Попаданка в Голодные игры

Меня отводят в комнату и оставляют одну. Комната выглядит роскошно: ноги утопают в мягких коврах, диван и кресла обиты бархатом. Сажусь на диван и пытаюсь успокоиться и не расплакаться. Я только что поняла куда отправляюсь. Даже на экране нашего старого телевизора это выглядело жутко, а мне придется отправить туда лично. Первыми приходят сестра и мама. Я протягиваю руки к Прим, она забирается ко мне на колени. Мама сидит рядом и обнимает нас обеих. Несколько минут мы молчим. Потом, я даю свои наставления Прим и маме о том, что им теперь делать. Прим не придется брать тессеры. Они справятся без этого. Прим будет продавать козье молоко и сыр, а мама будет делать лекарства для людей из Шлака. Гейл обещал приносить травы, которые она не выращивает сама так же он будет приносить дичь. Деньги за это он не возьмет, а вот молоко и сыр да. Рассказываю, где добывать дрова и уголь для печки. Затем я беру их обеих за руки и говорю: — Я очень вас люблю. — Мы тебя тоже, — ответила миссис Эвердин и крепко обняла нас с Прим. Я в этот момент еле сдерживала слезы. — Китнисс, ты быстрая и смелая. Может быть, ты сумеешь победить. — Может быть, — соглашаюсь я. Если всё пойдёт по плану, то мы с Питом вернёмся. —Ты ведь постараешься вернутся? Постарайся, пожалуйста! — умоляет Прим. — Я очень постараюсь. Обещаю. В дверях появляется миротворец и говорит что время вышло. Мы крепко обнимаемся и их силой выталкивают за дверь. После приходит отец Пита. Он присаживается на край кресла. Большой, широкоплечий мужчина с лицом, опаленным от долгих лет работы у печи. Видно, только что попрощался с сыном. Он достает из кармана куртки белый бумажный кулек и протягивает мне. Внутри печенье. — Спасибо, — говорю я. — Я присмотрю за малышкой. Голодать не будет, не сомневайся. После этих слов он вышел. Следующую гостью, как и в книге, была Мадж. — На арену разрешают брать с собой одну вещь из своего дистрикта. Ты не могла бы надеть вот это? Она протягивает мне круглую брошь с летящей сойкой-пересмешницей. — Да, конечно. — Я приколю ее тебе, ладно? — Не дожидаясь ответа, Мадж прикрепляет брошь к моему платью. — Пожалуйста, не снимай ее на арене. — Хорошо, — отвечаю я. Уходя, она крепко обнимает меня. Затем, приходит Гейл. Я обнимаю его, а он крепче прижимает меня к себе и целует в макушка. Отстранившись Гейл берет мое лицо в руки и говорит: — Китнисс, главное — раздобудь лук. С луком у тебя больше всего шансов. Если лука не будет сделай сама. За маму и Прим не беспокойся я о них позабочусь. Пожалуйста, постарайся выиграть. — Я обещаю что постараюсь. — Ты сильная ты справишься. — Гейл мне страшно… — Китнисс, это ведь все равно что охота. — Да, но это люди, а не звери. И они тоже вооружены. — Думаешь, есть разница? — мрачно спрашивает Гейл. Ведь действительно — разницы никакой нет. И меня это пугает. Миротворцы возвращаются слишком быстро, Гейл просит подождать, но они все равно его уводят. — Не дай им погибнуть от голода! — кричу я, цепляясь за его руку. — Не дам! Ты же знаешь! Китнисс, помни, что мы тебя ждем. Миротворцы растаскивают нас в стороны и дверь захлопнулась. Через несколько минут миротворец возвращается и ведут меня к машине возле которой стоит Пит, который явно плакал. Крепко обнимаю его, так мы стоим минут пять. Затем приходит Эффи и мы садимся в машину. От Дома правосудия до станции очень близко, особенно на машине. Вся платформа кишит репортерами, их камеры направлены прямо мне в лицо. Несколько минут мы стоим в дверях вагона под объективами телекамер, потом нам разрешают пройти внутрь, и двери закрываются. Поезд трогается. Мы несемся так быстро, что у меня дух захватывает. До Капитолия мы доберемся меньше чем за сутки. Поезд еще роскошнее, чем комната в Доме правосудия. Нам выделяют по отдельному купе, к которому примыкают гардеробная, туалет и душ. В шкафу много одежды. Я снимаю мамино голубое платье и принимаю душ. Затем надеваю красную футболку и черные штаны. Вспомнив о золотой броши Мадж, я прикрепляю её к футболке. Эффи приходит через час, чтобы отвести меня на ужин. Я иду вслед за ней по узкому качающемуся коридору в