Главная роль

Я не смотрел на кулисы Не разглядывал тесные ложи Не следил, как там гаснут лампы Я смотрел только на актёров Нет, на девушек и массовку Мне плевать, если честно, хотелось Но от глаз цвета океана Кожа красным пунцом заходилась Я смотрел всё на этого парня Для меня только он был на сцене Не спросив, он нагло откинул В мою душу тайную дверцу На поклонах я словно обмер Я забыл про цветы на коленках «Пропустите ж меня в гримёрку! Я хотел лишь сказать “спасибо”» **** Арсений стоял перед длинным зеркалом до пола. Пальцы бегло разглаживали серую жилетку и оправляли торчащий из-под неё белый воротник. —Слушай, Арс, — донеслось из угла гримёрки. Это был Димка Акимов, коллега Арса по сцене. Это уже был настоящий, пафосный театр, в каких стены пахнут конкуренцией и интригами. Но Попов искренне радовался, что ему повезло найти здесь друга. Актёр устало обернулся на голос, кивая, чтобы тот продолжил. —А этот твой, как его... Антон! Он придёт? —Нет, — поджав губы, ответил Арсений. — От него уже пару месяцев никаких вестей, если не больше. Звонки пропускает, даже сообщения не просматривает. Я звал его несколько раз приехать, глянуть. Покритиковать, — парень улыбнулся, вспоминая тонкие сдвинутые друг к другу брови режиссёра. — Но он отказывался. Дела, ясное дело. Свои постановки и прочая хрень... Арсений досадно улыбнулся, мол, ну, и ладно. —Значит, и волноваться не из-за чего, — подбодрил Димка. — Да, чего ты такой кислый? Давай, соберись! Скоро уже зрители потянутся... Акимов вышел, и тяжёлая дверь вновь отделила Арсения от всего мира. Как же Димка был неправ. Нет, Арс, конечно, волновался перед спектаклями — куда ж без этого? Но, знай он, что на него в это время смотрят апатитовые¹ глаза, все волнения как рукой бы сняло. Вообще, Арсений несколько раз порывался вернуться. Только боялся, что там его не ждут. Антон сам не писал, не спрашивал. Да, и Арсений неплохо прижился в питерской «Мастерской», а потом поскакал по другим сценам. Целый год вдали от родного омского театра Попов жил, будто в тумане. Ему не хватало ребят, не хватало прежнего мандража в кругу друзей, не хватало Антона. Он бы с большим удовольствием проглотил ложку дёгтя режиссёрских замечаний, чем купался бы в меду приглашений и новых ролей. Но — увы! — облачное небо в Питере не всегда слышит желания. Так что Арсений жил в одиночестве. Точнее, не совсем так. Этот год он жил за двоих — вместе с Антоном. Воображал себе, как тот оспаривает его ремарки, следит за правильностью текста. Редко — хвалит. Но всё это было выдумкой. А сейчас полным ходом шла подготовка к новому спектаклю. Через полчаса зрителю раскроется история тридцатидвухлетнего Чарли, выворачивающего на всеобщее обозрение свой причудливый мозг. Арсений в последний раз глянул в зеркало, поправил чёлку и поспешил к кулисам. **** Антон нервно постукивал кольцами по двери машины, смотря в окно. Жёлтое такси, наконец, выпуталось из пробки и мчало по новым зигзагам улиц. Шастун всё-таки махнул рукой на всё и всех и рванул в Петербург. Конечно, Арсению он ничего не сказал. Почему-то это казалось для него унизительным. Но сердце уже не выдерживало. Целый год за двоих. Не тем, что Антон сам елозил шваброй по пыльным углам. А тем, что вместо всех нововведённых актёров он продолжал видеть Арсения. Так что Шастун решил всё-таки побаловать себя, тайно проникнув на спектакль любимого актёра. —Без сдачи, спасибо, — пробормотал парень, рассчитываясь с таксистом и хлопая дверью. Антон повернулся и замер. Перед ним возвышалось лазурное сдание театра с белоснежными барельефами и толстыми колоннами. Сглотнув, Шастун сделал шаг вперёд. **** —Ваш номерок, — улыбнулась женщина, забирая пальто. Антон буркнул «спасибо» и сунул пластиковый кругляшок в