зачем мне еще кто—то, если у меня есть ты с твоим нескончаемым потоком нравоучений? И был любимый младший братец, которого я мог дразнить. Он так классно злится! — Нари невольно улыбается, сложив ладони за спиной. В какой—то степени Беллрок прав — без Скраэля им двоим будет..не так. Нет шумного, бесконечно очаровательного и душевного брата, способного переспорить огненного бога одним взглядом. С его уходом от них как будто частичка чего-то живого откололась, оставляя их вдвоем посреди голого мира. Нари искренне желает полубогу счастья, но...Беллрок прав снова — они могут быть счастливыми только вместе. Если один уйдет, быть катастрофе. — Он сам так захотел. И если это его желание, то мы должны быть рады за него, — бесконечно правильные слова, подобранные так шаблонно и правильно..сердце и душа кричат о другом. Нари тоже скучает. Тоже хочет снова увидеть Скраэля, услышать его смех, коснуться его белоснежных локонов, которые так любит заплетать в косы. Обнять его, заглянуть в его небесно—голубые очи. Ничего прекраснее и чище, чем их брат просто не существует. Страх за него и за то, что с ним может случиться в этом жестоком мире...ведьма головой качает и пихает Беллрока в бок, указывая в сторону дивного цветка неподалеку от них. **** — Нам не стоило отпускать его тогда. И мне не стоило влюбляться. Тогда все могло быть иначе, — первым нарушает тишину Беллрок, подтягивая ноги к себе. Проклятье, сколько же лет он бесчестно влюблен в человека столь холодного? От Скраэля за версту веет холодом, а его так и тянет растопить эти вековые льды в душе у младшего брата. Все еще неправильно, ошибочно, глупо. Но что он может сделать кроме своего собственного бессилия? Ничего. Он любил и будет любить, кажется, до конца — если у них есть конец. Может, эти чувства тоже часть проклятья? Ироничная усмешка скользит по губам — разве что проклятья —за его распутную жизнь. Чтобы больше ни к кому не было такого ярого влечения. Да уж, просто замечательно — его тянет к родному брату. Так сильно, что вместе тесно, а врозь скучно. — Не говори так! Твои чувства к нему чисты. По крайней мере были чистыми до тех пор, пока ты не решил опорочить то, что на стадии зарождения грозилось обратиться против вас, — Нари приподнимается на локтях, уставившись на Беллрока. Тот лишь раздосадованно головой качает, норовя устало закрыть лицо руками. — Не напоминай мне об этом. Мне самому отвратительно вспоминать о том, что я сделал. Я не хотел. В меня словно дьявол вселился. Похотливый дьявол, жаждущий иметь желаемое, — Хранитель пламени устало вздыхает, поднимаясь с крыши и руку сестре протягивая. — Куда ты собрался? Только не говори мне, что пойдешь искать его, — Нари нехотя повторяет за ним, приняв ладонь. Разговор вышел..достаточно откровенным и девушка полностью признает, что боится за возможные последствия. — А что ты предлагаешь? Просто сидеть и ждать, что он сам придет? Я должен хотя бы попытаться. Я знаю, что я могу лишь разрушать, но это не значит, что я теперь буду бездействовать. Скраэль посвящает практически всего себя тренировкам. Ничего не помогает отвлечься больше, чем физические нагрузки. Он, безусловно, полубог, но это вовсе не значит, что в связи со своим статусом он может просто так полагаться на то, что все случится само собой. Правда, обычные тренировки приносят за собой побочные эффекты..сбитые в кровь колени выглядят как очередная порция порицания со стороны Нари. Точнее, ведьма не будет говорить ему о том, что ему можно, а что нет, но укоризненно глаза скосит. Скраэль позволяет себе улыбнуться, опираясь об ледяной посох. Это так просто — использовать свои силы и ни о чем не переживать. Но ведь магии он может лишиться — уже проверял. И удар по голове, сбивший с ног, заставил лишний раз задуматься о том, как он слаб. Да и последние события являют собой сплошное разочарование в самом себе. Вздохнув тяжело, Северный ветер поднимается с травы, под его ногами превращающейся в ледяную корку. — Эй, герой. Позволишь украсть немного твоего времени? — повод отвлечься явился неожиданно. Скраэль вздрагивает, обернувшись назад. Он искренне жалеет о том, что привычная черная мантра лежит в нескольких метрах. Открытые худые колени, покрытые порезами и синяками, сбитые ни к черту костяшки. Не та картина, которую следует видеть Беллроку, подходящему ближе. Но уже слишком поздно пытаться спрятать не только свой открытый вид, но и сами ранения. — Чего ты хотел? У меня есть дела, — Беллрок улыбается шире и как—то слишком