Конец — это лишь часть путешествия.

Третий Год.

конец декабря 2020

      Рождественская неделя, по скромному мнению Питера, наступила слишком рано. Одним спокойным размеренным утром, когда ему посчастливилось проснуться не от панической атаки или кошмара, действующего как опрокинутое на него ведро ледяной воды со льдом, а от того, что проснувшаяся раньше него Ванда, уже успевшая куда-то сбегать, запрыгнула на кровать, на четвереньках подползая ближе к изголовью, как ребёнок. Холодный воздух резко обдал его тело, когда она безжалостно стянула с него одеяло. — Подъём, — довольным голосом пропела она ему прямо в ухо; где-то неподалеку послышалось какое-то шуршание вместе с разносившимся восхитительным ароматом мяса, на которые он не обратил должного внимания, утыкаясь в подушку и мучительно застонав при этом. — Я никогда не бужу тебя, — невнятно проворчал он в подушку. — Конечно, нет. Морри справляется с этим за вас обоих, — теперь шуршание раздалось рядом с его ухом. — Давай, вставай. Ням-ням.       Питер приоткрыл один глаз, и его встретила прекрасная картина: лежащий на подушке гамбургер, завернутый в крафтовую упаковку. Он не мог видеть себя, но почти уверен, что в тот же момент засиял от восторга. — Ням-ням, — радостно подтвердил Старк, хватая причину повышенного холестерина и со стоном удовольствия вгрызаясь в него, за раз откусывая почти половину. Максимофф самодовольно улыбнулась, довольная его реакцией, и спокойно взяла такой же себе из кучи на другом конце кровати.       Это было раннее утро: лучи солнца пробивались в зашторенные окна, создавая эстетичную атмосферу, кругом было тихо, хотя обычно благодаря усиленному слуху он слышал разговоры и возню других членов команды этажами ниже, а часы показывали всего девятый час. Похрустывая салатным листиком, Ванда придвинулась чуть ближе к нему, так, что их бёдра соприкасались.       Её лицо было сонным, с ещё не сошедшими следами от подушки, без капли макияжа, отчего она казалась моложе; накинутая на голое тело его старая поношенная рубашка свисала с одного плеча. Питер почувствовал, как у него перехватывает дыхание от того, насколько милой и естественной казалась девушка в ранние часы. На секунду он мог даже представить себе мир, где они были лишь студентами какого-то колледжа, молодые, полные оптимизма и энтузиазма, где не было никаких супергероев, и они всего лишь завтракали перед скучными и обыденными парами по какой-нибудь философии. — Сегодня важный день, — напомнила или, скорее, сообщила ему Ванда, потому что, как известно, пусть он и был признанным гением, его память ограничивалась запоминанием законов физики, а про обычные вещи, такие как праздники или список продуктов к закупке, Питер успешно забывал.       Он посмотрел на неё, комично поджав губы, и Ванда нарочито тяжко вздохнула. — Закупка подарков. Мы собирались пойти за подарками. — А-а-а, — протянул он, вновь откусывая кусок вкусняшки. Прожевав, он задумчиво спросил: — А с кем мы оставим детей? — Я уже написала Хэппи. — Ему это не понравится, — поморщился Питер, уже предчувствуя ворчание. Всем было известно, что Хоган не очень жалует детей, но все также знали, что тот имел огромную слабость перед детьми Старков, ради которых он бы бросился под поезд без лишних раздумий. Однако это всё же не означало, что мужчина с удовольствием будет нянчиться с оравой детей, не побурчав при этом хотя бы для вида. — Я пообещала, что ты достанешь ему боксёрские перчатки с автографом Флойда Мейвезера. — И как же я это сделаю? — Ты же встречался с ним на благотворительном вечером в том году, вот и воспользуйся этим. Я очень сомневаюсь, что он откажет тебе в такой маленькой просьбе.       При упоминании благотворительного вечера Питер скривился, вспомнив о предстоящем ежегодном мероприятии, которое он крайне не любил. Тони любил таскать его с собой, не желая страдать в одиночку, в то время как Пеппер, кажется, получала удовольствие от них, но парень так и не проникся к ним — толпа жеманных, высокомерных знаменитостей и богачей не очень привлекала его и определенно не была самой приятной компанией для беседы, но ему, сперва как сыну знаменитого миллиардера и главы мировой компании, а теперь и как Мстителю и учредителю МОМ, приходилось бывать на нем каждый год.       Ванда ходила с ним; ей удивительно хорошо давались светские разговоры с политиками, которых она резкими и порой даже уничижительными словами сподвигала что-то изменить, а они, чувствуя страх перед Алой Ведьмой и некоторое уважение перед Мстительницей, прислушивались к ней, однако всё же тоже не была в несказанном восторге подобных встречам под Рождество. Как бы Питер не хотел, но через годик-другой к этому придётся приобщать и Морган, как члена семьи Старков. — Хитрюга, — пробормотал Питер, и Ванда самодовольно улыбнулась, протягивая ему второй гамбургер и беря себе. Они шутливо чокнулись ими и развернули.       Они позавтракали прямо в кровати, самозабвенно делясь планами на новый год, обсуждая список людей, которым нужно разослать подарки и без всяких сожалений покрывая крошками белоснежный матрац, целуясь и нежась в объятиях друг друга.       Ближе к полудню они спустились на общий этаж, где творил полный беспредел: мишура покрывала едва ли не половину всего пространства, искусственная ёлка беспечно валялась рядом с диваном, гирлянда каким-то странным и непонятным образом оказалась на люстре, а двое младших детей купались во вскрытых коробках с елочными блестящими игрушками. — О, голубки проснулись, — ехидно крикнул Клинт с дивана, на котором он вальяжно расположился и с психами пытался распутать клубок огоньков. Кейт, сидящая у него под боком, хихикала над его комментариями. — Молчи, — предупредил его Питер, отпуская руку Ванды, что направилась к Морган, продолжающей самозабвенно играть с Натаниэлем, слишком поглощённая блестяшками, чтобы обратить на них должное внимание (и да, Питер был разочарован, он надеялся, что она променяет общение с ним на блестящие штучки в более позднем возрасте). — У меня тоже есть, что тебе сказать.       Глаза обоих синхронно метнулись к Наташе, успешно делающей вид, что их не существует. — Я хочу поехать с вами за подарками, — жалобным тоном сказала Кейт, когда Пит уселся в кресле неподалёку. — Тогда твой подарок уже не будет сюрпризом, — возразил Клинт, не отрывая взгляд от злосчастного клубка из спутанной гирлянды с маленькими и, если уж говорить на чистоту, страшненькими (упоротыми, как сказал отец Питера) Капитанами Америками — парень отлично помнил, как они вдвоем покупали их; Тони буквально снёс в магазине всё, что было поблизости, чтобы добраться до этой гирлянды и тряс ею перед лицом Пеппер часа два с таким победоносным видом, будто только что победил в марихуановой олимпиаде. Пеппер в свою очередь смотрела на мужа так, словно мысленно решала, развестись ей сейчас или подождать, пока он окончательно пересечет границу своего безумия и запишется на соревнования по прыжкам через младенцев или имитации секса.       Наташа, с глухим стуком поставившая на журнальный столик ещё одну коробку и вскрывающая её с устрашающей виртуозностью, сказала девочке что-то по-русски, из чего Питер, разумеется, ничего не понял. — А меня ты не учила этому языку, — надулся он, обиженно поглядывая на женщину. — Ты полный ноль в языках, — нисколько не растроганная его надутой губой, хладнокровно заметила Наташ. — А я не вампир — у меня нет целой вечности, чтобы обучать тебя ему.       Подошедшая к ним Ванда, на руках у которой сидела явно недовольная подобным раскладом вещей Морган, которую оторвали от новых, ранее неизведанных глянцевых шариков, рассмеялась над его лицом. — Ты сейчас задела его самолюбие, — сообщила она подруге, слегка подкидывая девочку вверх. — Ему ещё никто не говорил, что он в чём-то не гений.       Будучи зрелым, серьёзным и самодостаточным человеком, Питер взял и по-взрослому… показал ей язык. — Так, чтобы всё успеть, мы должны быть собраны через два часа и сорок шесть минут и выйти из здания через три часа и две минуты, — Стив, как всегда, прервал их веселье, вклинившись в разговор с серьёзностью и деловитостью, превосходно играя роль главы сумасшедшего семейства с оравой безумных детей, в придачу ещё и имевших суперспособности. Как мир ещё не развалился полностью — загадка даже для Всевышнего, наверняка смотрящего на их выходки с джином в руках, ибо порой наблюдать за ними на трезвую голову – всё равно, что добровольно позволить себя утопить.       От рассчитанного вплоть до минут времени у Клинта произошло короткое замыкание, он смотрел на Стива как будто не понимая, с чего вдруг вообще с ним водится. Его можно было понять: в семье Бартонов, как и у Старков, всё всегда было абсолютной неожиданностью и происходило максимально спонтанно, и Роджерс с его дотошностью и серьёзностью был словно с другой планеты. — Готов поспорить, что мы и через пять вряд ли выйдем, — пробормотал Питер себе под нос, когда Стив отошёл, — перед этим с отвращением и ужасом, словно только что поймал их за расчленением человека, поглядев на гирлянду со штампованными маленькими Кэпами, — чтобы передать ту же фразу Брюсу, восседавшему за барной стойкой с ноутбуком и со сверкающим дождиком в волосах, выглядя при этом предельно невозмутимым, и Роуди с Кэрол, воркующим в коридоре. — Ставлю на шесть.       Клинт протянул ему руку, и Кейт, уже привыкшая к подобному раскладу, без слов разбила их спор. Рыжеволосые синхронно закатили глаза, но ничего не сказали.       И действительно — Стив надеялся на их собранность с такой искренностью, будто знал их всего неделю, а не несколько лет. Они вышли через пять с половиной часов, да и то с Божьей помощью, потому что до этого слишком сильно увлеклись украшением этажей.       Наташа и Питер почти час провели за тем, что сражались на световых мечах, которые откопали среди завалов старых вещей, а Ванда и Клинт радостно клевали попкорн, наблюдая за этим как за финалом футбольного матча и делая ставки. Вместе они сумели успешно поставить огромную ёлку, которую уже через полчаса великодушно снёс Нейт, чудом не оказавшийся под завалом, из-за чего Клинта пришлось усадить и напоить валерианой.       Повторно поставленную ёлку снова снесли, только в этот раз это был уже старший Бартон, пульнувший через всю комнату тяжелого стеклянного Санта-Клауса в Старка и случайным образом попавшего в Рождественское дерево, который до этого незаметно умудрился продеть через голову Соколиного Глаза старинный венок. К слову, снял он его только с помощью Нат, но не прежде, чем Питер успел это заснять.       Когда ёлку поставили в третий раз, а все игрушки были убраны подальше от глаз детей, в число которых входили все Мстители, кроме Стива и Брюса, их встретила грязища. Вся комната была как после боя подушками, где вместо подушек была мишура и елочные ветки. Пришлось быстренько убираться под громогласные приказы Роджерса.       Хэппи, заставший эту картину, казалось бы, был готов развернуться, уйти и повеситься на мишуре у себя в каморке Главы Охраны, лишь бы больше не иметь с ними дело.       В конце концов, они всё же оказались в тот день в огромном торговом центре, имеющим четыре этажа с бесконечным количеством магазинов. Этот год существенно отличался от двух предыдущих: гораздо более счастливые люди, толпы кишащего народа, а отовсюду то и дело слышалось искреннее «С наступающим!» и ответное, столь же искреннее «И вас!».       Яркий свет многочисленных огоньков слегка болезненно отдавал в глазах Питера, а всюду висящие рождественские атрибуты сливались в какофонию пестроты. У всей команды глаза полезли на лоб от увиденной красоты, на которую забили в прошедшие года, но теперь возобновили все прежние традиции роскоши и шика. — Вы только посмотрите, — воскликнул Клинт позади Питера, отчего они все разом обернулись на его радостный оклик. — Я теперь похож на Стива.       Приклеивший себе бороду, дабы никто не узнал в нём Соколиного Глаза, он и правда чем-то напоминал Роджерса. Сам Питер был в кепке и солнцезащитных очках, — на которые некоторые члены команды посмотрели с незаметной ностальгией — Наташа натянула чёрный парик, который ей очень шёл, — впрочем, когда ей вообще что-то не шло? — Стив в лёгкой шапке, как и Роуди с Брюсом, Ванда прибрала волосы и натянула большую шляпу, скрывающую её лицо. Они выглядели как сбежавшие из Цирка артисты, но остальных людей это мало волновало — слишком уж они спешили расправиться с покупками подарков и убраться от этого кипиша подальше. — Ага, только с более аккуратным ёршиком на голове, — усмехнулся Питер, хлопнув того по плечу. — А так один в один.       Роуди и Ванда рассмеялись, в то время как Кэрол хмыкнула, со свойственной ей надменностью, к которой они все уже привыкли, наблюдая за веселящимся Бартоном. — Вы, кажется, забыли, что я тот, кто определяет длительность и жесткость тренировок?       Питер и Клинт, моментально натянув максимально серьёзные лица, переглянулись, откровенно фыркнув в ответ на слова Капитана Америки. — Если бы про это можно было забыть, — тихо и скорбно пробормотал Брюс, опасливо поглядывая на толпы людей.       Он хотел было сказать что-то ещё, но его прервал возбужденный крик Бартона, опять приметившего что-то странное и несерьезное себе под стать. — Боже, посмотрите на это!       Этим чем-то оказалась уродливая статуя рождественского Человека-Паука высотой с человеческий рост. Его улыбка напоминала маньяка или душевно больного, так что Питер скривился, закатив при этом глаза. — Я думал, весь смысл в том, чтобы оставить всех детей дома. — Да, мы, видимо, прихватили с собой двух, — задумчиво произнесла Ванда, разглядывая за витриной танцующего оленя, чьи рога напоминали маленькие световые мечи, к которым ответвлениями крепились такие же поменьше.       Питер оскорбленно охнул. — Я едва ли младше тебя. — Хм, но мне-то пить разрешено, а тебе ещё нет. — Дети, вы не забыли, зачем мы сюда пришли? — прервала Наташа их шутливую перепалку, используя материнский тон. — Будете хорошо себя вести, так уж и быть, сможете посидеть на коленках у Санты. — Стиву там как раз самое место, — проворчал Питер. — Может, хорошее влияние сделает его чуточку добрее.       Клинт энергично закивал головой в согласии, напоминая болванчика. — Боже, я бы всё отдал, чтобы увидеть это, — рассмеялся Роуди, спокойно идя под руку со своей женой и разглядывая украшения.       Прежде чем мысленные образы сумели захватить их развращенные умы, прозвучал суровый голос Кэпа, который хоть и был серьёзным, но нёс в себе собственную долю веселья. — Завтра в семь утра: Старк, Бартон и Роудс. — Да в смысле, — тут же запротестовал Клинт, подпрыгнув от негодования. — Я ничего не делал — это всё они. — Я знаю, что ты корчил рожи за моей спиной.       Питер и его дядя прыснули, глядя на вытянувшуюся физиономию Соколиного Глаза. — Я что-то упустил, — медленно произнёс он тоном, полным недоумения. — Сыворотка суперсолдата позволила ему видеть затылком? — а чуть позже в своём репертуаре добавил: — Я тоже так хочу.       Питер весело покачал головой. — Скорее, ёршик на его голове обрёл душу и теперь докладывает ему на нас. — Вы же в курсе, что у него суперслух? — риторически поинтересовалась у них Ванда, которая сгруппировалась с Наташей и теперь шла с ней чуть ли не под руку, что-то весело обсуждая.       Ответить ей не дал голос Кэпа. — Шесть утра.       Питер и Клинт уныло застонали в один голос. — Вы роете себе могилу, мальчики, — ехидно заметила Кэрол       Они прошли чуть дальше, остановившись недалеко от эскалаторов, безмолвно создав небольшой кружок. — Так, делимся на группы, — Роджерс быстро взял бразды правления в свои руки. — Каждый получает свой этаж и список того, что нужно купить. Всё, что вам нужно, это закупиться. Телефоны держим включёнными и не выходим за пределы торгового центра. — Без шуток, мы как будто действительно в детском саду, — шепнул Питер Клинту, который неслышно хмыкнул, скрывая это кашлем. — Итак, Клинт… — Мы вдвоём, — одновременно выпалили Бартон и Старк, по очереди указывая друг на друга.       