карман, отходя от гардероба. Шастун подошёл к контроллёрше и протянул свой билет. Столько ненужных действий, что всё внутри сгорало от нетерпения. —Девятый ряд, одиннадцатое место, — произнесла девушка, отрывая «контроль». Антон почти вырвал из её рук билет и пошёл дальше, пряча бумажку во внутренний карман пиджака, будто боялся потерять. А ведь правда: «Если не смогу сделать то, ради чего приехал, это будет единственным, что у меня от него останется», — думал Шастун. Недолго думая, парень прошёл в зал, начиная искать нужное место. Но его вновь отвлекли: —Мужчина, не желаете купить программку? Блондинка остановилась около парня, загораживая проход. —Мне какая-то бабка втиснула на входе, ну, как от таких отвертишься? Пришлось потратиться. А мне она вообще не сдалась, я просто к парню пришла, — девушка натараторила лишнего, но Антон замер от последних слов. —А кто — Ваш парень? — в ушах зазвенело, и Шастун напрягся в страхе услышать знакомое имя. —Да, Акимов Дима. Вы, наверное, его не знаете... Внутри Антона всё запрыгало и засветилось от счастья. Всё-таки страшная штука: ревность. Шастун радостно отдал незнакомке купюру, забирая программку. На титульном листе корявыми чёрными буквами было написано: «Цветы для Элджернона». Трясущиеся пальцы перевернули лист, поднимаясь к первому имени. Наверху было выведено жирным шрифтом: Чарли Гордон — Арсений Попов Антон улыбнулся и побрёл на своё место. **** Минуту назад отзвенел последний звонок. Зал уже заполнился. Шастун затаил дыхание, не сводя глаз со сцены. Наконец, свет потух, а во мраке зашевелился тёмный силуэт. Прожектор вспыхнул, являя зрителям актёра. Арсений стоял в серой жилетке, одетой поверх рубашки, и тёмных брюках. Он вытягивал вперёд шею, покусывал губы и дёргал глазами. Чёрная чёлка была зализана назад. Антон поначалу даже удивился такому непривычному образу. Но Арсений всё-таки был для него мастером перевоплощений. Даже без костюма парень мог легко изобразить и лекаря, и клоуна, и мушкетёра. И даже девушку. И ты верил. Верил, что это лекарь, клоун, мушкетёр, девушка... И лишь голубые глаза выдавали его. Антон вытянул спину, смотря прямо в них. —Недавно Алиса сказала мне, — начал парень, — что я подхожу эксперимента, чтобы стать умным. Я хочу быть умным. Я очень надеюсь, что подхожу. Меня зовут Чарли Гордон, — Арсений улыбнулся и протянул вперёд ладонь для рукопожатия; никто её, конечно не пожал, но Попов не опустил руку. — Я работаю в пекарне. Мистер Доннер платит мне одиннадцать долларов в неделю и даёт хлеб или пирожок, когда я захочу. Мне тридцать два года, и через месяц у меня день рождения... Арсений, наконец, заметил свою руку, что до этого неподвижно висела в воздухе, и внимательно убрал её в карман. А другой — потёр глаза. —...Наверное, на сегодня всё. Искренне Ваш, Чарли Гордон. Арсений кивнул и, качаясь, направился к кулисе. Прожектора осветили сцену, на которой посередине стояла огромная зелёная доска. На ней были спряжения глаголов и что-то ещё. Арсений вышел к доске, неуверенно подхватывая мел. Пальцы поднесли кусочек к очищенному полю. С минуту повозившись, Попов отошёл в сторону, смотря на свою работу. Там, белым было выведено: «Чярли Гордон» Почесав затылок, парень отложил мел, схватил тряпку и всё-таки стёр корявые буквы. *** —Это — Элджернон, — сказал мужчина в белом халате, ставя перед Арсением клетку с белой мышью. — Перед тем, как практиковать лекарство на людях, мы тренируемся на животных. —Мышонок, — слабо улыбнулся Попов. —Элджернон стал очень умным с начала эксперимента. Он может делать то, чего другие не могут. Например, с лёгкостью с первого раза прошёл лабиринт и отыскал кусочек сыра. —Мыши любят сыр, — в свою очередь прокомментировал Арсений. Антон наблюдал за