глупо. Он не удивлен тому, сколько себя Северный ветер отдает на то, чтобы улучшить физическую составляющую. Кровь с колен хочется сцеловать, а худое, уставшее тело прижать к себе. Но он сам сделал все возможное, чтобы эти желания оставались только желаниями. Остановившись в полуметре от брата, огненный бог, прокашлявшись, неловко тянет вперед руку с букетом из ромашек. Нари сказала, что это должно сгладить углы хоть немного. А что еще остается? Он пробует. — Это мне? — Скраэль удивленно вскидывает брови, чувствуя, как приятное тепло заполняет грудь. Ему так сложно оставаться спокойным, когда он делает _вот_так_ вот. Беллрок кивает, с замиранием сердца наблюдая за тем, как чужие черты лица делаются мягче. Облегчение горячей волной прокатывается по груди, камнем рухнув вниз: младший принимает ромашки, чихнув из—за пыльцы. И не гонит прочь, улыбку как не желая скрыть — не может. — Нари дает тебе слишком очевидные советы. Но я принимаю эту попытку подмазаться, — Скраэль опускается на траву, пригласительно кивая подле себя. Он не сомневается в том, что Хранитель пламени тут же сядет рядом — и он садится, пристроившись поближе. Радость на чужом лице столь очевидна и искренна, что злорадствовать просто нет сил. Да и в принципе сил особо нет — он устал. А этому перерыву благодарен — если бы не Беллрок, вряд ли бы вообще появилась обоснованная причина сесть отдыхать. Скраэль тут несколько часов, пришел незадолго до рассвета. И успел вымотаться. Но он не переживает почему-то о том, что на уме у огненного бога может быть что-то грязное. Весь его щенячий вид говорит, кричит — ничего хуже, чем ты сам попросишь, и быть не может. — Ты устал. Зачем так себя изматывать? — Беллрок счастлив от того, что он может просто сидеть рядом. Любоваться бликами лучей, играющих в чужих волосах. Любоваться издалека, не имея возможности коснуться тоже в какой-то степени благословение. И ему достаточно. Достаточно рядом на живот плюхнуться, подперев подбородок ладонями. Как в далеком детстве, когда они могли спокойно валяться в луговых травах, переживая только о том, что маленькая Нари потеряет их и испугается. Забота о младшей сестре была неотъемлимым рефлексом, выработавшимся у них обоих. — Мне нравится думать, что даже без магии я способен на что-то. Правда, вряд ли смогу уложить Дукси на лопатки, но все же, — Скраэль сам двигается ближе. Осторожничает очевидно, касаясь пальцами зачем-то чужой щеки, — на тебя мошка села, — оправдания глупее придумать не сумев, говорит первое, что в голову пришло. Но первого шага с его стороны достаточно для того, чтобы дать зеленый свет. — Мошка называется я хочу к тебе подступиться, но мне мешает мой характер? — пальцы мягко перехватывают чужое запястье, ближе подтянув. Пока его владелец растеряно смотрит, он целует невесомо костяшки, преданно в глаза заглядывает. Сердце замирает, когда Северный ветер кивает едва заметно. Беллрок тянет губы в улыбке, ближе подбираясь, так, чтобы его подбородок оказался на чужой груди, а сам он — меж чужих ног. Не все так плохо, как ему казалось — у них есть, определенно есть шанс. Скраэлю чертовски тяжело справиться со своими эмоциями и преодолеть выстроенный недавно защитный барьер, но это пройдет — огненный бог готов подождать. Ради таких моментов точно — прохладные пальцы медленно перебирают его волосы, касаются мимолетно щек, шеи. И портить это мгновение, которого он так сильно ждал, хочется меньше всего. Что может быть прекраснее смущенного и снова готового открыться — даже если частично — младшего брата? Голову устроив на чужих ключицах, исключительно довольный собой, Хранитель пламени пропускает ладони за спину возлюбленного, чтобы обнять его. Абсолютно непреступный, использующий людей и меняющий отношения, как перчатки, он превратился в существо слабое, зависимое и желающее быть подле одного единственного человека. Человека, перед которым не стыдно быть слабым. Человека, ради которого готов склонить не только голову, но и колени. Ползать в ногах, целовать их. Скраэль расслабленно прикрывает глаза, позволяя себе разнежиться окончательно. Доверие...