scars.

Отрицательный герой С испытательной судьбой Сердце взорвано, зашито Потанцуй ещё со мной Моя карма за спиной Потеряй меня из вида Сердце на вынос На суд воров и вкус толпы Мама, я вырос Я в мире взрослых и слепых И когда закончу бой — мы увидимся с тобой Мама, я вырос, меня растит твоя любовь Детство где-то позади Спит осколочной в груди Я держу чеку зубами Я беру судьбу в кредит И она за это мстит — Мстит моими же руками Нервы — На вынос

***

Карла Йегер была прекрасна в своей простоте. Именно это первым делом отметил в ней Гриша Йегер, и именно это его так привлекло. Всю жизнь мужчину окружали запутанные истории, интриги, бюрократия, долбанутые странные люди (о чем вообще говорить, если даже его бывшая жена — потомок островного короля?), небывалая жестокость; да и сам Гриша был человеком далеко не простым — важнейшим лицом запрещённой организации; ещё и сына желал вырастить Воином. Попав на дьявольский остров он наконец-то смог выдохнуть. Конечно, первое время было тревожно, но вскоре мужчина понял — здесь ему не угрожает абсолютно ничего, а сами островитяне — максимально простые, и, что больше всего удивило Гришу, — человечные. Намного человечнее марлийцев. Разумеется, были и полные мудаки, но в целом молодой врач почувствовал себя здесь спокойно, и, как бы это ни казалось странным — свободно. («...Конечно, жизнь за огромными стенами — не самый лучший вариант жизни» — писал он в своем дневнике, — «но по сравнению с жизнью в замученном гетто, где тебя готовы убить за отсутствие повязки или выход из гетто без разрешения, жизнь на Парадизе кажется настоящей свободой. Еще меня здесь правда благодарят и уважают за мою работу. И никто не плююется, что их обслуживает элдиец... »). Молодая и счастливая Карла оказалась живым воплощением всего, что ему здесь так нравилось. Она была очень доброй к каждому, кто был добр к ей, искренне любила близких и всегда говорила правду. Она не стремилась к высшему благу, не ставила труднодостижимых целей; её раем были спокойная жизнь, обычная работа, любимый человек и дети. Она была полна нежности и с удовольствием отдавала её семье, видела счастье в самом течении жизни... А ещё умела так улыбаться, как не умел никто другой, показывая ямочки на уголках губ. И её счастье было заразным — очень скоро оно распространилось и на Гришу, который всю жизнь существовал в подвешенном состоянии ненависти, тревоги и гонки за собственным хвостом; с ней он смог оставить всё это в прошлом — по крайней мере, отложить в долгий ящик — и позволить себе наконец-то насладиться спокойствием.

***

— Дорогой пациент, у меня к вам прекрасные новости, — говорил Гриша нарочито-серьезно, но счастливые огоньки в глазах и улыбка, что так и наровила появиться у него на губах, выдавали его целиком. — Ну что же, доктор, я не больна? — хихикнула Карла, игриво поднимая взгляд на мужа. — Нет, родная... — он на секунду замялся, вдруг взял ее руки в свои, мгновенно стал серьезным и заглянул прямо в глаза жене, находя в себе силы сказать столь важную новость, — ты беременна. У нас... будет малыш. Карла, счастливо смеясь, кинулась в объятия мужа. — Получается, он родится в начале весны... Чудесное время для начала новой истории. — Он точно будет замечательным, Карла.

***

— Он еще не родился, а я уже его люблю, — говорила Карла со своей фирменной улыбкой, от которой её муж так таял. — Как думаешь, кем он станет? Пойдет в отца? — спрашивала её подруга, допивая ягодный коктейль и журясь от солнца. В 840-ом году лето было на удивление жарким; женщины сидели на веранде дома Йегеров, пили холодные коктейли, пытаясь спастись от жары, и разговаривали по душам. — Честно говоря, я не думаю, что это важно, — ответила Карла, — кем бы он ни стал, для меня самое главное, что это мой сын. Мой мальчик... Это уже делает его чудесным. — Ты будешь прекрасной матерью.

***

«30 марта 840 года. Дорогой дневник, сегодня мы стали родителями. Я счастлив. И Карла тоже счастлива. Наш малыш очень на неё похож — я чертовски этому рад, ведь она самый красивый человек, которого я встречал. Он очень маленький и очень милый. Решили назвать мальчика Эреном. Для меня это способ выразить уважение и благодарность человеку, подарившему мне вторую жизнь. Пусть память о нём будет жить в моём сыне. Честно говоря, даже думать не хочу о том, чтобы этому малышу пришлось унаследовать от меня титанов. Больше всего мечтаю о том, чтобы Эрен прожил счастливую и долгую жизнь, а не стал губить себя ради высшей цели. Кажется, я совсем размяк здесь, но это правда так. Надо найти другого наследника.»

