Главная роль

Зелёные глаза строго следили за стрелками настенных часов. Антон сидел в кабинете, настукивая пальцами какую-то знакомую мелодию. —Звали, Антон Андреевич? Шастун вздогнул и перевёл взгляд на торчащую из-за двери голову. —Звал... Ну, что ты там мнёшься? Иди сюда. Арсений послушно захлопнул за собой дверь и прошёл к приготовленному для него стулу. —Извините, что задержался... —Да, помолчи ты! — нервно остановил парня Антон. — Что мне, время? — язык предательски заплетался. — Я просто хотел сказать кое-что, что, думаю, тебе понравится. Арсений затих, внимая каждому вдоху режиссёра. А тот прищурился и продолжил: —Не хочешь проехаться в Питер? Освежиться, так сказать. Арсений, не сдержавшись, прыснул. —Ты чего? — опешил Антон. —Ну, вряд ли Вы просто так спрашиваете. Просто, чтобы услышать «да» или «нет» и так же странно отпустить. —Ладно, — смутился Шастун. — Дело в том, что у меня для тебя предложение. Поскольку у меня есть неплохие связи, — на этих словах режиссёр самодовольно поправил воротник рубашки, — я решил, чего тебе тут пылиться? Лучше б тебе поехать в Питер в «Мастерскую». Как только последний звук слетел с его губ, Арсений округлил глаза, немо таращась на режиссёра. —Что думаешь, а? — ехидно переспросил тот. —Вы, — начал заикаться Арсений. — Вы же не серьёзно? —Абсолютно серьёзно. Вот, на днях позвонил другу, замолвил, так сказать, за тебя словечко. —И что Вы обо мне сказали? — с интересом спросил Попов, облизнув губы. —Ну... Как, что? Что ты молодой, умный, лёгок на подъём, схватываешь идеи на лету и тут же воплощаешь их. Ты ведь буквально живёшь театром, Арс! — добавил Антон, видя, как тот хмурится. — Так что все мои слова насчёт тебя — чистая правда и полностью трезвая оценка. —А Вы и правда так обо мне думаете? — пытливо сказал Арсений. —Правда, — сразу отозвался Антон. Ответил быстро, чётко и без запинки. Хотя на самом деле казалось, будто ему подвели спичку к спине, перекидывая шипящие огоньки на ткань штанов, и через несколько секунд его подкинет в воздух и разорвёт на тысячи мелких кусочков. Но контроль — был коньком Антона. Почти всегда. Пока он сухо и будто бы невзначай рассыпается перед Арсением комплиментами. На месте которых должны были быть совсем другие слова. —Ну, так что, Арс? Согласен? —А Вы думаете, я смогу? —Уверен, — Шастун укоризненно посмотрел на актёра, одними глазами говоря, мол, чего ты бежишь от своего счастья? —Тогда... Я согласен. **** На вечер был запланирован прощальный банкет. Долго тянуть нельзя было: скоро и расписание на новый сезон, раздача ролей, вдруг что? Спешить причины были, в любом случае. Арсения всё это невероятно заводило. Будоражило до мурашек. Ещё пару месяцев назад, стоя в обнимку со шваброй, мог бы он подумать, что такое предложение будет адресовано ему? — вместо того, чтобы просто быть обычной сплетней, как раньше. Встреть он себя из прошлого, на такую новость совсем юный Арсений, пожалуй, покрутил у виска. Но сейчас все эти, казалось бы, невозможные фантазии — его жизнь. И он безмерно благодарен: судьбе, театру и, конечно же, Антону. А Антон сидел в своём кабинете, заперевшись изнутри на ключ. Иногда он потирал потные ладони о штаны. Иногда подносил пальцы к губам, стуча по коротким ногтям зубами, которые всё не успокаивались. Все «спасибо» и прочие приятности, естественно, были хороши. Но он ведь ждал другого! Антон ждал, как Арсений откажет. Как он заговорит о том, как хочет остаться здесь. Как хочет ещё задержаться, хотя бы в знак благодарности режиссёру. Но разве Арсений мог так поступить? Не мог. Его ведь больше здесь ничего не держало. Перед ним великое множество горизонтов, и скоро он сам начнёт выбирать, где будет восходить его солнце. Арсений боится потерять