Став центром бури, ты обретешь покой

Мадара чувствовал себя не очень хорошо. Давно привыкший к жизни шиноби, он легко признал сотрясение вдобавок к явно сломанному носу. Ему стоило посетить ирьенина, а не прятаться в собственном доме, все равно от Изуны это не спасло. — Аники, ты действительно собираешься это сделать? — спросил тот жалобно, стоя у закрытых перед его носом сёдзё. — Жениться на Белом Демоне? Ты можешь получить мирный договор и без этого. Мадара закатил глаза, споро стаскивая с себя доспех, и пытаясь сдержать волну тошноты. Игнорировать младшего брата не входило в привычки Мадары, но прямо сейчас он хотел бы это сделать. — Я не могу отступить от данного слова, — фыркнул он, раздвигая двери и встречаясь с братом нос к носу. — Сенджу не будут терпеть оскорбление наследника. Или ты хочешь вернуться в те времена, когда после каждой стычки мы зажигали погребальные костры? — Нет, я… — Изуна отводит взгляд, сглатывает прежде чем снова посмотреть ему в глаза. — Я не хочу, чтобы наш народ продолжал гибнуть. Но брак ради мира? — Не слишком большая цена, — отрезал Мадара, прежде чем в его голосе прорезались восхищенные нотки. — Ты видел его? Почему ты никогда не говорил, что Тобирама так восхитителен? — Потому что он никогда не показывал мне ничего подобного, — надулся Изуна, отворачиваясь. — Это не честно, он мой соперник! — Наверное это потому, что я ему понравился больше, чем ты, — фыркнул Мадара, проскальзывая мимо. — Или потому что я его не оскорблял? — Все равно несправедливо! — крикнул Изуна ему в след. — Ты украл моего соперника! Это нечестно, аники! Мадара ничего не ответил. Он вышел из главного дома и пересек поселение, замечая небольшие сборища людей вокруг шиноби, бывших с ним на границе. Учиха любили хорошие сплетни почти так же сильно, как свою склонность к драматизму. В доме излечения было тихо и пахло медикаментами. Чиаса, главный их ирьенин, встретила его невпечатленным взглядом и тихим хмыком. — Что, Мадара-сама, — спросила она, пряча ухмылку в высоком воротнике, — и на тебя нашлась тяжелая рука? Мадара заворчал, присаживаясь на кушетку перед целителем, позволяя осмотреть себя. — Ты не представляешь, Чиаса, — тихо вздохнул он, — Тобирама был похож на дракона бури, несущего за собой разрушение и разорение. Эта грация, упрямство и сила. На какое-то мгновение, я был центром его вселенной, и этот миг был так прекрасен! — Сильно тебя приложило, Мадара-сама, — рассмеялась Чиаса, убирая последствия сотрясения с помощью чакры. — И что, правду говорят, будто Сенджу Тобирама предложил вам жениться? — Так и есть, — усмехнулся Мадара. — У меня будет супруг, а вместе с ним мирный договор. — Ну что ж, Мадара-сама, поздравляю тебя, — Чиаса улыбнулась ему, — а теперь сиди смирно, вправлю тебе нос на место. Две минуты неприятных ощущений спустя, ирьенин выпроводила его из комнаты, порекомендовав хорошенько отдохнуть. Но ему было не до отдыха, у дверей дома исцеления его уже ждал Сатору, пятнадцатилетний юноша, помогающий совету старейшин. — Старейшины просят вас уделить им время, Мадара-сама, — он поклонился, ожидая ответа Мадары. С тихим ворчанием Мадара повернулся в сторону дома собраний. Сатору тенью последовал за ним, пытаясь сделаться как можно незаметнее. Дом собраний представлял собой небольшое одноэтажное здание с энгавой, использующейся, как помост при совете клана. Внутри это была одна большая комната и маленькая кухня, годная лишь на то, чтобы заварить чаю. В большой комнате у Мадары было место за низким столом, в то время, как посетители, в основном старейшины или просители, довольствовались