Конец — это лишь часть путешествия.

Третий Год.

октябрь-ноябрь 2020

      Через несколько часов после пробежки со Стивом Питер увлечённо наблюдал за развернувшимся спором брата и сестры Кинер, перепалки которых были отдельным видом удовольствия.       Загорелое лицо, имеющее приятный золотистый оттенок благодаря жаркому и засушливому климату западной части Техаса, но уже сходящего из-за переезда в Нью-Йорк, с некоторым подвисанием двигалось в экране планшета, пока девушка быстро что-то говорила. Её голова то и дело склонялась в левую сторону, стоит ей о чем-то задуматься – их с матерью общая привычка; голубые глаза, присущие всему их семейству, закатывались минимум раз в минуту, пока блондинка изобретательно жаловалась, беспощадно выбирая слова-оскорбления, на свою последнюю несправедливо оценённую ненавистным ею профессором работу, а редкие брови в негодовании нахмурились. – Ну что я могу тебе сказать? – с тяжёлым вздохом спросил непонятно у кого раздражённый Харли, тон которого прямо преподносил безмолвное сообщение «ты мне надоела», однако он терпеливо сдул светлую прядь, упавшую ему на широкий лоб, и, не отрывая глаза от моторного двигателя, лежащего на широком и низком металлическом столе перед ним, с насмешкой посоветовал: – Пошли его к чёртовой матери, и дело с концом.       Семнадцатилетняя Гвеннит, напоминающая разъярённого льва всякий раз, когда люди имели неосторожность называть её полным именем, не оценила издевательского совета. И так тонкие губы сжались в ещё более узкую линию, а глаза, обрамлённые светлыми, а потому едва заметными ресницами, сощурились. – И вылететь с курса, как это сделал ты, дурень? – Учитывая, что я возглавляю технический отдел разработок мировой компании, я бы сказал, что это пошло мне на пользу, – тут же парировал Харли. Питер, подавляя в себе желание деланно потребовать попкорн в студию, подошёл чуть ближе к другу, тихо смеясь про себя и предчувствуя продолжение семейного шоу Кинеров «кто кого уделает». – Однако с сожалением вынужден признать – в нашей семье невероятно умный, смекалистый и рациональный экземпляр лишь один.       Его сестра громко фыркнула, бессловесно показывая, как она к этому относится, но прежде, чем она успела выразить свою точку зрения, Старк нагло вклинился в разговор, чуть отталкивая Харли в бок, чтобы влезть в камеру: – Да, согласен, – серьёзно кивнул супергерой. На миловидном лице Гвен мгновенно вспыхнуло веселье при виде его, но так же быстро сменилось выражением театрального предательства. – Ваша мать одна из самых мудрейших женщин, которых я встречал.       Харли, чей рот то открывался, то закрывался в немом протесте, был похож на рыбу, неожиданно выброшенную на берег, в то время как громкий заливистый смех его сестры раздался на всю лабораторию. – Пи-и-и-итер, – хитро протянула она, машинально сдувая выбившуюся из распущенных волос кудрявую прядь пшеничных волос, даже не подозревая, на сколько сильно в тот момент походила на своего старшего брата. – Мой любимый член семьи. – Так, стоп. Когда мы успели перейти на оскорбления?       Старк и младшая Кинер синхронно закатили глаза, привычно игнорируя риторические и деланно обиженные вопросы Харли. – Просто переверни ситуацию в свою сторону: хорошенько разозли его и подстрой так, чтобы во время того, как он будет на тебя орать, рядом будет ваш декан. Ему сделают выговор и станут пристально следить за ним, так что он больше не сможет занижать тебе оценки, – посоветовал ей Питер.       Улыбка девушки из озорной за несколько недолгих секунд превратилась в дьявольскую и абсолютно точно не предвещающую ничего хорошего. – Чему ты учишь мою младшую сестру? – возмутился было Харли, но это было настолько слабо, что в его недовольство не поверила бы даже почти трёхлетняя Морган. – Этот урок преподал мне ты. Если тебе будет от этого легче, можешь считать, что я как бы передаю это по наследству.       Гвен покачала головой, игнорируя их препирательства. – Боже, как жалко, что ты уже занят, – с сожалением произнесла она, отчаянно пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку. – Но я всё же хочу испытать свою удачу. – Харли издал звук мыши, на которую случайно наступили. – Женись на мне.       Едва закончив предложение, она прыснула от душившего её смеха в такт хохота Питера, которого развеселила откровенная паника на лице его друга, чьи глаза быстро перепрыгивали с сестры на приятеля. – Ситуация обостряется очень быстро, и мне это не нравится, – наконец выдавил он.       Гвеннит вновь смеётся, искренне наслаждаясь всей этой ситуацией, и выжидающе смотрит на Старка, желая увидеть, как он выйдет из ситуации. – Прости, Винни, – улыбается тот, не выглядя особенно печальным. – Но Вив нас четвертует, а у меня маленький ребёнок. Позвони мне лет через пятнадцать. – Что происходит? – вновь стонет Харли, откидывая голову назад и прикрывая глаза ладонями. – Немедленно прекратите, я не хочу это слышать. Мой едва ли не сводный брат и моя сестра… Бр-р-р-р.       Гвен драматично вздыхает, поджимая губы. В светло-голубых глазах непрестанно скачут искорки озорства и непокорности, точно как у маленького ребёнка, у которого отняли конфету и положили на верхнюю полку, до которой он, по соображениям взрослого, не должен дотянуться. – Жаль, очень жаль, – тянет девушка, продолжая подыгрывать парню. Она открыла рот, намереваясь сказать что-то ещё, но едва слышный из-за не самой хорошей связи голос остановил её; светлая голова чуть повернулась, машинально оборачиваясь на женский возглас, вслушиваясь в слова. Губы младшей Кинер растянулись в игривой улыбке, когда она громогласно крикнула «окей» и вновь повернулась к парням, в ожидании смотревших в экран планшета. Винни насмешливо покачала головой, закатывая глаза. – Маман просит напомнить тебе, что твоё присутствие обязательно на семейном ужине в воскресенье, и, цитирую «если вы, молодой человек, не перенесётесь на трапезу в наш дом, трапеза вместе со всеми её приглашенными членами перенесётся в ваш». Поэтому, будь добр, не забудь. Харли... – обратилась она к старшему брату; её голос тут же утратил любые намёки на любезность. – Можешь задержаться хоть до утра понедельника. Не страшно.       Питер захохотал, одновременно уворачиваясь от локтей друга, целившегося ему в рёбра. – Вот спасибо, – фыркнул Харли. – Я прямо чувствую всю глубину твоих сестринских чувств ко мне.       Блондинка бесстыдно пожимает тонкими плечами. – И, Питер, прихвати с собой Ванду. Я сойду с ума без неё, когда вы двое снова начнёте разбрасываться своими инопланетными терминами и рассказывать о своей штуковине... что бы вы там не делали в этот раз. – Кибернетический робот-животное… – …со встроенным искусственным интеллектом… – …способностью к обучению… –…и развитию по мере взросления ребёнка.       Гвен пренебрежительно отмахивается, флегматично игнорируя их ужас и возмущение в ответ на упоминание новой задумки Питера в столь безразличной манере. – Да-да, как скажете, – равнодушно соглашается девушка. – Всё, чао, научные близнецы, мне пора бежать, а то маман проклянёт меня из-за отсутствия на кухне бесплатной рабочей силы.       Не дожидаясь ответа, она прервала звонок. Парни хмыкнули и молча вернулись к своим делам. Харли продолжил разбирать двигатель, грязными пальцами копаясь в конструкции, и бормоча себе что-то под нос; Питер вернулся к программированию, где он настраивал новые протоколы Пятницы и модернизировал уровень сарказма искусственного интеллекта.       Под тяжёлые басы одного из плейлиста Тони незаметно проходили часы безмолвной работы, наполненной приятной, хоть и молчаливой компанией. Увлечённые своими трудами они редко переговаривались, лишь иногда делая какие-либо комментарии, обращаясь за чужим мнением. Это напомнило Питеру их лабораторное время с отцом, когда слова были совсем не нужны, только знакомое присутствие близкого человека рядом. – Чёртов поршень, – временами словно змея шипел Кинер, быстрым движением руки откидывая светлую чёлку назад. – Что тебе не нравится, дрянь ты стальная? – Мистер Кинер, мистер Роджерс будет немедленно осведомлён о вашей ненормативной лексике. В качестве замены данных слов могу подобрать следующие варианты общелитературного выражения своего недовольства…       Механический голос Пятницы резанул по ушам, когда ИскИн громко, но как-то слишком монотонно доносил свою мысль, перекрывая поток музыки AC/DC – любимый трек её создателя «Back in Black». Харли недоверчиво вскинул голову, светлые брови в недоумении поднялись почти до линии роста волос. – Это сработало даже лучше, чем я думал, – пробормотал Питер, отворачиваясь и пряча ухмылку, беспризорно цветущую на его лице словно одуванчик посреди огорода картошки. Быстрыми движениями длинных пальцев он заменил кое-что в коде, пока глава техотдела стоял, словно громом поражённый, пока Пятница учила его фильтровать свою речь, уже добравшись до того, чтобы заменить выражение «твою мать» на «японский бог», а «идите к чёрту» на «ну и ландыш с вами».       Сияя, как ребёнок, которому только что сообщили, что сегодня Рождество, Старк предвкушал реакцию Бартона и едва ли мог дождаться момента, когда он увидит лицо Стива, которому перепрограммированный Искусственный Интеллект будет сообщать обо всех грязных словечках, прозвучавших на их этажах.       Харли уставился на него, всем своим видом вопрошая «ты серьёзно?», на что его друг лишь пожал плечами, ярко улыбаясь. – Знаешь, мир может быть таким удивительным, когда ты немного странный. – Поверю на слово, – проворчал парень, вновь возвращая своё внимание моторному двигателю. Тишина, нарушаемая лишь аккордами песни, длилась чуть больше минуты, прежде чем Харли снова вскричал, стуча кулаком по столу. – Да чтоб тебя!       Питер обернулся назад ровно в тот момент, когда некоторые детали вылетели и полетели на каменную кладку, сталкиваясь с полом с оглушительным звоном, от которого Старк поморщился. – Что с тобой сегодня? – поинтересовался он, помогая всё поднять и вновь водрузить на рабочее место. – У меня был тяжёлый день за последние два месяца, – буркнул Кинер.       Питер понимающе кивнул, наблюдая за исправлением сцепления. – Ты сам-то как? – Нормально, – Старк пожал плечами. – Что, кошмары больше не мучают? – Господи, Харли, ты хуже, чем мой психотерапевт.       Парень поднял голову, отрываясь от двигателя, чтобы внимательно посмотреть на него. – Ты действительно согласился пойти к психотерапевту? – с неприкрытым сомнением в голосе спросил он. – У нас у всех он общий. Помнишь, я говорил тебе, что для работы в МОМ нужна обязательная работа с мозгоправом? – Ну, да, но я думал, что это будет как в школе. Пришёл один раз, рассказал о своих мечтах, целях, общении с окружающими, отрицательно ответил на вопрос «Есть что-то, что тебя беспокоит?» и всё, гуляй.       Питер невесело рассмеялся, запрыгивая на стол и нервно болтая ногами, как в первом классе, когда каждого из детей заставили по очереди представиться и рассказать всем несколько забавных и интересных фактов о себе и своей семье. – Если бы так всё и было. У нас две индивидуальные встречи после каждой миссии, в которой мы участвуем, а также групповой сеанс раз в месяц, на котором мы обязаны делиться друг с другом тем, что мы переживаем, что мы испытали на миссии, с чем нам пришлось бороться на ней – и я имею ввиду не в физическом плане, а моральном, и что бы мы хотели изменить. Мы говорим друг о друге, говорим, какие проблемы видим в друзьях, тем самым пытаясь таким образом помочь им раскрыться, хотя я всё равно не до конца понимаю всю эту концепцию. – Всё настолько плохо? – Ты даже не представляешь. На первом же сеансе доктор Гарнер сказал Стиву, что у того мания контроля, Клинту поставил диагноз «депрессия», чередующаяся с маниакальным поведением, из-за чего его пока отстранили от миссий, у Наташи аутофобия, а у всех нас ПТСР.       