Их встретило шесть косых и красноречивых взглядов. — Категорически нет. — Ни за что. — Не-не-не. — Да почему? — возмутился Бартон, но заткнулся из-за строгого вида Капитана Америки. — Если бы я хотел сравнять торговый центр с асфальтом, я бы поставил вас в пару, но так как я хочу спокойно и организованно совершить покупки… — Спокойно и организованно? — недоверчиво перебила его Ванда, брови которой взлетели к линии роста волос. — Звучит немного… самонадеянно, учитывая нашу компашку.       Стив по-совиному моргнул, но вскоре вновь обратил внимание на Клинта, который был этому вовсе не рад. — Поэтому Клинт идёт со мной.       Питер громко и оглушительно рассмеялся, хлопнув беднягу по спине — жест, от которого тот с крайне недовольным видом увернулся. — Да ты шутишь. — Удачи, вентиляционная крыса, — пожелала ему Кэрол, скрестившая руки на груди и выглядевшая крайне скучающей. — Надеюсь, ты не окажешься в мусоропроводе и вернёшься к нам если не невредимым, то хотя бы дышащим. — Весёлых покупок, — вторила ей Ванда более добродушным тоном. — И пусть удача всегда будет с тобой, — в один голос пропели Питер и Наташа, давай друг друга пять.       Клинт выглядел готовым пойти на убийство. — Предатели, — прошипел он, с кислой и негодующей миной подходя поближе к Стиву. — Я сделал для себя выводы, так и знайте.       Кэп массировал виски, наверняка мечтая оказаться на другом конце Земного шара от них, а лучше — на другой планете. — Я чувствую себя отцом-одиночкой, воспитывающим ораву детей, — мучительно простонал он, проводя руками по лицу. — Такова уж твоя учесть, мой древний изношенный друг, — торжественно произнёс Старк под смех остальной команды.       В конечном итоге Стив пошёл с Клинтом, который взглядом умолял спасти его любым возможным способом, Питер с Роуди, чему оба были рады, Наташа с Вандой, что вызвало заговорщицкие подмигивания обеих, а Брюс с Кэрол.       Команда умудрилась-таки закупиться почти всем необходим, благо магазины в то время работали допоздна, и со спокойной душой вернулись домой.       Утро двадцать четвертого декабря началось рано из-за взбудораженной праздником Морган. Это было её первое осознанное Рождество, поэтому её восторг был особенным. Она заползла в кровать родителей уже в шестом часу, прыгнув между ними. — Подъём, — воскликнула она, комично пытаясь сымитировать глубокий строгий тон Максимофф, что выглядело крайне смешно, учитывая, что, попытавшись упереть руки в бока, она лишь упала, мягко приземлившись на пятую точку с громким визгом и надувшись, когда Питер и Ванда сонно рассмеялись.       Старк схватил её за ногу, придвигая к себе и осторожно защекотав, отчего она заверещала и отодвинулась к девушке, ища у той спасения.       Ещё поспать им больше не удалось, что не было особым сюрпризом, поэтому, не переодеваясь, так и оставшись в пижамах, троица спустилась на общий этаж — Морган и Питер при этом соревновались, кто быстрее доберется до лифта, как всегда слишком энергичные и возбужденные даже в самые ранние часы, — где уже кипела жизнь: всех так или иначе разбудили Кэтрин и Натаниэль. — Счастливого Рождества, — оживленно прокричала им Кейт и, взволнованная своим первым Рождеством в их семье, обняла каждого.       Питер поднял её над полом, закружив по комнате, и весёлый задорный смех девочки наполнил комнату, так что даже склонившийся над кружкой кофе Брюс, чьи глаза напоминали миллиметровые щелочки, улыбнулся.       Весь день они пекли рождественское печенье в виде фигурок их самих в супергеройских костюмах, извозившись в муке и сахаре и к полудню ставшие белыми, готовили кучу праздничной еды: индейку («Боже, прости, Птичий Мозг, мы сожгли твоего сородича!»), ветчину с клюквенным соусом, картофельный пирог, сладкий пудинг и прочие яства.       Наташа увлеченно рассказывала им, как обычно празднуют Рождество — или Новый Год, как это называется у русских, — и даже приготовила несколько традиционных блюд, Стив учил Кейт правильно замешивать пышное тесто для пирога, Питер и Клинт поджирали всё «лишнее», то есть всё, что не успели вовремя прибрать подальше от их вездесущих глаз, а дети смотрели подборку новогодних мультиков по телевизору.       Ближе к ночи, уже раскрасневшиеся и весёлые, они встречали залетевших к ним по этому случаю Небулу и Ракету, а также затаскивали Хэппи, так и норовившего сбежать подальше от них. — Помнишь, чему я тебя учил, Блю? — спросил Питер у синей женщины, раскидывая руки в стороны и наблюдая за тем, как она внимательно следит за его действиями и старательно их повторяет. Это объятие было гораздо менее неловким, чем их прошлое, так что Старк счел это собственным успехом.       Проведя больше трёх недель в космосе наедине с неопределенностью, страхом и отчаянием, вы не можете не привязаться друг к другу. Смотреть на Небулу всё равно что оказаться вновь на том космическом корабле, где их единственным развлечением была странная форма футбола. Иногда было тяжело смотреть на женщину без внутреннего содрогания и горестности, ибо время, проведенное с ней, было временем переполненной безвыходностью мольбы ко Всевышним Силам с одной-единственной просьбой – пусть Пеппер не рассеялась тёмным неостывшим прахом, как это сделал Тони прямо у него на руках.       Небуле тяжело давалась человеческая психология, она не умела понимать их мотивы, их страхи и чувства, но она подставила ему плечо, когда они спустились с корабля, когда он дико оглядывался, ища приемную мать, только чтобы наткнуться на сочувствующий взгляд Стива. Когда всякая надежда покинула не только затухающий блеск его карих глаз, но и разваливающееся тело, кибер-женщина, понявшая всё вместе с ним, протянула руку, удерживая от падения, и даже после, перед отлётом с Ракетой, она частенько заглядывала в его больничную палату.       Питер был её первым самопровозглашенным другом; он первый, кто относился к ней с уважением и видел в ней не бездушного робота, которого можно при желании разобрать на части и делать всё, что заблагорассудится, но личность, что тоже может чувствовать, любить и ненавидеть. Он видел в ней человека.       Когда-то она сказала, что её единственным поводом для радости будет победа над её сестрой, Гаморой, которая никогда не проявляла к ней никаких семейных отношений: всякий раз на их тренировках она снова и снова брала над ней вверх, последствием чего была жестокая замена какой-либо части тела Небулы на механизм, на что её сестра смотрела спокойно, с холодным мучительным равнодушием, - до этого момента за всю её жизнь у нее не было ни единого повода для радости, однако вопреки своим же словам, первый раз, когда женщина почувствовала искру настоящего веселья, было не при одолении Гаморы. Первый раз восхитительный огонь счастья подарил ей Питер, научивший её одной из самых простых человеческих радостей с присущей ему добротой и непотухающим желанием помогать всем и каждому.       За несколько дней один человеческий мальчик сделал для Небулы больше, чем её семья за всю жизнь, и проявил к ней сострадание, которое никто никогда не проявлял.       Она чувствовала себя сторонним наблюдателем: каждый раз, прилетая на праздники раза два в год, женщина встречала всё более взрослого человека. Небула не была совсем уж с луны – знала, что люди имеют особенность расти, – но то, с какой скоростью делал это он, вызывало опасения даже у неё. И дело было даже не во внешних различиях, его глаза, их глубина – вот то, что постоянно менялось.       Питер оставался всё таким же: оптимистичным, милым, как золотистый ретривер, и близким, но каждый раз то, с каким опытом и сдержанностью он смотрел на всё вокруг, неуклонно колебалось. Он встречал её с прежней улыбкой и объятиями, первым делом шутливо спрашивая о своих любимых конфетах с одной из планет, о которых умолял перед их последним отлётом, но уверенность и решительность при этом возрастала с каждым разом, а сдержанность эмоций увеличивалась.       Ракета однажды назвал их дальними родственниками, живущими на другом конце Земного шара и ограничивающимися встречами единожды в год, и Небула считала, что это объяснение отлично им подходит. Они практически не участвовали в их жизнях, не помогали принимать решения, но были вынуждены наблюдать за их неизбежным взрослением.       Что-то просыпалось в её груди, когда она думала об этом – нечто, похожее на грусть, как назвал бы это Питер. Неразумная часть женщины желала, чтобы тот навсегда остался мальчиком, с которым она могла вновь и вновь играть в настольный футбол. Вместо этого ей приходилось тихо тосковать по этому, иррационально скучая по нему, прилетать по праздникам, чтобы послушать рассказы и поразиться его новым достижениям, «офигеть», выражаясь словами Ракеты, от вида Морган, которая ещё на днях не умела ходить, а сейчас уже говорит и понимает гораздо больше, чем должна была.       Небула слушает, как Питер с отцовской гордостью рассказывает о достижениях дочери, и не всегда осознает, как они докатились до этого; в её сознании при упоминании Питера Бенжамина Старка возникает образ мальчика с ослепительной улыбкой и блеском невинных глаз, однако раз за разом он разбивается о Китайскую стену реальности: тот мальчик теперь самодостаточный мужчина, у которого есть обязанности, ребёнок и долг перед его народом. По её мнению, человеческая раса слишком быстро вырастает. — Швабра, — деловито и с небольшой издевкой кивнула Кэрол Ракете. — Почти-лысик, — тем же тоном ответило ей животное, откровенно пялясь на её новую прическу — короткую укладку, которая ей очень даже шла и прибавляла брутальность. Подобная была у Стива с одним отличием — ему она её не добавляла, а, скорее, убирала.       Когда со светской беседой и приветствиями — а в случае Ракеты и Кэрол со взаимными оскорблениями; все знали, что между этими двумя уже давно ведется ожесточенная война — было покончено, они уселись за стол, набивая животы до состояния, когда неплохо было бы сбегать за иголкой и хирургической нитью — так, на случай, если википедия лжёт и желудок действительно мог разойтись по швам.       Задобренный вкусной едой, Ракета даже позволил Морган обнять его и погладить свою драгоценную («Она стоит дороже всех твоих органов вместе взятых, Дэнверс!») шёрстку. — Как продвигаются дела на других планетах? — поинтересовался Стив у внегалактических друзей.       Ракета презрительно фыркнул, грубовато заявив: — Так хорошо, как могли бы быть. К сожалению, не везде есть Старки, готовые потратить огромные бабки ради восстановления своего народа.       Ракета — мастер делать комплименты нахальным, вызывающим и несколько циничным способом — многозначительно взглянул на Питера, но Наташа прервала его столь же резко и бесцеремонно. — Даже не смотри на него, — изящно оттопырив мизинец, что смотрелось очень изысканно и элегантно, будто её только что выпустили из Института Благородных Девиц, она сделала небольшой глоток вина. — Этот Старк наш, он сойдет с этой планеты только через мой труп. Ищи себе другого.       Ракета фыркнул и, как ни в чем не бывало, продолжил распаляться о тупости очередного народа.       Питер сподвиг всех собраться возле стола, который заранее освободил небрежным смахиванием руки, и как одержимый начал учить всех их с Небулой игре. Все быстро подхватили его энтузиазм, и вскоре в гостиной стало очень шумно: крики, возгласы и радостные вопли слышались отовсюду. Выиграла, что не удивительно, Чёрная Вдова, хотя, как самая конкурентоспособная, Кэрол, успевшая четыре раза едва ли не сцепиться с подначивающей её Ракетой, наступала ей на пятки.       Инопланетные гости вскоре улетели, слишком занятые, чтобы почтить их своим долгим присутствием, однако это не особо сильно их расстроило — разве что Морган, которой очень уж понравилась шерсть енота.       Они заночевали в гостиной на кучах одеял, подушек и притащенных из кладовки матрацев, играя в настольные игры, распивая горячий шоколад и обмениваясь животрепещущими историями.       Утро встретило их нетерпеливыми криками детей, шуршанием упаковочной бумаги и нарочитым ворчанием Хэппи, что отсел в кресло подальше и намеревался продолжить спать, пока Морган, которой что-то на ушко прошептала Ванда, не подошла к нему и не протянула завернутую в розовую обёртку достаточно большую упаковку. — С Рождеством, дядя Хэппи, — пролепетала она с ослепительной улыбкой, и Старк невольно подумал, что Морган разобьет море сердец: уже в таком возрасте она знала, как пользоваться своей милотой. Её два хвостика, ангельская улыбка и щенячьи глазки, которые она безукоризненно и виртуозно скопировала у Питера, заставили умилиться даже Главу Охраны.       Хэппи приосанился и принял подарок с искренней благодарностью, отчего девочка засияла как начищенная содой кастрюля, и быстренько вскрыл упаковку, достав те самые перчатки, как если бы они были сделаны из хрусталя. Он улыбнулся Питеру, и тот ответил тем же.       Миновав кучу бумаги, Старк нашёл две маленькие коробочки и вручил их Ванде и Морган: это были золотые кулоны с изящной, витиеватой буквой «С», значение которой не нужно было никому объяснять. Девочка радостно протянула ему побрякушку, очарованная её блеском, чтобы он помог застегнуть её на шее, то же самое Питер проделала с Максимофф. — Я вроде как не Старк, — пробормотала она ему, повернувшись и покрутив подвеску между пальцами — точно такая же теперь была и у него. На фоне раздавались радостные возгласы других членов семьи. — Да ладно, — Питер закатил глаза, приобнимая её за талию и прижимаясь долгим поцелуем к её губам. — Я не верю, что ты не в курсе.       Ванда умудрялась сохранять серьёзное и невинное лицо в течение первых двух секунд, прежде чем, не сильно огорчаясь из-за этого, расплылась в улыбке, загадочно смотря на него. — Она знает о кольце, — прошептал Старк на ухо Наташе, когда очередь с подарком дошла до неё.       Чуть помедлив из-за собственного удивления, она взяла коробки не сразу. Взглянув на него с небольшим осуждением, Романофф подозрительно спросила: — И каким же образом?       Питер развел руками, сам при этом выглядя слегка раздосадованным. — Откуда я знаю? Это же Вив… Она же Алая Ведьма. Она мысли, черт возьми, читает! Она знает всё, – сказали его демонстративно закатывающиеся глаза..       Наташа положила одну из коробок на спинку дивана, а меньшую аккуратно распаковала, прежде чем рассмеяться: это были две футболки — на одной из них была паучиха с длиннющими ресницами, рыжими локонами, приподнятой лапкой, указывающей влево и надписью:       «Это мой паучий брат!»       Другая, в той же серой цветовой гамме, с пауком поменьше, имеющим огромные глазки и восхитительную улыбку, который точно так же указывал вправо:       «Это моя паучья сестра!»       Покачав головой, Романофф притянула его к себе за шею и крепко, как никогда раньше, обняла. На мгновение Питеру даже показалось, что её глаза наполнились слезами, но, возможно, это была лишь игра света.       Отдав Старку предназначающуюся ему футболку с соответствующей надписью, вторую коробку женщина забрала с собой, намереваясь открыть чуть позже, потому что её с другого конца комнаты позвал Клинт, готовящийся вручить один из подарков Кейт. Это была уже знакомая Питеру — именно он просил о подобном одолжении Росса — заламинированная бумажка, грозящая изменить жизнь всех в этой комнате.       Стоя рука об руку, Нат и Бартон торжественно протянули её ей; все в комнате замерли, наблюдая за реакцией девочки, неопределенно смотрящей на документ, только Морган и Нейт суетились, не понимая причину вдруг наступившей тишины.       Прошло немногим больше минуты, когда Кейт прижала руку ко рту, судорожно пытаясь сдержать слёзы, и врезалась в Клинта, обнимая его поперёк туловища и рыдая на его плече, другой рукой цепляясь за Романофф.       Остальная команда предпочла чуть отойти и дать им пространство, и вскоре троица вернулась в компанию — их сияющие лица сказали всё без слов, и Кэтрин поприветствовали в семье, Старк в свою очередь вслух пожелал ей огромного терпения и сил, чтобы вынести это тяжкое бремя.

