Во власти океанов

Утро подкрадывается незаметно, первыми лучами солнца пробившись сквозь неплотно завешенные шторы, которые кто-то забыл заранее задвинуть. Буйство красок подходит к концу, в свои права вступает осень — а посему свет солнечный отнюдь не теплый. Скорее потухающий и переходящий постепенно в холод. Но его цель не греть — его цель поднять спящих на ноги. Скраэль помнит весь вечер и всю ночь в деталях. Помнит, как чувства с головой его захлестнули, окунув в омут страсти, жажды и горячей, желанной близости. И теперь он лежит подле сопящего старшего брата. Голова гудит так, словно до этого пил несколько дней подряд. Но даже у алкоголя менее губительные последствия — в груди расползается тепло. Тепло, согревающее окаменевшие остатки его сердца. Казалось бы — он не умеет чувствовать. Терновником поросло все то, что некогда считалось самым важным в его жизни. Но, как оказалось, это вовсе не так. Сердце в груди бьется, кровь разливается по венам, приливая к щекам из-за воспоминаний. Ничего постыдного в оном нет и не было никогда — но ему все равно чертовски странно осознавать и принимать свою влюбленность. Столько отрицания, столько страданий и боли во имя того, что теперь ростком новой жизни пробивается мимо старых ледяных осколков..И он не в состоянии сопротивляться тому, что чувствует. Все пути, все дороги, вся его жизнь — все приводит его к старшему. Глаза голубые скосив к спящему Беллроку, он касается подушечками пальцев своего обнаженного плеча и несильно сжимает млечную кожу. Там, где до сих пор ощущается аморфный след от уст чужих. Его буквально выворачивает — это одновременно и правильно, как последняя деталь паззла, и так ложно, приторно, сладко...ощущения перемешиваются между собой, а светлые очи устремляют взгляд к лучу солнца, что разбудил его. Лучика давно нет, а он по-прежнему глупо смотрит прямо перед собой, словно надеясь что-то разглядеть в пустоте утреннего двора. Осень. Осень — период тоски, грусти и непринятых решений. Она ассоциируется с бесконечными дождями, слякотью, кучей слипшихся листьев под ногами...Скраэль морщит лоб и передергивает плечами, подбирая колени к себе. Выглядит это странно и неправильно — могущественный властелин холода не может понять себя самого. Как можно доверять такому существу жизни других, ежели он своей-то толком распорядиться не способен? Думать то особо и не о чем — он любит, любишь сам. Сказал да и зажили счастливо. Но...что-то мешает. Колется противно в груди, создавая ощущение дискомфорта. Скраэль не может понять, откуда оно берется и почему вообще возникает, но...ничего не может поделать. Мысли об возможности отношений буквально в ужас и панику вгоняют. Зачем ему это нужно? Они ведь могут наслаждаться друг другом и без каких—либо обязательств. Быть может пугает его именно возможность оказаться кому-то в чем-то обязанным? Контроль отталкивает — Северный ветер не хочет отдавать ключи от своей клетки даже тому, кого предпочитает его собственное сердце. Но ведь это все могут быть его собственные накрученные мысли, которые ни к чему путевому не приведут. Может быть он напрасно переживает и Беллрок не станет обязывать его отвечать? Но та сцена, те самые потаенные страхи, вытащенные из недр души...может, это тоже оставило свой отпечаток? Обижать возлюбленного своими страхами не хочется. Крылья за спиной стремительно горят, а сердце наоборот, воспламенившись, готово взорваться в любой миг. — Эй? Ты чего там скукожился? Иди ко мне, — сонный голос Хранителя пламени заставляет дернуться. Скраэль оборачивается и подползает ближе, плюхнувшись на живот подле. Разговора не предвидится. Вроде — значит, можно перестать так напрягаться от тембра мягкого, зовущего по имени с особой нежностью. Вся нежность, на которую Беллрок способен, отдана ему. Не сразу, не с первого раза это произошло — но кто не ошибается? Ошибается..