Харли вытянул губы, размышляя. – И ты не думаешь, что это отчасти правда? – Я уверен, что это так. – Тогда в чём дело?       Питер снова пожал плечами, заламывая руки, лежащие на коленях. – Просто он заставляет нас… выставлять всё это напоказ. Открывать другим то, в чём мы не хотим признаваться даже себе самим. И это… тяжело. Выходя из его кабинета, несколько часов мы даже не разговариваем, мы смотрим друг на друга по-другому. Знаешь, некоторые дети многое умалчивают от родителей: издевательства в школе, личные проблемы или проблемы с друзьями – всё потому, что не хотят их волновать. Здесь то же самое. Я узнал из этих сеансов столько кошмарных… до ужаса пугающих фактов из их жизни, от которых мне… больно, потому что я люблю их, и представлять, что с ними произошло подобное…       Старк замолчал, позволяя Харли додумать самому. Его беспокойный разум вновь и вновь подкидывал образы рыжеволосой девочки в Красной Комнате, к которой относились хуже, чем к животному, близнецов, которых чуть не похоронили заживо в их собственном разрушенном доме и ожидающих, когда бомба разорвет их на части, как уже сделала это с их родителями; мальчика, чья мать была наркоманкой, из-за чего тому приходилось зарабатывать самому, выполняя трюки с луком в бродячем цирке; светловолосого юношу, что был готов отдаться на эксперименты, лишь бы помочь защитить свою страну; человека, что подвергся смертельному радиоизлучению и прошёл через ад, превратившись в то, что он искренне считает монстром.       Все эти люди были его семьёй, а он ничего не мог сделать, чтобы помочь, и это было самое ужасное чувство, что только можно было испытывать – полная беспомощность. – Этот человек лишь хочет помочь вам всем, помочь тебе. Ты не должен нести всё на себе, – спокойно сказал Харли, но Питера это лишь разозлило. – Легко сказать. Знаешь, что скажут люди, если я сокращу время, проведенное в компании или в МОМ? Что они подумают, если узнают, что "великий проект Энтони Старка" ходит к психотерапевту? Они засомневаются во мне, а после и во всех остальных. Ты хоть представляешь, каким трудом я добивался их признания, что я не просто малолетний дрыщ, на халяву получивший всю компанию и место в Организации Мстителей, а настоящий... настоящий квалифицированный супергерой. Я не Стив, я даже не отец, которые благодаря своему возрасту и внутренней харизме, притягивающей к себе людей без лишних вопросов, были приняты мгновенно, прямо по щелчку пальцев. Я работал день и ночь, я не спал, я неделями изучал все документы мамы, связанные со Старк Индастриз, консультировался с адвокатами, изучал все политические установки. Чёрт, я заново перечитал всю Конституцию США, трудовой кодекс и прошарил всю систему федеральных законов. Мне приходилось раз за разом доказывать, что я могу, что я... что я не ребёнок, каким меня все считали. Знаешь, каким трудом я добился того, чтобы они забыли про мой чёртов возраст и взглянули на изложенные факты?       Харли молчал, не поднимая глаз и ковыряя какое-то пятно на столе. – Я не Стив, которому простят ошибки. Любая неосторожность с моей стороны приведет к аннулированию всех моих достижений. Люди ожидают от меня намного большего теперь, когда я был инициатором создания МОМ и когда я показал, что могу быть успешным главой компании, быть успешным Мстителем, не уступающим Капитану Америке или Халку. Для меня больше нет обратного хода. Либо я делаю это всё на высшем уровне, либо подвергаюсь всесторонней критике. – Мне жаль, – сказал, наконец, блондин, поджимая губы. – Это несправедливо. – Жизнь вообще несправедлива, – горько произнёс Питер. Опёршись локтями на колени, он смотрел вдаль. – Ты просто посмотри, в какой заднице мы оказались. Я ненавижу это всё: славу, миллионы глаз, преследующих меня повсюду, кровавый след, тянущийся за нами. Я всегда считал себя достойным человеком, но теперь... Я даже не знаю, могу ли я так думать о себе, не после того, что произошло.       Харли вскочил со стула, на котором сидел всё это время, забираясь на стол рядом с Питером и толкая того в бок. – Не смей говорить такое, – яростно сказал парень, твёрдо смотря на него. – Ты – один из самых достойнейших людей в этой Вселенной. И это вовсе не потому, что ты чертов Человек-Паук, супергерой, который никогда никого не убивал, а потому что ты убивал, но испытывая при этом огромное сожаление. Ты хороший человек, Пит.       Но Питер только покачал головой. – Мир больше не чёрно-белый, больше нет ни хороших, ни плохих. Мы размыли все границы. То, что раньше нам казалось диким, теперь в порядке вещей. Всё изменилось… – Просто мы повзрослели, – возразил Харли. – Мы больше не дети. – А когда мы ими были?       И действительно, парни имели одну общую жизненную ситуацию – они оба рано повзрослели. Питер из-за смерти биологических родителей и своего положения в семье Мэй и Бена: те часто отсутствовали и ему пришлось многому учиться самому, а прежде, чем он успел вырасти, у него отняли и их тоже. Он провёл с настоящей, полной семьёй всего лишь два года, и они тоже ушли, а на него свалились родительские обязанности, многомиллиардная компания и нестабильная политическая международная ситуация.       Харли во многом так же самостоятельно поднимал на ноги младшую сестру – их отец однажды вечером ушёл «за хлебом», так и не вернувшись после, ни разу даже не позвонив, а мать работала на двух, а иногда и на трёх работах, чтобы прокормить детей. Парень рос, самостоятельно познавая мир, проводя каникулы не за отдыхом или прогулками с друзьями, а подрабатывая и приглядывая за Гвен.       У них не было времени побыть детьми, мир слишком рано показал свою жестокою сторону, слишком рано научил их тому, что выживают лишь сильнейшие. – Мир больше не тот, что мы знали раньше, – задумчиво протянул Питер. – Я даже не уверен, что я тот же самый человек, что снимал котят с деревьев и помогал Квинсу за бесплатные чуррос. Иногда я чувствую себя сорокалетним; прошло всего три года, но такое чувство, будто... – Вечность. – Закончил за него Харли.       Старк рассеянно кивнул. – Да. Я пытаюсь вспомнить себя в пятнадцать, ещё до смерти Мэй, но этот... мальчик... он кажется мне совершенно другим человеком, словно это был даже не я. Все эти глупые детские выходки, школьный декатлон и мелкие супергеройские поступки вроде снятия кошки с дерева – это такой контраст с тем, что происходит сейчас. Я был таким наивным, таким... ребёнком. Ты просто посмотри на нынешних пятнадцатилеток – все они кажутся такими мрачными, взрослыми и... мудрыми. Я смотрю в их глаза и не вижу там ребяческого озорства или наивности, какая была у нас, даже несмотря на наши с тобой жизненные ситуации. И тогда я просто... ненавижу Таноса за то, что он сделал со всеми нами.       Питер задумчиво прикусил щёку изнутри. Харли рядом с ним сдвинулся, наклоняясь вперёд и оказываясь на его уровне. – Я отдал бы всё, – внезапно прошептал Мститель так тихо, что, если бы Харли был бы на расстоянии хоть нескольких шагов, не услышал бы этого. – Всё, чтобы вернуться в то время, когда тройка по испанскому или пропуск тренировки по декатлону казались мне самой невероятной катастрофой. Иногда я думаю, что было бы, появись все эти... пятьдесят процентов исчезнувших прямо сейчас. – Это бы ничего не исправило. – Вот именно. Даже при таком раскладе мы... никто из нас больше не будет прежним, это просто навсегда въелось в нашу память, в нас всех. Эти массовые похороны... Ты когда-нибудь раньше слышал о похоронах почти 4 миллиардов людей в один день? Этот ужас, катастрофическое одиночество, младенцы, плачущие и умирающие в своих колыбельках от голода и жажды. Иногда я удивляюсь, как мы смогли всё это пережить.       Краем глаза Пит увидел, как Харли повернул голову, смотря прямо на него. Отрешённо покачав головой, он выдал: – Не верю, что говорю это и определённо буду жалеть потом, но… Надежда. Вот, что помогло всем нам. Надежда и осознание того, что мы не одиноки. Каждый из нас кого-то потерял, и эти обстоятельства каким-то странным, аморальным способом объединили всех. Ты прав – ты не Роджерс, но ты и вдохновляешь нас гораздо больше, чем он когда-либо сможет. – Никто не может соперничать со Стивом, – фыркнул Питер. – Он же Капитан Америка, чёртов символ США. – Он символ борьбы, символ победы во Второй Мировой войне, а ты и твоя организация стали символом надежды. Ты заставил всех поверить, что подобного Войне Бесконечности больше не произойдёт, ведь мы больше не одиноки. Благодаря соглашениям в нашей стране уже не один учебный центр для агентов, которых готовят лучшие шпионы мира, не одна группа улучшенных людей, мы даже сотрудничаем с супергероями из других галактик. Пусть ничто не будет как раньше, но это не так непреодолимо, как казалось тогда. Теперь мы сильнее.       Они долго смотрели друг на друга, каждый отстаивая взглядом собственные убеждения, но в конце концов жар, с которым Харли спорил с ним, и твёрдостью, с которой верил в свои слова, заставили Питера отступить. Усмехнувшись, он дружески стукнул его по плечу. – Вау, я впечатлён, Харлз, – издевательски протянул Питер, посмеиваясь. – Даже Кэп перед самыми грандиозными битвами не звучит так слащаво.       Однако одной из причин того, почему он так дорожил их с Харли дружбой, была его способность видеть глубже сарказма, и понимать буквально с полуслова.       Спасибо, братан. – Да иди ты.       Всегда.       Они оживлённо работали ещё несколько часов, наслаждаясь треками из плейлиста Тони и дружеской болтовней, когда около десяти часов утра дверь резко распахнулась, и последовал громкий мужской голос: – Хэй, таракан!       Питер закатил глаза, вслух застонав. – Босс, – тут же раздался голос Пятницы, содержащий язвительные нотки. – Мне включить протокол «любопытная индейка»? – Э-э-э, нет, Ница, – промямлил Старк, так и не повернувшись к незваным гостям, но затылком ощущая возмущение Бартона. Сохранив последние изменения в схеме, он развернулся и наставил указательный палец на Клинта, за спиной которого находилась отчего-то сияющая Кейт. – Стой там, где стоишь, Телескоп. Ничего не трогай, а лучше вообще не дыши. – Да, вдруг атрофия головного мозга передаётся воздушно-капельным путём, – крикнул Харли с другого конца мастерской, на что Клинт, удостоверившись, что Бишоп в этот момент смотрит в другую сторону, показал ему неприличный жест. – Мне хватило стёртых записей о реконструкции шоковых электродубинок Нат, – закончил Питер, игнорируя язвительные комментарии друга. – Какой кошмар, – совершенно неискренне произнёс Клинт, даже не стараясь ради приличия стереть с лица усмешку. Игнорируя предупреждение, он вальяжно прошёл дальше и уселся на одно из кресло-мешков. Что ни удивительно, выбрал он именно фиолетовое.       Харли вновь подал голос: – Сочувствовать нужно мне, это я выслушивал его бурчание на протяжении всего этого времени. – Ну извините, мне пришлось восстанавливать весь чертёж больше двух часов. – Два часа словарного поноса. Ты можешь себя это представить? – жаловался Харли Клинту, выглядя крайне убитым этой мыслью.       