подушками. Когда Мадара прибыл, четверо его главных старейшин уже были там, нетерпеливо ожидая его. Они поднялись со своих подушек, склонив седые головы в знаке почтения, пока Мадара не поприветствовал их. — О чем вы хотели говорить? — спросил Мадара, опустившись за свой стол. Старейшины последовали его примеру, прежде чем Кин, единственная женщина в их компании и троюродная бабушка Мадары, начала разговор. — Мы здесь, чтобы обсудить твое согласие на брак, Мадара-сама, — произнесла она с легким поклоном, скромно опустив глаза. — Клан полниться слухами о произошедшем, и мы бы хотели знать истину. — Действительно ли Белый Сенджу предложил тебе жениться на нем? — Норайто, скрыл улыбку в широком вороте их клановой одежды. — Так и есть, — кивнул Мадара, пристально наблюдая за старейшинами. — И ты согласился, Мадара-сама? — тонко улыбнулась Кин. Он кивнул в ответ, наблюдая, как старейшины переглядываются, будто ведут безмолвный разговор. Единственный из них, кто выглядел недовольным, был Ясухиро, его двоюродный дядя. — Взять в супруги Сенджу, это еще додуматься нужно, — пробормотал он осуждающе, хмурясь. — Твой отец был бы недоволен этим. — Мой отец мертв, — холодно улыбнулся Мадара. — И он умер от руки Сенджу! — воскликнул Ясухиро, гневно сверкая глазами. — Как ты можешь опозорить его память, приняв эту… этого Демона? Сколько Учих погибло от его руки, сколько остались изувечены на всю жизнь? И ты просто собираешься притащить его сюда, назвав своим супругом! — Ясухиро прав, Мадара-сама, — подал голос Иошиэки, щуря слепые глаза. — Вспомни, как он убил твоего дядю, играя с ним, будто кошка с мышью. Как он был угрозой твоему брату столько времени. Разве не боялся ты, что Белый Демон убьет твоего последнего брата? — Сэберо не стоило хвастаться убийством маленького сына Бацумы, не на поле боя, где присутствовали его живые сыновья, — Мадара бросил на них холодный взгляд, останавливая готовые пролиться слова. — Вы знаете, что я был против охотников на детей. Я не мог призвать к ответу Сэберо, поскольку его преступления были совершены до того, как я стал главой клана и отменил это решение отца. И вы знаете, что он был из тех людей, которые получают удовольствие от пыток и насилия. Не нужно отводить взгляд, Норайто. Я прекрасно знаю, что ты такой же, как и Сэберо, и что ты прикрывал его преступления. — Это дела прошлого, Мадара-сама, — мягко прервала его Кин. — Сейчас мы говорим о будущем. Мадара тяжело вздохнул и встал из-за стола, отворачиваясь от старейшин к раскрытым сёдзё, наблюдая за жизнью клана. Мимо дома собраний пронеслись несколько детишек, играющих в догонялки. Они чуть не сбили, проходящую мимо прачку, несущую на плечах корзину с чистым бельем. Женщина рассмеялась, грозя им пальцем вслед. — Вы считаете, что у Учих были шансы выйти из этой войны победителями? — спросил он спокойно, хотя не чувствовал себя таковым. — Вы верите, что мы могли бы уничтожить Сенджу или заставить их подчиниться, не так ли? — Конечно, — убежденно кивнул Норайто, — Рано или поздно, мы бы взяли верх, уничтожив их! Мадара невесело хмыкнул, прежде чем повернуться к старейшинам. — Правда в том, что мы вымерли бы раньше, чем это произошло, — сказал он, возвращаясь на свое место. — Если не брать в расчет последние полтора года, то стычки с Сенджу уносили намного больше жизней наших шиноби, чем у нас рождалось детей. И это при том, что не все дети в клане пробуждают чакру, и только часть из тех, кто сделал это получает шаринган. Однажды, у нас бы просто не осталось достаточно активных шиноби, чтобы выполнять миссии и защищать территорию одновременно. — Мы