Главная роль

На лестнице было холодно и пыльно. В глаза из-за недостатка места и приличного скопления народа то и дело норовил попасть дым. Чиркали зажигалки, смех разносился эхом по этажам. Арсений прильнул спиной к старой стене, теснясь в этой импровизированной курилке. Хоть он и был обычным уборщиком, другие ребята всегда общались с ним на равных, по-дружески, звали на всяческие пятничные посиделки, подсказывали с пробами, иногда даже давали примерить костюмы. Вот и сейчас Арсений стоял среди актёров, делая очередную затяжку и слушая театральные новости. —А этот-то, Косичка..., — вдруг заговорил Петренко. Пашка Петренко не далеко ушёл от самого Арсения. Роли были незначительными. Чаще всего он участвовал в массовках или переставлял декорации во время зтм¹. Злился, конечно, проклинал режиссёра, пытался протиснутся в главные роли, но пока безуспешно. Оттого и придумал этому самому режиссёру прозвище «Косичка», быстро приевшееся в театральном коллективе. —Линяет на этих выходных, — и парень с улыбкой присвистнул. —Как это? — не поверил Арсений. — Куда? —А вот так! Променял нас на расфуфыренных москвичей. Да конечно, и зарплата чемоданная², и популярность будет бешеная... Но всё это, похоже, не вызывало особого сожаления у Петренко и доброй половины труппы. Как и у Арсения. Ощущение чего-то нового прогоняло мурашки по коже. Тот же старый театр, но вдруг с ним случится какое-то чудо, и новый режиссёр увидит в нём то, что обычному глазу было незаметно. «Может, это будет тот самый... как его... Антон?» В любом случае, Арсений решил, что это его шанс. Может, даже, последний. Хотя, Попов не верил в такое, ведь вся жизнь и есть своеобразный шанс. **** Арсений упёрся шваброй в пол, сложив на неё руки. Сейчас это был меч, пронзающий ещё тёплое тело на земле. —Повержен ты, кровавый воин, — басил он, — и ненасытность грешная твоя не пустит больше ростки к солнцу — её теперь хранит земля. —И ноздри, тяжело вздымаясь, хватали воздух, словно дар, ведь в пленных рвение на свободу не сокрушит меча удар, — послышался голос издалека. — Попов, и не стыдно тебе? — Сергей Борисович смерил уборщика холодным взглядом. — Знай же ты всё-таки себе место. Я-то вот знаю, и еду по назначению. А ты всё тут около сцены трёшься, лучше бы тёрся шваброй о пол. Арсений стыдливо опустил взгляд, возвращаясь к работе. —Знай себе место, Арсюша, — повторил режиссёр, грубо похлопывая уборщика по спине. — А если не нравится — меняй. Дверь за мужчиной захлопнулась. А у Арсения в голове всё ещё звучали его последние слова. Сергей Борисович всегда казался ему этакой каменной скалой: холодной и неподступной. Но сейчас, всего на секунду, показалось, что он мягче, чем кажется. И вроде как только что завуалированно пожелал Арсению удачи. Людям вообще свойственно цепляться за слова. Особенно, когда это единственное, за что можно ухватиться, пока жизнь бездействует. «Меняй» словно сияло теперь где-то перед ним, точно путеводная звезда. Сердце наливалось уверенностью. Да, Арс — уборщик. Да, он в пылится в этом театре уже хрен знает, сколько. Он в чёртовом Омске, а не в бурлящей Москве или оживлённом Питере. У него ещё не было ни одной настоящей роли. Над ним посмеиваются ребята. Да, ему уже двадцать семь лет. Но «поздно» не значит «никогда». Будоражащий прилив сил отдался в голову лёгким опьянением. И если жизнь — это один огромный шанс, то он возьмёт он неё сполна.