Кейт хихикнула, подходя ближе к Питеру и с интересом рассматривая чертежи, пока их создатель занимался тем, что совсем не по-взрослому показывал главе техотдела язык. – В любом случае, – хлопнув в ладоши, в конце концов произнёс Старк, отвлекаясь от работы и отдавая полное внимание своим гостя. – Чем обязан в такие… необычно ранние для Птичьих Мозгов часы? – Я сумела его разбудить, – довольно похвасталась Кейт, расплываясь в ослепительной улыбке.       В который раз Питер поразился тому, как хорошо она вписалась в их семью, как идеально подошла команде. Её солнечная личность и энергичный характер были тем, что буквально влюбило их всех в неё. Больше не было никаких сомнений в том, останется ли она у них, и это было не только потому, что, решив они её отдать, это свершилось бы только через трупы Клинта и Наташи, но и потому, что все они были безнадежно привязаны к ней. Кэтрин для всех была как младшая сестрёнка, а для Бартона и Романофф – нечто большим. Наташа, у которой не было и не будет родных детей, внезапно «нащупала» нереализованные материнские инстинкты в той части сердца, которую она считала давно отсечённой Дрейковым и Красной Комнатой, в то время как Клинт нашёл утешение в воспитании дочери – то, на что он потратил тринадцать лет жизни, но чего так жестоко лишился. – Ого, – удивился Кинер. Его голос для Питера, погрузившегося в раздумья, прозвучал как-то слишком далеко. Он незаметно тряхнул головой, возвращаясь в реальность и концентрируясь на разговоре. – Не думал, что тебя может поднять раньше полудня что-то кроме восстания гоблинов. – Спорим, он бы и его проспал? – Сколько ставишь?       Паучья чуйка была единственным, что уберегло Питера от попадания в его голову неизвестно откуда взявшегося в мастерской яблока, которое Клинт бросил в него. Однако Харли не обладал такой великой силой, поэтому фрукт прилетел ему прямо в плечо, отчего тот возмущённо засопел, крикнув что-то несообразное. – Так зачем вы пришли? – вновь поинтересовался у лучников Питер.       Кейт, раскачивающаяся на руках между двух металлических столов, резко спрыгнула и с усмешкой взглянула на него. – Ты что, забыл? – Пф, конечно, нет, – фыркнул парень, не подавая виду, что его мысли были сейчас как тот самый значок «загрузка». Девочка цокнула, нисколько ему не поверив. – Но не могла бы ты всё-таки?.. – Ты обещал сделать мне новый супер-крутой лук.       Едва она успела договорить, как Старк звучно щёлкнул пальцами, припомнив подобную просьбу, и тут же направился к большим ящикам размером со шкаф, спроектированными на подобии сейфа, где он хранил важные, опасные или не предназначенные для чужих глаз изобретения. Конечно, без его строгого надзора детей не пускали в это место, но кто знал, что может случиться с системой? Питер предпочитал перестраховаться, чем потом иметь дело с последствиями. – Точно-точно, – бормотал он, снимая блокировку с нужной створки и «откапывая» в куче проектов определённый. Это был чуть уменьшенный лук, но, тем не менее, ещё более сбалансированный, чем когда-либо был у Клинта. Помимо крутых штук в виде спрятанных в утолщении зарядов, очень похожих на пули с транквилизатором, были и некоторые нововведения – появилась возможность заблокировать оружие, то есть поляризовать тетиву так, что она будет непригодна для натяжки всем, чей отпечаток пальца не совпадает с отпечатком владельца. Гордясь своей задумкой, Старк с гордостью вручил её Кейт, чьи глаза едва ли не стреляли сердечками. – Всё для вас, принцесса Мерида.       Бишоп взяла лук из его рук так, будто он был сделан из льда, что начнёт таять в ту же секунду, как соприкоснётся с её руками. Она в изумлении обернулась на Клинта, который смотрел на её восторг с таким отеческим взглядом, что Питер посчитал нужным отвернуться и позволить им разделить этот момент без посторонних.       Он вернулся к Харли, возобновив их прежний разговор о новом оружии для агентов Международной Организации Мстителей, изредка оборачиваясь, чтобы посмотреть на лучников, что тренировались в безопасном уголке комнаты, целясь в пенопластовый шарик. – Не спеши, – слышал Питер краем уха. – Цель видишь чётко? – Я Соколиный Глаз, конечно, я вижу чётко.       Раздалось лёгкое шуршание – Бартон взъерошил Кейт волосы, от чего та недовольно заскулила, пихнув его ногой. – Кто это тебе такое сказал? – дразнил девочку Клинт. – Хорошо, тогда Соколиный Глаз-Младшая. Питер и Харли переглянулись, коротко улыбнувшись.       Не прошло и получаса, как прозвучал сигнал, и дверь вновь открылась, впуская в мастерскую рыжеволосую шпионку, несущую кофе, запах которого Питер уловил сразу. – Эй, могучие рейнджеры, – обратилась Наташа к Бартону и Бишоп, проходя мимо них по направлению к Старку и передавая ему стаканчик. Не медля ни секунды, он с благодарностью принял подношение, делая глоток и в блаженстве закатывая глаза. – Нат, посмотри-посмотри-посмотри, – тараторила Кейт, с радостным визгом снова попав точно в цель. – У меня теперь новый лук, он совсем как у Клинта. – Он чудесен, Solnysko, – ласково улыбнулась Нат девочке, что подбежала к ней и, вторгаясь в личное пространство, приобняла женщину сбоку. Романофф несколько раз погладила Кейт по спине, прежде чем обратить внимание на парней. – Я так понимаю, обедать вы с нами не будете. – Какой обед? – взбаламутился Харли, не отрывая глаз от выведенной проекции. – У нас тут такое открытие…       Однако не успел он начать углубляться в специфику того, над чем они сейчас работают, и рассказывать о новых чудесах инженерии, как его прервал Клинт. – Притормози, Джастин Бибер, – торопливо сказал он. – Я хочу выйти, прежде чем ты начнешь забивать наши прелестные неизвращенные мозги своими засоряющими терминами. – А у тебя разве есть, что извращать?       Питер и Наташа скосили друг на друга глаза, синхронно усмехаясь.       Несмотря на то, что Харли не был Мстителем, он достаточно хорошо знал всю команду благодаря своей дружбе с Питером. Кинер частенько бывал на праздниках, иногда ошивался в Башне на выходных, а после неудачной миссии Старка и Романофф так вообще появлялся в мастерской каждый день, стараясь отвлекать его и постоянно о чём-то болтая. Он был словно дальний родственник, которого они знали плохо, но всё же приглашали на семейные торжества и которого всё же считали членом семьи. – Кэрол собирается прилететь через два дня, Роуди попросили сегодня провести учения на военной базе, так что он вылетел несколько часов назад, но вернется уже завтра, у Стива после обеда собрание группы поддержки, а у меня тренировка с третьим уровнем, – ввела его в курс дела Романофф, когда Клинт и Кэтрин ушли из Мастерской – девочка прыгнула мужчине на спину, крепко обхватив шею руками, под его удивлённый смех и ворчание о больной спине.       Это было обычной практикой – Чёрная Вдова делала это каждый день с прошедшей миссии: приходила по несколько раз в день, приносила ему кофе и перекусы, которые едва ли не запихивала в него, говорила о том, что происходит у остальных Мстителей. В такие моменты она больше всего была похожа на старшую сестру. – Мы скучаем по тебе, – неожиданно произнесла Наташа самым мягким тоном, на который в принципе была способна, отчего Питер удивлённо воззрился на неё, не до конца понимая, о чём она говорит. – Я здесь, – зачем-то сказал он. – Я никуда не ушёл.       Но женщина лишь улыбнулась, что показалось Старку несколько вынужденным. Последний раз окинув взглядом беспорядок и выведенные 3D проекции, она ушла на обед с невысказанным «мы все хотим видеть тебя».       Желание Наташи неожиданно быстро воплотилось в реальность, хоть и не совсем таким способом, как ей бы хотелось. Уже через несколько дней после слишком активного для субботы утра в мастерской Старка некоторые члены команды вдруг начали заболевать.       Как ни странно, всё началось с Брюса, который хоть и был одним из величайших учёных и имел несколько докторских степеней, был тем самым ужасным пациентом, который будет до последнего отрицать, что заболел, однако, в его защиту, никто из них на самом деле не подозревал, что улучшенные Мстители – а именно Брюс, Стив и Питер – остались привержены к различного рода инфекциям. Поэтому утро вторника началось для Бэннера в четыре часа ночи, когда тошнота согнала его с кровати и за считанные секунды понесла в сторону ванной.       В ту же самую минуту он молча изолировал сам себя и остался сидеть в комнате до вечера, пока не стало ясно, что для некоторых было уже поздно, ибо в тот же день Клинт внезапно начал чихать каждые десять-пятнадцать минут, а через пару часов после этого Питер, и так носящий звание «хладнокровной змеи» из-за своей неспособности терморегулировать, а потому вечно замерзающий в любую погоду и в любом помещение, вышел из гостиной прямо во время ужина, чтобы натянуть на себя ещё две толстовки поверх кофты.       Результатом всего этого были неожиданные и очень быстрые сборы детских вещей. Ванда и Наташа за пятнадцать минут собрали три полных и пузатых рюкзака и несколько пакетов и к половине десятого уже стояли возле лифта на общем этаже, натягивая на капризную Морган куртку и пытаясь заставить надувшегося Натаниэля надеть кроссовки. – Это всего лишь на несколько дней, – терпеливо уговаривала девочку Максимофф, отчаянно пытаясь приподнять той подбородок, дабы застегнуть замок и не защемить при этом детскую кожу, однако упрямство в семье Старков, видимо, передаётся по наследству, потому что та лишь снова топнула ножкой, немного покосившись при этом в сторону и надув щёки. – Ты же не хочешь заболеть, как дядя Брюс, и лежать в постели целыми днями, причём без единой игрушки и возможности побегать и посмотреть мультики?       Морган всё так же нахмурившись смотрела на неё, однако уже отказавшись от попыток сдёрнуть с себя верхнюю одежду, а стоящий рядом Нейт, на которого Наташа уже умудрилась натянуть лёгкую серую шапочку, и вовсе обречённо вздохнул, видимо, уже смирившись со своей судьбой. – Я не хочу ехать к ней, – вновь заканючила младшая Старк, подпрыгивая на месте. Маленькая рука случайно столкнула чёрную игрушку-паучка с элегантной тахты, но даже не обратила это внимание. Внезапно Морган обхватила руками её шею, чуть болезненно оттягивая распущенные волосы Ванды назад, и ей ничего не оставалось, кроме как прижать девочку к себе, успокаивающе потирая её спину. – Почему ты и папа не едите с нами? – Вы с папой, – машинально поправляет её Кейт, запихивая в рюкзак последние вещи.       Ванда в который раз удивилась, сколько для трёх таких маленьких детей на самом деле нужно вещей, чтобы отправиться в поездку на несколько дней. – Эй, посмотри на меня, Морри, – мягко отодвигает она девочку, чтобы взглянуть в её теплые шоколадные глаза. – Это совсем ненадолго, ты даже не успеешь соскучиться.       Прежде чем Старк успеет запротестовать на своём детском языке, Наташа обрывает её, подводя уже полностью одетого светловолосого мальчика ближе к ним. – Вам троим будет очень весело вдали от скучных взрослых. Когда ты подрастёшь, ты будешь вспоминать эти дни с улыбкой и жалеть, что тогда не оценила это по достоинству, – улыбается Романофф. – К тому же, это отличный шанс поближе познакомиться с тётей Офелией. Она была на день рождение папы, ты же помнишь?       