***

январь 2021

      Они вошли в новый, две тысячи двадцать первый год, полные оптимизма и уверенности, что дела пойдут в гору: кошмары Клинта, как и обещал доктор Гарнер, действительно стали сходить на нет, а панические атаки Питера происходили всё реже, поэтому он стал относительно спокойно спать. Работа Международной Организации Мстителей налаживалась, всё больше людей вступали в ряды, а новые базы открывались в разных городах, поэтому квинджет, которым внезапно изъявил желание научиться управлять Хэппи, стал их постоянным средством передвижения – мотаться в другие города несколько раз в неделю ради проведения мастер-классов и осуществления некоторого контроля на машине казалось пустой тратой времени, ведь большая его часть уйдет именно на дорогу.       Дела компании тоже улучшались, акции значительно возросли и до сих пор не падали со времен учреждения МОМ, новые технологии были выпущены в свет и радушно приняты, а вечно всем недовольные старики из Совета Директоров частично сменили привычный гнев на милость и теперь называли Питера «сыном своего отца» и «талантливым молодым человеком, достойного своей фамилии», что было немного натянутым комплиментом, но всё же лучше, чем когда они говорили ему пойти и вытереть сопли.       Кейт очень быстро приобщилась к новой жизни и официальному вхождению в семью, сразу же начав называть Нейта младшим братом, за чем Клинт наблюдал с выражением, которое Питер не до конца мог понять. Девочка быстро освоила азы русского языка и теперь часто использовала какие-то фразы при разговоре с приемными родителями. Старк же взял за ежедневное обязательство подкалывать Наташу и спрашивать у неё о тяготах материнства, внимательно наблюдая за их с Клинтом новым этапом отношений, счастливо вздыхая и мысленно гладя себя по голове.       Удочерению была особенно рада Миллисент, дочь Росса, которая уже успела пару раз остаться у них на ночь и довольно часто стала зависать у них, и Нейт, что на каждом углу готов был рассказывать, что теперь у него есть «крутая и супер-клёвая», как выражался он сам, старшая сестра.       Групповые сеансы у терапевта теперь казались чуть меньшей пыткой, ибо самое ужасное друг о друге они уже знали, и прекрасно научились обходить при разговоре все болезненные темы, научившись петлять по воспоминаниям других. Нат с нефальшивой беспечностью рассказывала о родителях – Мелине и Алексее – и с улыбкой на лице говорила о младшей сестре, Ванда делилась жизнью с братом-близнецом под боком, Клинт поведал некоторые истории о брате, Барни, Стив – о Баки, а Питер с гордостью описал их первый с Тони совместный проект.       Инстаграм-страница, созданная Вандой, пополнялась их совместными фотографиями и забавными подписями, видео, где Питер и Наташа шутливо танцуют под симфонию Бетховена покорило интернет, как и Клинт, выплясывающий на пару со Стивом под «Лебединое озеро» в розовой юбке – последствия проигранного им пари.       На улицах Нью-Йорка становилось всё более шумно, некоторые традиции успешно возвращались, а некоторым было суждено появиться впервые, по новостям вещали о всё более радостных вещах, отойдя от самоубийств и массовых преступлений.       Гидра и вовсе решила затаиться, поэтому число миссий несколько сократилось, что означало больше времени, проведенного с семьей.       Однако радость ото всех великолепных событий, произошедших в последнее время, очернил тот факт, что прежний успех в самоконтроле Ванды длился недолго: её дар так некстати начал выходить из-под контроля, который и так давался ей не то чтобы легко. Стоило ей почувствовать злость или раздражение, как что-то рядом оглушительно взрывалось, а находиться рядом с большим скоплением людей она и вовсе не могла – постоянные мысли, лезущие отовсюду, были не самым приятным ощущением.       Её эмоции менялись со скоростью света, отчего она и сама расстраивалась, но не могла это сдержать, поэтому последние недели января она провела в их спальне, обложившись книгами. Однако, что было удивительным, так это тот факт, что силы Ванды не причиняли вреда её семье: те же осколки внезапно лопнувшей лампочки просто отлетали от них, попадая куда угодно, но только не в них, хотя она даже не старалась ради этого. Один из агентов МОМ, включённый в команду учёных по изучению мутационных способностей каждого одарённого, сделал вполне логичное предположение, что связь Ванды с ними была настолько сильна, что нейро-электро-интерфейс Алой Ведьмы был способен действовать им во благо и защищать даже без её непосредственной команды, что было достаточно лестной идеей.       Однажды вечером Старк устало заполз в кровать рядом с ней, со смехом прижимаясь ледяными стопами к её теплым лодыжкам под её протесты. Вытянув руку, он буквально сунул ей под нос телефон с горящим экраном. – Что это? – тупо спросила Ванда, схватил его за запястье, чтобы контролировать движение руки. Глаза то и дело метались по строкам в телефоне. – Три электронных билета в Малибу. – Зачем? – Отдохнуть.       Они сверлили друг друга взглядами, пока Максимофф, служившая голосом разума, не сказала: – Мы не можем просто взять, всё бросить и улететь. – Кто сказал? – самодовольно спросил Питер, и, Боже, в этот момент он был так сильно похож на отца, что должно было взбесить Ванду, но не взбесило. Каким-то образом он умел вкладывать в это не только высокомерие, но и шутливость наряду с неунывающим озорством.       Ванда прикусила щёку изнутри, размышляя. – У тебя компания… – Я разобрался со всеми делами на эту и следующую неделю, а мой помощник круглосуточно на связи. – МОМ… – Прекрасно существует без нашего постоянного надзора. – Команда… – Они будут рады отдохнуть от нас. – Мир... – Подождёт и потерпит.       Питер пытливо смотрел на неё, терпеливо дожидаясь, пока все её аргументы закончатся. – Так… Я покупаю? – Мы не можем уехать так… поспешно и абсолютно незапланированно, – наконец, выпалила Ванда.       Дело было не в том, что она не хотела улететь куда-нибудь со Старками и провести неделю вдали от суеты и постоянной каши в её голове, вызванной присутствием большого количества людей, просто она не привыкла к таким спонтанным решениям и мгновенному их воплощению. – Ты невесёлая, – Питер закатил глаза и, тыкнув куда-то в телефоне пару раз, довольно объявил: – Собирай чемоданы.       И он вышел из комнаты раньше, чем Ванда успела сказать хоть что-то, открывая и закрывая рот как рыба, без предупреждения выброшенная на берег.       Так они и оказались на западе округа Лос-Анджелес, на отрезке невероятно красивого тихоокеанского побережья.       Питер часто рассказывал ей об особняке в Малибу с таким упоением и восхищением, и Ванда видела некоторые обрывки дома в его воспоминаниях, но только теперь она действительно поняла, почему ему так нравился этот массивный футуристический дом. По сравнению с ним, особняк Леди Гаги казался древней развалиной, не заслуживающей внимания и точно не стоящего своих денег.       Он имел не так уж и много этажей и обладал сравнительно небольшой площадью, если сравнивать с Башней, но его внешний вид захватывал дух, и даже Ванду, родившуюся в года, когда уже появлялась различная техника, невольно поразили возможности современного века.       Особняк был полностью белый, с огромными панорамными окнами, вытянутыми плоскими навесами вместо крыши, и восхитительной верандой с прозрачной оградой. Располагался он прямо вдоль утеса на возвышении, а прямо под ним был пляж с чистейшей голубой водой и светлым песком.       Внутри он оказался ещё современнее: высокие потолки, система умного дома, связанная с Пятницей, что было очень удобно и позволяла связывать с остальной командой без необходимости доставать телефон и совершать непрактичные в данном случае звонки, глянцевые поверхности и дорогая мебель. Бар был полностью заполнен, чему Ванда не удивилась, помня о некоторых пристрастиях Тони к алкоголю, которые, как она слышала, позже он всё-таки преодолел. – Кто на нём играл? – удивлённо поинтересовалась Ванда, проводя рукой по блестящему пианино, величаво стоящего на небольшой закругленной платформе прямо возле окна, из которого открывался вид, полностью захватывающий дух, на Тихий океан.       Питер отвернулся от чемодана, в котором он что-то искал, расположившись прямо на полу, и повернул голову к тому месту, где стояла девушка. Его лицо тут же изменилось. Он поднялся на ноги и прошёл к ней, касаясь кончиками пальцев клавиш, будто что-то вспоминая. Уголки его губ приподнялись, но тяжёлый, трагически несчастный взгляд моментально сделал парня гораздо старше, чем он был на самом деле. – Отец, – просто сказал Питер, облизнув пересохшие губы. – Он планировал научить меня куче мелодий, – я могу сыграть всего парочку – но…       Ему не нужно было заканчивать предложение. Ванда обошла массивное пианино, встав рядом с ним и обняв сильное, накаченное благодаря постоянным тяжелейшим тренировкам Роджерса, тело поперек туловища, щекой прижимаясь к плечу.       Это был первый раз, когда Питер посетил это место с тех самых пор, как старших Старков не стало, и она очень ценила, что он переборол свою боль ради того, чтобы прилететь сюда. Для него это было нелегко, но он пошёл на это, дабы вывезти её из многолюдного места, где головная боль съедала её заживо.       Зато Морган была в диком восторге от места. Особняк казался ей настоящим замком; пристанищем, достойным королевской семьи; с огромными глазами девочка рассматривала каждый уголок и каждую деталь дома. – Как вам ваш замок, принцесса? – Питер стащил её со стула, на который она встала, чтобы рассмотреть всю комнату с более высокого ракурса. Парень подхватил её верх, наслаждаясь её радостным смехом, и немного покрутил. – Сгодится для недельного проживания? Морган важно кивнула, перед этим внимательно, будто взвешивая все «за» и «против», всё осмотрев и тщательно обдумав слова. – Я хочу на пляж, – заявила она, обхватив его шею и прижавшись к нему, и одновременно с Питером повернула голову к Ванде, ожидая приговора. – Сначала нужно пообедать, – сказала девушка тоном, не терпящим возражений, и пошла в сторону кухонной зоны, где их уже должен был ждать заполненный до краев холодильник – ещё один плюс наличия Искусственного Интеллекта, что мог дистанционно заказать доставку еды.       За едой троица связалась с Наташей, её голограмма выскочила прямо перед их лицами. Морган активно и совершенно очаровательно помахала ей ручкой с милым «Добрый день, тётя Нат», тут же завалив её вопросами о Натаниэле и Кэтрин, Питер расспросил женщину обо всём, что происходило в компании во время его отсутствия – на что рыжеволосая закатила глаза, невольно подумав «Что отец, что сын», но терпеливо ответила на всё, что его волновало, – а Ванда лишь улыбалась, в кои-то веки не испытывая стресса от выходящих из-под контроля способностей.       Прибрежная зона под особняком, как она и предполагала, была чудесной: солнечная, безлюдная, с белоснежным песчаным пляжем и прозрачной тёплой водичкой. Максимофф довольно устроилась на расстеленном подальше от океана покрывале, подставив кожу, скрытую лишь короткими шортами и топом, жарким лучам Калифорнийского солнца, наблюдая за тем, как Старки резвятся в воде. Морган довольно восседала на плечах Питера, который придерживал её за ноги и носился вдоль берега в одних плавках.       Громкий задорный смех Морган заполнил прежнюю тишину участка, что раньше прерывалась лишь криками чаек и шумом волн. В какой-то момент Максимофф достала телефон Питера, записывая на видео двух резвящихся Старков, и тут же пересылая его в их общий чат Мстителей в WhatsApp, пользоваться которым Питер учил Стива добрых несколько дней, но порой тот до сих пор смотрел на телефон с таким видом, будто эта техника нанесла ему личное оскорбление.       Не прошло и двух минут, как телефон Человека-Паука, облачённый в очень символичный красно-синий чехол, начал вибрировать, оповещая о новых сообщениях.       Вот халявщики!!! А у нас вечерняя тренировка через 15 минут, – распалялся Соколиный Глаз; Ванда практически чувствовала его возмущение и недовольство, не смотря на то, что находилась более чем в трёх тысячах километров от него.       Оставь их в покое, Клинт, – писал как всегда добрый и благодушный Брюс, его заботу можно было ощутить даже в простых, наскоро набранных словах. – Пускай отдохнут.       Ванда улыбнулась и отправила фотографию ничем не загрязнённого берега, желая подразнить Бартона.       