действом, поджав губы. Ногти с силой вжимались в ладонь. Он видел Арсения во многих ролях, но никогда даже не представлял Арсения в таком образе. «Каким же надо быть гением, чтобы суметь сыграть полнейшего дурака», — пронеслось в голове. Но тут был не только актёрский талант Арсения. Каждый хороший актёр должен «выучиться» на анти-лекаря, чтобы, в конце концов, заставить болеть и замирать зрительское сердце. И у Попова получалось. На сцене вокруг стола, за которым сидели актёры, торчали декоративные прутья клетки, намекая зрителю, что Чарли для учёных никакой не «спаситель человечества» — а ничем не лучше подопытной крысы. **** Арсений стоял у доски, одной рукой метя пол, а другой — елозя тряпкой по доске. На той вновь были остатки с последних уроков до назначенной уборки. Попов лихо водил тряпкой, задевая пример, но вдруг отдёрнул руку. Перед ним были белые цифры: 8x-11=55-3x 8x+3x=55+11 11x=66 Вдруг ребята в классе замерли, с интересом наблюдая за парнем. Арсений взял в руку мел и медленно поднёс его к доске. Теперь внизу, правда, более коряво, но было написано: x=6 Антон остолбенел, открывая рот. Жутко хотелось кричать. Ведь в тот момент он совсем забыл, что актёр, на самом-то деле, с лёгкостью мог решить пример и посложнее. Но сейчас для Шастуна это был не Арсений. Это был слабоумный ранее Чарли. Пацан, сидящий на последней парте, опомнился первым и презрительно крикнул: —Эй, ты, умник! Твоё дело — мыть доску, а не пачкать... **** —Мне не нравится, что люди смеются надо мной, Док Штраус, — Арсений лежал на диване, сжимая кожаную подушку. —Я знаю, что не нравится, — мягко ответила девушка. — Но подумай о другом: ты это заметил. Арсений молча нахмурился и поднялся, не сводя глаз с доктора Штрауса: —Я становлюсь умным? — в голубых глазах блестела надежда. —Похоже на то. **** Арсений стоял около кресла и ласкал пальцами золотистые волосы. Вдруг спящая женщина открыла глаза и отдёрнула голову. —Мама, ты проснулась! — шёпотом воскликнул Попов. — Это я, Чарли. Женщина, не веря, скользнула рукой на грудь, подхватила с неё очки и водрузила себе на нос. Хоть это бы и не помогло. Но она тихо вскрикнула и протянула Арсению руки. —Чарли, сыночек, как ты нашёл меня? —Мистер Доннер рассказал, где ты. Я видел вас с отцом во сне. Представляешь, мам, я теперь умный! Как ты и хотела... Арсений ластился, обнимая и целуя плечи, руки, голову. Наконец, он замер у «матери» на коленях. —Чарли? Откуда ты? Как ты меня нашёл? — спустя какое-то время повторила женщина. Арсений поднял голову, со страхом вглядываясь в морщинистое лицо напротив. —Меня мистер Доннер привёл. Я участвую в эксперименте, и ко мне возвращается память, — уже не так радостно произнёс Попов. Снова воцарилось молчание. Женщина смотрела куда-то вдаль. Потом опустила глаза, и те округлились при виде парня, лежащего на её коленях. —Господи! — она не переставала кричать, отмахиваясь от «сына». —Мам, это же я, Чарли! — повторял Арсений, но это не помогло. Женщина с воплем вырвалась и исчезла в кулисах. —Хренов Альцгеймер, — сухо бросил Арсений и направился в другую сторону. Когда выключили свет, Антон порылся в кармане, выуживая бумажный платок. Ведь только что на всеобщее обозрение явили его главный страх. Шастун больше всего боялся, что Арсений даже не вспомнит его, если и увидит... **** Арсений мялся всё у той же доски, когда в «класс» вошла девушка. —Чарли, ты откуда здесь? — позвала она. —Я пришёл к Вам, — Арсений улыбнулся: то ли девушке, то ли своему дрожащему голосу. — Алиса, — продолжил он, — со времён начала лечения многое во мне изменилось. Проф Немур называет это «обострением». А док Штраус говорит, что я влюбился... —Так, — кивнула девушка. —...