Ребёнок сосредоточенно думает пару секунд, её лицо на несколько мгновений становится копией задумчивого выражения – воспоминание, вызывающее грустную ностальгию, - а потом медленно кивая. – Вот видишь, – продолжает Нат, взъерошивая кудри Натаниэля, вертящегося на месте и уже согласного на всё, что угодно, лишь бы подвигаться. – У твоей крёстной собственный дом и большой задний двор, а значит куча свободного места, где можно носиться и играть. – Не забывай про двух кошек, которых они могут помучить, – кричит из другой комнаты Клинт, голос которого больше напоминает хрип старухи. – Он хотел сказать, что у тети Фел есть две очаровательные кошечки, которых мы сможем погладить и поиграть, – быстро проговаривает Кэтрин. – И мы также сможем сделать целую коробку оригами пауков, лебедей и даже корабликов, которые потом пустим по речке возле дома.       Морган всё ещё задумчива, но уже более склонна к тому, чтобы принять эту неожиданную затею. Их разговор прервал звук открывающегося лифта, и в комнату вошла Офелия Коннор – статная женщина пятидесяти двух лет, раньше работающая с Пеппер и по совместительству являющаяся крёстной матерью Морган, хоть особо и не заинтересованная в воспитании девочки. Разы, когда она видела её, можно пересчитать по пальцам, — это было лишь на какие-то семейные праздники, на которых Офелия появлялась только для того, чтобы передать смехотворно дорогой подарок для ребёнка, который в тот же вечер убирался подальше, так как в нём не было надобности ещё следующие года два, а то и три-четыре.       Женщина была вдовой вот уже больше десяти лет, потеряв мужа из-за рака поджелудочной железы, а её один-единственный ребёнок уже давно окончил колледж и, на сколько знала Ванда, работал в какой-то крутой частной клинике в другом штате. Сама миссис Коннор теперь сотрудничала с МОМ и была главой отдела по иностранным связям и дипломатии, а два её брата-близнеца – Джеймс и Фредерик, которые были младше её на целых девятнадцать лет, – работали там же как IT-специалисты.       Офелия, как говорил сам Питер, была в некотором роде очень похожа на Пеппер – причина, по которой он, видимо, всё же старался поддерживать с ней общение, несмотря на её некоторое равнодушие, - то есть была собранной, умной и определённо очень терпеливой женщиной. Она затыкала совет директоров одним своим взглядом, а все её подопечные до ужаса боялись как-нибудь не угодить ей, поэтому попросить её посидеть несколько дней с детьми было крайне вынужденной мерой, на которую они согласились не сразу, однако другого выхода не было.       Офелия вошла так уверенно, будто владела этим местом, к чему рыжеволосые уже давно привыкли. Её строгое лицо слегка осветилось при виде Морган, но на этом эмоции закончились. Лёгкие морщинки в уголках губ и глаз, надо сказать, отнюдь её не портили, а наоборот лишь придавали какой-то шарм преклонного возраста. Она была образцом старости, к которому стремились все женщины, о чём мисс Коннор прекрасно знала. – Добрый вечер, – кивнула она Наташе и Ванде, тут же отзеркаливших её жест – Максимофф с чуть натянутой улыбкой, Романофф же со стальной твёрдостью, ничуть не испугавшись строгого взгляда. – Или, надо сказать, доброй ночи. – Родительские обязанности не ждут, – ровно ответила Ванда, отказавшись смутиться от едва заметного обвинительного тона в голосе старшей женщины. – И, к сожалению, не выбирают времени.       Офелия поджала губы, но через мгновение отвела взгляд от Алой Ведьмы. Деловито поправив широкий воротник явно дорогого драпового пальто, она обратила свой взор на Морган и Натаниэля, жестом показав им подойти к ней. – Ну, вот и всё, – произнесла Наташа, поворачиваясь к чуть грустной Кэтрин, уже натянувшей лямку чёрного рюкзака на правое плечо. Романофф помогла ей со второй и покрепче затянула шарф, пряча его под объёмной курткой. Закончив, она закинула руки ей на плечи и мягко улыбнулась. – Прости, что оставляем тебя нянчиться с детьми да ещё и на другом конце города, но так будет лучше. Поверь мне, тебе повезло, что ты не будешь присутствовать здесь и слышать все жалобы представителей сильного пола.       Кейт закатила глаза, но лёгкая ответная улыбка всё же тронула её губы. – Неужели всё настолько плохо? – Ты даже не представляешь, – рассмеялась Ванда, передавая пакеты в руки Офелии. – Ужасно, – вторила ей Наташа. – Мы, женщины, умудряемся и при лихорадке, и при мигрени готовить, убираться в доме и следить за детьми, но для мужчин повышенная на один градус температура – уже предвестник скорейшей гибели. В конце концов, не зря говорят, что женщины гораздо более терпимые.       Из другой комнаты раздался грохот, ругательство Клинта, а потом и смех Роуди. – И более зрелые, – со вздохом добавила женщина.       Кейт рассмеялась, но в её смехе не хватало той искренности, с какой она обычно смеялась над шутками Клинта или Питера. Она как будто… покидала их навсегда. Рациональная часть её знала, что это лишь на короткий период времени, к тому же это всё ради их же блага, но другая паниковала, вновь готовясь к одиночеству, сворачиваясь в клубочек на холодном полу в тёмной, беспроглядной пустоте.       Глаза проницательной шпионки смягчились, поняв заминку девочки, и притянула её к себе, крепко обнимая. – Это лишь на несколько дней, – вновь повторила она свои предыдущие слова. – Совсем скоро вы уже вернётесь домой.       Глаза Кэтрин предательски защипали при одновременно прекрасном, но и таким пугающим слове «дом». Места, которого у неё не было вот уже несколько лет и который она вновь обрела с этими невероятными людьми, - всего лишь национальных героев для остального мира, но семьи – для неё.       Девочка быстро сморгнула слёзы и, выдавив улыбку, которая теперь получилась всё же менее скованной и напряженной, пошла к Офелии, прихватив два больших и один средний пакеты одной рукой, другой же легко подталкивая с собой младшего Бартона. – Вся нужная им одежда в рюкзаках, в пакетах бумага и прочие канцелярские принадлежности для Морган и Натаниэля – они любят рисовать, книги для Кейт и игрушки, – объясняла Офелии Ванда, внезапно сама занервничавшая от перспективы расстаться с девочкой, к которой она была так привязана, в руки женщины, которая хоть и была отчасти их семьёй, но всё же практически незнакомкой. – Комендантский час у них в восемь вечера, иначе с утра их будет не поднять, за исключением Кейт – у неё в десять. – Тихий час днём обязателен для Морган, Нейт нормально функционирует до самого вечера и без него, – вклинилась Наташа. – У Морган аллергия на клубнику и малину, у Нейта – на любые виды орехов, у Кейт мы пока ничего такого не наблюдали. – Нейту в последнее время нужно много мяса, блюда без него он отказывается есть, а Кейт не переносит ничего, кроме курицы.       Офелия спокойно слушала каждый комментарий, не поведя и бровью, пока два Мстителя дополняли друг друга, буквально рассказывая ей поминутный распорядок дня. – Ну всё, достаточно, – закатила глаза Кейт, протягивая руки к Морган, отчаянно прижимающейся к груди Максимофф. – Вы прямо как курицы-наседки. С нами всё будет нормально, сами же сказали – это всего на пару дней.       Недовольно бухтя, младшие дети вошли в лифт, обиженно смотря на Ванду и Наташу, с извиняющимся выражением лица машущим им до тех пор, пока двери не закрылись.       Как и предсказывала Чёрная Вдова, следующие дни были кошмаром на яву. Если и было что-то хуже группы больных людей, запертых в одном, хоть и большом помещении, то это была группа больных Мстителей, привыкших сражаться против злостных титанов, разъярённых хитрых Богов и странной, выведенной любезной Гидрой нечисти, но против банальных болезней оказавшихся абсолютно бессильными.       Вначале всё было не так плохо: те, у кого уже проявились симптомы в виде тошноты, насморка, кашля или отсутствия аппетита, ушли в своим комнаты, а остальные валяли дурака в гостиной, пока две рыжеволосые готовили русский суп со странным названием «borsh» - Наташа клялась, что он быстро поднимет их на ноги, - но по мере того, как проходила среда, они скоро поняли, что заразились все до последнего.       Весь день девушки провели за тем, что следили за каждым членом команды и Хэппи, который умудрился подхватить заразу и, благодаря уговорам Питера, остался в Башне, чтобы о нём было кому позаботиться, давали необходимые лекарства в нужное время и сообщали об их состоянии доктору Чо, как самые устойчивые к инфекции.       Часы, проведенные в заботе об остальных членах семьи, пролетали мгновенно, и, войдя в их с Питером спальню в девять часов вечера и глянув на часы, Ванда удивлённо поняла, что уже наступил вечер. Она тихонько прокралась к ванной, переступая через небрежно валяющуюся на полу тёмной зашторенной комнаты одежду, и заглянула внутрь, прислонившись к дверному косяку.       Питер сидел на холодном полу возле унитаза, прислонившись спиной к тумбе и запрокинув голову. Его обычно светлое лицо с задорной, расплывшейся до ушей улыбкой теперь больше напоминало мордашку хоть и милой, но изрядно замученной панды – тёмные круги беспощадно украшали бледную кожу, сальные от пота волосы были взъерошены, как у воробья, а на лбу блестели капельки пота.       Старк сидел в одной серой футболке, местами потемневшей от влажности тела, сбросив с себя все кофты из-за охватившего его жара, но его руки слабо сжимали лежащую поверх скрещенных ног, облачённых в пижамные штаны «Hello Kitty», одну из накинутых ранее толстовок – ярко-оранжевую, на которой Максимофф приметила большую горизонтально-расположенную посередине белую надпись «MIT» (примечание автора: MIT – массачусетский технологический университет). – Как самочувствие? – с сочувствием в голосе спросила Ванда. – Как будто я выблевал свои кишки, – не пошевелившись, всё так же сидя с прикрытыми глазами, хрипло пробормотал Питер, после секундной паузы добавив, – Ох, погоди, скорее всего, так и есть.       Максимофф хмыкнула, про себя подумав, что сарказм – хороший знак. Её бы больше волновал тот факт, что он ответит на этот вопрос серьёзно, учитывая его привычку, явно передавшуюся от его отца, превращать всё в шутку и выдавать несерьёзные комментарии.       Постояв так с минуту, девушка, чуть вздохнула, подошла ближе, сдвигая выпрямленную ногу в сторону и приземлилась на холодную плитку, прислонившись спиной к груди Питера. Тот слегка сдвинулся, устраиваясь удобнее и убирая толстовку в сторону. Горячие, слегка влажные от пота руки обхватили её тело, прижимаясь к ней, а острый мужской подбородок лёг на хрупкое плечо. – Ты заразишься. – Знаю. Должен будешь два свидания и полностью освобожденный от работы день.       Старк фыркнул, поморщившись. Последние пару часов он выблевал всё, что было у него в желудке, его горло ощущалось пустыней зыбучих песков с царапающими всё вокруг кошками, его бросало то в жар, то в холод, а голова раскалывалась, словно Стив стучал по ней своим непробивным щитом из вибраниума. Вдобавок к этому ему приходилось слушать, как Хэппи стонал, как синий кит, где-то в другой комнате.       Питер с ужасом ждал, когда очередной ком подойдёт к горлу, чего не случалось уже прекрасные пятнадцать минут. Видит Тор, он бы лучше два раза сразился с армией Читаури. Парень с иронией думал о том, что Гидре стоит пересмотреть свои способы борьбы со Мстителями – зачем они пытаются воссоздать сыворотку суперсолдата? Всё, что им нужно, это придумать способ моментально заразить всю команду желудочным гриппом прямо на поле боя – и всё. Считай, они победили. – Как остальные? – лениво поинтересовался Питер.       