столовую, отделанную полированными панелями. Висят хрустальные люстры. На столе стоит много угощений в красивой посуде. Пит уже ждет нас за столом, рядом с ним стоит пустой стул который я занимаю. — Где Хеймитч? — бодро осведомляется сопровождающая. — В последний раз, когда я его видел, он собирался пойти вздремнуть, — отвечает Пит. — Да, сегодня был утомительный день, — говорит Эффи. По ней видно она рада, что Хеймитча нет. Я ее не виню. Ужин состоит из нескольких блюд, и подают их не все сразу, а по очереди. Густой морковный суп, салат, бараньи котлеты с картофельным пюре, сыр, фрукты, шоколадный торт. — По крайней мере у вас приличные манеры, — говорит Эффи, когда мы заканчиваем главное блюдо. — Прошлогодняя пара ела всё руками, как дикари. У меня от этого совершенно пропадал аппетит. Те двое с прошлого года были детьми из Шлака, и они никогда за всю свою жизнь не наедались досыта. Неудивительно, что правила поведения за столом не сильно их заботили. Я наелась до отвала, теперь главное удержать все в себе. Пит тоже выглядит довольно бледно. Мы переходим в другое купе смотреть по телевизору обзор Жатвы в Панеме. В разных дистриктах ее проводят в разное время, чтобы все можно было увидеть в прямом эфире. Мы садимся на диван и Пит обнимает меня. Одна за другой показываются все церемонии, называются имена, иногда выходят добровольцы. Мы внимательно разглядываем наших будущих соперников. Мне очень запомнился Катон. Он выглядит пугающе. Парень чуть из кожи не выпрыгнул, когда спросили добровольцев. Так же запомнилась Рута. Последним показывают Дистрикт-12. Вот называют имя Прим, вот выбегаю я и отталкиваю ее назад. Вижу, как Пит и Гейл оттаскивают сестру, и я взбираюсь на сцену. Потом — молчание. Тихий прощальный жест. Комментаторы в шоке. Тут, со сцены падает Хеймитч, и из динамиков раздается дружный хохот. Наши с Питом объятия, что очень заинтересовывает комментаторов. Потом играет гимн, и программа заканчивается. Эффи Бряк недовольна тем, как выглядел ее парик. — Вашему ментору следовало бы научиться вести себя на официальных церемониях. Особенно когда их показывают по телевизору. Пит начинает смеяться. — Да он пьяный был. Каждый год напивается. — Каждый день, — уточняю я и тоже смеюсь. — Вот как! — шипит она. — Странно, что вы находите это смешным. Ментор, как вам должно быть известно — единственная ниточка, связывающая вас с внешним миром. Тот, кто дает советы, находит спонсоров и организует вручение подарков. От Хеймитча может зависеть ваша жизнь! В этот момент в купе пошатываясь входит Хеймитч. — Я пропустил ужин? — интересуется он заплетающимся языком, блюет на ковер и сам падает сверху. — Смейтесь дальше! — заявляет Эффи и семенит мимо лужи с блевотиной наружу. Пару секунд мы с Питом молча наблюдаем, как наш ментор пытается подняться из скользкой мерзкой жижи. Вонь от блевотины стоит такая, что меня чуть не выворачивает. Мы переглядываемся. Толку от Хеймитча мало, но больше нам рассчитывать не на кого, тут Эффи права. Не сговариваясь, мы берем Хеймитча за руки и помогаем ему встать. — Я споткнулся? — спрашивает он. — Ну и запах! Он закрывает ладонью нос, вымазывая лицо блевотиной. — Давайте мы отведем вас в купе, — предлагает Пит. — Вам стоит помыться. Хеймитч едва переставляет ноги, так что мы почти тащим его на себе. Мы заталкиваем его в ванну и включаем душ. Он почти не реагирует. — Спасибо, — говорит мне Пит. — Дальше я сам. — Хорошо, — отвечаю я. — Могу позвать тебе на помощь кого-нибудь из капитолийцев. — Нет, спасибо. Я сам справлюсь. Я киваю и отправляюсь к себе и лажусь на кровать. И тут вспоминаю про печенье, которое мне дал отец Пита. Развернув кулек пробую. Печенье с орехами, очень вкусное. Доев печенье, расстилаю кровать и ложусь спать. В шкафу много разной пижамы, но я просто стягиваю с себя штаны. День был очень тяжелый и я очень устала, так что засыпаю мгновенно. *** Меня будит стук в дверь, сквозь оконные занавески уже просачивается серый свет. Я слышу как Эффи меня — Подъем, подъем! Нас ждет важный-преважный день! Я встаю и лениво плетусь в душ, после душа одеваю платье в котором была на Жатве и прикрепляю к нему