В следующий раз я полечу с вами, – пришел через полминуты ответ Наташи, заканчивающийся надутым смайликом.       Тренировка уже через пару минут!!!!! – строчил Стив; иконка «Ходячее Нравоучение печатает…» горела несколько долгих мгновений, хоть текст и был коротким. – Вы где все?!       После этого сообщений не приходило и Максимофф, вслух рассмеявшись над всей нелепостью ситуации, отложила телефон в сторону. Питер и Морган, всё так же сидящая на плечах отца, как раз подходили к ней, мокрые и взлохмаченные из-за океанских брызг, но очень уж довольные. – Смотри, что мы нашли, – девочка радостно протянула ей целую горсть самых разнообразных ракушек: от плоских, светлых и маленьких, до ярких, закрученных и больших. Ванда подыграла, широко распахнув глаза и открыв рот в притворном глубочайшем удивлении с преувеличенным возгласом «Вау!», подставляя сложенные руки, чтобы ребёнок высыпал туда свои драгоценности. – Я хочу сделать… кокцию?       Маленькая головка метнулась к стоящему позади Питеру, что с улыбкой наблюдал за ними. – Собрать коллекцию, – великодушно подсказал он ей, и Морган повторила это до тех пор, пока не выговорила точно и правильно. – Как у Нила, – добавила девочка спустя мгновение, присев возле Ванды и скользнув к ней в объятия; прилипчивость и нужду в постоянных физических контактах она унаследовала прямиком от Питера.       Нилом Морган называла Натаниэля, будучи не в силах нормально выговорить его полное имя, когда была в более младшем возрасте, но даже теперь, когда она, казалось бы, с лёгкостью могла повторить «Нейт», прозвище «Нил» прилипло и было зарезервировано для неё. Кроме неё самой мальчика больше никто не смел так называть.       Они потратили больше часа, строя высокий замок из песка, устроив позже фотосессию для Морган рядом с ним. Ближе к вечеру они в спокойном темпе обошли весь берег. Ванда держалась за левую руку Питера, в другой неся снятые сандалии, её распущенные рыжие волосы казались огненными под лучами заходящего солнца; они красиво развевались на ветру, отчего на мгновение она почувствовала себя в каком-то голливудском фильме. Ребёнок притих, опустив подбородок на голову отца, и спокойно наблюдал за всем с высоты.       Ещё нигде они не видели закат, подобный тому, что наблюдали в этот день. Малибу было воистину чудесным местом, и Ванда действительно поняла, почему Тони в своё время отреставрировал здесь дом, что был разрушен Мандарином, и часто перемещал сюда семью. Здесь было так спокойно и размеренно, что проблемы отходили на второй план. Стремительный распорядок жизни забывался, всё замедлялось, будто мир вокруг них просто переставал существовать, и это были только они трое, одни в целой Вселенной.       Вернувшись в особняк, Старки и Максимофф быстро переоделись в чистую одежду; Ванда начала готовить ужин, краем глаза наблюдая за Питером и Морган, что расположились у пианино. Девочка сидела на коленях Мстителя, её маленькие ручки накрывали руки отца, что обучал её короткой мелодии, состоящей всего из нескольких нот. Она внимательно и удивительно усидчиво для ребёнка её возраста слушала инструкции и пыталась запомнить комбинацию, чуть нахмурившись от старания. Её попытки играть были не очень хорошими, маленькие пальчики кое-как нажимали на нужные клавиши и с кряхтением от упорства переносились на следующие, но вид двоих Старков, столь поглощённых этим занятием, был воистину захватывающим. На несколько секунд оторвавшись от приготовления мяса, Ванда несколько раз щёлкнула камерой телефона, пересылая запечатлённые кадры Роуди и Хэппи, зная, что для них это будут не просто случайные изображения Питера и Морган вместе за каким-нибудь очередным интересным занятием. И действительно, присланные грустные скобочки подтвердили её соображения о нечто большем, чем просто фото. Для них это было личное свидетельство того, как сбывался закон сансары, как повторялся цикл родителей и детей. Экран её завибрировавшего телефона загорелся, и девушке пришлось отнять его от груди, к которой она прижала технику в минуты размышлений, и разблокировать его. На неё смотрели Тони и молодой Питер, чьи тела были скрыты знакомым старинным и роскошным пианино. Их улыбающиеся во весь рот улыбки затмевали всё остальное на этой фотке; мужчина обнимал сияющего подростка за плечи, притягивая к себе в знакомом хозяйском жесте, а тот махал в камеру, другой рукой подстраивая кроличьи ушки отцу. Улыбка мальчика была одновременно знакомой, но и чужой: она имела похожие очертания и привычную притягательность, но безболезненность и наивность, что несли максимально поднятые уголки, Максимофф не узнавала в человеке, которого, как ей казалось, она знала вдоль и поперек. – Что смотришь? – Ванда чуть вздрогнула, – лампа на потолке опасно закоротила – когда горячие руки без предупреждения обхватили её талию, чуть задирая хлопковую футболку; сильный подбородок упал на её узкое плечо, когда Питер попытался заглянуть в экран её телефона, который она успела убрать. Загадочно улыбнувшись, Максимофф шлёпнула парня полотенцем по макушке, наслаждаясь весёлым возмущением на его лице. – Заказываю паучий яд, – зловещим голосом сказала она, пододвигая к нему миску с овощами, безмолвно приказывая помочь ей с ними.       Питер лукаво закатил глаза и, немного поколебавшись, достал из нижнего ящика чёрный фартук с изображением белого поварского колпака и надписью «№1 на кухне». Чуть ниже не слишком аккуратно и двумя разными почерками располагалась фраза «Железный шеф».       Ванда неловко взглянула на Пита, но тот натянул максимально небрежную маску и, чуть подпрыгнув, развернулся к Морган с широчайшей улыбкой, вызвав у девочки приступ смеха лишь своим нелепым видом. – Вы готовы приготовить самый вкусный картофельный салат в жизни, Ваше Сиятельство? – он поднял её на руки и усадил на кухонную тумбу под её энергичные возгласы согласия. – Да! – Я Вас не слышу! – Да! – вскричала Морган ещё громче, взмывая руки вверх.       Они по очереди подавали ребёнку то, что она могла высыпать в миску без особых усилий. Она воодушевленно лепетала о пляже и что-то о мультике, где была похожая речка («Океан», – поправила её Ванда), пока взрослые нарезали ингредиенты на немецкий картофельный салат, который был чужд для коренных американцев, но в стране, где родилась Максимофф, он был незаменимым блюдом ужина, готовить который её научила её мать, а ту бабушка Ванды.       Трапезничали они на террасе, вытащив туда три маленьких кресла и небольшой столик, наблюдая за тем, как солнце скрывается за горизонтом. Морган в какой-то момент перебралась к ней на колени, и удивительно притихла, прижавшись к её груди и перебирая кончики рыжих волос, пока Питер решал какие-то вопросы по телефону со своим помощником, иногда повышая голос. – Скажи, что я против, – повторил он во второй раз, отойдя в сторону и меряя шагами длинную террасу. – И напомни этому старому хрычу, у кого пятьдесят один процент акций. – Мам, а что значит хрыч? – шёпотом спросила Морган ей на ухо, поглядывая на отца, расхаживающего с серьёзным видом. – Не нужно повторять за папой это слово, ладно? – попросила её Ванда, криво улыбнувшись и делая угрожающий жест в сторону Питера за спиной девочки, на что он покаянно поджал губы, отходя чуть подальше и сердито шипя на собеседника. – Ни дня без меня не могут прожить, – ворчал Старк, усаживаясь обратно за стол.       Ванда бросила на него игривый взгляд, чуть насмешливо приподнимая бровь. – А как же «я разобрался со всеми делами на следующую неделю»? – Это была тётя Нат? – одновременно с ней поинтересовалась Морган, мгновенно став более оживленной при мыслях о Чёрной Вдове, своей любимице среди остальных Мстителей. Наташа была доброй тётушкой, ангелом-хранителем её отца, как называла её мама, что частенько приносила ей вкусняшки втайне от родителей и которую Морган знала всю свою недолгую жизнь.       Питер покачал головой. – Нет, это с работы, Принцесса. – Ты всегда работаешь, – Морган очаровательно надулась, недовольно нахмурившись. Ванда укоризненно и очень красноречиво посмотрела на него, всем своим видом показывая, что согласна со словами ребёнка. – Такова уж нелёгкая участь взрослых. – Тогда я всегда буду маленькой.       Питер рассмеялся, наклоняясь к своим девочкам и щёлкая дочь из по носу.       Говоря начистоту, он был бы не против подобного расклада вещей: Морган была очаровательной малышкой, прилипчивой и падкой на объятия, но она росла так быстро, что Старк не успевал следить за её успехами. Казалось бы, она только-только научилась говорить длинными и достаточно осознанными предложениями, но уже сегодня легко различала написанные буквы. Каждый день с ней был наполнен новыми открытиями и движением границ возможностей, что она стремительно раздвигала. Её больше не нужно было кормить с ложечки или держать во время ходьбы, всё чаще она вырывала из рук одежду, чтобы натянуть её самостоятельно, без их помощи. И, хотя следить за этим было чудесно и увлекательно, с родительской точки зрения это накладывало определенную печаль.       Для Питера день, когда он впервые взял маленького, кричащего и сморщенного инопланетянина, которого все величали его младшей сестрой, был словно вчера. Он помнил молочный запах, который с каждым годом становился всё более резким и приобретал индивидуальные оттенки чего-то ванильного, помнил огромные, непропорционально большие голубые глазки, что теперь были такими же тёмными, как у него самого, ручки, которые в районе запястий словно перевязали невидимой ниточкой, – всё это так стремительно и незаметно кануло в лету, что иногда становилось страшно.       Морган была его маленькой малышкой, всё ещё привязанной к своей плюшевой игрушке паука, у которого теперь было имя, навеянное первыми частями любимого Нейтом Гарри Поттера, – Арагог, и любящей мамино кокосовое печенье в форме звёздочек, но как быстро она способна разлюбить обнимашки перед сном, заменив их злобным хлопаньем дверей и импульсивными «я тебя ненавижу» или «ты худший отец во всей галактике»? Это было то, чего Питер больше всего боялся, – момента, когда он станет лишь зрителем, не способным ни на что влиять, когда милое «папочка» заменится на торжественное «отец».       Проблемы в выборе имени для новой куклы сменятся на проблемы разбитого сердца, и он будет вынужден наблюдать, как невинный свет её глаз меркнет, как в них появляется опыт и глубина философских мыслей. Питер знает, его любовь к ней никогда не исчезнет, наоборот, станет ещё сильнее с проведённым вместе временем, но это не значит, что он не будет скучать по маленькой девочке, любящей крепкие папины поцелуи в щёку и подбрасывания в воздух. Всё это заменится на ночи возле её кровати, когда она будет переживать первое предательство, тревожными вечерами, когда взбалмошный и требующий большей самостоятельности подросток будет не отвечать на звонки и нарушать комендантский час, и попытки украсть мимолётные объятия.       Старк хочет остановить течение жизни, оставить всё, как есть, навсегда остаться в Малибу и самозабвенно строить замки из песка. Этот особняк – храм, каждый уголок которого наполнен воспоминаниями и несёт в себе частички как Пеппер, так и Тони, и Питер не может не думать, что здесь им самое место.       Он видит это в каждой элегантной фешенебельной картине, выбранной его утонченной матерью, в стоящих наградах за услуги и номинациях на различные премии, принадлежащие его гению-отцу, в старом пианино и декоративных подушках. Здесь одновременно и легко, и невозможно дышать – всё пропитано ими, их прежним присутствием, их характером и нравом, поэтому находиться здесь, словно собирать столовой ложкой гору разбитого стекла и добровольно глотать его, но в то же время заполнять образовавшуюся из-за их отсутствия дыру в груди синтепоном.       Именно поэтому Питер никогда не смог бы сделать что-то с этим домом – он одна из последних его связей с Тони и Пеппер, их наследие, которое они оставили им с Морган, и место, где их присутствие ощущается сильнее всего.       Лёгкое прикосновение Ванды к его руке возвращает Старка к реальности, и он улыбается ей приятной, успокаивающей улыбкой, наблюдая за уснувшей прямо на ней Морган. Этот момент на террасе такой магический, чарующий и таинственный, что Питер почти может представить, как родители сейчас стоят у него за спиной, со слезами на глазах глядя на своих детей и неслышно донося до них, что они всегда рядом, хоть они этого и не видят.       И от этого образа дышать становится чуть легче.