полубог вздрагивает — снова и снова он пытается найти оправдание тому, как его брат с ним обходился. Кажется, ему снова необходимо поговорить с Нари. — Ты какой-то молчаливый. Что-то случилось? — Беллрок смотрит озадаченно, брови вскидывая кверху. Ему решительно не нравится то, как неуверенно, даже робко мнется его брат. Сам пришел вчера и сам буквально набросился — если это и было насилие, то в главной роли выступал явно не он. Хотя едва ли — Беллрок абсолютно всегда согласен, ему только повод дай. Но то, как выглядит теперь Скраэль, ни в какие рамки не входит. Что-то не так и это хорошо ощущается им самим — прожив с человеком столько времени, трудно не заметить, если у него не все в порядке. Но, возвращаясь с отдаленно удачным опытам, огненный бог не станет насильно вытягивать информацию из младшего. Только если сам решится поделиться. — Меня тревожит будущее наших с тобой взаимоотношений. Понимаешь, я...не готов к тому, что могут быть какие—то последствия или еще что-то. Мне с трудом дается мысль о том, что за этой страстью может что-то..— поцелуй перехватывает поток слов где-то на его середине. Целует Беллрок с лаской, ладонь теплую уложив на шею чужую. Страхи...у них у всех свои страхи и ледяной титан пробудил их. Пробудил и заставил оживать. П р о ж и в а т ь каждый на собственной шкуре. И они справились с этим. Беллрок боится потерять контроль снова и навредить возлюбленному в этом промежутке времени. А Скраэль боится отношений. Боится ответственности, контроля. Боится того, что может не справиться с тяжестью чувств, навалившихся на него. Другой рукой пробежавшись вдоль бока чужого, Хранитель пламени старается тем самым успокоить его настолько, насколько это возможно. Скраэль сдается и поддается. Ему трудно. Стараться, принимать ответственные решения, взрослеть..даже не столько взрослеть, сколько учиться принимать решения в тех областях, в которых до сего был полным нулем. Это трудно — но без этого никуда. Если он сейчас не сумеет, то в дальнейшем будет гораздо проблематичнее. Ответив, Северный ветер глаза прикрывает и позволяет перетащить себя на колени чужие. Одеяло сбивая, он устраивается поудобнее и обхватывает подрагивающими ладонями щеки чужие. Мысли еще до конца по своим местам не расставлены, а он уже предпочитает отключить голову полностью. И отключает: это удобно. Просто брать и не думать о том, что впереди что-то может ждать. Особенно когда губы старшего соскальзывают ему на шею, вызывая табун мурашек вдоль всего тела. — Тебе не нужно вступать в отношения со мной, если ты сам того не пожелаешь. Я не буду тебя заставлять или принуждать к чему-либо. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Если для этого нужно оставаться друзьями с особым видом взаимоотношений, то пусть так и будет, — отстранившись, говорит Беллрок и подбородок устраивает на худом плече. Ему комфортно, если комфортно Скраэлю. А Скраэль, судя по его расслабленному виду, вполне себе в норме. По крайней мере сейчас — и на том спасибо. Вставать, вылезать и двигаться навстречу "новым приключениям" не хочется абсолютно. Скраэль бы охотно остаток жизни провел в этой теплой кровати, под теплым боком и одеялом. Они обязаны помогать лишь самим себе — так почему до сих пор продолжают делать то, что выгодно и обычным людям тоже? Он мог бы возмутиться, но предпочел оставить свои ценные комментарии при себе. Волосы спрятав под темную ткань — и возмущения огненного бога о том, как он красив с этими великолепными распущенными локонами, Северный ветер накидывает сверху свои кости, обернувшись к брату. И черт его знает, чем именно он подавился в тот момент — воздухом, слюной или желанием сказать что-нибудь. Полуобнаженным, сонным и пытающимся отыскать скинутую вчерашним вечером шаль он выглядит еще горячее, чем до этого казалось. Скраэль отводит взгляд от кубиков на прессе чужом и рассматривает старательно то, что происходит за окном — и вскоре его это занятие в действительности увлекает. Осенние листья усеяли весь двор, а некоторые фанатики, не знающие, что такое сон уже успели выползти на улицу, вооружившись граблями и ведрами. И делать им больше нечего, только наводить порядок во