***

В тот вечер восьмилетний Эрен вернулся домой раньше, чем обычно, и, ни с кем не поздоровавшись, тут же юркнул себе в комнату. — Хэй, Эрен, можно я зайду? — спросила мама, постучавшись в дверь. — Зачем? — недовольно буркнул в ответ мальчик, явно чем-то огорчённый. — Поговорить с тобой, — не дожидаясь ответа, Карла вошла в комнату. Сын сидел на полу и зачем-то рвал листки бумаги, исписанные какими-то каракулями. Похоже, своё домашнее задание. — Я занят, — буркнул Эрен, со в детской манере серьезным и разочарованным взглядом продолжая уничтожать свои записи. — Что случилось, дорогой? — несмотря на неприветливость мальчика, мама продолжала говорить так терпеливо и спокойно, что у него не удавалось дальше упрямиться. — У меня был просто ужасный день! Учитель выставил меня идиотом перед всем классом, потому что у меня не получается писать большинство букв! — с всё той же детской драматичностью говорил мальчик, — он сказал, что я лентяй, и поэтому у меня не выходит. А я правда старался! До вечера писал. Но всё равно не получается! А он не верит... — Ох, Эрен, — Карла по-доброму рассмеялась и поцеловала сына в макушку, — тебе не нужно никому ничего доказывать. Достаточно, что ты сам знаешь правду. Люди могут клеветать на тебя, но если ты чист перед самим собой — это не имеет значения. Мальчик поднял удивлённые глаза на мать, а та в ответ подмигнула ему. — Покажи, что у тебя там не получается? Давай помогу.

***

В один миг для Эрена всё затихло. Гул, крики, собственные мысли... Бесконечный водоворот наконец-то замолчал. «Кажется, так и ощущается вечный покой» — промелькнуло в голове юноши. Эрен с трудом открыл глаза (или включили свет? Да и где это он вообще?) и обнаружил, что стоит посреди пространства, полностью состоящего из белого света. Юноша не понимал, где здесь пол и потолок, где вообще хоть какие-то границы — да и не старался найти ответы на эти вопросы. Сейчас все лучи этого мира сошлись для него в одном месте — в фигуре, что стояла перед ним. «Мама... » — одними губами прошептал Эрен и бросился вперёд, заключая Карлу в объятиях, — «Мама, прости... » Он не знал — и не хотел знать — было ли это видением, сном, воплощением его больной фантазии, или же мама действительно стояла перед ним сейчас, но она была точно такой же, какой он её запомнил. Эрен всегда бережно хранил каждое воспоминание о матери — он навсегда запомнил, что её руки были мягкие и нежные, голос — бархатистый и теплый... а ещё от неё всегда пахло ванилью и корицей. Сейчас, заключённая в его объятия, она была точно такой же, как и раньше — разве что теперь казалась такой маленькой и хрупкой по сравнению с ним, девятнадцатилетним. — Всё позади, сынок, — Карла крепко обняла сына в ответ, так крепко, как способны только любящие родители, — ты стал таким сильным и большим... Ещё час назад — опаснейший злодей в мире, сейчас он осторожно выскользнул из крепких объятий матери и упал перед ней на колени. Сейчас он был лишь разбитым, уставшим и чертовски подавленным человеком, впервые за долгие годы услышившим самый родной голос. — Мама, прости... Я подвёл вас всех... Мама, я вырос... В мире взрослых и слепых... Не тем, кем ты бы хотела меня видеть... Я сделал слишком много, слишком много зла... Я не заслужил тебя... — он задыхался, чувствуя, как обретают свободу все те эмоции, которые он столько времени прятал внутри себя, отчаянно скрывая за панцырем. — Эрен, бой окончен. Теперь всё будет хорошо, — она осторожно присела рядом с сыном и положила руку на его плечо, — что бы ни было в прошлой жизни, теперь всё позади. А мама всегда будет любить тебя, что бы ты ни натворил. Ты же мой родной сыночек... — Я люблю тебя, мама... Как же я скучал... — по щекам юноши катились слёзы, всё его тело тряслось, но одновременно с этим он никогда ещё не чувствовал себя настолько счастливым. — И я тебя люблю, солнце. Теперь у нас есть время поговорить обо всем, — Карла осторожно обняла сына вновь, помогая ему приподняться, и теперь они вместе сидели на коленях, прижимаясь друг к другу. — Я... обязательно расскажу тебе что-нибудь хорошее, — каждое слово юноша произносил с таким отчаянием, с таким отчаянием он цеплялся в неё, словно ждал, что это всё окажется сном, и мечтал впитать в себя каждую миллисекунду этого разговора. — Я с удовольствием выслушаю тебя, Эрен. Его разрушенная жизнь, его кровавая, пугающая, трагичная история наконец-то замкнулась. Если бы Эрена спросили, кто был виноват во всех его бедах, он бы не задумываясь ответил — «я сам», и был бы прав. Он слишком много игрался с судьбой, и она отомстила ему его собственными руками. Однако теперь всё правда было позади. Юноша, ставший жертвой собственных действий, собственной судьбы, сейчас стоял здесь, смотря в глаза давно потерянной матери, и понимая, что наконец-то вернулся домой. И мама — олицетворение безусловной любви — была готова, как в детстве, залечить все его раны. И у них действительно была целая вечность.