***

начало февраля 2021

      – А ну кыш от теста! – вскрикивает Питер, пытаясь вложить в голос всю строгость, на какую был способен, когда обернулся и обнаружил Кэтрин и Натаниэля, что залезли чайными ложками в миску со сладкой сырой смесью.       Дети хихикают, быстро сунув ложку в рот. – Но оно такое вкусное, – жалобно стонет Кейт, откидывая назад густые каштановые волосы, собранные Наташей в две аккуратные косички. Нейт рядом с ней чуть уворачивается. – У вас будет болеть живот, – серьёзно говорит им Романофф, подходя к ним и к недовольству детей переставляя миску на другую тумбу, подталкивая их к холодильнику. – Хотите сладкого – возьмите ореховый пудинг.       Лопаточка, обвитая красными искрами магии Ванды и самостоятельно – хоть и с некоторыми перебоями от оказанного усилия в сохранении контроля, в эти дни дававшийся Мстительнице нелегко, – помешивающая крем, резко застыла. – Ореховый пудинг? – вслух задумчиво произнесла Максимофф, в своём размышлении поднимая глаза к потолку и стуча длинным тонким пальцем по щеке, прежде чем крикнуть метнувшимся к металлической камере хранения детям: – Возьмите мне!       Питер чуть удивлённо посмотрел на неё, но быстро отвлёкся на желток, который он пытался отделить от белка, но тот настойчиво хотел попасть в кружку вместе со своим прозрачным собратом.       Старк завистливо посмотрел на стоящего рядом с ним Стивом, у которого это получилось без единого усердия с его стороны, словно он был чёртовым кондитером, забывшим упомянуть об этом забавном факте. Что ни говори, но выпечка Роджерсу давалась невероятно хорошо. – Чёрт, тут всё словно на китайском, – простонала Кэрол, опёршись локтями на тумбу и вчитываясь в лежащую на ней книгу, которой их заставил воспользоваться Капитан Америка, не позволяющий высокотехнологичным технологиям появляться на «его» кухне.       Стив, Наташа, Питер и Ванда пронзительно и угрожающе посмотрели на неё, мотнув головой в сторону детей, дьявольски греющих уши. – Босс, – не прошло и двух секунд, как раздался механический голос Пятницы, в этот раз лишённый всякий эмоций, но всё равно прозвучавший с уважением к сыну своего создателя. Питер не знает, когда наступил момент перехода с «мастер Старк» или «мини-Босс» до простого «Босс», но, несмотря на естественность этого переформирования, иногда это казалось предательством, словно тем самым они стирали существование Тони. – Миссис Роудс… – Да-да-да, – прервала её Кэрол, раздражённо закатывая глаза и в то же время виновато смотря в сторону членов команды, проявляющих родительские заскоки. – …Выразилась не корректно. – Я слышал, Ница, спасибо, – монотонно пробубнил Питер, снова склонившись над разбитыми яйцами, где в полупрозрачной вязкой жидкости плавало несколько ярко-жёлтых попавших капель, на которые он смотрел, как на непримиримого врага. – Она понесёт наказание, не волнуйся, – ухмыльнулся Роуди, отталкивающий свою жену от рецепта. Кэрол недовольно фыркнула, раздосадованная своим неумением готовить.       Питер в ужасе скривился в ответ на замечание дяди. – Фу! Я не хочу этого слышать!       Кэрол вновь закатила глаза и, проходя мимо него, шутливо взъерошила ему волосы, ретируясь с кухни. Старк в то же время громко крикнул в сторону гостиной: – Бартон, забери своих детей с кухни. Они съедят всё тесто!       Из смежной комнаты послышался громкий мужской смех в ответ на замечание, звучащий как-то слишком уж одобрительно.       Натаниэль и Кэтрин, сгребшие четыре маленькие упаковки пудинга, быстро отбежали от миски, испугавшись грозного взгляда Нат, перед этим поставив один перед Максимофф. Морган, наконец-то оторвавшаяся от раскраски, жалобно посмотрела на отца. – Я тоже хочу попробовать, – нацепив самое умилительное выражение своего личика, – Ванда не раз говорила, что её этому научил Питер, теперь уже потерявший звание самых лучших щенячьих глазок, – девочка умоляюще глядела на него из-под пушистых тёмных ресниц.       Не в силах отказать таким глазкам, он подозвал её к себе и поднял на уровень тумбы, пока Ванда подставляла лопатку, на всякий случай придерживая под ней руку. Морган счастливо облизнулась, попробовав тесто, и с видом крайнего одобрения торжественно кивнула названным родителям. – Заказчик доволен, – усмехнулся Питер, краем глаза наблюдая за тем, как ребёнок возвращается к своему любимому занятию – рисованию. – Можем продолжать. – Итак, – задумчиво протянула Наташа, вместе с Роуди и Стивом заглядывая в сборник макулатуры, напугавший неустрашимую Капитан Марвел, что спокойно наступала на самого грозного из Титанов, но убежала от несчастной книги рецептов. – Дальше по инструкции идёт сливочный сыр…       Крем и тесто, что они готовили, были для огромного торта по случаю третьего дня Рождения Морган. Начав после полудня, они закончили это дело только поздно вечером, выдохнув с невероятным облегчением, вызвавшим усмешки Клинта, вход на кухню которому был закрыт ещё до начала сложнейшей спецоперации.       Уложив детей спать, что заняло по меньшей мере полтора часа, они вместе занялись украшением этажа и оставшимися приготовлениями к празднику. Всё это привело к тому, что в два часа ночи команда, в каждого члена которого было залито несколько чашек кофе, на цыпочках носились по гостиной в неуёмной и пылающей энергии, как дети, которым по случайности перепало слишком много сахара.       В час пятнадцать Стив, потягивающий успокаивающий чай во время очередного самопровозглашенного перерыва, причиной которого стал в одиннадцатый раз упавший на него баннер «С Днём Рождения, Морган!», спокойно восседал в кресле, вытянув длинные ноги и с абсолютно поражающей невозмутимостью, которой позавидовали бы все многодетные мамочки («После того поющего барана на беговой дорожке меня вряд ли может что-то удивить…»), наблюдал за тем, как Бартон, мотыляя неизвестно откуда взявшейся шваброй из стороны в сторону, одновременно пытался не распластаться на полу из-за душившего его смеха и добраться до прилипшего к потолку Питера, что ухмылялся ему со зловещим коварством.       Это было очевидным следствием ухода из комнаты Ванды и Наташи, которые обычно контролировали ситуацию и следили за тем, чтобы все оставались серьезными и по возможности ответственными, поскольку остальные не были столь заинтересованы в этом – если была возможность превратить обычное занятие в нечто, напоминающее цирковое представление, они этот шанс не упустят.       Наблюдая за тем, как Клинт скотчем приматывает к швабре высокую вазу, чтобы увеличить её длину, Стив, Роуди, и Кэрол были, скорее, заинтригованы, чем же закончится это противостояние, чем обеспокоены. Женщина и вовсе наблюдала за этим с открытым ртом, будто смотрела самый захватывающий теннисный матч за всю историю существования этих самых матчей.       Зашедший в комнату в самый интересный момент, когда Питер в ужасе уползал от настигнувшей его удлинённой швабре, Брюс лишь моргнул, прежде чем посмотреть на них с видом крайне уставшего от всего этого дерьма человека. – Милостивый Исаак Ньютон, – пробормотал он себе под нос, с унылым смирением смотря на то, как его младший товарищ беспечно нарушает все законы гравитации. – Надеюсь, ты этого не видишь.       С глухим стуком он поставил коробку, наполненную разноцветными праздничными колпаками, на пол возле дивана и тяжело плюхнулся на него. – Питер, слезай оттуда, – не слишком надеясь на чудо, попытался он, но вскоре махнул рукой и откинулся на спинку, когда на него не обратили должного внимания.       Кросс-наций на потолке продолжался до тех пор, пока две рыжеволосые не вернулись в комнату, принеся с собой остатки украшения. Ванда смерила его своим самым устрашающим взглядом, и тот спрыгнул с потолка, выделывая в воздухе сальто, достойное самых высокооплачиваемых акробатов, вытянувшись по струнке рядом с Клинтом, без слов проделавшим то же самое и мигом откинувшим швабру куда подальше, увидев, как брови Нат поднимаются вверх, что выглядело более угрожающим, чем любой другой её жест или слова. – Если из-за вас проснется хоть один из детей после того, как мы с таким трудом заставили их перестать скакать повсюду и наконец-то лечь в кровать… – Наташа смерила их выразительным взглядом, предлагая им самим закончить предложение, которое наверняка включало в себя окончание фразы словами «я убью вас жестоко и очень кроваво и никто мне ничего не скажет».       Ванда, стоящая рядом с ней плечом к плечу с похожим выражением лица, безмолвно доносила продолжение «а я буду той, кто транспортирует ваши бездыханные разорванные тела до ближайшей канавы или топки».       Клинт и Питер бегло затравленно переглянулись и вернулись к прежним обязанностям по надуванию шаров, но уже по разным углам, ибо, как одновременно заявили Наташа и Ванда, они не умеют работать вместе, однако, к их большому сожалению, делать ставки, в котором часу утра подскочит Морган, они умудрялись делать и находясь в нескольких метрах друг от друга. – Шесть утра, – шипел Старк в перерывах между надуванием шаров, когда завязывал хвостики яркой ленточкой. – Пять, – точно так же шипел Бартон на другом конце комнаты. – Я лучше знаю собственного ребёнка. – А я профи: я взрастил четверых. – Пять тридцать, – Ванда невозмутимо отбросила от себя очередной фиолетовый шарик, устало выдохнув. Её обычно румяное лицо сильно побледнело от недостатка кислорода, который она самозабвенно отправила в пузырь. Однако Питер не совсем был уверен в том, вызвана ли её усталость временем суток и шебутным днём, или причина была в слишком большом количестве людей, в которых её дар так и стремился вонзить когти, считав любой доступной мыслительный процесс и эмоции.       Брюс мучительно застонал, откинув назад голову. – И ты туда же?       Наташа в сотый раз закатила глаза – единственная, кто ещё ни разу не пожаловался на количество украшений или сотни шаров, ни один из которых – о, чудо! – не лопнул, при случайном наступлении ногой, хотя они заполняли практически всё горизонтальное пространство комнаты, которая была отнюдь не маленькая.       Они провозились с шарами почти до трёх часов утра и с облегчением вздохнули, поняв, что те закончились. Быстро связав их кучками, все разбежались по своим комнатам. – Спать, спать, спать, – бормотал Питер, не спавший уже больше сорока восьми часов. Они с Вандой быстро прошмыгнули в спальню, и, будучи уже в пижамах, без промедления залезли под одеяло.       Счастье было не долгим – казалось бы, его голова коснулась подушки секунду назад, но вот он уже был разбужен из-за движения в его ногах. Пребывая в полусонном состоянии, Старк почувствовал, как Ванда, чья голова была прижата к его груди, безмятежно улыбнулась. – Пять тридцать, – игриво пробормотала она, не шевелясь. – Шесть, – не уступал ей Питер.       На минуту беспокойное движение в нижней части кровати прекратилось; видимо, Морган внимательно их изучала, пытаясь понять, проснулись ли они. Однако их замершие тела не помешали ей, уже через пару мгновений её маленькое тельце прыгнуло прямо рядом с лицом Ванды, чудом не попав маленькой ручкой ей по носу. – Мне три-и-и-и! – прокричала она, и Питеру пришлось разлепить глаза. Он пытался сохранять невозмутимость, но её заразительная энергия быстро передалась и ему.       Старк ослепительно улыбнулся, высвобождая руки из-под одеяла, и подхватил девочку под мышки, прижимая к себе. Максимофф чуть сдвинулась, позволив поместить ребёнка между ними, и аккуратно расцеловала детские щечки под её громкий смех. – Ты стала совсем взрослой, – Питер крепко прижал её к себе, драматично всхлипнув. – Совсем скоро съедешь, заведёшь собственных детей и забудешь про нас. – Не драматизируй, – Ванда ласково закатила глаза, улыбаясь его ребячеству.       Но Питер её не слушал: следуя примеру, он поцеловал каждую веснушку на носике девочки, подкрепляемый её явным удовольствием от подобных действий отца. – Ну п-а-а-а-а-ап, – Морган отодвинула его лицо тыльной стороной руки, хихикнув, прежде чем вывернуться из его хватки, вместо этого прижавшись к более адекватной матери, что к этому времени уже приняла сидячее положение. – С днём Рождения, мой маленький жаворонок, – Ванда стиснула её в гораздо более осторожных, но таких же нежных и любящих объятиях; Морган довольно сощурилась и состроила отцу смешную дразнящую рожицу.       Питер наклонился вперед, заговорщицки подвигав бровями. – Готова к грандиозному дню?       Морган энергично закивала, едва ли не подпрыгивая от нескончаемой энергии и волнения, переполнявшего её маленькое тело, и уже готовясь соскочить с места, чтобы выйти за дверь навстречу новому дню и сопровождавшего его поздравлениям вместе с таким же взволнованным отцом, но Ванда остановила две ходячие батарейки прежде, чем они умудрились выполнить задуманное. – Не так быстро, – материнским тоном, который обычно означал конец любому веселью, предостерегла она их, и Морган с Питером сдулись как надувной матрац, тут же осознав, что их вселенский замысел по поднятию всех с кровати в ранний безбожный час обречён на провал. – Морри, тебе нужно умыться и сделать прическу, а твоему отцу, – Ванда красноречиво посмотрела на Мстителя, – помочь мне с приготовлением завтрака, раз уж мы встали первые.       Девочка недовольно застонала, не слишком очарованная идеей заплетать волосы – это было самое ненавистное её занятие с тех самых пор, как тёмные каштановые локоны отросли ниже плеч и ходить с растрёпанными, ничем не собранными прядями, что имели неприятное обыкновение слишком быстро путаться, перестало считаться приемлемым, однако она послушно скатилась с кровати, стремглав умотав в комнату за резинками.       Питер было собирался последовать её примеру, но его остановили прикроватные часы, что за секунду оказались в нескольких миллиметрах от его носа, раздражающе покачиваясь перед глазами и буквально левитируя по воздуху. Увидев три сверкающие цифры, он повернул голову только для того, чтобы встретить самодовольное лицо Ванды: – Пять тридцать семь, – триумфально пропела она, обвивая его шею руками и звонко чмокая в щёку. Отстранившись, Максимофф ослепительно улыбнулась, показывая ровный ряд белых зубов. – Убираешься в эти выходные ты.       И Ванда вышла из комнаты, лукаво улыбнувшись ему напоследок.       Плести Морган косички – одно из самых долгих утренних рутин. Хотя волосы девочки были пока что не такими уж и длинными, но возиться приходилось длительный период времени из-за её неусидчивости и постоянного верчения головой, в этот день, однако, ребёнок стремился как можно быстрее расправиться с этим неприятным занятием и сидела как мышка всё это время.       Иронично, но именно сегодня Максимофф хотелось растянуть этот момент подольше из-за осознания того, как быстро могут пролететь годы, и вскоре ей уже не придётся этим заниматься, ведь какая девочка-подросток придёт к матери, чтобы та сделала ей косички?       Машинально перекручивая три разделённые части волос с правой стороны, Ванда смотрела в зеркало на лицо малышки, у которой ещё совсем недавно этих волос не было вовсе, но вот она – трёхлетняя девочка, которая уже знает алфавит, складывает числа и самостоятельно способна собирать паззлы из более, чем двухста деталей. Взгляд невинных шоколадных глаз более осознанный, чем может принять девушка, ведь вроде ещё только вчера она спрашивала, что такое зоопарк, а уже сегодня понимает гораздо больше, чем, по их соображениям, должна была.       Морган растёт буквально по часам, и супергероиня должна радоваться, но её самый глубокий страх, прорастающий в толстой стенке её сердца и цепляющийся за каждый возможный капилляр тела, состоит в том, что однажды она проснётся в мире, где нет ни Питера, ни Морган, где эти двое самых дорогих ей людей – всего лишь иллюзия, которую она сама же создала, устав от полнейшего одиночества и нескончаемой боли. – Уже всё? – Морган нетерпеливо смотрит на неё в зеркале, ерзая на золотом пуфе.       Ванда проглатывает свои опасения и выдавливает улыбку. – Да, – но прежде, чем девочка умудряется встать и убежать, девушка наклоняется к ней, импульсивно прижимая к себе и шепча ей на ушко: – Я люблю тебя, Хвостик.       