дворе. Головой покачав, полубог возвращает успевший заскучать взгляд к старшему — благо, тот уже разобрался со своей одеждой и больше не вызывал сомнительного желания раздвинуть перед собой ноги просто потому что. — Только не говори мне, что Нари в числе тех чудиков под окнами. Не хочу верить в то, что наша очаровательная сестра скатилась до уровня сборки листьев, — кивнув кратко в сторону окна, Беллрок легонько подталкивает брата к двери. Им нужно позавтракать — и отыскать вышеупомянутую Нари, где бы она не оказалась. Судя по тому, что им довелось узнать, каждый из титанов несет в себе какую-то загадку. И для того, чтобы необходимая им часть Обливио открылась, нужно переступить через что-то. Страхи, характеризующие ледяного властелина? А что хранит в себе древесный монстр? Они не знают — и думать не хочется. Беллрок привык жить здесь и сейчас — здесь и сейчас он мечтает о том, чтобы выпить чая горячего. И, быть может, чего-нибудь съесть. Со вчерашнего вечера в желудке ничего не было. — Нет, её там нет. Видимо, герои-сборщики не смогли вытащить её на помощь. Ну и ладно. Да даже если бы она там была — им с эмо боем явно нужно многое обсудить. Не находишь? — просочившись в дверной проем, Скраэль направляется обследовать плиту, холодильник и стол. Как и ожидалось, ничего там нет и все надо самим готовить. Что ж, когда-то он умел делать кексы — но вопрос в том, как давно это было и хватит ли им необходимых ингредиентов для кухонных экспериментов. — Это ее дело. Главное, чтобы не пошла по следам старшего брата. Ты собираешься накормить нас? — Беллрок пристраивается за спиной чужой и нахально щипает за бок, получив за то под ребра локтем. Смех вырывается невольно, но это искреннее, чистое проявление чувств своим теплом греет лучше любых объятий. Скраэль принимает эти правила. Опустив ладонь вниз, он ведет ею над полом, ледяной коркой покрывая. И ехидно улыбается, отступая назад без особых затруднений, пока Беллрок смотрит растеряно. И взгляд у него настолько непонимающий, что на устах у Северного ветра невольно зарождается смех. Скользя плавно, он оставляет дорожку изо льда под своими ногами, выхватив из шкафа муку. — Но ты чур мешать мне не будешь. И только в таком случае я смогу сотворить шедевр! — лед под ногами тает стремительно, а Скраэль едва успевает в сторону отскочить. Правда мука летать не умеет — пакет вываливается из рук, белым полотном рассыпавшись по полу, оседая на одежде, лице, волосах. Беллрок улыбается довольно и делает шаг вперед, но...подскальзывается под заразительный хохот младшего брата. Тот буквально пополам сгибается, не в силах сдержаться. Кашляет из-за муки, но смеяться не прекращает, пальцем ведя по воздуху. Если кто-то решит зайти на кухню, то застанет эту картину в самой ее красе. — Чертенок. Если я тебя поймаю, то защекочу! — угроза совсем угрозой не звучит, вызывая новый приступ смешков, которыми Скраэль давится. Ему остается лишь отступать назад, создавая легкими взмахами рук корку изо льда. И план бы его сбылся, если бы не упертый характер Хранителя пламени — сделав решительный выпад вперед, он умудряется и не поцеловаться с полом, и младшего к себе привлечь, перехватывая за локоть. И даже хватка у него получается аккуратной — чтобы не дай бог не навредить и не сделать больно. Надо сказать, обещание свое он выполняет — зажав Скраэля между своей грудью и краем стола, Беллрок игриво скользит пальцами вдоль ребер чужих, словно намереваясь на них сыграть. Уворачивающийся и не прекращающий смеяться Северный ветер пытается оттолкнуть или закрыться от щекотки, но у него ничего не выходит — сильные, крепкие, горячие руки ловко перехватывают его за запястья, отводя назад, за голову. Дыхание перехватывает, щеки орошает оттенком смущения — однако на этом его сладостные мучения не заканчиваются. А уворачиваться от другой руки бесконечно он не может: тем более теперь, когда из вертикального положения виной старшего он оказался уложен на лопатки. — Все, все, хватит, сдаюсь. Пожалуйста! — шипит и дыхание