Ванда неопределённо пожала плечами. – Наташа всё так же на ногах и держится лучше всех, готовит ещё одну порцию супа, чтобы накормить всех после выздоровления, – сказала она, и Старк улыбнулся мысленному образу Романофф, свирепо стоящей с пучком собранных рыжих волос у плиты и стальным половником в руках, напевая себе под нос какую-то русскую песню про доктора со странным названием и животных, которых он лечил. – Клинт… умирает, если цитировать его дословно, впрочем, похоже, он это сделал уже раз пятнадцать, но я почему-то всё ещё продолжаю слушать его нытьё; Стив занял ванную и сидит там уже час, Брюс уже более-менее стоит на ногах… – …Сперва заразил всех, и теперь кайфует. – Роуди утонул в четырёх одеялах, а Хэппи… – …Я слышу.       Словно в подтверждение его предыдущего заявления, Питер услышал ещё один жалобный рёв главы охраны Старк Индастриз. – Кейт звонила недавно по видеосвязи, – продолжила Максимофф. – Дети очень расстроились, что не могут увидеть и поговорить со всеми нами, но в остальном у них вроде как всё хорошо.       Питер удовлетворённо что-то промычал, находясь уже в полусонном состоянии из-за удобной позы и знакомого тепла рядом. – Волнуешься за них? – хрипло спросил он. – Немного, – полувопросительно ответила она, но, получив несильный тычок в бок, тихо призналась. – Это… странно. Слишком тихо, слишком… без детей. Каждые десять минут я оборачиваюсь и думаю: «Надо проверить Морри», – а потом вспоминаю, что она у Офелии. Наташа этого не говорит, но я вижу, что у неё то же самое.       Ванда бессознательно накручивала огненные локоны на длинные, изящные пальцы, погружённая в собственные мысли и не замечая своих действий. – Я скучаю по ней. Я никогда по-настоящему не понимала этого – как люди начинают скучать по своим детям уже через пару часов, ведь это же… тишина, покой, возможность заняться своими делами. Теперь я понимаю. Вот, что такое родительство, верно? Постоянно беспокоиться о своём ребёнке и думать о том, чем он занимается каждую минуту своей жизни? Я чувствую себя так, словно моя жизнь обрела другую цель – она больше не состоит в том, чтобы выжить в этом мире, она состоит в том, чтобы обеспечить прежде всего её счастье, счастье нашей команды, нашей семьи. – Ты хочешь увидеть, как она вырастет, как добьётся всего, чего хотела, как достигает поставленных целей и радуется каждому пустяку, – понимающе закончил Питер и странный уют, странное ощущение тепла и принятие, дома опустилось на комнату. – Я знаю.       Девушка повернула голову и улыбнулась, смотря в его глаза, горевшие той же идеей, теми же мыслями. Вот, что объединяет родителей – благополучие своего ребёнка и желание обеспечить его будущее. Не общий капитал, не секс, не обязательства перед друг другом или штамп в паспорте, а их дети и общий быт. – Мои родители так и не увидели этого, – прошептала Ванда, прижимаясь ближе, ища утешение в его присутствии и объятиях. Питер машинально задержал дыхание, сдерживая своё удивление – девушка никогда никому не рассказывала о своих родителях, лишь общие факты, и он никогда на этом не настаивал – кому как не ему знать, каково это – хранить горькие воспоминания в своей душе, не в силах говорить об этом вслух. Если у них и была запретная тема, то это её родители. – Не увидели, как мы с Пьетро выросли. Они были самыми лучшими родителями в мире – моя мама готовила нам кокосовое печенье каждые выходные и пела нам заковианские колыбельные перед сном, а папа… У него был клоунский нос в кладовке.       Максимофф слегка рассмеялась, игнорируя прозрачную пелену подкатывающих к глазам слёз. Она быстро смахнула их рукавом серой водолазки, пытаясь не придавать этому значения и не разрыдаться ещё сильнее из-за успокаивающих объятий. В глазах Питера не было жалости, за что Ванда была благодарна, но его присутствие и добрые карие глаза рушили её стены, которые она тщательно возводила все эти года. – Когда нас что-то расстраивало, папа уходил в кладовую, доставал этот круглый красный нос, натягивал его на себя вместе с париком и смешил нас. Пьетро однажды так сильно упал на асфальт и расцарапал лицо, что обе его щеки пришлось полностью намазать йодом, из-за чего он очень сильно расстроился, и тогда папа сам измазался в ней.       Ванда еле шмыгнула носом, прикусывая щёку изнутри. Она хранила все эти воспоминания как дорогие игрушки, могла воспроизвести в памяти каждое из них с почти стопроцентной точностью: ласковую и добрую улыбку отца, нежные материнские руки и мелодичный голос, светлые, всегда растрепанные золотистые волосы брата и его задорный мальчишеский голос.       Она почти могла слышать его радостные крики во время начала любимой передачи по телевизору, представить, как улыбка растягивает его губы, появляются милые ямочки на щеках, как веснушки с наступлением лета всё больше захватывают поверхность его лица.       Не в силах сдержать искушение поделиться с кем-то этими приятными мгновениями, она прижала руку к шее Питера, показывая ему собственные воспоминания.       Вспышки моментально наполнили его голову.       Супружеская пара, сидящая на диване с кружками чего-то горячего в руках, с любовью смотря на двух сидящих на полу рядом с ними детей, о чём-то заговорщически перешёптываясь и изредка хитро поглядывая на родителей. Комната была тёмной и немного пустой, но уют и семейная атмосфера так и сквозили, затмевая всё остальное. Мужчина сделал небольшой глоток и, чуть наклонившись, что-то прошептал женщине, отчего она издала чудный, искренний и какой-то особенный смех. Рыжеволосая девочка, чьи волосы в свете лампы казались почти красными, несильно шлёпнула мальчика по руке, и он отскочил, дёрнув её за выбившийся локон.       Кадр изменился, и показалась небольшая кухня. Тот же мужчина, та же девочка, но совсем другая ситуация. Играла живая, весёлая музыка; ребёнок стоял у своего отца на ступнях, пока тот подтанцовывал в такт мелодии. Яркий, немного задыхающийся от эмоций происходящего смех девчушки наполнял помещение. Женщина стояла рядом, с улыбкой наблюдая за этим и что-то приговаривая, но прежде, чем он успел прислушаться, сцена снова изменилась.       Двое детей, лежащих в одной кровати, прижавшихся друг к другу как после кошмара, напомнили ему Морган и Натаниэля, что засыпали рядом в обеденные часы после особенно утомительных игр. Светловолосый мальчик что-то активно рассказывал, подкрепляя слова соответствующими развязными движениями рук, а рыженькая тихо слушала, прикрыв глаза. В маленькой комнате было две кровати, которые сдвинули вместе, детские игрушки стояли на полках, стены покрыты рисунками и наклейками из «Звёздных войн» и какого-то мультика, название которого Питер забыл. Маленькая одежда небрежно покрывала некоторые уголки в комнате – стул письменного стола, небольшое кресло и комод, чей верхний ящик был не до конца закрыт. Но больше всего он запомнил гирлянду, свисающую над окном: яркие красные фонарики, притягивающие к себе взгляд, к каждому из которых на ниточке были прикреплены фотографии.       С них ему улыбались те самые дети, разномастный, явно непородистый, но всё же очаровательный кот, два неидентичных младенца, вся семья, какой-то дом, стоящий посреди леса и облачённые в свадебные костюмы мужчина и женщина.       Прежде чем Питер успел всё тщательно рассмотреть, воспоминание закончилось, и он вынырнул в реальность.       Ванда несколько застенчиво убрала руку с его шеи и нервно облизнула губы. – Похоже, они были чудесными родителями, – пробормотал он, не совсем зная, что ещё можно сказать на это. – Да, они были, – согласилась она, горечь отчетливо скользила в её тоне. Они погрузились в молчание, пока через мгновение тихо не добавила: – Они бы полюбили тебя. Мама и папа. И Пьетро тоже. Вы бы с ним поладили.       Питер ничего на это не ответил, лишь уткнулся носом в место соединения её шеи и ключицы. – Я не хочу, чтобы Морган прошла через то же, что и мы – похоронила нас в детском или в подростковом возрасте и была вынуждена знать нас лишь по рассказам и фотографиям. У нас с Пьетро даже не было последнего – все снимки, что у нас были, сгорели в доме, и всё, что осталось – это воспоминания. – Морган уже лишилась родителей. – Биологических. Мы всё ещё здесь. Она считает своими родителями нас. Я знаю, я не её биологическая мать, – поспешно вставила Ванда, ногтем ковыряя кутикулу на другом пальце. – Но она называет меня матерью. Морган не вспомнит Тони и Пеппер, как бы жестоко это ни звучало, она вспомнит нас. Пусть она потеряла их, но у неё всё ещё есть мы. И так и должно оставаться. Она не должна потерять ещё и нас.       Старк невесомо коснулся её челюсти, аккуратно поворачивая её голову в сторону, чтобы посмотреть в её глаза. – У неё такого не будет, – твёрдо сказал он, его обычно искрящиеся весельем и озорством глаза были непривычно серьёзными. – Я обещаю. Мы позаботимся об этом.       Девушка сглотнула, слегка кивнув, довольная его ответом. Она прикрыла глаза, прижав щёку к его груди и поджимая ноги ближе к своему телу.       Они погрузились в молчание, тишину, прерываемую лишь звуками их дыхания и шума из соседних комнат. Ванда вновь и вновь прокручивала самые приятные воспоминания из детства, что она не позволяла себе уже очень давно, пока Питер, сместивший небольшую тяжесть подбородка с её плеча на макушку, невидяще смотрел на оранжевую толстовку, одиноко лежащую на синей плитке. – Это была его толстовка, – почти неслышно прошептал он, но Ванда его отчётливо услышала. Зелёные глаза резко распахнулись, проследив за его взглядом, и теперь тоже уткнувшись в яркий предмет одежды, какой прежде она видела у Роуди. Ему не нужно было говорить, о ком именно он говорит, она поняла это без слов и объяснений. В конце концов, Тони Старк был его самым больным местом, в чём он, конечно, никогда не признается.       Раньше это всегда удивляло её: Питер пережил смерть биологических родителей, тёти и дяди, приёмной матери и лучших друзей, но о них он мог говорить более-менее спокойно, лишь с небольшой грустной улыбкой, но о своём приёмном отце он заикался редко и только в моменты слабости. Эти двое разделяли такую крепкую незримую связь, какую она не всегда могла понять. Ванда видела их вдвоём, наблюдала за их отношениями, чувствовала то, как они относятся друг к другу, и часто поражалась.       Это относилось даже не конкретно к младшему Старку, больше к старшему – он так сильно изменился на её глазах, когда усыновил Питера: стал мягче, более понимающим, менее саркастичным. Она знала о том, что родительство меняет людей – в конце концов, Ванда испытала это на себе – но в то время она даже не догадывалась, насколько.       Максимофф любит думать, что она умеет анализировать людей, видеть их насквозь, видеть их промахи и слабости, но у старшего Старка она никак не могла их найти, пока не увидела его с сыном. То, как он смотрел на него, как защищал его, не стеснялся проявлять свои чувства, прилюдно обнимая несмотря на подростковые протесты ребёнка, частенько ища физического контакта или по-своему заботясь. Стоило Питеру зайти в комнату, лицо Тони освещалось, глаза искрились нежностью к сыну, а стоило тому влипнуть куда-то, как мужчина мгновенно переходил в роль мамы-медведицы, носясь вокруг своего медвежонка и зализывая его раны.       Миллиардер стал другим человеком с тех пор, как встретил мальчика, и это было тем, за что она не могла не уважать его. Ванда не одобряла многих его действий, часто осуждала, но не могла не признать, что он был великолепным отцом – то, как Питер убивался после его потери лишь подтверждало эти мысли. Она знает, что так никогда и не поймёт этого, не поймёт всю глубину их отношений, всю концепцию связи, причину такой близости, но девушка и не жаждет этого. Она видит те же отголоски, смотря на Морган и Пита, и, если раньше она не совсем осознавала то, что приёмного, некровного ребёнка можно любить настолько же сильно, как своего собственного, то сейчас Ванда не сомневается в этом.       