***
В атриуме Гермиону кто-то окликнул, и обернувшись, она увидела Джинни. Та шла ей на встречу и тепло улыбалась. Гермиона не успела поприветствовать её, как та по-свойски обняла её. От девушки исходил приятный цветочный запах и Гермионе, вдохнув его, стало немножко легче. — Привет, а у тебя всё хорошо? — Джинни вглядывалась в лицо Гермионы, и её глаза были такими отзывчивыми и тёплыми. Гермиона знала, что Гарри никогда бы не рассказал, совершенно ничего, особенно, что касалось её. Ни при каких обстоятельствах он не выдал бы её секрет и то, что произошло вчера. Просто Джинни очень хорошо знала Гарри, и его волнение она чувствовала даже на расстоянии. И сейчас девушка искала причину беспокойства Гарри. А друзья для него были родными людьми, поэтому свои поиски она, скорее всего, начала с них. — Джинни, всё хорошо! — Гермиона вложила в эту фразу столько спокойствия, сколько у неё было и тепло улыбнулась. Джинни удовлетворительно кивнула и снова обняла Гермиону. Эти утренние объятия стали для Гермионы глотком благоразумия и спокойствия, хотя бы на ближайший час. — О, девчонки, привет! Хотите пирожки, они ещё совсем тёплые, мамины. На эту фразу они мгновенно и одновременно обернулись. Никто иной, как Рон Уизли, стоял перед ними с бумажными пакетами, набитыми, как они поняли из слов Рона, пирожками. Да и запах исходил из этих пакетов идентичный. — И после этого ты смеешь обижаться на то, что я называю тебя прожорливым? — Джинни нахмурилась и выглядела не очень доброжелательно. — Брось, Джин. Я просто не... — Рон не успел договорить, как Джинни сделала шаг к нему и мотнула головой. — Нервничаешь опять? Что теперь у тебя случилось? — Ничего, — растерянно пробормотал Рон. — Просто мой начальник, он слегка завёрнутый на работе и немножечко меня нервирует. — он сказал это тихо и посмотрел на Джинни так, как смотрят дети, которые стащили без спроса пару конфет. —Ах, это Гарри значит виноват в том, что ты постоянно ешь? —Джинни пальцем начала тыкать в пакет. Рон испугался, что она его порвёт и отстранил сначала пакет, а потом и самого себя. — Ладно, я пойду. У меня много работы. — и Рон, развернувшись, поспешил к лифту. Гермиона не успела ничего сказать в этой перепалке, и так и осталась стоять со странной улыбкой на лице. — Хорошо, что ты с ним рассталась. Ведь он совершенно тебе не подходит. — А кто мне подходит? — Гермиона удивлённо посмотрела на Джинни продолжая улыбаться. — Я не знаю, но он точно не должен столько есть. Гермиона рассмеялась и похлопала Джинни по плечу. — Да, определённо, ты права. — Ой, я опаздываю, — и Джинни, поцеловав Гермиону в щеку, умчалась восвояси. Гермиона ещё какое-то время постояла и посмотрела как мельтешат волшебники, появляются из камина и в камине исчезают. Один поток людей сменялся другим, и столько было лиц, но одного она так и не увидела, того, которого ждала всё это время.***
Несколькими часами ранее...