пытается восстановить. А огненный бог знает, где проведена грань — щекотать прекращает, да и руки чужие отпускает, наблюдая за тем, как его потрепанный брат выпрямляется и глубоко дышит, поправляя кости на голове. Готовка, которой они хотели заняться, остается где-то на заднем плане. Ну и наплевать — Беллрок голову вбок склоняет и наблюдает за тем, как Северный ветер приводит себя в порядок, коснувшись ладонями до сих пор пылающих щек. И поднимает глаза свои большие-большие, чистые, красивые. Как два океана — океана, в чьей власти он буквально тонет, не способный сопротивляться. Во власти океанов — так можно характеризовать их отношения. Скраэль ничего не говорит и лишь улыбается коротко. Недавний приступ смеха смещает неловкое короткое молчание. И если он не мастак в разговорах — его брат знает, как выкрутиться. Склонившись вперед, он льнет к устам чужим и целует их без нажима, с нежностью, большим пальцем стирая муку с щеки. За своими забавами они напрочь забыли о том, что кто-то хотел готовить; успеет еще — ладони скрещивая за шеей чужой, Скраэль медленно скользит ими вдоль затылка, пробирается в алые пряди подушечками пальцев, массирует мягко кожу головы, вызывая негласное урчание — Беллрок доволен. Беллрок, заключивший его в кольцо объятий. И даже после щекотки тело, прижавшееся к нему, не дергается и не зажимается — на уровне инстинктов Северный ветер доверяет и оного достаточно для того, чтобы размеренно поглаживать бока чужие, прильнув вперед, ниже, для пущего удобства. И хочется в это мгновение нежности забыть обо всем остальном — о том, что их впереди ждет встреча с еще двумя титанами; о том, что на кухню в любой момент могут зайти другие — наплевать. Весь мир как-то разом отходит на задний план, когда перед глазами и распростертой душой остаются лишь нежные чувства и головокружительные эмоции. — Нам нужно найти остальных. Нари хотела что—то сказать по поводу древесного монстра. Беллрок, — голос выдергивает из затуманенных размышлений — Беллрок отпускает его и позволяет спрыгнуть со стола. За своими чувствами они напрочь забыли о том, что вообще то впереди еще два титана. И столкновение с каждым из них понесет за собой последствия. На удивление в общий зал они приходят едва ли не первыми — только юные любители собирать листья оказываются быстрее — но и Дукси, и Джим абсолютно недовольные, даже надутые в какой-то степени. И сидят поразнь. Скраэль хочет пошутить про неподелённю лопатку в песочнице, но держит себя в руках, зависнув в паре метров над землей. Ему так гораздо комфортнее — учитывая исключительно миниатюрные размеры полубога, казаться выше и могущественней остальных как лишняя услада. Беллрок вальяжно плюхается на кресло по соседству с Дукси. И неловкое молчание нарушается лишь спустя минут 10, с появлением Нари, девицы, чье имя огненный бог плохо помнит — подружки Джима, еще одного друга Джима, маленького и низенького, и, конечно же, тролля с умной книжкой. Они со Скраэелем переглядываются и возвращают внимательные взгляды ко всем остальным. — Мы прошерстили кучу всего! И нашли одно единственное упоминание древесной силы, — разложив книгу на общем столе, говорит ее владелец. И пальцем указывает на мелкий каллиграфический шрифт, коим выведены строки, — у каждого титана есть свои принципы. И эти принципы основываются на характере своих властителей. Ледяной титан заставляет нас проживать страхи. А древесный, насколько мы поняли, большой любитель шуток и испытаний. Очевидно, нам придется пройти такое. И только того, кто справится, сила пустит в свою тюрьму, — закончив монолог, тролль умолкает и вздыхает глубоко, намереваясь расслабиться. — Хочешь сказать, что только один из нас сможет добраться до цели? Тогда зачем идти всем? — Скраэль бессовестно ступает по столу, остановившись напротив Нари и ее странного окружения. — Потому что никто не знает, чью душу древесный титан решит принять. Он любит лотереи, конкурсы, препядствия — прежде, чем кто-то из нас добьется своего, все остальные должны будут помогать