эту оживающую мечту. Спугнуть. Он рвётся в бой! Антон уже много добился и мог спокойно отсиживаться в каком-то там Омске. Он уже отвоевал себе прилично, много добился. В стеклянном шкафу даже блестели реденькие награды. Только на кой чёрт ему всё это нужно? Антон озлобленно хмыкнул, прокручивая кольцо на указательном пальце. Скоро придут люди — и хрен им захочется смотреть на кислую режиссёрскую рожу! **** Все собирались в зале, рассаживаясь по местам. Перешёптывались, посмеивались, спрашивали, толкались. На стульях появлялись всё новые и новые лица. Наконец, Антон встретился с голубыми глазами, которые до сих пор счастливо сияли, как и утром. Почему-то это успокоило Шастуна. Ему же всё-таки удалось сделать Попова таким счастливым. Наконец, Антон в последний раз оглядел зал, мысленно подытоживая, что теперь все в сборе и пора начинать. Парень подмигнул, давая знак мужчине из рубки, и тот потушил свет. Затем тихо, но с нарастанием, зазвучала музыка. Вернее, не просто музыка. Эта песня была чем-то вроде гимна театра. В зале все замерли. Но вскоре начали подпевать. Слова сами рвались наружу, разлепляя дрожащие губы. —Что значит «театр»? Какой простой вопрос И как непросто на него ответить Театр — как всё прекрасное на свете В душе у нас из ничего пророс Он к нам пришёл по-разному, и всё ж Он воедино слит со всеми нами Реальностью, видением и снами И сам на нас он чуточку похож Нам сцена не даёт простых дорог И звёзд с небес горстями не швыряет И каждый день и миг нас проверяет Нагрузками волнений и тревог... Арсений подпевал, проживая каждую нотку, каждое слово. Всё внутри сжималось, не веря, что сейчас это звучит в его честь. Не веря, что швабры и тряпки уже не по его части. А какой-то призрак его самого из прошлого весело смотрит, как он блистает на сцене. Вновь и вновь. —...Лишь изредка, в короткий звёздный час Даётся нам чудесное всевластие И понимаем мы, какое счастье Что каждый есть у каждого из нас Пока софиту хватит сил светить Пока друзьям достанет сил быть рядом Нам не нужны ни лавры, ни награды Нам у фортуны нечего просить... Антон обернулся на Арсения. Тот пел, изредка прикрывая глаза. Шастун вдруг понял, отчего так спокойно внутри. Пока что. Потому что сейчас, когда Попов здесь, даже не думается о том, что когда-то его рядом не будет. Но ведь всё будет потом. А сейчас... —...Покуда есть театры под луной Покуда занавес рвёт мир на зал и сцену Покуда страсть имеет спрос и цену Театр, мой мир, да будь всегда со мной. Пока все радостно кричат, вторя последним строкам, Антон съёживается, вжимаясь в спинку стула. У него получилось сделать то, что от него просили: выплеснуть, наконец, талант Арсения на сцену и зрителей. У него получилось сделать то, чего сам хотел: воплотить чужое желание, упиваясь собственной властью. Но одно у него так и не вышло: заменить делами чувства. Сколько бы он ни работал, сердце работало вместе с ним. Антону нравилась своя злость, жёсткость, насмешки, сухость. Шастун ненавидел трепет, нежность и прочее, что внутри причислял к слабостям. Антон развернул Арсения в Петербург, и скоро они разойдутся, как в море корабли. Но Шастуну хочется покрепче сцепиться якорями, чтобы ни один не сдвинулся с места. Но — увы! — воплощая чужие мечты, ты не в силах сделать их и своими. Нельзя толкать кого-то вперёд, в то же время крепко держа за руку. Больше всего Антон боялся вновь почувствовать себя брошенным. Хотя, бросить — это не уйти. Можно бросить человека, пока дружески обнимаешь его. Можно бросить, пока целуешь. Можно бросить, а потом говорить о любви. И всё это — ложь. «А Арсений не такой», — эта мысль твёрдо упёрлась в кудрявой голове режиссёра, не давая ей думать иначе. А ещё: уйти — не значит бросить. Потому что если твои чувства искренни, то сколько раз ты бы не уходил в неизвестном направлении, все дороги ведут обратно. **** —Итак, — начал Антон, выходя на сцену. — Я собрал Вас, чтобы сообщить, — в зале послышались смешки, и парень кашлянул, — что скоро нас покинет один замечательный, голубоглазый человек. Думаю, Вы поняли, о ком я... Заметив, как все сразу начали оборачиваться на Арсения, Шастун одёрнул себя, чтобы и самому не поддаться соблазну. —...