Если бы кто-то мог гарантировать ей, что у этой девочки будет всё самое лучшее, что вся боль, которую испытала вся её остальная семья, обойдёт её стороной, то Алая Ведьма заплатила бы любую цену за подобную возможность для Морган. Это звучало бы иррационально года три назад, вот только теперь у неё другое мировоззрение, другие взгляды и понимание. В конце концов, нет ни дружбы, ни любви, подобной чувствам родителя к ребёнку. – Это было летом, – продолжил Питер спустя минуту, собравшись с мыслями и крепче прижимаясь к ней. – Мы втроём были в Малибу в отстроенном особняке, который Мандарин разрушил в две тысячи тринадцатом. Этот дом был слишком дорог ему, и он так и не решился продавать участок.       Парень тихо шмыгнул носом, и прохладная ладонь Ванды поднялась, чтобы нежно сжать его тёплую от жара руку. – Я вышел поздно вечером, чтобы прогуляться в одиночестве. Я шёл вдоль берега, когда хлынул дождь, и вернулся на территорию особняка абсолютно вымокшим. Тони выбежал из него, как только увидел меня в окне, – голос Питера заметно сорвался при имени отца, но он продолжал. – Он затащил меня в дом, затолкал под горячий душ, и несмотря на то, что было не так уж и холодно, он буквально засунул меня в тёплые штаны и эту толстовку… – Ты можешь не рассказывать мне этого. – Я хочу, – слабо запротестовал Старк. – Это хорошее воспоминание.       Он замолчал, что-то обдумывая, и вновь подал голос уже только через полминуты. – Я знал, что эта толстовка была ему очень дорога – она была памятью о его годах в колледже, дружбе с дядей Роуди и времени, когда его мать была ещё жива. Тони тогда сказал, чтобы я не слишком радовался, что я должен буду вернуть её ему, но позже он так и не взял её обратно. Сказал, чтобы я хранил её до тех пор, пока сам не поступлю в MIT и не получу собственную.       В голосе Питера, несмотря на боль, звучала улыбка от приятных воспоминаний. Ванда почувствовала, как он усмехнулся в её волосы, видимо, припомнив что-то ещё. – Тем вечером мы втроём просидели у камина с горячим шоколадом, который нам приготовила мама, а папа включил третью часть «Звёздных Войн» и пригрозил, что если я посмею вылезти из-под одеяла, то он лишит меня наследства.       Ванда тихо засмеялась, узнавая старого-доброго Энтони Старка. Питер тоже улыбнулся. – Мы можем… как-нибудь слетать туда вместе, если хочешь, – осторожно предложила девушка, придавая тону небрежный тон, следя за тем, чтобы в голосе не сквозила жалость. – Втроём: я, ты и Морган. – Да, – глухо ответил он ей. – Я бы очень этого хотел.       В конце концов они все пережили худший этап болезни – этап, когда их выворачивало над унитазом до тех пор, пока желудок, казалось бы, не иссохнет. К вечеру пятницы они уже все переползли из своих комнат в гостиную на общем этаже, вооружившись одеялами, настольными играми и – в случае Брюса – устрашающе толстыми книгами.       Приглушенный свет освещал пространство возле дивана, где прямо на мягком ковре расположились шесть Мстителей с разложенной монополией. Кружки из-под горячего чая из лекарственных трав опасно стояли прямо на полу возле места расположения своих хозяев, половина подушек была сброшена с кресел, – Ты жульничаешь! – вскричал Клинт уже в третий раз, хмуро смотря на ухмыляющегося Питера. Мужчина откинулся назад, облокотившись спиной о журнальный столик с видом глубочайшей обиды из-за того, что ему снова приходилось залезать в кредит и отдавать все свои предприятия.       Ванда с Наташей тихо прыснули, переглядываясь. – Не-а, – возразил ему Питер, кидая игральный кубик. – Просто у тебя, моя милая Китнисс, острая интеллектуальная недостаточность с нулевыми способностями к стратегии. – Другими словами, ты тормоз, Клинт, – вклинилась в разговор Нат.       Бартон зло зыркнул на них обоих, – отчего его отросшая чёлка чуть взметнулась вверх, напомнив фыркнувшую лошадь, – хмуро наблюдая за тем, как Старк протягивает женщине ладонь, которую та тут же отбивает. – Я просто мыслю более плавно, чем вы.       Хэппи, лежащий на длинном угловом диване и смотрящий канал о животном мире, хрипло заворчал и выдал странным, из-за всё ещё заложенного носа, голосом: – Не вижу в этой игре никакого смысла, победитель известен уже давно – Старки всегда выигрывают, говорю это по личному опыту. Я наблюдал больше сотни таких раундов. – Только если в игре не участвует Чёрная Вдова, – Стив задумчиво чесал затылок, раздумывая над своим ходом.       Ванда засмеялась и с лукавостью во взгляде посмотрела на своего парня, ткнув того локтем в бок. – Смотри в оба, Пит, – шутливо предупредила она, забавно сморщив усыпанный веснушками нос. – А то Наташа заберёт твои компании не только в игре. – Я не фанат междоусобных войн (примечание автора: война между родственниками), – невозмутимо сказала названная женщина, подбрасывая кости и получая право на максимальный ход, не моргнув и глазом. – Этот факт определённо успокаивает, сестра-паук. – Не переключай! – крикнул Бартон Хэппи, абстрактно щёлкающему программы на телевизоре. Его палец завис над кнопкой переключения за секунду до нажатия, позволяя каналу подгрузиться, и на всю комнату раздался голос Avril Lavigne и одна из самых её популярных песен «Girlfriend».       Наташа мгновенно застонала под громкое улюлюканье супергероев. – Только не это, – буквально взмолилась она, пытаясь выхватить пульт у бедного главы охраны, который даже и не собирался идти против Чёрной Вдовы, но Питер, к глубочайшему сожалению Романофф и радости остальных, опередил её. – Зажигай, Старк, – не раздумывая, поддержал его Клинт, отодвигаясь наравне с другими, чтобы освободить место в центре комнаты. – Ну начинается, – пробормотал Брюс, застрявший на одной странице книги вот уже дольше трёх минут, не в силах сосредоточиться из-за шума.       Тяжко вздохнув, Бэннер отложил толстенный том об особенностях радиоуглеродного датирования, незаметно доставая телефон. Раз уж несносные дети, с чего-то вдруг называющиеся себя серьёзной группой взрослых с необычными способностями, мешают ему и отвлекают его от работы, то грех хотя бы не повеселиться за их счёт и не наскрести новый компромат, который потом можно будет использовать в качестве шантажа.       Учёный включил запись видео, с усмешкой наводя его на танцующего прямо на журнальном столике – чудом выдерживающим его вес – Питера, использующего пульт как микрофон и, надо сказать, достойно подпевающего словам песни. Благодаря гибкости, имеющейся у него благодаря укусу и частой гимнастической практикой, что он осуществлял на тренировках или миссиях, двигался он, конечно, невероятно. Не будь он уже главой компании и Мстителем, Брюс точно посоветовал бы ему пойти в мир больших танцев, но – то ли к счастью, то ли к сожалению, – Питера Старка там явно не увидят. – Охренительно…       Стив громко прочистил горло, с видом нахмуренной матери посмотрев на товарища по команде. – Я хотел сказать волшебно, чудно, просто феерично, – без единой заминки тут же перестроился Клинт, замахав руками в сторону потолка, видимо, надеясь, что Пятница простит ему быстрое исправление.       Удача в этот день была не на его стороне: – Мистер Роджерс, мистер Бартон некорректно… – Спасибо, Пятница, я слышал, – прервал Роджерс ИИ, закатывая глаза на выходки Старка и его изобретения.       Тот, однако, не обращал на них никакого внимания, продолжая танцевать на столе под аплодисменты Ванды и Роуди, пока во время второго куплета вдруг не соскочил и принудительно не поднял на ноги Романофф, что от удивления даже перестала быть невозмутимым безэмоциональным роботом. – Я не собираюсь этого делать, – предупреждала она, но Питер будто бы и не слышал этого, продолжая петь и подтанцовывать, утягивая её за собой.       Хэппи, находившийся неподалёку от Брюса, уже в который раз помассировал на виски. На его лице очень ясно читалось желание прихлопнуть их всех, как мух, и избавить себя от мучений. – Подумать только, – ворчал он, смотря на настенные часы. – А ведь час назад они жаловались, что задыхаются из-за заложенного носа. Что-то не вижу я этого… – Поднимай задницу, Птичка, – Старк схватил Клинта за предплечье, заставив того принять вертикальное положение, и толкнул ближе к Романофф. – Только попробуй сесть, Нат, я заставлю всех наших паучьих братьев и сестёр изгнать тебя из нашего сообщества.       Наташа закатила глаза, но всё-таки не села, что ещё сильнее развеселило Роуди, за что в его лицо прилетела тяжёлая декоративная подушка.       Приплясывающими движениями, Питер приблизился к месту, где сидела Алая Ведьма, и протянул ей руку, которую она быстро и без возражений приняла. Подмигнув, она забрала у него микрофон, начав подпевать и позволяя кружить себя. – Детский сад, – Стив покачал головой, но неоспоримый факт был в том, что улыбку в его голосе услышал бы даже глухой, равно как слепой увидел бы то, с какой любовью и привязанностью смотрела на них всех Чёрная Вдова.       Громкий, искренний смех команды всё ещё звучал у него в ушах, когда его голова коснулась подушки, – он узнал этот смех как нечто, что он помнил так ясно и нежно, но о чем не думал Бог знает сколько времени. Давно потерянный друг, о котором он даже не подозревал, был потерян и только сейчас возвращался домой.       Этот смех был ему так знаком, что сердце его словно наполнилось теплом от приятных ностальгических воспоминаний. На пару секунд Питер мог даже представить, как он, семнадцатилетний мальчишка с проблемами в виде несданного во время эссе о двадцати промышленных способов применения орто-ксилола, сидит за рождественским столом, с упоением слушает, подперев подбородок сцепленными руками, истории дяди Роуди о их с Тони приключениях; отец громко протестует, отрицая многие факты, и пытаясь отвлечь от «клеветы» Пеппер, что обречённо качает головой. – Мораль сего рассказа, малыш, – поучительным тоном произнёс тогда Тони, бесцеремонно стаскивая с его тарелки четыре ломтика картошки фри прежде, чем Питер успел шлёпнуть его по руке и отодвинуть свою еду. – В том, чтобы ты не делал ничего, что сделал бы я.       И когда сын закатил глаза, он с огромной ухмылкой протянул руки, притягивая того к себе и взъерошивая кудрявые волосы под недовольное «Не надо!». Сидящие за столом Хэппи с Роуди смеются, наблюдая за дуэтом, Пеппер ласково улыбается, пока Питер отчаянно пытается вырваться из объятий под собственный приглушенный смех.       Лёжа сейчас посреди гостиной, окружённый гурьбой спящих Мстителей, парень невидяще смотрит в потолок с наклеенными на него чуть светящимися в темноте звёздами, прокручивая хрупкие моменты из жизни с Пеппер и Тони, детали которых уже стираются. Их голос, что раньше он мог воспроизвести в своей голове, даже не задумываясь, забывался, как и голос, и некоторые черты лица.       Иногда Питер чувствовал себя эгоистом: у него было практически всё – друзья, которых он сделал своей семьёй, работа, дом, даже настоящая, всеобъемлющая любовь, которую он даже и не надеялся найти – не с его работой и определенно не с его удачей – и ребёнок, но даже с этим ему не хватало приёмных родителей, людей, что подняли его на ноги после похорон Мэй, были рядом и в радости, и в горе, и когда он безудержно смеялся, и когда не мог остановиться и перестать топить их в своих слезах, цепляясь за них, как за единственный спасательный круг посреди океана.       