ему. Своими проигрышами, — на этих словах тролль кашляет в кулак и отворачивается, скосив глаза в сторону. И то становится его главной ошибкой. — С момента проигрыша давай-ка поподробнее. На что именно мы подписываемся этим согласием? Путем долгого разговора они выясняют — те, кто пали на пути к той части Обливио, в которой находится душа шального титана, умирают с концами. До тех пор, пока последний, избранный победитель не окажется наедине с этой изворотливой силой. И лишь заключив непокорное существо в законно созданный с этой целью сосуд можно спасти всех остальных. На вопрос о том, что будет, если добравшийся до конца не справится с древесным духом, случит долгое молчание. Для всех и каждого смерть несет в себе какую-то конкретную ассоциацию. Для кого-то смерть это конец всего нынешнего и начало чего-то будущего. Пьяный и уставший Дукси этой идеологии придерживается стабильно, особенно теперь, когда трудности зажали его со всех сторон; для кого-то — логическое завершение реальности, в которой они живут. Кто-то панически боится умереть, а кто-то наоборот готов к смерти и тому, что будет после нее — если будет. Реакция на зачитанные строки из книги разная. Паника, страх, несдержанный смех в качестве защиты от действительности и того, как жестоко это звучит. Они могут умереть. Все они могут умереть. — Единственное, чем мы можем облегчить смерть себе и продолжить более удобную дорогу тому, кто окажется избранником, это тренировки. Показать, на что мы способны. Выложиться максимально, — Джим сжимает кулак и решительным взглядом окидывает присутствующих — надо отдать ему должное, попытка сплотить друзей и пробудить в них командный дух была неплохой. Но это всяко не то, что им сейчас нужно. — Единственное, что мы можем — не думать о том, что умрем, Джим-бим. Расслабься. И прими эту новость как часть великого геройского замысла. Не парь мозги всем остальным, — Бесшумно опустившись на пол, говорит Скраэль, ледяным взглядом охотника окинув. От того, как прохладно смотрят эти глаза, становится не по себе — вдоль позвоночника бегут мурашки, а тело покрывается волной неприятной дрожи. Джим ежится и машинально потирает свои плечи, ловя на мысли о том, что выдохнул небольшое облачко пара. Надо отдать Скраэлю должное, выглядеть одновременно и устрошающе и убедительно у него выходит великолепно. Если бы обстоятельства были иными, возможно, Джим бы даже восхищался им — хотя, возможно, он уже восхищается, просто не признает этого. Вряд ли выражать симпатию в прошлом существу, настроенному решительно негативно идея хорошая. Но никто не осудит и никто и слова не скажет — Джим лишь молча кивает и отводит глаза в сторону, пока окончательно в ледышку не обратился. После слов Северного ветра почти ничего более и не говорят особо. Эти слова..они словно на подкорке отпечатались — говорит вполне очевидные вещи, правильные и нужные им сейчас. И вроде бы возразить хочется, просто потому что это же Скраэль...но не выходит. Оставив толпу в ступоре и посчитав, что находиться боле в их обществе ему отнюдь не обязательно, полубог выскальзывает из общего зала. И, засекая несколько секунд, ловит в ладонь подбородок брата, что собрался устроиться на его плече. Беллрок хочет разрядить атмосферу. Потому что его она тоже гнетет. Его это тоже сдавливает изнутри, а ребра словно выламывает кто-то или что-то куда более сильное, чем они сами. Спокойствие и стойкость, характерные для его брата...они пугают. Взгляд у светло-синих очей столь размерен и ничего не выражает, сколь, кажется, просто невозможно. Учитывая новости, которые они недавно узнали, то, как Северный ветер держится, вызывает если не приступ восхищения, то точно зависть. Беллрок тоже хочет так. Не переживать о том, что с ними может произойти. Больше всего он боится потерять брата — но потерять и себя самого...