могли бы… — начал было Иошиэки. — Не могли, — прервал его Мадара. — У Сенджу есть дурная привычка подбирать людей на обочине и принимать их в клан. Отряд, который сегодня встретил нас на границе, состоял из десяти человек. Из них урожденные Сенджу лишь двое, остальные, судя по донесениям и слухам, были людьми, подобранными Сенджу Тобирамой и обученные им. Если бы ситуация не стабилизировалась, сколько из погибших сегодня были бы урожденными Учиха, а сколько Сенджу? — Это все еще не означает, что ты должен был согласиться с его предложением, Мадара-сама, — фыркнул Ясухиро, морщась в раздражении. — Разве вы не настаивали на том, что Сенджу должны дать нам гарантии, прежде чем мы подумаем о заключении мирного договора? — тонко ухмыльнулся Мадара. — Разве вы не сказали мне, что мы не можем получить прекращение огня, пока Сенджу не докажут свою добрую волю? — Так ты собираешься жениться ради мирного договора? — презрительно выдавил Ясухиро. — На этом? — «Этот» наследник Сенджу, второй по силе в их клане. «Этот» обеспечил мне сегодня сломанный нос и сотрясение. «Этот» один из умнейших людей нашего поколения. Стоит ли мне упомянуть, сколько мы тратим денег, чтобы перекупить лечебные печати, которые «этот» производит? — Мадара ухмыльнулся, заметив смущение старейшин, хотя Ясухиро не выглядел убежденным. — В конце концов «этот» привлекательный мужчина и высококвалифицированный шиноби. И «этот» будет прекрасным приобретением в клан, даже без мирного договора. — Если ты так считаешь, Мадара-сама, — тонко улыбнулась ему Кин, — вполне возможно что ты прав. — Я вижу, что ты убежден в своем решении, — кивнул Норайто, — и наши слова ничего не изменят. — Пусть будет так, — вздохнул Иошиэки, — все на твоей совести, Мадара-сама. Ясухиро промолчал, вставая со своего места и покидая дом без прощания. Мадара посмотрел ему вслед, за этим старейшиной придется приглядеть, чтобы он не натворил ничего непоправимого. Иошиэки и Норайто тоже быстро откланялись, медленно поковыляв по своим делам, оставив его наедине с Кин. — Так это правда, что наследник Сенджу сломал тебе нос? — спросила она с хитрой улыбкой на губах. Мадара расхохотался, откинув голову. — Мне понадобится помощь с брачным договором, — сказал он, мягко улыбаясь женщине, когда его смех стих. — Я обещал дать официальный ответ этим вечером.  — Для меня будет большой честью помочь тебе, Мадара-сама, — поклонилась ему Кин с доброй улыбкой. Мадара крикнул Сатору, который ждал старейшину на энгаве, и приказал ему принести свиток и кисть с чернилами, а также позвать в дом собраний Изуну и Хикаку. Пока молодой человек выполнял его указания, Мадара отошел на маленькую кухню, чтобы заварить чаю. — Приятно видеть, что ты так волнуешься, Мадара-сама, — тихо пробормотала Кин, принимая чашку чая из его рук. — Я никогда не думала, что доживу до того момента, когда внук моей любимой племянницы решит связать себя узами брака. — Не говори глупостей, Кин-баа-сан, ты еще достаточно молода, чтобы увидеть детей Изуны, — улыбается ей Мадара. — Ты очень добр ко мне, Мадара-сама, — она отпивает чай, пряча улыбку. — Сейчас ты намного больше воодушевлен, чем твой отец перед браком. Честно говоря, Тадзима никогда не хотел жениться, слишком погребенный под своей ненавистью к Сенджу и желанием отомстить за смерть братьев и сестер. И после смерти его старших сыновей, ситуация только усугубилась. Я действительно рада, Мадара-сама, что ты нашел другой выход из этой войны, чем смерть наших детей за давно не существующие принципы и причины. — Разве ты не хотела бы, чтобы твои собственные павшие сыновья