Иногда он чувствовал себя маленьким мальчиком, единственным желанием которого было заползти под одеяло, прячась от жестокого, равнодушного мира и плакать до тех пор, пока его родители не появятся и не разгонят тёмные тучи над его головой, своим присутствием заменяя солнце, освещающее его дни.       Однако Питер больше не был ребёнком и прекрасно знал, что это невозможно. Больше не было отрицания, а надежда, горящая прежде, казалось бы, вечным огнём, угасла до углей, от которых шёл лишь лёгкий пар дыма – жалкий намёк на давний костёр, но и его почти затоптало время и здравый смысл.       Тяжело сглотнув от накатившей тоски, парень повернул голову, вглядываясь в кромешной тьме в очертания других Мстителей.       Ванда лежала рядом с ним. Подушка, на которой растрепались распущенные рыжие волосы, находилась прямо возле его плеча, тонкая бледная рука обвивала его собственные пальцы, грудь вздымалась в такт лёгкому равномерному дыханию. Роуди заснул в кресле неподалёку от них, раскрыв рот и тихо сопя при этом; Стив умудрялся спать полусидя, опёршись на сиденье дивана, его макушка безвольно наклонилась в бок; Брюс комфортно лежал на диване, двумя руками обнимая длинную игрушку змеи; Наташа и Клинт так же, как Питер и Ванда, свернулись на ковре напротив них через журнальный столик, Романофф расположилась лицом к дивану, а Бартон тем временем свернулся клубком прямо возле её головы. Только Хэппи ушёл к себе в комнату, не выдержав непрекращающейся болтовни, движухи и весёлых криков.       Старк вздохнул, перекатываясь на бок, стараясь при этом не потревожить девушку рядом с ним. Это напомнило ему, почему он так сильно не любил ночи: именно они нарушали его нормальное состояние, принося вместе с собой тревогу и не оставляющие мысли, о которых он предпочел бы не думать. Вечера и ночи были временем, когда никто из них не оставался в комнате один, временем, когда монстры вылезали из глубин сознания и выдавали страхи наружу. Дни всегда были терпимыми, наполненными событиями и делами, суматохой, не оставляющей свободной минутки для того, чтобы остановиться и задуматься о жизни: дети, МОМ, работа, забота о других членах команды, индивидуальные развлечения, тренировки – всё это помогало забыться и отвлечься, но с наступлением вечернего времени Мстители всегда собирались, развлекая друг друга, разговаривая, обсуждая, даже играя, как бы нелепо это ни было.       Они лечили друг друга, но прошедшая война была подобно раку, вонзившим свои когти в их души, – лечение могло длиться годами, но, даже победив болезнь, ты должен закреплять это, проходить обследование, сидеть на таблетках и работать уже над психическим здоровьем, над тем, как забыть весь этот ужас и боязнь смерти. Так было и у них: они восстановили города, практически наладили экономику, установили новые ветви власти и организации специализированных войск, благодаря которым люди стали спать спокойно, зная, что теперь Мстители – гораздо более легальная и дифференцированная группа, что они больше не шайка, какой были ещё в две тысячи двенадцатом году, а настоящие профессиональные бойцы, численность которых достигает небывалых высот. Однако преодоления физических недостатков двукратного уменьшения населения галактики и налаживания всей системы было недостаточно, им нужно было преодолеть ещё и кошмары, скорбь и общее горе, на что они потратят минимум десятилетие.       Размышляя над тем, сколько ещё лет он будет затаптывать в сознании образы своих друзей и родителей, Питер не заметил, как задремал, уносясь в блаженное небытие, где достать его могли лишь кошмары. Однако это продлилось не долго – уже через несколько часов они все проснулись от душераздирающего крика Клинта: – …ЛАЙЛА! – в его голосе просквозили рыдания. – КУП, ИДИ СЮДА! НЕТ, КУПЕР! …НЕ НАДО… ПОЖАЛУЙСТА! ГДЕ ВЫ?!..       Свет в комнате включился почти в ту же секунду благодаря Стиву, как всегда мгновенно сообразившему, что к чему. Питер с Вандой вскочили, едва не столкнувшись лбами. Девушка вцепилась в его плечо, морщась от яркого освещения и дико озираясь по сторонам, пытаясь понять, что случилось. Наташа уже стояла на ногах, готовая драться с любым, кто подойдет близко, без какого-либо намека, что всего секунду назад она ещё не спала. Краем глаза Питер заметил, как Роуди неловко скатился с кресла, с глухим стуком приземлившись на пол.       Никто из них не успел ничего сообразить, в то время как Романофф уже будила Бартона. Внезапно он подскочил, чудом не ударив Чёрную Вдову, успевшую увернуться в последнее мгновение; его широко раскрытые глаза, напоминающие загнанного в тупик животного, в панике метались между их заспанными, но встревоженными лицами. Действуя по старой схеме, все члены команды отвели глаза и вернулись на свои места, делая вид, будто ничего не было, будто один из них только что не кричал во сне, зовя своих мёртвых детей и умоляя кого-то остановить это.       Это не делало ситуацию легче, но избавляло от неловкости. Не то чтобы они не делали это по очереди каждую проведенную в Башне ночь с того самого рокового дня. – Извините, – буркнул Клинт, не смотря на них.       Питер пожал плечами, придавая этому жесту навязанную небрежность, и Ванда слабо улыбнулась, тихо пробормотав «ничего страшного».       Немного замешкавшись, команда вернулась на прежние места, стараясь не придавать большое значение только что произошедшей ситуации и не показать, как сильно это повлияло на всех них. Наташа увела Клинта в сторону кухни, откуда вскоре послышался шёпот, кипение чайника и нервное постукивание пальцев по столешнице.       Питер лежал, стараясь думать о чём-то другом, но его память вновь и вновь прокручивала душераздирающие мольбы друга. Он повернул голову к Ванде, что расположилась на боку с открытыми глазами, в которых пропал любой намек на сонливость. Она поймала его взгляд и поджала губы, позволяя чертам своего лица передать тревогу.       Кэп сидел в кресле, задумчиво смотря в панорамное окно, Роуди и Брюс тихо переговаривались – никто из них больше не мог спать и любая попытка сохранить вид нормальности провалилась.       Полежав ещё минут пять, Питер встал, покачав головой при виде явного вопроса на лице Ванды, что удивленно приподняла голову. Неслышно ступая в шерстяных носках по прохладному паркету, он направился на тусклый желтоватый свет, идущим из кухни.       Наташа стояла возле чайника, наливая что-то в две чашки, от которых шёл запах чего-то приторного; Клинт сидел на барном стуле, опершись локтями о тумбу и положив подбородок на сцепленные руки. Стоило Питеру оказаться в поле зрения, как две пары глаз метнулись к вошедшему человеку.       Старк и Романофф смотрели друг на друга секунд пять, прежде чем женщина молча достала ещё одну кружку, а парень подошёл ближе, усаживаясь на стул подле Бартона.       Они сидели молча, не говоря друг другу ни слова, пока Нат заваривала сладкий напиток. Их дыхание было единственным слышимым звуком, вскоре прервавшимся мягкими шагами, направляющимися на кухню, в которых Питер, благодаря суперслуху, узнал Ванду. – Раньше мне каждую ночь снился Тони, – глаза Бартона метнулись к Старку, стоило только тому открыть рот и начать неохотно говорить. – Стоило мне только закрыть глаза, как я видел его разлетающийся по воздуху прах. Недели, проведенные с Небулой на том корабле, голод, холод и отчаянная надежда на то, что Пеппер не войдет в число умерших. Даже сейчас, спустя почти три года, спустя все сеансы психотерапии мне всё ещё снятся кошмары об этом.       Клинт внимательно слушал, смотря на него взглядом, наполненным абсолютным пониманием. Прежде молочно-голубые глаза посерели, меркло и заурядно мерцая в свете лампы, из-за чего покрасневшие веки были особенно заметны.       Тёплая женская ладонь легла на плечо Питера, нежно сжимая в поддержке, и, мимолетно обернувшись, Старк благодарно улыбнулся вставшей рядом с ним Максимофф. – Я вижу Пьетро, – тихо призналась она. Лицо Клинта, выглядящее измученным и опустошенным ещё до этих слов, теперь отражало ещё и ужасную вину. – Чувствую, как он умирает. Мы были близнецами, мне никогда не нужен был дар, чтобы ощущать его, вторую частичку моей души. Поэтому, когда он умирал, было такое ощущение, словно у меня внутри что-то отсекали. Я никогда... не испытывала ничего хуже этого, ничто с этим не сравнится - ни смерть родителей, ни Вижна. В тот момент, когда его сердце остановилось, я будто… наполовину опустела. Я переживаю этот момент во снах снова и снова.       Рука Питера метнулась вверх, чтобы сжать её дрожащие пальцы на его плече, и Ванда ближе прислонилась к нему, невесомо обвивая другой конечностью его шею.       Секунду спустя её голова метнулась к входящей остальной части Мстителей: Стив, Роуди и Брюс бесшумно вошли в комнату и направились к тумбочкам, молча доставая ещё три чашки. Роджерс прислонился спиной к шкафу и окинул их всех твёрдым, опытным взглядом Капитана Америки, что несколько нелепо смотрелся вместе с причудливо взъерошенными светлыми волосами и следом от подушки на левой щеке, но все они всё равно почувствовали себя детьми, сидящими перед своим отцом с надеждой, что тот решит все их проблемы и направит их, как моральный компас, коим Стив всегда был для них.       Иконописные васильковые глаза, как всегда пронизывающие и искрящиеся незатухающим огнём силы и уверенности, прошлись по каждому из команды, но остановились прямо на Клинте, задержавшись ещё и на троице подле: Питере, Ванде и Наташе.       Они все готовились к духоподъёмной речи, на которые, как всем было известно, Стив никогда бы не поскупился, но то, что он сказал в итоге, было далеко до этого: – Я вижу Баки и Сэма, – выдал он будничным тоном, за которым прятались горе и чувство невосполнимой утраты, как прячутся кошки от маленьких хозяев под кроватью – отчаянно, но заметно. Роджерс вздохнул, крепче сжимая в руке пустую кружку с надписью «Mood на сегодня: завидую заднице не Кардашьян, а Капитана Америки», что подарили ему Питер и Клинт на День Независимости США. – Слышу, как они зовут меня, просят Капитана Америку помочь... Но Капитан Америка беспомощен. Всякий раз я пытаюсь что-то сделать, но каждый раз у меня не получается.       Команда покорно слушает, ловя каждое вырывающееся слово. Ванда открывает рот, чтобы что-то сказать, но её прерывает Брюс, к которому тут же приковываются все взгляды: – Я вижу нашу команду ещё в две тысячи двенадцатом году, – говорит он, встречаясь взглядом сначала со Стивом, Клинтом, а после и Наташей, которые, кажется, понимают, о чём он. Они обмениваются понимающими улыбками, словно припоминая внутреннюю шутку, о которой остальные не ведали. – Вспоминаю наш первый день, первую победу и чувство наполненности, когда Фьюри сделал нас командой. В тот день я нашёл своё место. – Мы все нашли, – кивает Наташа. – Гражданская война, – просто произнёс Роуди, не утруждаясь объяснениями. Мужчина опустил голову вниз, смотря на снаряжение, которое позволяло ему ходить, и, едва касаясь холодного металла подушечками пальцев, провёл рукой по боковой пластине.       Стив отворачивается при этом действии, смущение и вина кроются в его неловком движении, когда он потирает затылок. – Нат?       