ладони немного потряхивает — он с надеждой смотрит на младшего, надеясь, что хотя бы кусочек эмпатии передался и ему. Не все же время Хранителю пламени быть живым проявлением самых ярких эмоций. Его огонь разбивается о стену льда — пальцы холодные ласково очерчивают скулы и тянет к себе за щеки. Эти касания работают для него заменителем анестезии — сразу становится как-то спокойнее. Но не на много — страх потерь все равно противным комом стоит в горле и мешает трезво думать. Мешает глубоко дышать. Мешает наслаждаться тем, что раньше приносило удовлетворение. Беллрок тоже умеет бояться. И по его расклеившемуся виду оно очень хорошо чувствуется — если бы не губы чужие около виска, он точно чокнулся бы уже, переживая обо всем, что еще с ними не случилось и только ждет впереди, но заранее отвратно сильно давит на психику. — Ну ты чего так расплавился растекся? Ничего же еще не случилось, — ни сидящий на его коленях Скраэль, ни его ласковые поцелуи, нежные руки и такие нужные ныне слова не помогают должным образом. Скраэль переживает. Действительно переживает, обхватив лицо возлюбленного в свои мягкие ладони. Они все чего-то бояться. Но..страх никогда не был настолько осязаемым. И никогда так сильно на пятки не наступал — он целует щеки, скулы, нос, виски. Оставляет долгий поцелуй на скуле и смотрит в глаза внимательно, ловя каждую даже самую маленькую перемену. Видеть то, как тяжело старшему, просто невыносимо. И как помочь ему тоже черт знает — Скраэль хочет сделать все, что в его силах, но получается у него плохо. На душе тяжесть — если он не в состоянии достойно поддержать возлюбленного в трудную минуту, то разве можно это называть искренностью и любовью? — Послушай, пожалуйста. Тебе не нужно так переживать. Я буду рядом с тобой до конца. А тот, кто останется последним, приложит все усилия, чтобы мы справились с еще одним титаном. Слышишь меня? Мы справимся с этим. Вместе. Я не оставлю тебя, — Беллрок поднимает глаза к чужим и чувствует щемящую боль в груди. Ему становится легче. Подрагивающие от напряжения пальцы стискивают чужие бока, прижимая младшего ближе. Как один большой антистресс, способный подобрать правильные слова и все по своим местам расставить. Рядом со Скраэлем ему становится легче. Дыхание постепенно восстанавливается, а сердце перестает неприятно покалывать — отпускает. Глубокий вздох...Беллрок укладывает подбородок на плечо чужое и глаза прикрывает, медленно, на счет дыша. От волос и кожи Северного ветра пахнет мятой, свежестью, морозцем и ментолом. Как будто та ядреная жвачка, после которой ничего есть невозможно. А еще горький шоколад и киви — голову ведет. И опять как будто все мышцы расслабляются, позволяя бальзаму в лице Скраэля растечься по венам заместо крови. Если бы это было реально..Но на том мучения явно не окончатся. Его прекрасный, его любимый Скраэль, тратящий столько себя на то, чтобы помочь, поддержать...Беллрок вздыхает, собирается с силами и выпрямляется, поправляя темную прядь, что упала на щеку брата. — Я хотел извиниться перед тобой. Конечно, я кучу раз говорил это слово, бросал его на ветер...Но теперь я сполна осознаю то, что тебе довелось из-за меня пережить. Ты верил мне, а я пользовался тем, что ты доверяешь. Я видел в тебе лишь объект для удовлетворения своих желаний, а ты не мог ничего с этим сделать. Меня заводила твоя слабость и то, что ты не можешь сказать мне нет. Я хотел и я брал. Я вел себя как самая настоящая тварь. Я не знаю, что я должен сделать, чтобы заслужить хотя бы грамм твоего прощения. И я не знаю, что я сделал, чтобы заполучить твою любовь кроме того, что насиловал тебя. Прости. Пожалуйста, прости меня за то, что заставил тебя переживать эти ужасы, — Беллрок чувствует, как по его щеке скатывается слеза. Он никогда не проявлял эмоций сильнее, чем крики, угрозы. Нет, это всегда было чем-то табуированным и неправильным. Он даже считал слезы чем-то постыдным. Но теперь ему не было стыдно проявить это чувство перед тем, кому доверяет. Стыдно должно быть за то, что он делал, но тогда почему ему тогда так тяжело и больно сейчас признавать свои ошибки и просить прощения за них не ради того, чтобы снова оказаться ближе, а ради того, чтобы