были отомщены? Мадара серьезно смотрит на старую сморщенную женщину, старше его в три раза, и потерявшую всю свою семью в стычках. Кин улыбается ему тихой смиренной улыбкой, прикрывая глаза в которых на миг вспыхнул красный отблеск шарингана. — Я хотела этого, — сказала она тихо. — Когда пал мой первый сын, я рвалась в поле, чтобы лично убить того, кто это сделал. И Сенджу Коута пал от моего ножа. Только знаешь что, Мадара-сама? В следующей стычке мне пришлось сражаться с четырнадцатилетней девчонкой, которая мстила мне за своего убитого отца. Ей было столько же, сколько моему дорогому Нобуро. Я была достаточно молода, когда поняла, что эта война не кончится, пока мы не уничтожим друг друга. После этого, я никогда не возвращалась к полевой работе. Та безымянная девочка была последней каплей. — И ты не возражала, когда другие твои дети вышли в поле? — спросил Мадара, подливая ей чаю. — Толку от моих возражений? Молодая горячая кровь, всегда спешит жить и думает, что они ужасно могущественны, когда на самом деле этого не происходит, — она горько улыбнулась ему и тихо вздохнула. — Что может понять простая женщина, решившая, что дом и дети ей дороже, чем судьба и гордость клана? Ничего эта глупая женщина не понимает, она просто слишком нежная для жизни шиноби, вот и все. — Мне жаль, — склоняет голову Мадара. — Ты и твои дети заслуживали намного большего, чем эта война. — Я старая больная женщина, а мои дети мертвы, — говорит она спокойно. — Для нас уже ничего не исправишь. Но я с удовольствием посмотрю на тот мир, о котором ты мечтал, Мадара-сама. Мои кости хрупки, а движения не так тверды, как раньше, но я за твоей спиной. Мадара кивает ей с легкой улыбкой. Он действительно рад получить такое своеобразное благословение хотя бы от одного из старейшин. Да и просто, ощутить поддержку бабушки, пусть и троюродной, дорогого стоит. Сëдзë с шумом отъезжает в сторону, когда Изуна входит в комнату с несколькими свитками в руках. За ним идет Хикаку с дерзкой улыбкой, наблюдающий за младшим Учихой. — Ладно-ладно, — шипит Изуна, оглядываясь на Хикаку. — Я тебе это еще припомню! — Припомнишь что? — спрашивает Мадара, выгнув одну бровь. — Не важно! — вскрикивает Изуна поспешно. — Я просто говорил, что возможно он был недостаточно хорош, чтобы Тобирама сражался с ним в полную силу, — хихикает Хикаку, ставя на его стол письменный набор. — Это не правда, — фыркнул Изуна, бросая рядом свитки и плюхаясь на подушку. — Я хорош, и ты это знаешь! Скажи им, Кин-баа-сан! — Возможно, Сенджу Тобирама держал тебя в живых, чтобы у его брата и твоего был шанс на мир? — лукаво улыбается старейшина, любовно трепля Изуну по волосам. — Почему ты на их стороне? — дуется тот, отворачиваясь. — Это все нечестно. Я первый сражался с Тобирамой, аники не может просто забрать его! — Ты все еще можешь спарринговаться с ним, когда он приедет сюда, — улыбается старейшина. — Ммм… — тянет Изуна, — звучит не так весело. — Время идет, — прерывает их Хикаку с серьезным выражением лица, — нам нужно многое сделать. — Хорошо, — Мадара хлопает в ладоши, привлекая внимание. — Давайте начнем. Они работают все оставшееся до заката время, просматривая брачные договоры прошлых политических супругов Учиха. Мадара ворчит, что не может нормально ухаживать за Тобирамой со всеми этими официальными бумагами, но продолжает составлять договор. Изуна смеется над ним, подсовывая откровенно дерьмовые формулировки и просто странные пункты. А Хикаку выступает голосом разума, тыча Изуну в бок или дергая его за хвост. Когда они заканчивают, старейшина Кин протягивает Мадаре печать