В Вас, — заключил Арсений. «Алиса» смутилась, отодвигая руку, к которой тянулся парень. —Чарли, — вздохнула она. — Любовь — прекрасное чувство. Но не всегда возможное для обоих. Твой мозг совершенствуется. Сейчас он хочет потренировать на мне тактику, как вести себя с женщиной. А как только твой айкью снова повысится, я тебе наскучу. —Как Вы можете наскучить? — возразил Арсений. Девушка молча улыбнулась. —Вы скажите честно, — продолжил Попов, — я Вам просто не нравлюсь? —Нравишься, — «Алиса» закусила губу. —Тогда, — парень сложил руки на её тонкой шее, неловко притягивая к себе, — позвольте... И оба слились в поцелуе. Нежном, робком и первом для Чарли поцелуе. **** Антон старался не смотреть на парочку, но глаза то и дело метались к сцене. Конечно, это было понарошку, зал умилялся, кто-то заплакал. Но Шастун с трепетом ждал, когда Арсений всё-таки отстранится от чужих губ. **** —Мы работали над этим проектом десять лет, — вещал доктор собравшейся перед ним комиссии. — И теперь с гордостью можем сказать, что эксперимент удался. Человек, что стоит за мной, ещё полгода назад еле связывал слова в простейшие фразы, а теперь... Но договорить он не успел. Пока всё внимание было приковано к мужчине, Арсений разглядывал зал. Насупившиеся учёные слушали про научный опыт, а не про слабоумного, который смог стать человеком. Пальцы сами потянулись к клетке с Элджерноном и отворили дверцу. Белая мышка тотчас выскочила, виляя по полу. —Мышь! — вскричала какая-то женщина. Все повскакивали со своих мест, с воплями задирая ноги. Арсений протиснулся сквозь толпу, на ходу подхватывая сбежавшего мышонка, а потом, слившись с общим топотом и шумом исчез. **** Арсений медленно ходил по квартире. Из домино размером с пол руки парень выстраивал лабиринт. Элджернона в этой сцене играл какой-то коротыш в белом костюме. Закончив, Попов положил на выходе из лабиринта кусочек сыра и подошёл к Элджернону. —Ну, же, давай, — Арсений толкнул «мышонка» ко входу. — Ты же делал это сотни раз. Я сам видел... Элджернон сделал пару шагов вперёд и опасливо задрожал. Он хотел было вернуться обратно, но задел боком одну стенку. И костяшки домино западали одна за другой. В любой другой раз Антон бы оценил такой режиссёрский трюк: как всё постепенно, но стремительно, рушится, приводя к полнейшей деградации. Но сейчас сердце и без того жалобно сжималось в похолодевшей груди. **** Шастун знал, что скоро всё закончится и сейчас Арсений говорит последние слова. Но парень хотел остановить время, чтобы свет никогда не загорался, говоря зрителям о финале. Актёр стоял в том самом месте, откуда и начинал свой рассказ. —Пожалуйста, скажите профу Немуру, — говорил Арсений, нарочито отделяя слова, — чтобы он не обижался, когда люди смеются над ним. И тогда у него будет много-много друзей. Очень легко иметь друзей, если раз- решаешь² смеяться над собой. Там, где я буду жить, у меня будет много друзей. Арсений посмотрел куда-то в сторону, будто вспоминая что-то ещё. —Пожалуйста, если сможете, положите на могилку цветы для Элджернона. На заднем дворе. Попов опустил голову вниз, замечая ромашку в нагрудном кармане пиджака. Он обхватил дрожащими пальцами тонкий стебель и, шагнув, положил цветок на сцену перед собой. Арсений поднял взгляд на зал. Он смотрел на каждого. А, может, просто мимо. Наконец, кивнув каким-то своим мыслям, Попов развернулся и зашагал к кулисе всё той же неровной походкой, как в самом начале. Свет на сцене потух, а в зале послышались оглушительные аплодисменты. Но Антон не хлопал: руки словно онемели. Парень почувствовал что-то мокрое на щеке, а затем — и на другой. Если б он мог в тот момент думать, то решил бы, что это странно. Ведь Шастун никогда раньше не плакал. **** Актёры вышли на поклоны. Зал рукоплескал, и Антон не смог сдержать улыбки. Тонкие