искренность между ними имела благородную почву? Это тяжело. Тяжело проговаривать вслух то, что делал ради себя и ради того, чтобы забыть потом, в будущем. Знал ли он, насильно раздвигая чужие колени, что в будущем будет ползать около них и целовать, вымаливая прощение? Тогда это все казалось Хранителю пламени чем-то одноразовым — вот они переспят. Ну раз, ну два, ну три; уйдут подальше от цивилизации, а потом, возможно, и вовсе разбегутся восвояси. Но нет. Общая беда, общие проблемы, общие чувства — все делится на два и теперь еще в довершение присыпано нежностью. Скраэль молчит и не знает, что ему сказать. Вот оно, то, чего он так яро добивался. Хотел услышать, глотая крики, как его насильник и его единственная любовь будет просить о прощении. Но почему тогда оное не приносит ему удовлетворения? Лишь пепел, лишь пустота. Он уже простил. Смог отпустить и идти дальше, позволяя новому, более теплому и трепетному чувству заполнить его грудь. Там, где раньше было пусто, сейчас прорастают новые эмоции и абсолютно нет места для старых. Но видимо для Беллрока важно знать, что прошлое осталось в прошлом. Выпало неприятным осадком на душе, а потом ушло. Скраэль вздыхает и перехватывает щеки чужие своими прохладными ладонями. Они словно поменялись местами — но и это не вызывает у него абсолютно никаких чувств. Возможно раньше это раскаяние и имело бы определенный эффект, но не теперь, когда стало слишком поздно для сентиментальных извинений. Но Хранитель пламени знать об этом не должен. Улыбнувшись ему мягко, полубог прислоняется щекой к чужой щеке и глаза прикрывает. Доля правда ведь в этом всяко присутствует — он больше не держит зла. Проблема в том, что и полного отпущения не испытывает, но это пройдет. Все со временем должно пройти, включая его медленно заживающие раны. Слишком, слишком медленно — и это пройдет, нужно лишь подождать. — Я уже очень давно не держу на тебя зла. Вот тут, — приложив ладонь чужую к своей груди, там, где находится сердце, — остались осколки разбитого, но это не значит, что я ненавижу тебя или желаю тебе смерти. Нет. Моя ненависть поросла цветами любви и рассыпалась под их натиском, — Беллрок целует его в шею, скользит устами от нее к плечам и крепко сжимает в своих объятиях. И если бы не внезапный грохот.. Выхватив посох, Скраэль взмахивает им, разбивая ледяными глыбами камни здания, обрушившегося от мощного землетрясения. Пламя Беллрока помогает ему, и, выбравшись, Северный ветер судорожно кашляет — сонная пыльца. Отвратительное, самое отвратительное, что только могло произойти с ним. Ладонь старшего зажимает ему нос, а голос, доносящийся из-за дымки, приказывает глубоко дышать. Под ногами прежде ничего нет, а потом становится влажно. Река? Они в реке? Скраэль задыхается, размахивая руками беспомощно, не в силах сделать вдох. А потом чувствует мимолетное жжение в области легких — его придушили. Сознание уходит стремительно, а руки обмякают. В себя Скраэль приходит не сразу, откашливая воду. Приподнимается на локтях и осматривается, пытаясь сообразить, где они оказались. Беллрок вырубил его для того, чтобы он не захлебнулся, барахтаясь в воде. Рядом лежит бессознательное тело Джима. Где-то неподалеку валяется Дукси, еще поодаль — Нари. Он пришел в себя первым, пытаясь нашарить глазами Хранителя пламени. И, как на зло, его нигде нет. Зато есть волки. Волки, окружающие его со всех сторон. Прежде, чем он успевает нащупать свой посох, одна из тварей бросается вперед. И чем ближе волк, тем отчетливее видны прожилки на его массивном теле — трава. Земля. Гниль и грязь. Отвратительный запах врывается в легкие, а руки плотно оплетают лианы, возникшие из под земли. Скраэль чувствует две вещи: отвратительный, липкий страх..а потом жуткую боль в области шеи. Давится, кашляет и кричит прежде, чем волк перекусывает ему сонную артерию. Он не был первым. Он был последним, кто остался в живых. Кроме маленькой Нари, что судорожно вдохнула, придя в себя, стоило ее брату умереть. Древесная хранительница выбрала ее.