клана. — Стал совсем взрослым, соколенок, — нежно улыбается женщина. Мадара чувствует, как краснеют его щеки, когда он опускает тяжелую печать, оставляя оттиск учивы на бумаге, и размашисто подписывает брачное предложение. — И не говори, Кин-баа-сан! — театрально вздыхает Изуна, делая вид, что вытирает несуществующие слезы. — Почти степенный женатый человек! — Поздравляю, Мадара-сама, — улыбается Хикаку, поднимаясь со своего места. — Если это все, то я пойду. Эйка ждет. — Иди, — кивает Мадара, со смешанным чувством смотря на свиток перед собой. — Доброй ночи. — Я тоже пойду, Мадара-сама, — поднимается Кин. — Эта старая женщина нуждается в большем количестве сна, чем вы молодежь. И я надеюсь, Мадара-сама, что вы представите мне своего супруга в частном порядке, а не как старейшине клана. — Я так и сделаю, баа-сан, — улыбается Мадара ей на прощание. Он видит, как Сатору подхватывает старейшину под локоть и помогает ей идти. Они с Изуной остаются одни в доме. — Ты считаешь это неправильным решением? — спрашивает Мадара брата. Он смотрит прямо в темные глаза Изуны, пытаясь понять, о чем думает младший брат. Изуна растягивает губы в ломкой улыбке, встает со своей подушки и отходит к открытым сёдзё. Он смотрит на клан и глубокое темное небо, покрытое звездами. — Я не знаю, аники, — наконец произносит Изуна неуверенно. — Раньше было проще, Сенджу убивают нас, а мы их. И от моего решения ничего не зависело. Я… Я никогда не видел снов о мире, и не могу представить, как все это будет. И я не могу сказать, что верю во все это. В то, что у Тобирамы нет какого-нибудь хитрого плана, после которого Учиха перестает существовать. Или что где-то обитает разумная плесень, которая веками подогревала нашу вражду, и она сделает что-то сумасшедшее, если мы объединимся. Я не знаю, что нас ждет дальше, и не могу сказать, что чувствую по этому поводу. — Ты же знаешь, что это нормально, — тихо говорит Мадара, смотря на спину брата. — Ты не обязан знать все наперед. И бояться будущего это нормально. — Я знаю, — кивает Изуна, не оборачиваясь. — В последнее время мне кажется, что все вокруг теряет цвет. Будто мой шаринган впитал в себя предельное количество боли, крови и смерти, и теперь мои глаза больше не могут смотреть на что-то и не видеть, как это умирает или уничтожается. Иногда мне кажется, что я живу от битвы к битве. А все остальное время, меня убирают в коробку, как оловянного солдатика из коллекции. — Изуна… — Мадара встает со своего места, но брат прерывает его. — Покажи мне свой мир, аники, — оборачивается к нему Изуна, и Мадара видит слезы в его глазах. — Покажи мне мир. И дай повод использовать мой шаринган для чего-то хорошего. — Хорошо, отото, — он обнимает брата и целует его в лоб. Они стоят так какое-то время, в тесных объятиях, пока Изуна не выворачивается из его хватки скользким угрем. — Иди отправь свой брачный контракт, аники, — ухмыляется он, взяв себя в руки. Мадара фыркает на него, взлохмачивает короткие передние пряди и, подхватив свиток, выходит из дома. Он поднимается на стену вокруг поселения, и издает тихий свист. Спустя несколько мгновений с неба раздается пронзительный крик сапсана, метнувшего вниз. Мадара подставил руку, и его любимец Бэ сел на нее. Учиха запечатал свиток в кольцо на лапе птице и ласково погладил его по голове. — Доставь это главе Сенджу, милый, — пробормотал он. Сокол пронзительно крикнул, прежде чем взлететь с его руки. Он сделал почетный круг над поселением, прежде чем навострил крылья в нужную сторону. Мадара еще несколько минут простоял на стене, смотря в небо. Новый рассвет обещал