Морган чуть корчиться, но её лицо расцветает при звуке ласкового прозвища, что использует только её мама и только лишь для неё – прозвище, возникшее из-за её постоянного следования за отцом по пятам и смертельного любопытства. – Так сильно, что позволишь мне не спать до полуночи? – в томительном ожидании ребёнок смотрит на мать снизу вверх, закусив губу в отсутствие выдержки. Ванда тихо рассмеялась, разжимая руки, но оставляя одну из них на пухлой детской щёчке, невесомо проводя по ней, словно не веря, что такое чудо досталось ей. – Хитрюга, – она любяще улыбается, встречая такую же яркую, почти ослепляющую улыбку дочери. – И кто тебя такому научил? – Папа, – последовал незамедлительный ответ, тут же вызвавший у Алой Ведьмы фырканье, в котором абсолютно узнаваемо плескалась сладостная нежность. – Ну, конечно, – трогательно пробормотала она себе под нос, после чего громче добавила: – Можешь идти, милая.       Морган не нужно было повторять дважды – уже через две секунды её не было в комнате, а звонкий высокий голос, зовущий папу, вовсю звучал в коридоре.       В течение дня Максимофф беспрестанно и совершенно справедливо сокрушалась: в школе их обучают логарифмам, интегралам, учат, как находить координат при равноускоренном движении, превращать ацетилен в ароматический углеводород тримеризацией с катализатором в виде активированного угля, а также что не нужно делать, если не хочешь загреметь в тюрьму и стать тёмным пятном общества, но никто не подготовил её к тому, что организация дня Рождения трёхлетней девочки может выжимать силы так, как никогда не сумела бы ни одна формула из квантовой физики, хотя Ванда любила этот предмет ровно на столько же, на сколько Наташа – розовые платья с рюшечками.       К пяти часам вечера она была готова упасть на любую горизонтальную поверхность, даже если это будет твёрдый пол, хотя гости только начали пребывать. Рациональность, воспитанная в ней её собранной матерью, нашёптывала ей, что рыжеволосая слишком переусердствовала, но разве она была виновата, что хотела устроить девочке головокружительный праздник?       Впрочем, все её хлопоты стоили блеска в глазах Морган, с чьего лица целый день не сходила самая восхитительная и сияющая улыбка. Одетая в светло-красное платьице, она выглядела как настоящая принцесса, приветствующая каждого гостя с неловким, но умилительным поклоном, подражая диснеевским персонажам.       Радостное настроение Ванды поколебал Таддеус Росс, вошедший на общий этаж со своей дочерью без двух минут пять, как всегда выбешивающий её своей неизменной и заносчивой надменностью и раздражающей пунктуальностью. Максимофф постаралась незаметно отойти подальше и подозвать вместо себя Питера, что удивительным образом умел заговаривать тому зубы и профессионально улыбаться, – хотя, конечно, и у его терпения были пределы, если вспомнить катастрофические переговоры у него в кабинете год назад, – однако тот в это самое время так некстати отлучился, чтобы притащить в комнату самый главный подарок.       Алая Ведьма крепко сцепила губы, выдавливая приветственную улыбку и пытаясь сосредоточиться исключительно на Миллисент, игнорируя её отца во избежание конфликтов на празднике, что было несложно – девочка была удивительно мила и застенчива, что совершенно не укладывалось в голове, если вспомнить, кем был её родитель. – Добрый вечер, мисс Максимофф, – просияла дочь Президента, слегка скованно сжимая блестящий нежно-голубой пакет, но смотря с привычным почтением и уважением.       Она быстренько прошмыгнула мимо, на прощание позволив отцу поцеловать себя в макушку. Позади них раздались крики приветствия – трое живущих в башне детей были бесконечно счастливы видеть подругу, хотя видели её самое большое полторы недели назад. Удивительно, как они четверо умудрились так сдружиться с таким возрастным диапазоном, но было приятно наблюдать за тем, как комфортно им вместе. – Как быстро они растут, верно? – Росс встал рядом с ней, глядя на то, как Милли торжественно вручает свой подарок имениннице. Морган весело что-то щебечет, принимая пакет, но Ванде кажется, что её больше радует тот факт, что подруга пришла на праздник, чем само поздравление, отчего она чувствует себя до безумия гордым родителем, хотя это – преимущественно результат воспитания Питера, который готов отдать всего себя без остатка, лишь бы всем угодить и всем что-то дать.       Росс переводит внимание с дочери на Ванду, внимательно изучая её, и, вопреки тому, что это она та, кто с лёгкостью может прочесть каждую промелькнувшую в его гранитной голове, ей кажется, что сейчас она тот человек, которого раздевают догола и нагло выворачивают все секреты наружу.       Что бы она о нём не думала, сколько бы не говорила, что Росс старый дурак и властный болван, которого гораздо больше заботит власть, Ванда не станет отрицать, что он – политик до глубины души, и его исполнительская должность досталась ему не за грозный взгляд и коварный язык. В нём была и военная хитрость, пришедшая с опытом и поучительными поражениями, и непомерная амбициозность, сопровождающая его на пути царственного величия и ведущая ко стекающейся к нему власти, расчётливость и внутренний стержень, позволяющий ему вершить правосудие без угрызений совести. – Очень благородно с Вашей стороны – воспитывать чужого ребёнка как свою собственную дочь, – после долгого изучения протянул он. Растягивание каждой буквы была его изюминкой, доводящей до белого каления быстро и крайне незаметно – так, что ты даже не заметишь, как твой кулак ни с того ни с сего вмажется в его нос с характерным хрустом тонкой кости. Хотя Росс редко оскорблял кого-либо прямо в глаза, при разговоре с ним любой, несомненно, почувствует себя ничтожеством или не более, чем плесенью на старом хлебе, во многом благодаря тому, как он имел обыкновение разговаривать – медленно, словно разжевывая, как для человека с кретинизмом.       Ванда испепеляюще на него посмотрела, приподняв подбородок в попытке казаться ещё более угрожающей. – Она и есть моя дочь, – холодное, безэмоциональное заявление понизило температуру в воздухе еще на пару десятков градусов. – Вы хотите попытаться оспорить данное утверждение? – Конечно, нет, – произнес он поспешно, заметно взвешивая в уме каждое слово, тем самым донося до Максимофф простую, но диковинную мысль – ссориться с ней в его планы не входило. – Я имел ввиду другое…. – Вы пришли в мой дом, – начала она ледяным шёпотом, что едва ли не пересекал границу шипения, – после того, что сделали с половиной из моей команды, моей семьи, и смеете обращаться к нам как к старым друзьям, будто ничего и не было. Наши с вами дочери, может, и дружат, но мы с вами никогда не станем даже приятелями. Не заблуждайтесь на этот счёт. – Я знаю, – прервал её Росс, выглядя уже не таким готовым примириться с её явным игнорированием его реплик или проявленного недовольства в адрес его павлиньей натуры. – Как я уже говорил вашему… жениху или кем бы он там ни был – Ванда язвительно хмыкнула, – я сожалею о всех своих действиях, в необходимость которых я тогда верил. – Необходимость? – не выдержав, Ванда громко расхохоталась, привлекая внимание стоящих неподалёку Офелии, что неодобрительно на неё посмотрела, и Брюса. – В чём была необходимость запихивать нас на плот и надевать на меня ошейник, как на собаку? – Ванда… – Я напоминаю вам: мы – не – друзья, – выделяя каждое слово, повторила она. – Я не давала вам никакого разрешения называть меня по имени.       Таддеус стиснул челюсть и желваки заиграли на его очерченных скулах. – Хорошо, – медленно согласился он, вновь позволяя ей вольность в разговоре с ним. – Как мне вас тогда называть? Мисс Максимофф? Миссис Старк? – Это уж как вам угодно, – Алая Ведьма презрительно усмехнулась, и свет в комнате замигал, но, к счастью, все были слишком заняты увлеченной беседой, чтобы обратить на это внимание. – Я лишь хочу предупредить вас. Мне плевать, что вы там делаете в своей позолоченной конуре, какие войны ведете, плевать даже, что вы делаете с остальным миром, но если вы хоть подумаете – а я об этом узнаю, уж поверьте – о том, чтобы причинить боль Питеру или Морган... Я расплющу все ваши внутренние органы и превращу все до единой ваши кости в пыль, не моргнув и глазом. Мне будет всё равно, что у вас ребенок, потому что у меня есть свой, ради которого я сожгу всю планету дотла. Двое взрослых буравили друг друга мрачными взглядами. Росс сдался первым: – Я не собираюсь делать что-либо с вами – мы со Старком уже разобрались. – Ну, видите ли, я не Пит, – отрезала Ванда, смерив его угрожающим взором зелёных глаз, в которых дикими янтарными огоньками бесновались искры могущественного дара. Однако, стоило ей упомянуть имя парня, что занял практически всё пространство её груди, поделив его лишь с Морган, как убийственный взгляд небывало смягчился: – Он самый добрый и отзывчивый человек во всей галактике, он человечнее нас всех вместе взятых и никогда не станет вам мстить, поэтому это сделаю за него я. Только попробуйте предать его, и я покажу вам, почему остальные так боятся меня. Такие люди, как вы, однажды уже отняли у меня семью. Я скорее умру, чем позволю этому случиться вновь. Поверьте, вы не хотите знать, на что я готова пойти ради двух самых дорогих мне людей.       Это была жестокая парадоксальная правда, не имеющая оправдания, – Ванда была не из тех людей, что пожертвовали бы жизнью любимого человека ради сотни других. Не сейчас, не после родителей, брата-близнеца и Вижна, не тогда, когда воспоминания о душераздирающем одиночестве и непрекращаемой боли столь свежи в её памяти, что были чем-то вроде фантома. Девушка слишком многих потеряла, чтобы опрометчиво и легкомысленно разбрасываться подарками судьбы.       В одночасье в две тысячи восемнадцатом году у неё не стало ничего и никого: лишь глубокая зияющая рана, из-за которой Максимофф жила как в кошмаре, проживая дни сурка – день за днём она просыпалась, умывалась, пыталась есть и как-то скоротать время, ходя по Башне, как призрак, лишённый всяких чувств. Каждое утро она вставала с постели и вспоминала одно и то же, каждое утро разрушалась, разламывалась по кусочкам, настолько мелким, что их уже нельзя было склеить. Её не ждало никакое светлое будущее, не было ни единой надежды на то, что эта боль когда-нибудь утихнет.       Тем не менее, судьба, видимо, смилостивилась над ней – Ванда получила то, чего она так желала, – любовь всей её жизни, прекрасного ребёнка, которого она любила каждой частичкой своей души и который так же сильно любил её, дом, где её ждали, где её знали и уважали, друзей и одновременно семью.       Это был её маленький мирок; она строила его кубик за кубиком, кирпичик за кирпичиком, с таким колоссальным трудом, что построение было официально закончено лишь несколько месяцев назад – когда Морган назвала её матерью, когда она случайно наткнулась в мыслях Питера на образ блестящего кольца с чудесным, так подходящим натуре Алой Ведьмы кольцом.       Ванда обрела смысл жизни в Питере и Морган – центрах её вселенной, гравитации, что удерживала её в этом мире, – отказаться от которых было всё равно, что отказаться от частичек собственной души. У Алой Ведьмы наконец-то было то, чего она так отчаянно хотела, и никто в этом мире больше никогда не отнимет это у неё.       Она нисколько не стыдилась этих мыслей, хоть и не хотела, чтобы кто-нибудь из её семьи узнал о них, однако Росс смотрел на Ванду так, словно она только что призналась ему в том, что готова испепелить всё население без единого сожаления. – Я понял, – неохотно сказал он, отводя взгляд, полный мрачного любопытства и лёгкого презрения к ней. Если Питеру каким-то образом удалось завоевать несколько капель уважения, – что не удивительно, учитывая его лёгкий нрав, добродушный характер и природную очаровательность, из-за которой он нравился абсолютно всем, – то Ванда, что не умела держать язык за зубами и не стыдящаяся высказать все свои претензии прямо в лицо вне зависимости от того, бомж это или сам Иисус Христос, редко располагала к себе даже не страдающих себялюбием людей. – Я очень на это надеюсь, – сквозь зубы проговорила она, и отвратительно искусственно улыбнулась, поворачиваясь лицом к толпе.       Питер как раз в этот момент направлялся к ним; беспокойство и заинтересованность в равных долях наполняли его эмоциональное русло. Его шаги были максимально расслабленными, но руки были небрежно засунуты в передние карманы джинсов – признак того, что он чувствует себя несколько озабоченно. За эти годы Ванда так хорошо изучила его, что, даже не будь у неё дара, она могла с легкостью охарактеризовать каждый его жест, как поведенческие манипуляции.       Чёрная стильная водолазка резко контрастировала с его бледной кожей, что была результатом его постоянного сидения в четырех стенах: либо в офисе, либо в мастерской; солнечные очки были натянуты на нос почти до упора, которые Питер часто надевал при проводившихся в общей гостиной праздниках – дети очень любили диско-шар, но это светодиодное чудо безжалостно убивало Старка, обладающего улучшенным зрением. – Таддеус, – обратился к мужчине Питер, и, честно говоря, Ванда даже не поразилась подобному повороту событий – только её парень мог обращаться к Президенту США с фамильярным «Таддеус». Она больше удивлена тому, что это не «Тадди» или «Милостивый Государь». – Я бы сказал, что рад тебя видеть, но мы ещё не дошли до этой стадии отношений.       Питер небрежно пожал плечами, невинно и возмутительно чарующе улыбаясь, приобнимая Максимофф за талию, видимо, почувствовав её напряжение. Девушка чуть расслабилась от этого жеста.       Росс наполовину раздраженно, наполовину смиренно закатил глаза. – Так и не научился обращаться к Президенту США, как подобает, Старк, – недовольно проворчал он, как всегда сводя всё к своей властолюбивой натуре. – Не смей превращать это в хобби. Я заберу Миллисент в девять. Хорошего вечера.       Чуть поправив галстук – а одет он был, как всегда, в элегантный официальный костюм, стоящий вряд ли менее нескольких тысяч долларов, – Президент развернулся на пятках и, демонстративно взглянув на часы, протопал к лифту. Ванда и Питер стояли к нему лицом до тех пор, пока механизм не начал спускать политика вниз. – Нарцисс, – синхронно пробормотали они. – Но всё же я точно ему нравлюсь, – продолжил Старк слегка самодовольным тоном, поворачивая их к гостям и протаскивая её через гостей. – И с чего ты это взял? – Максимофф насмешливо поглядела на него, прихватив по пути небольшой бокал с вином. – Мне кажется, его лицо выдавало крайнюю степень отвращения ко всем нам. Клянусь, он смотрит на Брюса, как на дождевого червя.       Девушка презрительно фыркнула, делая сердитый глоток и прислоняясь к стене гостиной, вдали от остальных людей, что продолжали веселиться не будучи взбешенными пренеприятной беседой с Россом, с чем повезло только ей. – Я всем нравлюсь, – улыбнулся Питер, встав рядом с Вандой и соприкасаясь с ней плечом. – Как по скромному. – Это одна из моих доминирующих черт. – Наравне с безрассудством и ослиным упрямством?       Старк притворно ахнул от возмущения, ткнув её пальцем в бок. – Нет, – полушутливо возразил он. Ванда мягко усмехнулась в бокал. – С моей очаровательной личностью и абсолютной гениальностью. – Не знаю, как ты его терпишь, – призналась девушка, апатично покачав головой. – Даже Стиву после него жизненно необходимо наличие рядом с собой груши.       Они оба посмотрели на Роджерса, что сейчас вежливо предлагал закуски Офелии и миссис Кинер, расположившихся возле камина за светской беседой. На секунду Ванда искренне задумалась, зачем он это делает, прежде чем вспомнить, о ком идёт речь, - если Питер и Стив и были чем-то похожи, то определенно своей чрезмерной заботливостью и готовностью помогать любому прохожему. – Росс не всегда так плох, – Питер пожал плечами, но весь его вид кричал о том, что он сам немного в шоке от своих слов. Был бы Тони жив, отрёкся бы от него только лишь из-за этой фразы. – Не думаю, что когда-нибудь разделю твою точку зрения, – медленно сказала Максимофф со скептическим взглядом. – Всё равно он невыносим.       