Так вот! — хрипло продолжил он. — Несмотря на то, что Арсений пробыл на сцене не так долго, театру этому он служил многие годы. И теперь, думаю, всё-таки пора уже отряхиваться от этой, уж простите, пыли, — Арсений укоризненно глянул на режиссёра, но тот настраивал себя не сбиваться. — Завтра он будет уже не только душой, но и обеими ногами в Петербурге. И, возможно, мы когда-нибудь сможем увидеть его на большой сцене. Антон всё-таки запнулся, поворачиваясь к нужному стулу. Глаза жадно впились в Арсения, боясь двинуться или моргнуть. —Арсений, — обратился он, — несмотря на всё то, что ждёт тебя, не бойся иногда оглянуться и посмотреть на то, что уже за плечами. Я неимоверно рад приложить руку к рождению новой звезды, но всё же: пообещай не забывать нас... «Меня. Пожалуйста, не забывай меня, Арс!», — грудь распирало от этого немого крика. —Обещаю! — улыбнулся Арсений и тут же утонул в шуме хлопков и поздравлений. **** «Прощальный» торт, признаться, был шикарен. Арсений даже ожидать такого не мог. Ручной работы, десерт представлял из себя небольшой арбуз — точь-в-точь как настоящий! — на котором сверху сидел сам актёр: в костюме, рубашке и закинутым на плечо пиджаком. Это ведь была первая роль Арсения. Главная роль, которая встала первой в копилке его творческих достижений. Глаза заискрились мелкими каплями, и Арсений прижался к плечу Антона, шепча какие-то слова благодарности. Шастун мягко обхватил парня, похлопывая по спине и кидая что-то вроде «не стоит». Да, чего там говорить? Конечно — стоит! Антон же именно для этого потел несколько дней, договариваясь с кондитером. Для этих слов, для этой улыбки, для этих полу-объятий. Для такого Арсения, в конце концов: счастливого. —Это просто невероятно! — прошептал Арсений куда-то в ключицу, от чего у Шастуна едва не подкашивались ноги. — Вы даже не представляете, что Вы сделали! Я так Вам благодарен... Попов уже отстранился, посвящая последнюю фразу всем присутствующим. А Антон ещё какое-то время держал свою руку у парня на спине. Пока не опомнился. **** —Арсений! — режиссёр перехватил парня на лестнице. — Давай лучше у меня переночуешь? —С чего такая щедрость? — улыбнулся Попов. —С того, Арс, что от меня ближе ехать до вокзала. А то если опоздаешь, будешь потом всю жизнь ногти себе грызть. —А откуда Вы знаете, что от меня — дольше? — удивился актёр. —Так, список же, — вовремя нашёлся Антон, мысленно благодаря свою пьяную голову за остатки трезвых мозгов. **** В машине оба ехали молча. Арсений вообще почти спал на заднем сидении, время от времени склоняя подбородок к груди. —Арс, — вдруг позвал Шастун, выдёргивая того из сладкой тишины. —Да? —Я всё хотел спросить. Как тебе удаётся быть таким разным, но при этом оставаться собой? Ты можешь смущаться, радоваться, плакать, беситься — но ничуть не прятать этого. Впервые вижу такую... открытость. Антон наблюдал за парнем через зеркало с самого момента, как машина двинулась с парковки. Усталые синие глаза не смотрели в ответ. Так что можно было позволить себе нагло пялиться, очерчивая взглядом вытянутый нос, ровные скулы, острый подбородок и тонкие губы, которые, наконец, зашевелились. —Да, даже не знаю, Антон Андреевич, — вяло отозвался Попов; и спустя минуту добавил: — Наверное, людям просто не идёт врать?