губы растянулись в стороны, оголяя резцы. Шастун встал над толпой, не в силах усидеть на месте. Ладони больно бились друг о друга, но парень этого не чувствовал. —Браво, — вдруг услышал он свой голос. Обычно Антон не кричал на поклонах. Даже если и был сильно тронут спектаклем. Но боялся. Всегда думал, что это что-то сродни невежеству. А сейчас понял: настоящие эмоции невозможно сдержать. **** Арсений вдруг дёрнулся, услышав в шуме знакомый голос. Актёр поднял голову и начал озираться, ища в зале зелёные глаза и пшеничную чёлку. Но лица сливались. «Наверное, показалось», — решил Попов. Он улыбнулся куда-то в сторону партера³ и отошёл назад. **** К счастью, по окончании спектакля, Антона легко пропустили за кулисы и указали на нужную гримёрку. Узнали всё-таки. Дверь была приоткрыта, и режиссёр вошёл без стука. Арсений обернулся, вскидывая брови от удивления. —Вы пришли... —Пришёл, — подтвердил Антон. Он понимал, что разговор, скорее всего выйдет нудным и странным, но отступить уже не мог. —И как Вам? — поинтересовался Попов. —Знаешь, давай как будто я не режиссёр и вообще просто обычный зритель, — начал Антон, сглатывая. — Я не думал о декорациях и не оценивал актёрскую игру. Я просто почувствовал себя человеком, подглядывающим за историей чужой жизни. И я верил. Я, если честно, даже заплакал на твоих последних словах, — красные глаза были тому подтверждением. —Как лестно, — улыбнулся Арсений, принимая протянутый букет. — Знаете, а я прочитал Ваше письмо. Антон почувствовал, как немеют ноги. —Правда? — голос предательски задрожал. —Да. И мне только одно узнать хочется. Вы до сих пор так думаете? Шастун сглотнул, наблюдая за тем, как актёр достаёт листик из кармана. «Неужели, он носил его с собой весь год?», — удивился он. —Мне правда очень стыдно, что я всё это написал, — затараторил Антон. —А давайте Вы сами мне его прочитаете, — неожиданно предложил Арсений. — И если всё это — теперь неправда, оставите письмо у себя. А я обо всём забуду. Шастун удивлённо принял листок из чужих рук и опустил взгляд на написанное. Во рту пересыхало, но он начал: —«Арс. Не знаю, где ты сейчас. Может, ещё в поезде, может, уже в Петербурге, может, ты нашёл это письмо перед тем, как отправить брюки в стирку. Но знаю, что ты сейчас это читаешь. Не знаю, посмеёшься ли ты надо мной или просто выкинешь этот дурацкий листок. Но мне очень нужно, чтобы ты дочитал до конца. Я отправился в Омск почти что ради передышки. Но даже подумать не мог, что именно там начнётся моя жизнь. Встреча с тобой — пожалуй, лучшее, что со мной случалось и могло случиться. Я очень надеюсь, что в Петербурге у тебя всё наладиться, и сладкая театральная жизнь, наконец, забьёт ключом. Ведь ты невероятно талантлив. И, если я дал тебе хоть какую-то веру в это, на самом деле, это меньшее, что я мог для тебя сделать. Не знаю, будет ли тебе там сложно. Но мне без тебя — наверняка. Потому что я, похоже, влюбился в тебя. Может, это не то, что хотелось бы слышать от такого, как я, но теперь я хотя бы честен перед тобой. Так что, без обид, если что не так.

А. Ш.»

Антону казалось, что в гримёрке становится всё жарче. Щёки невольно покраснели, и парень поднял глаза на Арсения. —Это всё правда, Арс. До сих пор. Каждое слово, — с трудом проговорил Шастун. — Наверное, надо было сказать. И намного раньше. Но я — трус. —Неправда, — прервал его Арсений. — Никакой Вы не трус. Я вот, наверное, не смог бы первым решиться. Режиссёр округлил глаза, глядя на парня. Значит... —...Ты тоже? — робко спросил Антон, на что получил кивок и ослепительную улыбку. Сердце заколотилось, выбивая из него все сомнения. Шастун отбросил письмо и в два шага подлетел к Арсению, хватая того за воротник рубашки и впиваясь в желанные губы.