брошь, расчесываю волосы и заплетаю обычную косу. Когда я вхожу в вагон-ресторан, мимо меня, бормоча под нос ругательства, проскальзывает Эффи с чашкой кофе. Хеймитч давится от смеха. Лицо у него опухшее и красное от вчерашних. Пит с булочкой в руке сидит рядом. Выглядит он слегка смущенным. — Давай садись! — машет мне Хеймитч. Едва я опускаюсь на стул, передо мной возникает большой поднос. Ветчина, яйца, гора жареной картошки. На льду стоит ваза с фруктами. В много булочек. В изящном стакане апельсиновый сок, чашка кофе и чашка горячего шоколада. Беру чашку горячего шоколада и макаю булочку в него. После я съедаю ветчину и яйца и откинувшись на спинку стула наблюдаю за сотрапезниками. Пит еще ест, отламывает кусочки булки и окунает их в горячий шоколад. Хеймитч почти ничего не взял со своего подноса, зато регулярно опрокидывает стаканы с красным соком, разбавленным какой-то прозрачной жидкостью из бутылки. Когда приедем в Капитолий, он лыка вязать не будет. — Вы, будете давать нам советы? — спрашиваю я Хеймитча. — Даю прямо сейчас: останься живой, — отвечает Хеймитч и дико хохочет. Я бросаю взгляд на Пита и с удивлением замечаю в его глазах жесткость. — Очень смешно, — говорит он и внезапно выбивает из руки Хеймитча стакан. Тот разлетается на осколки и его содержимое течет по проходу. — Только не для нас. Хеймитч на секунду столбенеет, потом ударом в челюсть сшибает Пита со стула и, повернувшись, опять тянется к спиртному. Я бросаю нож и он вонзается в стол перед самой бутылкой, едва не отрубая Хеймитчу пальцы. Хеймитч откидывается на спинку стула и смотрит на нас с прищуром. — Надо же! — говорит он. — Неужели в этот раз мне досталась пара бойцов! Пит поднимается с пола и, захватив из-под вазы с фруктами пригоршню льда, собирается приложить его к красному пятну на щеке. — Нет, — останавливает его Хеймитч, — пусть останется синяк. Все будут думать, что ты сцепился с кем-то из конкурентов еще до арены. — Это ведь не по правилам. — Ещё лучше. Значит, ты не только подрался, но сделал так, что тебя не поймали. Хеймитч поворачивается ко мне. — А ну-ка покажи еще, как ты ножом орудуешь! Мое оружие — лук. Но ножи метать я тоже училась. Выдергиваю нож из стола и, взяв за лезвие, бросаю его в противоположную стену. Вообще-то я только хотела вогнать его покрепче в дерево, однако нож попадает в шов между двумя панелями, и кажется, будто я так и хотела. — Станьте вон там, вы оба! — командует Хеймитч, кивая на середину вагона. Мы послушно становимся, и он ходит вокруг нас кругами, тычет в нас пальцами, щупает мускулы, заглядывает в лица. — Ну, вроде не безнадежно. Не дохляки. А стилисты поработают, так даже симпатичными будете. Мы с Питом переглядываемся. Я уже знаю какие будут костюмы и жду встречи со стилистом. — Ладно. Предлагаю сделку: вы мне не мешаете пить, а я остаюсь достаточно трезвым, чтобы вам помогать, — говорит Хеймитч. — Только, чур, слушаться меня беспрекословно. — Идет, — соглашаемся мы с Пит. — Через пару минут мы прибываем на станцию, и вас отдадут стилистам. Уверен, вам понравится далеко не все из того, что они будут делать. Что бы это ни было, не возражайте. — Но… — Начал Пит, но Хеймитч его перебил. — Никаких «но». Делайте, как вам говорят. Хеймитч берет со стола бутылку и уходит. Как только закрывается дверь, становится темно. Мы въехали в туннель который, отделяющие столицу от дистриктов. Я немного боюсь темноты и поэтому беру Пита за руку и молча стоим на месте, пока поезд мчится сквозь кромешную тьму. Наконец поезд сбавляет ход, и вагон заливается светом. Мы несёмся к окну скорее увидеть Капитолий, главный город Панема. Телекамеры ничуть не преувеличивали его великолепия. Здания, необычной формы, уходящие в небо и сверкающие всеми цветами радуги. Блестящие машины, раскатывающие по широким улицам. Необычно одетые люди с удивительными прическами и раскрашенными лицами. Люди узнают поезд, перевозящий трибутов, и возбужденно тычут в нашу сторону. Я вместе с Питом улыбаюсь и машу им рукой. Журналистов здесь не меньше, чем было в нашем дистрикте. Когда поезд останавливается, меня и Пита провожают до машины и везут в Центр преображения.