Попаданка в Голодные игры

За нами приходит Эффи и ведет в Тренировочный центр. Там мы будем жить, пока не начнутся Игры. Каждому дистрикту отведен целый этаж. Мы заходим в лифт и поднимаемся на наш этаж. Хеймитча там не видно, он будто сквозь землю провалился. С тех пор как пообещал нам свою помощь в поезде, мы его не видели. Эффи в это время рассказывает как она привлекала к нам спонсоров. — Я старалась, как могла, — говорит она, — хотя Хеймитч не посчитал нужным посвятить меня в ваши планы. Рассказывала, как Китнисс пожертвовала собой ради сестры, как вы оба возвысились над варварством своего дистрикта. Мне пришлось воевать с предубеждениями. Вы ведь из угольного дистрикта. Но я им сказала: «Что ж, если как следует надавить на уголь, он превращается в жемчуг!» Эффи так довольна собой, что мы ничего ей не отвечаем. Уголь не превращается в жемчуг, он вырастает в раковинах. — К сожалению, я не могу подписывать за вас договоры со спонсорами. Тут без Хеймитча не обойтись, — с грустью продолжает она. — Но не беспокойтесь! Если будет нужно, я его под дулом пистолета приведу. Номер, в котором меня поселили, больше всего нашего дома в Дистрикте-12. Кругом бархат, как в поезде, а еще здесь столько всяких автоматических штуковин натыкано, что я вряд ли успею все их попробовать. В одном только душе около сотни регуляторов и кнопочек: можно задавать температуру и напор воды, выбирать сорта мыла и шампуней. Едва ступаешь на коврик, тут же включаются сушилки, обдающие тело теплым воздухом. Шкаф по команде выдает нужную одежду. Окна могут увеличивать или уменьшать отдельные части панорамы города. Стоит произнести в микрофон название блюда из гигантского списка, и оно появляется перед тобой. Только я заваливаюсь на кровать, как Эффи зовет к обеду. Вовремя, я как раз проголодалась. Когда я вхожу в столовую, Пит, Цинна и Порция стоят на балконе, выходящем на город. Эффи говорит что чуть позже к нам присоединяется Хеймитч. Хеймитч появляется, когда подают первое блюдо. Он такой чистый и ухоженный, а ещё трезв как стеклышко так что молча принимается за еду. Цинна и Порция, похоже, благоприятно влияют на наших кураторов. Они вежливы друг с другом и наперебой поздравляют стилистов с успешным стартом. Пока идет светская беседа, я сосредотачиваюсь на еде. Грибной суп, зелень с крохотными помидорчиками, жареное мясо с кровью, нарезанное тонюсенькими лепестками, макароны в зеленом соусе. Наевшись, пытаюсь вникнуть в разговор, он как раз коснулся наших костюмов для интервью, но тут безгласая официантка ставит на стол роскошный торт и ловко поджигает его. На мгновение он ярко вспыхивает, языки пламени плещутся по краям и гаснут. — Нравится? — Спрашивает Цинна. — Я специально заказал такой торт в честь вашего огненного дебюта. Покончив с обедом, мы идем в гостиную смотреть повтор церемонии открытия. Несколько пар выглядят неплохо, но до нас им далеко. Мы сами ахаем, когда видим себя выезжающими из ворот. — Кто подал идею держаться за руки? — интересуется Хеймитч. — Я хотел сказать им, но они сами догодались, — отвечает Цинна. — Молодцы, здорово придумано. Есть что-то бунтарское, но в меру. Бунтарское? Мне это не приходило в голову. Потом я вспоминаю, что другие трибуты стояли каждый сам по себе, не касаясь и не замечая друг друга. Наши соединенные руки выделяли нас не меньше, чем горящая одежда. — Завтра утром первая тренировка. Встретимся за завтраком, и я вам скажу, как действовать дальше, — обращается Хеймитч к нам с Питом. — Теперь идите поспите. Мы идем к своим комнатам. Когда подходим к моей двери, Пит прислоняется к косяку, задерживая меня. — Ты не была на крыше? — Я отрицательно качаю головой. — Цинна меня водил. Оттуда виден почти весь город. — Тогда пойдем. Я иду за Питом по лестнице, ведущей на крышу. Мы оказываемся в маленькой куполообразной комнатке, откуда есть выход наружу. Когда мы ступаем в вечернюю прохладу, у меня захватывает дух. Капитолий светится огнями, как огромное поле светлячков. Мы подходим к ограждению у края крыши. Я смотрю вниз на улицу, кишащую людьми. — Я спрашивал Цинну, почему нас «отпускают». Кому-то из трибутов может прийти в голову спрыгнуть. — И что он ответил? — Что ничего не получится. — Пит вытягивает руку за перила, раздается сухой треск, и руку отбрасывает назад. — Здесь электрическое поле. Оно швыряет тебя обратно на крышу. Я на это ничего не отвечаю потому, что ответить здесь нечего. Пит берет меня за руку и гладит её. — Сегодня был трудный день. И я очень скучаю по дому. — Да я тоже, — тихо говорит Пит. — Ещё мне очень страшно. Я не знаю как я буду жить дальше если я потеряю тебя, Пит. Ты мне очень дорог. И я не смогу жить зная что ты… Парень не дает мне договорить а просто обнимает. Мы так и стоим обнявшись глядя на ночной город. — Знаешь кто ко мне приходил? — Нарушает наше молчание Пит. — Нет. — Гейл. — И что он хотел? — С интересом спрашиваю я. — Пожелал мне и тебе удачи. Сказал что ему жаль что мы попали сюда. Еще приходила Прим. — А ко мне приходил твой папа. Приносил печенье и сказал что позаботится о Прим. — Это не удивительно. Он всегда вас любил, — с улыбкой отвечает Пит крепче обнимая меня. — Ты дрожишь, — замечает он. Немного отстранившись снимает пиджак и набрасывает мне на плечи и застёгивает его у меня под подбородком. — Спасибо, — говорю я снова прижимаясь к нему. Так мы простояли еще не много, а за тем решили отправится спать. Подходя к моей комнате Пит снова задерживает меня: — Китнисс, я хочу что бы ты знала: ты тоже мне очень дорога, — и наклонившись целует меня в щеку, которая моментально вспыхивает огнем и я, кажется, краснею. — Спокойной ночи, — после этих слов он ушел к себе, так и не забрав пиджак. Зайдя в комнату я сбрасываю обувь и сняв пиджак Пита, забираюсь в кровать прямо в одежде. Щека которую поцеловал Пит все еще горит. Так с мыслями о Пите и о завтрашнем дне я засыпаю.