перемены. Хаширама разбудил его через несколько часов, ласково погладил по голове, запутав и так непослушные волосы. — Ани-сан? — ворчит Тобирама, щурясь на свет. — Что? — Тебе стоит поесть, Тоби, — улыбается Хаширама на умильное надутое лицо Тобирамы. — Не хочу, — тихо ворчит он, закрывая глаза. — Тоби, — ласково зовет Хаширама, щекоча его затылок. Тобирама фыркает, снова открывает глаза и пытается взглядом заставить Хашираму отступить и оставить его в покое. Но брат не поддается, лишь улыбается шире. — Вставай, младший брат, ужин уже на столе, — хихикает Хаширама. Тобирама вздыхает, собирая себя с кровати. Он чувствует себя уставшим и больным, хотя брат залечил все его раны. Но усталость Тобирамы привычный спутник, и он уже смирился с ней и научился жить в ее объятиях. Он накидывает хаори поверх своей привычной одежды и спускается вслед за братом. Хаширама ведет его на кухню, где на столе их уже дожидается поданная еда. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Хаширама, подвигая ближе к нему блюдо полное жареной рыбы. Тобирама морщится, хватая палочками золотистую тушку. — Все в порядке, ани-сан, — бормочет он. Хаширама тяжело вздыхает, явно не веря ему, но не настаивая на правде. Он заводит разговор о каком-то новом растении, которое ему удалось вырастить. Эта самая мирная тема, которую он может придумать. Хашираме нравится возиться в саду и выращивать что-то просто так, без всякой другой цели, кроме как для красоты или употребления в пищу. Тобирама знает, что его брат находит использование мокутона для битвы и убийств очень странным, неприятным и неправильным. Тобирама внимательно слушает его, наслаждаясь редким мирным моментом, пока чакра Хаширамы не взяла верх над его характером и снова не ударила его по чувствительности. Они почти закончили свою трапезу, когда из окна кухни раздается пронзительный птичий крик, и на подоконник садится сокол. — Должно быть это от Мадары, — Тобирама спокойно смотрит на брата. Хаширама с опаской подходит к сапсану, слишком обеспокоенный хищной птицей, которая сверлит его темным взглядом. Сапсан протягивает ему когтистую лапу, на которой блестит золотое кольцо с черной печатью. Хаширама смело протягивает руку, указательным пальцем касаясь черненого рисунка и активируя его чакрой. Печать мягко светится, прежде чем на пол с глухим стуком падает большой свиток, скрепленный сургучной печатью с учивой. — Спасибо, — говорит Хаширама соколу, медленно наклоняясь за свитком и не сводя с него испуганного взгляда. Птица издает устрашающую трель, прежде чем взлететь и скрыться в темном небе. Хаширама возвращается за стол, разворачивая свиток, и тут же издает потрясенно-испуганный вздох. — Ани-сан? — зовет его Тобирама. — Это брачный контракт, — пораженно выдыхает Хаширама. — Брачный контракт, подтверждающий перемирие. — Дай сюда, — Тобирама делает хватательное движение, и брат передает ему свиток. Он внимательно читает контракт, удивляясь формальности и продуманности формулировок. Сам договор выглядел справедливым и подозрительно хорошим для Тобирамы, учитывая, что он должен был войти в клан, против которого так долго сражался. — Но что значит пункт об ухаживании? — спрашивает его Хаширама, и Тобирама пожимает плечами. В контракте действительно был такой пункт, и Тобирама не мог понять, как это будет работать. — Видимо Учиха имеет в виду, что пока мы будем согласовывать мирный договор между кланами, мы будем ухаживать? — бормочет Тобирама неуверенно. — Это имеет смысл, учитывая, что договор потребует обсуждения, прежде всего между старейшинами обоих кланов. Нетрадиционное