На это Старк согласно кивнул – было бы глупо отрицать очевидные факты. – Надо будет изменить его контакт на высокомерный павлин. – А как он подписан сейчас? – Эгоистичный ублюдок из Белого дома?       Ванда неверяще прыснула, прижимая руку ко рту. Бокал опасно наклонился, грозясь проливанием яркой красновато-розовой жидкости на светлый пол. – Боже, Пит, – пробормотала она, всё ещё посмеиваясь. – Только ты… – Брось, – Старк легонько толкнул её плечо, игриво глядя из-под пушистых ресниц. – Не говори мне, что не хотела бы увидеть его лицо, увидь он свой контакт в моём телефоне. – Ну, определенно было бы, на что посмотреть.       В шесть часов вечера они внесли в гостиную огромный двухъярусный торт, украшенный сотнями фигурок из мастики по мотивам любимого мультика именинницы – холодное сердце, которые они лепили в восьмером добрых пять часов, в итоге запачкав всю кухню, а руки после этого интересного занятия отмылись далеко не с первого раза.       Открытие подарков заняло по меньшей мере минут девяносто, так как трёхлетнего гиперактивного ребёнка до глубины души восхищало всё: начиная от банта и заканчивая каждой деталькой новой игрушки. Однако от последнего подарка она пищала до собственной хрипоты: Питер с помощью Харли создал новейшую во всём мире версию робота-животного, сверху облачённого настоящей кожей и покрытого искусственной шерстью.       Это был взрослый лис естественной буровато-рыжей окраски, которого едва ли можно было отличить от настоящего. Его лапки двигались прямо как у реального движения, а механические звуки при этих действиях не были слышны человеческому уху – характерное жужжание улавливали лишь Питер и Стив; поворот головы, бег, повадки – всё это было максимально скопировано под живого зверя, единственное, что выдавало наличие под шёрсткой сложной машины, инновационных конструкций и новаторской системы, были глаза, естественность которых практически невозможно было повторить.       Однако гораздо важнее то, что они умудрились сделать из маленького робота искусственный интеллект, спроектированный специально для ребёнка, – лис должен был развиваться по мере взросления с Морган, учиться всё новому и необычному у неё под боком. На данный момент его максимумом было понимать простейшие задачи, уточнять новые выражения и подгружать всю полученную информацию на свой диск, сохраняя все данные. Он умел говорить, хоть делал это не так, как в мультиках, где с помощью анимации профессионалы своего дела создавали видимость того, что зверёк открывает пасть совсем, как человек. В жизни это так не работало: звук исходил, но из глубин шеи, где были установлены динамики.       Звучание и тембр были приятными, Питер не мог определиться часами, прежде чем нашёл тот самый, подходящий и нужный голос, который, как ему казалось, подходил внешности милого лиса; ему потребовалось почти две минуты повторения на то, чтобы понять: этот голос почти один в один совпадал с голосом Тони. Парень никому никогда не скажет, но он чуть не снёс всю программу и не удалил все записи подбора баритона.       Он не слышал Тони вот уже три года; снова уловить его уникальный тенор с едва заметными примесями чего-то итальянского всё равно что ринуться в огонь после перенесенных недавно ожогов четвертой степени. Однако разумная часть его сказала, что это справедливо, – Морган не знает биологического отца и было бы логично, если у неё будет хоть что-то от него. Сам Питер уже давно не помнил голоса Мэри и Ричарда, и это будет преследовать его до конца жизни.       Пусть он никогда бы не променял Пеппер и Тони на Паркеров, последние были словно первоначальной ступенькой его существования, эпилогом взятой из библиотеки книги, который предыдущий читатель без сожалений выдрал, лишив Питера законного права узнать всю историю. Ощущение, что у него отняли самые основы, то, что должно быть у каждого ребёнка – понимание своих корней.       Он не желал Морган такой судьбы, поэтому при окончательной сборке и слиянии всех подсистем робота Питер оставил тот судьбоносный голос, с болью при прослушивании которого ему придется смириться ради дочери.       Лис носил очень значимую кличку «K.I.D.» – оно было избрано в честь Тони, в нерушимую и вечную память о его прозвище, которое он использовал для сына чаще, чем его настоящее имя. Это было символично и необыкновенно прискорбно, но Железный Человек заслужил это, заслужил присутствовать в жизни родной дочери, даже если таким странным и не совсем действительным образом.       Все Мстители при вручении подарка стояли с одним и тем же выражением лица – выражением, с каким стоят на поле боя, когда твой товарищ умирает у тебя на глазах, с каким поставляют минуту молчания. Дети радовались – им была не видна скорбь в неловких движениях взрослых, тяжесть в сгорбленных фигурах и печальное знание; сгрудившись на полу, они не могли оторвать рук от механизированного животного, что изучающе глядел на каждого, запоминая лица и окружение.       Все члены команды сделали вид, что не заметили реакцию друг друга на знакомый голос: Стив не застыл, парализованный узнаваемым звучанием, Роуди вовсе не вышел из комнаты, а Наташа абсолютно точно не вздрогнула. Они просто отпустили ситуацию, заглушили всё ради продолжения праздника, ради счастья Морган.       Уже стоя на кухне в девятом часу вечера Питер почувствовал, как проходящая мимо него Романофф сжала его предплечье в ощутимой поддержке, но не сказала ни слова, возвращаясь в гостиную.       В тот день Морган и правда удалось лечь спать почти в полночь. Она была настолько сильно измотана, что не попросила ни одной интересной истории о миссиях Мстителях, ни единой короткой сказки. Девочка просто позволила отцу завернуть себя в одеяло как буррито, зевая каждые десять-пятнадцать секунд. К тому времени, когда он присел на край кровати, она едва держала глаза открытыми; её раскрасневшееся лицо было безмятежным, а уголки губ чуть вздернуты вверх.       Питер легко провёл рукой по её волосам, убирая несколько непослушных прядей со лба, и невесомо погладил её щёчку. – Хорошо провела день? – Угу, – промычала Морган, стараясь не закрывать глаза. – Это был самый классный день в моей жизни.       Питер невольно усмехнулся на столь громкое для трёхлетнего ребёнка заявление. – Я рад, – тихо сказал он, натягивая одеяло прямо до подбородка и расправляя несуществующие складочки, однако ребёнку не было до этого дела – тот уже наполовину витал в сонном царстве. – Ну всё, маленьким мангустам пора спать. Люблю тебя.       Мститель тяжело встал, чувствуя, как ноет спина после длительного процесса украшения комнат и выпекания десертов. Подложив Арагога ей под бок, он наклонился и поцеловал девочку в макушку, задержавшись на пару секунд. – А я тебя в пятьдесят три раза больше, – практически не слышно промурлыкала она себе под нос.       Это было горько-сладко – слышать, как Морган больше не разделяет десятки и единицы, словно подтверждая своё взросление. Гордость затопила его, как и каждого родителя, переживающего то же самое. Раньше Питера всегда удивляло то, как для Пеппер и Тони было важно знать обо всех его достижениях, как они радовались любому его опыту; помнил, как они громко и открыто кричали на трибунах во время конкурсов по Декатлону, как не стеснялись говорить любому прохожему «Это наш сын, наш мальчик!», как восхищались каждому пустяку, в то время как сами могли сделать невероятное открытие в какой-либо области знаний и не проявить при этом ни одной эмоции.       Сейчас у Питера на носу пресс-конференция, на которой он должен представить несколько инновационных технологий, которые обещали изменить мир, но гораздо больше он гордиться тем, что Морган больше не нужны картинки для сбора паззлов, ведь несколько сотен деталек она способна самостоятельно собрать за сравнительно короткое время. Просто, когда ты становишься родителем, меняются приоритеты, твои достижения теперь привычная мелочь взрослой жизни, а самыми важными, стоящими внимания и уважения достижениями становятся достижения твоего ребёнка.       Он слишком поздно достиг этого понимания – Тони и Пеппер больше нет, не перед кем извиняться за то, что он смущался их публичного восторга, за то, что многое пытался скрыть, дабы не привлекать лишнее внимание к своей персоне и не навлечь на себя неловкий опыт сидения на праздниках под громкие хвастанья родителей о его успехах.       Ему самому придется пройти через другую сторону того же пути – Морган, как говорили все вокруг, слишком сильно была похожа на него, чтобы обойти это стороной. Сейчас ей всего три, и она наслаждается каждой минутой физической близости, но лет через десять уже сам Питер будет сидеть на школьном мероприятии и смущать её бурными овациями.       Он успокаивает себя тем, что до этого ещё далеко, и, стараясь не шуметь, выключает лампу и включает ночник, маневрируя к двери между десяток плюшевых разбросанных игрушек. Подаренный робот лежит на специальной лежанке, имитируя сон, во время которого он запрограммирован делать обработку данных и подключаться к Пятнице. – Пап, – останавливает его шёпот Морган, чуть приподнявшей голову с подушки. Шоколадные глаза приоткрыты, словно это не она две минуты назад не смогла распахнуть их после того, как неосознанно закрыла. Питер остановился, одной рукой сжимая дверную ручку и уже собираясь выйти из комнаты; его голова метнулась к внезапно ставшей задумчивой дочери, что несколько секунд подчеркнуто помолчала, после чего пробормотала неожиданно серьёзным и вдумчивым тоном: – Ты лучший папа на свете!       Старк открыл рот и снова закрыл, пытаясь придумать хороший ответ, который донесёт всю искренность его любви к ней, но девочке ответ был и не нужен – сказав всё, что хотела, она просто перевернулась на другой бок и мирно засопела, погружаясь в сон.       Парень стоял так целую минуту, чувствуя себя одновременно окрыленно и потерянно. Он больше не думал, что занимает место Тони; в минуты импульсивной обиды Питер говорил себе, что отец потерял его – его не было рядом со своими детьми, которых он поклялся защищать, которым обещал быть с ними не только в минуты радости, но и в самые тяжелые мгновения их жизни. Питеру и Морган пришлось выживать самим, без него, и они выживали, как могли – именно на сына он возложил тяжёлую родительскую ношу, и не было смысла считать себя виноватым только за то, что он превосходно выполняет эту роль.       Он знал, что это иррационально, но порой только гнев был способен отвлечь от боли, вызванной их потерей. Гнев за то, что бросили его одного разбираться и жить в этом дерьмовом мире, за то, что лишили его права быть ребёнком и непредумышленно заставили резко повзрослеть. Эта обида и горечь прочно засели в его сердце, и Питер ничего не мог с этим поделать – они были следующим этапом переживания смерти родителей, непрерывно и немного не в том порядке следующими за отрицанием, торгом и депрессией.       Старк чувствовал, как слегка дрожат его руки, когда он вышел из комнаты и скатился вниз по стене возле двери. Его ноги больше не подкашивались от прилива скорби, он больше не рыдал до боли в сердце и покалывания в грудной клетке, – те дни прошли; тем не менее, ритуалом каждого утра была борьба со своими внутренними демонами, с воспоминаниями, вызывающими улыбку, отягощенную выступавшими на глаза слезами. Им всем приходилось сражаться за возможность построить новые отношения, начать следующий этап своей жизни, за возможность улыбаться до боли в щеках и смеяться до упаду, как это было раньше.       Этот путь, путь принятия и преодоления, был американскими горками – такими же крутыми, как в Нью-Джерси: он чувствовал, как с каждым днем им становится всё легче дышать, но некоторые дни были как неожиданные спуски, стремительная езда вниз к бездне отчаяния. И, хотя они пережили самые тяжелые моменты, иногда все ещё казалось невозможным пережить всё это. Когда Питер пытался представить себе мир, где они все живут, не оглядываясь на прошлое и не чувствуя ностальгии при мимолетном взгляде на старые фотографии, то видел лишь неопределённую пустоту, словно эта боль была стержнем, тем, на чём они построили своё существование, что-то неотделимое, без чего они бы и вовсе не смогли жить – и это была правда.       Боль нас только закаляет – эту фразу однажды сказала им Наташа, и она прочно засела в их головах, как своеобразный мотиватор. Боль не просто переломала их кости, она научила сращивать их обратно в короткое время, подниматься, отбрасывать к чертовой матери гипс и костыли и рассчитывать только на свои силы и на свою семью. Боль расставила всё по местам: открыла им настоящую семью, показала истинные ценности и обратила внимание на самое главное.       Горе всё ещё присутствовало в каждом прожитом ими мгновении, – вероятно, оно будет присутствовать всегда, – но ощущалось совсем по-другому; они не преодолели его, но научились с этим жить, в какой-то степени лелеять признак того, что на его месте раньше были счастливые мгновения с теми, кого они так любили; оно больше не было разрушительным, скорее, ностальгическим.       Голова Питера откинулась назад, когда слова, которые он так никогда и не озвучил, завертелись у него на языке: – Я люблю тебя, пап, – прошептал он в никуда. В коридоре было тихо, темно и пусто; никто его не слышал, никого не было рядом, но эта фраза, вырвавшаяся из его уст, облегчила страдания. – Ты был самым лучшим отцом на свете.       Он не плакал, не всхлипывал, а его плечи не дрожали под гнётом налетевших тёмных грозовых облаков страданий. Странное облегчение заставило его улыбнуться в потолок, в высоту, откуда, как он отчаянно надеялся, за ним следил Тони и делал то же самое.       Импульсивные слова Морган впервые в жизни заставили его почувствовать, что он на своём месте, что он играет собственную, отведенную только ему роль. Это был его дом, его обязанности по воспитанию девочки, его семья; впервые он не чувствовал себя заменой отца, – не ему предназначалась фраза Морган, не он собрал всю команду по кусочкам, не он организовывал праздник и не он удерживал мир от распада. Это был Питер.       Старк любил отца больше жизни, эта любовь всё ещё с ним, она никогда не иссякнет, не пройдет как песок через сито, оставив лишь редкие камушки иссякнувшей в долгих годах привязанности, а останется при нём навсегда, но он не может всю жизнь оглядываться на беззаботные дни, проведённые в мастерской или за просмотром «Звёздных войн» у Тони под боком.       Просто отец мертв – для него уже ничего не будет иметь значения, но Питер жив, и это он укладывает Морган спать, рассказывает сотни историй до хрипоты в голосе, пока девочка не соизволит уснуть, учит её познавать мир и держит за руку, помогая подниматься по ступенькам жизненного пути, это он поведёт её в школу, он будет делать вместе с ней проект вулкана и сидеть с ней за изучением параграфов по истории до двух часов ночи.       Питер расскажет ей о Тони – когда придёт время, она узнает всё о их крутом папе, что был самым лучшим отцом в мире, он включит ей его любимую музыку, покажет фотографии и научит основам итальянского языка, на котором отец частенько что-то бормотал себе под нос, когда хотел скрыть это от Пеппер, когда-нибудь Морган поймёт разницу между биологическом родителем и приёмным, но это не изменит её любовь к нему, поэтому, сидя на полу в мрачном коридоре, он позволяет себе просто улыбаться и чувствовать, как любовь к этой потрясающей девочке, любовь к его дочери наполняет глубину его сердца, обволакивает все трещинки и исцеляет все раны.       Вот он, источник его силы, – его дочь, его девушка, его сестра и друзья – его семья, которую он получил не по праву рождения, а создал сам. Они были его уязвимым местом, так как любой причинённый им вред всё равно, что вонзённый в грудь по самую рукоятку острый заточенный нож, но они же были и его самой устрашающей и возрождающей мощью, способной заставить его подняться даже на переломанные в тридцати местах ноги.       Любовь – не слабость и совершенно точно не ошибка эволюции, а сила, что движет миром и правит покруче всякой природы и Бога. Это была истина, которую Мстители однажды донесли до Наташи, истина, которая помогла им всем пережить все смерти и научиться жить дальше.