Головка шпионки дёргается на голос Питера; шесть пар глаз устремлены на неё в ожидании, когда она поделится собственными кошмарами. Она отдёргивает руки, прежде сжимающие край кухонной тумбы до побледнения костяшек, скрещивает их на груди и приподнимает подбородок. – У меня всё… по-другому, – Романофф небрежно пожимает плечами, старательно избегая смотреть на кого-либо из них. Питер смущённо смотрит на женщину, не понимая, к чему она клонит, как и все остальные, кроме Ванды, что вскидывает голову, отрываясь носом от кудрей парня. В потемневшей зелени её глаз появлялись зачатки горестного понимания. – Я вижу вас всех, – непринуждённо продолжает шпионка, и эти четыре слова резко и вынужденно толкают их на дорогу неприятного осознания. – Вижу вас мёртвыми. Как я…       Женщина запинается, будто к её горлу подкатил ком, и Питер невольно думает, как неправильно это выглядит. Наташа Романофф никогда не запинается, она никогда не плачет и не ломается – так считает всё население мира. Вот только прямо сейчас он наблюдает за тем, как несгибаемую Чёрную Вдову душат собственные воспоминания, как, женщина, что не умеет чувствовать и любить, как утверждала Красная Комната, ломается под гнётом собственных кошмаров. – Я теряю всех вас по очереди, – шепчет Романофф, и Старк чувствует, как этот шёпот заставляет его покрываться мурашками. Наташа была самым смертоносным человеком в мире, она была способна на всё, что угодно, она могла выдержать всё, что угодно, кроме их смерти. Женщина никогда не призналась бы в этом, но ради каждого из сидящих в этой комнате она была готова на всё, и ни Танос, ни Гидра, ни даже сам Бог не остановил бы её, если бы кто-то причинял вред её семье. – Это всегда что-то новое: миссия, Гидра, Танос или что-то примитивно-человеческое, как обычный пожар или взрыв, но итог один – я хороню вас.       Они все молчат, словно громом поражённые. Стив наблюдает за Наташей с самым жалостливым щенячьим взглядом, что Питер когда-либо видел на его лице, пальцы Ванды в руке парня задрожали ещё сильнее, Брюс ошеломленно прижимает ладонь ко рту. Старк смотрит на свою названную сестру в потрясении, но не в силах что-либо сказать – печаль накрыло его тело, парализовав так, что он даже не шевелился.       Внезапно движение Клинта нарушило их шок – мужчина поднял руку, протягивая её Нат. Та смотрела на него в полной неуверенности и тоске – то, что никто из них не хочет когда-либо видеть на её лице. Чуть замявшись, она распустила скрещенные руки и одной из них обхватила ладонь Бартона, чуть кивая в неуклюжей и нежной благодарности. – Этого не произойдёт, – прозвенел тон Питера, не оставляющий места для споров и сомнений. – Мы защитим друг друга, – соглашается Роуди. – Раньше мы тоже так думали, – горько возражает Наташа. – И вы сами видите, чем это закончилось.       Они мертвы – слышится подтекст в её словах. Тони, Сэм, Баки, Пеппер, Скотт, Тчалла, Шури, Вижн, Пьетро. Друзья Питера, мать Роуди, сестра Наташи и её родители, мама Кейт. Все они мертвы, несмотря на то, что они пытались их защитить. Тор непонятно где, Ракета и Небула в одиночестве пересекают галактики, пытаясь заполнить пустоту, вызванную потерей друзей, блистательным светом многомиллионных звёзд и новых бесчисленных знакомств с разными существами, а Кэрол разрывается на части, пытаясь помочь одновременно в нескольких вселенных.       Эти невысказанные слова как назойливая пластинка вновь и вновь проигрывается в сознаниях каждого, – горькая правда, на которую им нечего возразить. – Только попробуйте умереть, – неожиданно говорит Романофф, пронзительно обводя взглядом, обещающим страдания любому, кто посмеет ослушаться её указания. – Я создам машину времени и верну вас, чтобы придушить самостоятельно, ясно вам?       Я скорее умру, чем потеряю кого-нибудь из вас снова. – Вот и вернулась старая-добрая Наташа, – усмехается Питер. Сдавленные смешки раздаются в тёмной кухне.       Аналогично – хочет сказать он, но это и не требуется – Романофф уже это знает. Их действия и поступки последние три года говорят громче любых слов.       Клинт тоже позволяет себе улыбнуться, хоть и вымученно. Потускневшая радужка всё ещё отдает тем жутким безжизненным опустошением, но присутствие Мстителей медленно, по мелким крупицам возвращает привычный блеск. Он всё ещё сжимает руку Чёрной Вдовы, будто черпая из неё силы, держась за неё так, словно без этого ощутимого присутствия он сломается, разлетится на крохотные кусочки, как старая, потрепанная жизнью игрушка, которую случайно смахнули с полки на кафельный пол.       Никто из них не терял детей, потому никто из них не может понять всю глубину горя Клинта. Прежде это был один из самых забавных мужчина, коих Питер встречал в своей жизни. Бартон сочетал в себе такие, казалось бы, абсолютно не идущие рука об руку качества – бесконечное озорство, вечный оптимизм, жажду веселья и удивительная серьёзность, безоговорочная ответственность, бесспорная рассудительность. Он всегда умел удивить человека – Соколиный Глаз казался ненадёжным ребёнком, но стоило ситуации накалиться, как он по щелчку пальцев превращался в авторитетного взрослого мужчину, на которого можно было спокойно положиться. Это отчасти напоминало Питеру Тони.       Раньше, до Войны Бесконечности Клинт был самым оптимистичным человеком, его блестящие голубые глаза всегда сияли неподдельным миролюбием и непреодолимой жаждой к жизни, а в их глубине всегда отплясывали зловещие чёртики, побуждающие его на многочисленные розыгрыши над другими Мстителями. Первые два года после децимации их будто пошаркали абразивной частью губки – весь блеск исчез, был счищен, как его дети с этой планеты. Только в последние месяцы блики прежней жизнерадостности стали возвращаться – постоянное присутствие и поддержка Наташи, забота о сыне, появление Кейт, к которой он с такой умопомрачительной быстротой привязался, как к родной дочери, и на которую смотрел с настолько явной нежностью и родительской привязанностью, что смотреть на это без удушающей трогательности было нельзя.       Как-то резко Питер осознал, насколько сильно он всё-таки скучал по тому Клинту Бартону – вскоре после того, как возобновились их розыгрыши, он не мог задаться вопросом, как он жил без этого все эти три года. Эти подшучивания, колкости, внутренние шутки и вёдра сарказма были уж слишком родными, по-семейному уютными и привычными. Питеру их не хватало больше, чем он когда-либо сможет выразить словами. – Это были твои дети? – поднял Старк тему, что не поднималась ни разу с того дня по понятной причине. Прямо сейчас он спросил это не потому, чтобы хотел закрытия Клинта, воздвижения его стен и отката, а потому что понял – пора. Они либо будут об этом говорить, либо никогда не преодолеют это.       Клинт чуть развернулся к нему. Наташа села рядом с ним, прильнув чуть ближе в безмолвной поддержке. – Куп и Лайла, да, – еле слышно прошептал он. – Жаль, что я так их и не увидел, – зашептал в ответ Питер. – Жаль, что никогда не смогу с ними познакомиться…       Позади тут же послышалось резкое движение и прогремел поражённый голос Стива: – Пит, – Роджерс ошеломлённо открыл рот, собираясь сказать что-то ещё. – Нет! – остановил его Питер, ударив кулаком по столу, отчего Мстители чуть подскочили, удивленные внезапной вспышкой. – Нет… Если мы хотим научиться жить нормально в этом... новом мире, мы должны перестать ходить на цыпочках и отказываться принимать жестокую реальность, надеяться, что они вернутся и всё будет как раньше. ...Потому что они не вернутся. Их больше нет.       Он поморщился, смаргивая непроизвольно выступившие на глаза слёзы, и обвёл уставшим, не на его возраст мрачным взглядом комнату. Впервые Старк вслух признался в этом, и это было ещё больнее, чем он мог себе вообразить в самых отвратительных и пессимистичных интерпретациях. Потому что это был конец – назад дороги не было. – Из всех людей я меньше всего ожидал таких слов от тебя… – Кэп покачал головой, разочарование сквозило в каждом мимолётном его движении, что не погасило пожар, а ещё больше подтолкнуло Питера к краю. – А что я по-твоему должен сказать? «Давайте верить, что произойдёт чудо, и в один из дней они появятся на нашем пороге, как ни в чем не бывало?» Я не могу, потому что этого не будет. – Я согласна, – кивнула Романофф. Её голова безвольно наклонялась, словно на неё сбросили груз проблем сразу всех вселенных, почти прислоняясь лбом к плечу Клинта. – Я согласна. Мы живём в дерьмовом мире, а не в сказке, где всё возможно. – Мне жаль, – повторил Питер, вновь обращаясь к Клинту. – Я не представляю, каково это – потерять даже одного ребёнка, но у тебя есть ещё двое живых детей, и ты нужен им. Скорбь не освобождает от родительских обязанностей. Это так не работает, ты сам меня этому научил, помнишь?       Их взгляды пересеклись; каждый из них думал о том времени, когда Питер не мог справиться со смертью родителей и забил на Морган, когда он не находил в себе сил, чтобы позаботиться о маленьком ребёнке – факт его биографии, которого он стыдится больше всего. Однако Соколиный глаз был рядом – пусть он топился, безнадежно барахтался в собственном горе, но он в твёрдой, даже жестокой форме он заставил Старка осознать, что тот не может просто взять и валяться на кровать, игнорируя остальной мир, когда у него есть маленький человечек, за которого он несёт ответственность.       Засунь свои чувства себе в задницу, потому что ничего большее ты не можешь себе позволить. Не тогда, когда тебе нужно заботиться о ребёнке. Ему будет плевать, что ты переживаешь – скорбь не стирает с плановой доски твои обязательства, как отсутствие на уроке не освобождает от домашнего задания, понял?       Бартон заставил его встать с постели и преодолеть ту кошмарную беспомощность. Он возвращает этот долг. – А если в какой-то момент я не смогу быть достаточно сильным, чтобы быть тем родителем, которого Нейт заслуживает? – спросил Клинт своим самым беспомощным тоном.       Однако прежде, чем Питер смог ответить, за него это сделал Стив: – У тебя есть мы, – капитанским голосом произнёс он, снисходительно и по-отечески мягко улыбаясь Бартону. – Ты опустишь руки только через наши трупы, – в свою очередь усмехается Роуди.       Клинт смеётся – искренне, громко и по живому прекрасно, как смеялся прошлым вечером, когда Питер превратил гостиную в танцпол, а предшествующие кошмары не прислали обезоруживающие весточки. – Спасибо, – произносит Соколиный Глаз и тепло смотрит на каждого.       Наташа ласково наблюдает за этим, в какой-то момент обрывая затянувшуюся уютную тишину. – Я больше никогда этого не скажу, поэтому наслаждайтесь моментом, – предупреждает она. Чуть помедлив, дабы подогреть их интерес, Романофф выдаёт: – У некоторых людей семья появляется сразу при рождении, однако мне повезло больше... я смогла выбрать свою семью.       Я люблю всех вас больше всего на свете. – Мы тоже любим тебя, Нат, – за всех отвечает на её безмолвный посыл Питер. – Мы слишком смягчили её, – бормочет Роуди, наклоняясь к Стиву и Брюсу, однако шпионка – что не удивительно – слышит это.       Овсяное печенье летит в военного, раскалываясь на части и взрываясь фейерверком крошек разного размера. Ветеран не по-мужски верещит, отскакивая в сторону под громкий хохот остальных. Кружки вновь загремели, вновь началось движение, кипение чайника и непринуждённые разговоры. Они вновь продолжили жить.       И, наливая горячую воду в чашку с принтом Железного Человека, Питер не мог не задуматься над словами Нат – он родился в другой семье, но свой дом он нашёл в этом месте, в эти конкретные года. У него не было родителей, но было всё остальное – чего ещё можно было пожелать?..