ухаживание, конечно, но соблюдение традиций. — И свадьба будет подтверждением договора? — Хаширама кусает ноготь большого пальца, смотря на него влажными глазами. — Да, по крайней мере, контракт подразумевает именно это, — кивает Тобирама. — Тебе нужно будет собрать старейшин, чтобы обсудить это. Будь готов к тому, что они потребуют твоей собственной женитьбы и быстрого получения наследника. Что означает отказ от невесты Узумаки. Их химе не подчинится такой поспешности. — Не думай об этом, — Хаширама улыбается ему. — Я разберусь. Меня больше волнует твое мнение по поводу этого брака. — Я был тем, кто предложил его, — Тобирама откидывает голову на спинку стула и вздыхает. — Уже поздно идти на попятную. — Тобирама, — брат становится серьезным, и его чакра во всем своем изменчивом росте сосредоточена на нем, — если ты не хочешь, ничего не будет. Я найду способ избежать этого. Он машет свитком перед собой, и смотрит убийственно серьезно. Его чакра окрашивается в темные тона жажды боли и крови, и там где раньше была милая весенняя зелень теперь колючие ползущие лозы, разрывающие плоть и окрашенные красным. Это настолько не вяжется с Хаширамой, что Тобирама на миг вздрагивает, что не укрывается от его брата. Чакра вокруг становится еще жестче и темнее. Тобирама пытается подобрать слова, чтобы выразить свои эмоции и чувства, но у него не получается. Все, что приходит ему в голову слишком плоско и не отображает его мыслей в полной мере. Он с силой выдыхает сквозь сжатые зубы и смотрит на Хашираму потерянным взглядом. — Все в порядке, отото, — смягчается Хаширама. — Я подожду. И он ждет, все так же сосредоточенный на Тобираме, со всей этой защитной чакрой, обернутой вокруг младшего брата. Через несколько минут Тобирама вздыхает и с трудом выталкивает слова. — Я бы хотел Мадару, — его горло сжимается, и слова теряются, но он пытается. — Учиха Мадара был бы хорошей парой, и я хотел бы отрастить волосы для него. — Тоби, — тянет Хаширама с улыбкой. — Ты влюблен в него, не так ли? Тобирама пожимает плечами, отводя взгляд от брата. — Мне нравится его чакра, — говорит он, как будто оправдывается. — И иметь его рядом с собой было бы удовлетворительно. — Ты влюблен в Мадару, — напевает Хаширама с широкой улыбкой. — Он не отвратителен, — хмурится Тобирама на веселье брата. — Соберись ани-сан! Тебе нужно подумать, как вести себя со старейшинами, и как представить все клану. — Я хочу заплести твои волосы на свадьбу, — весело лопочет Хаширама и тут же хмурится. — Ты ведь дашь мне это сделать? Ты же не отдашь эту привилегию Токе? Я твой старший брат, это должен быть я! — Ты точно не прикоснешься к моим волосам для свадебной косы, если не сможешь убедить старейшин быть разумными, — фыркает Тобирама. — Свадьбы не будет, если мы не достигнем мира, не с этим контрактом. Хаширама становится серьезней, хотя его взгляд и чакра все еще мягкие вокруг Тобирамы и заботливые. — У нас будет мир, — говорит он уверенно. — А у тебя будет Мадара. Тобирама опускает глаза и чуть расслабляется на стуле. Он смотрит на Хашираму, аккуратно убравшего свиток на край стола и готовящего травяной отвар. Он сосредотачивается на мире за пределами их дома. Клан спокоен и умиротворен. Учихи чем-то взбудоражены, но это хорошее чувство, как будто случилось что-то, что заставило весь клан чувствовать себя хорошо. (Он не пропустил отдельные злые вспышки в привычном ему согревающем огне Учих.) Другие кланы чувствовали себя стабильно и спокойно. Столица гудела, как обычно. — Возвращайся, отото, — услышал он мягкий голос Хаширамы, и вернул свое сознание к мягким зеленым лугам брата.