***

конец февраля 2021

– Так что там? – нетерпеливо поинтересовалась сидящая на стуле справа от Питера занервничавшая от долгого молчания Ванда.       Старк сидел, уставившись в несколько листов бумаги с цифрами и непонятными медицинскими терминами, о которых она не то, что не знала, даже не слышала, о чём очень сейчас пожалела. Его локти лежали по обе стороны от заключений, а пальцы впились в собственные кудрявые волосы; тон лица Питера бледнел на глазах, когда он переводил взгляд с бумаг на Брюса и обратно.       Брюс выглядел таким же встревоженным, если не более встревоженным, чем был Старк. Он быстро глянул на девушку и так же быстро снова уставился в точку на столе.       Анализы, что они сейчас разглядывали, были её: внезапная потеря контроля заставила Ванду начать искать ответы и причины этого события, и кровь, что она сдала по настоянию Бэннера, была лишь «на всякий случай», ведь, как сказал он сам, её дар навряд ли изменился бы из-за слегка повышенного сахара или увеличения числа моноцитов из-за недавнего насморка.       Однако, смотря на их взволнованные лица, её уверенность насчёт нормальных анализов, по поводу которых Максимофф даже и не думала прежде, резко пошатнулась. – Ты ведь знаешь, что это значит, верно? – спросил Брюс у Питера, который тяжело откинулся на спинку стула. Он говорил ровным, профессиональным тоном, но Ванда не была обычным человеком – она чувствовала его дрожь и волнение так ясно, что в этом не было никаких сомнений. – Я предупреждал тебя о рисках.       Рука Старка метнулась к лицу; он напряжённо провел по нему, протирая глаза, и медленно покачал головой, пребывая в прострации. – Мне нужно будет взять некоторые анализы у вас обоих, чтобы провести полное исследование вашего ДНК и последствий мутации, и выяснить, как будет происходить наследование признаков, – Брюс бормотал и бормотал, извергая всё больше медицинских понятий, говоря о каких-то показателях, которые для Алой Ведьмы, не имеющий даже базовых знаний в этой области, не имели никакого смысла. Однако к ней никто и не обращался – старший Мститель, кажется, забыл, что она тоже сидит в этом ярко освещённом кабинете, находясь уже на грани паники; нет, тот говорил преимущественно с Питером, который, похоже, понимал всё и даже больше, что, впрочем, не особенно её удивило. – Через несколько недель нужно будет сделать претанальный тест NIPT, после – амниоцентез. Это… – Я знаю, что это. – Хорошо. Мне нужна будет твоя помощь в исследовании всех материалов и рассмотрении некоторых вероятностей. Конечно, сначала нужно сделать УЗИ и подтвердить всё, но…       Громкий хлопок ладонь по столу прервал его бессвязный – по крайней мере, для девушки, – поток странных слов. – Кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит? – настойчиво потребовала Ванда, переводя взгляд с одного учёного на другого.       Она не имела привычки перебивать их подобным образом, но волнение в груди медленно пускал корни и разрастался так же стремительно, как одуванчики в самом ненужном месте посреди огорода. Всё благодаря тому, что она видела страх Питера. Питер никогда не паникует – не у неё на глазах, не на глазах у Морган или кого бы то ни было ещё; он всегда старается быть уверенным, оптимистичным и не сдающимся ради всех них, наравне со Стивом Старк – нерушимая стена поддержки и силы; Питер может грустить, может расстраиваться, но никогда не паниковать. Это они обычно паникуют, а парень становится тем, кто возвращает им веру в себя, уверенность в собственных возможностях и надежду, что всё будет хорошо.       Именно поэтому видеть его искреннюю взволнованность – разрушительно и опасно. – Ну? – настаивает Ванда с той же твердостью, хотя её голос ощутимо пронизывают дрожащие нотки, которые ей не удается скрыть. Стёкла окон опасно дребезжат, предупреждая о опасном положении, которые принимает их встреча.       Брюс молча пододвигает ей бумаги с результатами, однако это всё равно, что дать военному нотную тетрадь и велеть сыграть Моцарта – бесполезно и абсолютно не по его части.       Нахмурившись, она читает некоторые странные слова, которые навряд ли сможет повторить вслух без заикания и не по слогам, разглядывает цифры, обведённые в кружочки, но это ей мало что даёт. Это странная смесь наименования анализа, результатов, значений в единицах, референсных значений и комментариев.       Ванда мельком смотрит на подчеркнутые цифры, потом на комментарии, прежде чем возвращается к названию исследования.       Прогестерон. Результат: 30.3 нмоль\л; см.комм.       Хорионический гонадотропин (b – ХГЧ общий). Результат: 8476 мЕд\мл; см.комм.       Её губы слегка шевелятся, когда она читает, прежде чем на секунду замереть. Воображаемая лампочка над её головой готова вспыхнуть; находясь в полу понимающем состоянии, Ванда поднимает голову и смотрит на Брюса, что кивает, подтверждая его догадки.       Максимофф не имеет медицинского образования, но всё же она не с Луны свалилась. Набор из УЗИ, ХГЧ и ДНК имеют для неё некоторый смысл, и осознание медленно, но верно накатывает на неё.       Тишина расцветает между ними тремя, пока не становится густой и тяжелой, полностью заполняя всю комнату. – Хорошо, – медленно произносит девушка, убирая руки со стола и неловко отодвигая лист. Её дар позволяет ей быть эмпатом, чувствовать чужие эмоции и читать чувства так, словно они изложены понятной расшифровкой прямо перед ней, тем не менее, в этот момент Ванда даже не может понять, что она сама ощущает. Эта предполагаемая новость должна быть невероятно прекрасным и радостным событием её жизни, она должна прыгать от переполняющих её положительных эмоций, но люди, сидящие с ней рядом и имеющие понимание медицинской точки зрения, не поздравляют её, как она смела надеяться, а смотрят как на дикого зверька. – Теперь скажите мне, почему это плохо.       Брюс напряженно вздыхает, снимая очки и отбрасывая их на правую сторону стола. Он скрещивает руки и опирается на них подбородком, внимательно смотря на неё. – Я уже предупреждал Питера однажды, – начинает он, тщательно подбирая слова. Это напоминает Ванде момент, когда её родители усадили их с Пьетро на диван и сообщили, что их собака, Дейзи, больше не вернется домой. – Ваши мутации… Их невозможно изучить досконально, никто не может в точности сказать, что из этого получится. Даже по отдельности они представляют собой сложный эволюционный прогресс, у которого есть свои недостатки. У тебя, Ванда, это головные боли из-за слишком сильной нагрузки на некоторые отделы коры больших полушарий, у Питера – сенсорные перегрузки.       Питер рядом с ней поморщился при упоминании о своей слабости, которая настигала его раз в несколько месяцев. Так называемые сенсорные перегрузки ознаменовались сильнейшими мигренями, слишком взвинченным состоянием и повышенной в разы чувствительностью к свету и окружающим звукам. Никто ничего не мог с этим делать, и Старку просто приходилась пережидать эти мучительные часы, забравшись под одеяло в тёмной зашторенной комнате, пока всех детей тщательно пытались утихомирить хотя бы на несколько часов.       Ванда положила левую руку ему на запястье, и он перевернул конечность так, чтобы сжать её прохладную ладонь в своей тёплой. Она всегда находила это странным – обладая трехпроцентным ДНК паука, Питер имел плохую терморегуляцию и постоянно мерз, но его руки всегда были горячими, готовыми отогреть её ледяные. – Я не знаю, что будет при слиянии ваших генов, – продолжил Брюс. На их глазах он превращался из доктора в их хорошего друга и члена семьи, вынужденного сообщить печальную новость. – Сила Питера во многом превышает силу обычного человека, а некоторые гены видоизменены и имеют сходство с животными генами, с чем его организм научился справляться и смог привыкнуть к ним, но, если ребёнок унаследует это, я не могу точно сказать, как это может повлиять именно на твой организм.       Вот оно.       Ребёнок.       Ванде показалось, что её сердце пропустило удар, когда учёный подтвердил её догадки. Она громко выдохнула, Питер рядом с ней сделал то же самое, крепче сжимая её руку. Девушка пыталась сосредоточиться на следующих словах Брюса о проведении полного исследования, учитывании всех факторов и рисков, о времени, в течение которого они могли всё обдумать и прийти к решению, но всё это она слушала в пол уха. Её мысли были, как молекулы в сосуде при нагревании, они толкались друг об друга, путались и стремительно двигались кто куда, как травоядные, опасающиеся надвигающегося голодного хищника.       Лишь одно слово пульсировало в её сознании, прокручиваясь снова и снова – ребёнок.       Ребёнок.       Ребёнок.       Ребёнок.       Алая Ведьма нервно облизнула губы, пытаясь собрать всё в кучу и взглянуть на целую картину. Её голова метнулась к Питеру, которому Брюс рассказывал о всех рисках, которые предвещают его мутационные особенности для тела Ванды, которой ребёнок, способный перенять огромный процент суперсил Человека-Паука, может неосознанно причинять большой вред прямо изнутри, но обнаружила, что её это почему-то не волновало.       Возможность иметь кровного ребёнка с Питером приходила ей в голову лишь однажды и то ненадолго – на повестке месяца в то время было слишком много всего, чтобы думать о подобном, но сейчас, сидя в медицинском кабинете, она отчаянно цеплялась за эту неожиданную информацию, что изложил перед ней учёный.       Их с Питером ребёнок…       Эта мысль была так желанна и восхитительна; надежда манила, как кружка горячего чая после долгого рабочего, как ожидающая тёплая пенная ванна после заснеженной улицы, но она все ещё не чувствовала, что может расслабиться в ней.       Она посмотрела на Старка, и пыталась понять, что же это значит для их семьи, для их жизни и отношений, и Питер взглянул на неё, более собранный, чем раньше, вновь готовый нести ответственность и успокаивать её, забивая на собственные эмоции. В какой-то момент из неуверенного подростка он превратился в самодостаточного мужчину, и она даже знала, что именно это был за момент.       Это было, когда Мстители упали духом после Войны Бесконечности, когда он занял место Тони в компании и в команде, когда завёл семью – её, Ванду, и Морган. Просто, потому что это обязательный процесс – ты становишься самоуверенным, когда у тебя появляется эмоциональная девушка и ребёнок. Дети не могут жить без твердого ощущения, что их родители – нерушимая стена, Питеру пришлось начать чувствовать себя этой стеной и соответствовать ожиданиям, что и привело к росту уверенности.       Вот и сейчас Старк слабо улыбнулся ей и сжал ладонь, что обычно означало «мы справимся».       И Ванда, как всегда, ему поверила.