трудно выстроить, еще труднее имитировать. Но оно есть — тоненьким мостиком тянется от одной души к другой. Иначе он не позволил бы Беллроку снова оказаться так близко к себе. Пальцы зарываются в темные пряди; в итоге он ласково поглаживает их, выводя узоры, одному ему известные. Теплое дыхание близ обнаженной шеи работает еще большим успокоительным, вынуждая улыбнуться невольно. Еще и греющее сверху солнце лижет своими лучами, успокаивая окончательно. Беллрок поднимает голову спустя, минут, наверное, 10. Или 20? Или, может, прошло несколько часов? Он не считает, попросту забыв о том, что время существует. Скраэль следует его примеру, приоткрыв глаза. Лица слишком близко, дыхание постепенно перестает быть ровным, зигзагами скользя в легких. Особенно когда старший брат ближе оказывается, невесомо мазнув устами вдоль скулы. Никогда до этого Беллрок не был таким осторожным и нежным. И никогда до этого ему не хотелось позволить сделать выбор самостоятельно. Он замирает и перестает дышать, когда Северный ветер, поднявшись на локтях для большего удобства, сам смыкает их губы, испуганно почти отстранившись через пару мгновений. Беллрок целует снова, мягко сминая чужие уста. Сердце гулким эхо стучит в ушах, и он забывает в миг обо всем остальном. Пальцы оглаживают бока младшего, вынуждая того прогнуться вперед. Теплом мгновенно заполняется вся грудь, когда его ответно касаются, за шею обхватывая. Воистину желанное ощущение — никакой секс не способен сравниться с нежностью, окутавшей полностью, с головой. Все, все что от него изначально требовалось — быть таким. Осторожным и не спешащим поскорее поиметь. Это гораздо лучше, гораздо интимнее и восхитительнее, чем то, что между ними было до. Беллрок проклинает те дни раз за разом, не пытаясь свести поцелуй к чему-то большему. Целуются они долго, не в силах оторваться друг от друга. Две души, наконец нашедшие точки соприкосновения. Мелкую дрожь в расслабленных бедрах Хранитель чувствует своими боками. Это заставляет улыбку скользнуть сквозь поцелуй, особенно когда приходит осознание — Скраэль не пытается вырваться или свести ноги вместе, привычно скрывая свое возбуждение. Он признает свои желания, тем самым невольно добавляя искренности в то, что между ними происходит — раз за разом, до тех пор, пока фундаментально что-то не поменяется. — Мне прекратить? — тихо спрашивает он, отстранившись от мягких уст. Заставлять снова идти против своих желаний Беллрок не может и не хочет — и не станет. Смотрит внимательно, наблюдая за тем, как меняются эмоции на очаровательном личике напротив. Скраэль чувствует, что сейчас все, абсолютно все иначе. У него нет желания вывернуться из чужих рук, нет желания ускользнуть. Только ближе придвинуться хочется, позволяя наконец полностью овладеть собой. Не просто телом, но и душой — впервые за все время искренне открытой и всецело доступной. — Нет. Продолжай, — на выдохе шепчет и тянется за очередным поцелуем вперед. Эмоции накрывают с головой, когда чужие губы проскальзывают вдоль шеи, покрывая ее влажными поцелуями. Скраэль давится глухим стоном, чувствуя, как вместо привычной скованности ощущает исключительную расслабленность. Колени сами по себе расползаются в стороны, вызывая неимоверный восторг у Беллрока. Искренне удивленного тем, что все может быть совсем иначе. Расплавленный поцелуями ласковыми, его младший брат выглядит как истинное воплощение сексуальности. Ладони пробно скользят вниз, оглаживая бедра. Быть нежным. Нежным до самого конца, вкушая сладкий плод, доставшийся ему за умение держать себя в руках. Сладкий настолько, что от тихих всхлипов—реакций на уста, скользящие по плечам и ключицам. Так хорошо Северный ветер давно себя не чувствовал — так хорошо, горячо, правильно. — Я отвернусь и сделаю вид, что ничего не видела, — голос Нари, звучащий так не вовремя, вызывает недовольный стон у Беллрока и абсолютно смущенный взгляд Скраэля, спрятанный где-то на чужом плече. — Пожалуйста, можешь еще на часик—полтора там погулять сходить? Сама понимаешь..— Беллрок крепче стискивает чужую талию, прижимая возлюбленного к себе. Отрываться тогда, когда так близок к желанному, не хочется абсолютно. — У меня новость. Мы отправляемся на крайний Север через несколько часов. Как их провести — ваше дело. Но к 6 вечера в штабе финальный сбор, — шаги Нари отдаляются. А Скраэль рядом ерзает, касаясь губами шеи и скулы. Ласковый, словно кот, он кажется еще более восхитительным. Беллрок обращает все внимание на младшего брата, скользя руками под черную ткань. Пальцы мягко касаются сосков, вызывая стоны столь же желанные, сколько и он сам. Пальцы скользят вверх, лишая остатков одежды под очередной вожделенный поцелуй. Взгляды вновь пересекаются, и огненный бог снова спрашивает немо, точно ли Северный ветер согласен. Ответов служит кивок, за которым следует очередной сладкий поцелуй, говорящий все за себя.