Теодор стоял в атриуме вот уже полчаса. Он не мог поверить, что просчитался во времени и опоздал. Пунктуальность Малфоя была безупречной. Он приходил всегда в определённое время и Теодор пришёл чуть раньше, что бы исключить любую погрешность и форс-мажор. И поэтому он не мог поверить, что он ошибся. Особенность Теодора была в его спокойствии и наблюдательности. И эти качества давали ему огромные преимущества ещё со школы. Он просто наблюдал, оценивал и запоминал. Но сегодня ему показалось, что он что-то упустил. Сомнения развеялись когда через минуты раздумий появилась долгожданная фигура Малфоя. — Малфой, мне показалось что твои внутренние часы сломались и ты придёшь не вовремя. Этот ранний подъем для мне огромный подвиг. — Теодор пошёл ему на встречу. Малфой, выйдя из камина, меньшее всего ожидал увидеть именно Теодора. Приходить столь рано было рационально ещё потому, что можно избежать формальных приветствий, не имеющих смысла разговоров и вообще министерской толпы снующих волшебников. — Знаешь, Нотт, а для меня сейчас подвиг сдержаться и не запустить какое-нибудь проклятье в тебя. — Знаю, но нельзя, мы находимся в святом месте, — Теодор развел руками, — в Министерстве. Ты же не хочешь, чтобы твой срок продлили и вообще лишили всех привилегий, которые как ни странно, у тебя есть. Малфой подошёл к нему настолько близко, насколько мог выносить его присутствие. Они знакомы были с самого детства. И отец заставлял Малфоя относится с уважением к детям равным по статусу. А особенно детям, чьи отцы были почтенно помечены. Но друзьями они не стали. Малфой вёл себя вызывающе, был высокомерный и всячески привлекал внимание к своей фамилии. Нотт же был скромным, незаметным, таким тихим, что Малфоя раздражала даже тишина с ним. А когда Нотт не выступил с заявлением о вступлении в ряды Волан-де-Морта, не пошëл за отцом, просто остался в стороне — Малфой его возненавидел. У Нотта оказался выбор, у Малфоя его не было. Потому что первый никогда никому ничего не доказывал, даже собственному отцу, держался стороной и отец, возможно, его любил по-настоящему и оставил ему детство, не втянув во взрослые игры во власть. — Что тебе надо, Теодор? — Малфой сказал это сквозь зубы. — Лично мне от тебя ничего не нужно, — он замолчал для эффектного выступления, или чтобы поиграть на нервах Малфоя. — а вот тебе от меня конечно нужно. И это правда, Малфой. И ты знаешь, почему я здесь, и ты хочешь спросить меня. Но твоя гордость не позволяет опуститься до вопросов. — он не успел договорить, как Малфой развернулся и собрался уходить. — Это я поцеловал её, сам. Она мне не ответила. Слышишь, Малфой, не ответила! — он крикнул это громко, слишком громко. И слова Теодора сработали, Малфой остановился. — Она не просто мне не ответила, она смотрела в одну точку. На тот камин, в котором ты исчез. — Теодор сказал всё это в спину Малфоя, а тот стоял неподвижно. Малфой развернулся и посмотрел на Теодора. Он подошёл к нему ближе. — Тебе не кажется, что это дело нас троих, а не общественности? — Мне никогда ничего не кажется, Малфой! Не надо уходить от меня и от разговора. В противном случае, я буду делать то, что считаю нужным. — Она тебя не оттолкнула! — Малфой смотрел в глаза Теодору, и не видел ничего, кроме внимания. Теодор не был врагом, и Малфою пора перестать со всеми вести себя как с врагами. Война закончилась, и борьба перед отцом тоже. — Малфой, очнись от собственных иллюзий. Да она не успела! Неожиданность, шок, и твой уход. В конце концов это ты виноват, что она ведёт себя именно так. — Если ты такой правильный и пришёл открыть мне глаза, нахрена ты полез к ней, зная, что я... — он прервал свою речь и впился взглядом в Теодора. — Малфой, а в твою голову не приходит мысль, что она мне нравится? — Тогда зачем сейчас ты мне всё это говоришь? — Я бы не стал с тобой говорить и не уступил бы её ни при каких обстоятельствах, кроме одного — она стояла со мной, а думала о тебе, всегда! На этих словах Теодор развернулся и пошёл в сторону лифта. — Теодор, спасибо. — Малфой ответил тихо, но тот, кому он это сказал, услышал. — Невероятно, Малфой, но я приятно удивлён. — Теодор махнул ему и засмеялся. Малфой смотрел как тот уходит и думал, что все-таки надо было запустить какое-то проклятье, чтобы впредь тот не лез в его личное пространство, голову и к его Гермионе. Последние слова больше не пугали его, он принял то, что было очевидно и перестал бороться. Волшебники начинали появляться, шум стал нарастать и Малфой поскорее решил убраться из атриума.