Заказ

— Это что, мидии? — уточнил Ральф, ковыряясь в тарелке. — Терпеть не могу мидии. — Не преувеличивай, — ответил Янус. — Нормально ты относишься к мидиям, просто у тебя настроение плохое. Не поделишься причиной? Ральф скорчил неопределенную гримасу, и Янус в ответ пожал плечами: ну как хочешь. — Тогда скажи, что ты хотел узнать? — спросил он. — Хочу знать, что там с наследством, — сказал Ральф. — Насколько там большой куш и единственная ли эта причина заказа. Янус откинулся на спинку стула, промакивая салфеткой губы. — Насколько мне известно, имеется фамильный особняк и какие-то бумаги — это уже фактически принадлежит ему. Ещё есть семейный бизнес, но там до двадцати одного он доступа не имеет, всё в руках попечителей. Хорошие активы при грамотном управлении, даже понятно, почему предыдущий владелец оставил всё это молодому внуку, а не своей престарелой жене. Она ведь особенно никогда в его делах не участвовала. Подозреваю, что её подобное решение оскорбило, хотя, конечно, истинных мотивов мне она не сообщила. — Она живёт в том самом особняке? Ральф подозревал, что отношения в семье были далеки от нежных, потому Рекс жил отдельно. Может, конечно, ему просто хотелось больше свободы, которую трудно ощутить, проживая под одной крышей с бабушкой. Мог ведь и бабулю выставить, тогда её оскорбленное достоинство было более чем оправдано. — Да, — подтвердил Янус. — У нее есть полное право там проживать, да и, как я выяснил, личные счета тоже имеются. Поэтому я понимаю, что ты хочешь сказать: не такие это серьёзные причины для заказа собственного внука. Ральф хотел сказать совсем не это. Исключительно деньги были замешаны, пожалуй, у конкурентов по бизнесу, в семейных спорах — почти никогда. Поэтому либо бабка ненавидела Рекса, либо семьёй их назвать можно было лишь номинально, что по сути одно и то же. Это Ральф понимал с самого начала. Чего он не понимал, так это того, зачем пришёл к Янусу с такими бессмысленными вопросами и какой ответ искал? Даже если бы ему внезапно пришло в голову решение всех их семейных проблем, это бы ничего не изменило. Он исполнитель, у него есть заказ, он его выполнит. Причины не важны. — Но какое тебе до всего этого дело? — вторя его мыслям, спросил Янус. — Ты уже взялся, можешь, конечно, отказаться, ещё не поздно, но… Неужели ты пожалел мальчика, Ральф? Он уже слышал подобный вопрос от Януса прежде, но в прошлый раз он был задан почти что в шутку, а теперь звучал гораздо серьёзнее. Ральф отодвинул от себя тарелку, мидии сегодня определённо не лезли. — Разумеется, нет. Пожалел? На самом деле ли он пожалел Рекса? Его молодую, безвинную ещё жизнь, его будущее? Годы, что не идут в сравнение с истлевающим сроком его бабки? Нет, очень сомнительно. Жалость Ральфу была присуща; жалость, сочувствие, доброта, он же не бессердечный кусок дерьма, просто многолетний опыт в подобной работе хорошо научил его отделять плоть от души. Он задерживал дыхание и спускал курок, глядя в глаза, без жалости и сожаления. И Рекса он не жалел. То, что Ральф испытал к нему, было скорее нежностью. Чувством, что греет внутри и одновременно холодит до костей своей непостижимой глубиной, высасывающей воздух. Чувством, чужеродным для него и неуместным в текущих обстоятельствах. — И как продвигается? — полюбопытствовал Янус. — Есть наработки, планы? Янус редко интересовался ходом дел, его поддержка была больше информационной и, если требовалось, медицинской. Меньше знаешь, крепче спишь — было его твёрдым правилом. Это касалось и их совместной работы, и личной жизни Ральфа, и его прошлого. Они чаще обсуждали книги, чем детали заданий, пусть и встречались исключительно ради них и почти всегда только так, в номерах отеля. Ральф не рассказывал о своих тревогах, мог пожаловаться на соседку, что навязчиво клеится к нему со своей домашней выпечкой, или что-то в этом роде. Янус тоже не откровенничал, хотя Ральф и знал в лицо его дочерей, но только лишь потому, что сам умел копаться в биографии людей не хуже Януса и его паучьей агентской сети. И несмотря на это, Ральф мог назвать Януса другом. — У меня есть доступ в квартиру, и я там осмотрелся, — поделился Ральф. — Варианты есть, дело за малым. Янус медленно кивнул, глядя Ральфу в глаза. Будто чувствовал подвох. — Определился со сроками? Ральф вновь подвинул к себе тарелку и ткнул вилкой в уже остывшую мидию, покрытую нежным блестящим белым соусом. Он не знал, что ответить. Он может сделать это хоть сегодня вечером, отчего нет? У него есть план. Даже та неудачная встреча с Дорогушей вряд ли станет проблемой: было темно, тот Ральфа толком не разглядел, да и кто он — случайный любовник. Они с Рексом переспали всего дважды, сомнительно, что тот будет рассказывать Дорогуше о нём в подробностях, тем более что подробностей он никаких не знал. Даже номера телефона: Ральф записал его номер (хотя и так знал), но свой не оставил. Когда юного наследника найдут повешенным на ручке двери, об одном из его любовников никто и не вспомнит. В конце концов, Ральф мог и Дорогушу грохнуть незаметно, если очень захочется. Всё решено, всё решено было ещё неделю назад, так какого же чёрта? Янус нахмурился, так и не дождавшись ответа. — Слушай, — проговорил он, — времени полно, это правильно, что ты не спешишь, но если что-то не так, скажи. Я найду кого-нибудь другого, никаких проблем. Ральф покачал головой. — Я не сворачиваю на полдороге. Он не мог позволить кому-то другому убить Рекса. Собственническое чувство внутри — жгучее и необоснованное — не отпускало, расковыривало нутро, переставляло там с места на место стройные кирпичики выстроенных барьеров и вызывало нестерпимый голод. И нестерпимую тоску. Ральф уже много лет не чувствовал что-то подобное, заставляющее закрывать глаза на благоразумие ради ещё одного взгляда чужих глаз. Не на стрельбищах Чёрный Ральф приобрел весь свой опыт, вернее — не только на них. Он взрослел и работал в довольно опасной среде, где частенько ты или тебя, где порой проснуться утром — уже достижение. Были там и военные спецподразделения, и мафиозные картели, и просто бандитские подворотни. И опыт в любви он получал там же, где учился стрелять. И опыт потери. Ральф зажмурился и с силой потёр виски. Он не понимал, зачем вытащил Януса на этот бессмысленный разговор. Выглядел он теперь глупо и заставлял партнёра волноваться за исход операции. Жалко, надо сказать, выглядел. И зачем вспомнил о своих былых чувствах, которые пусть не пережил до конца, но давно отпустил, не понимал. Янус вздохнул и достал какую-то бумажку из кармана своего жилета, пододвинул её Ральфу. — Я изучил ещё раз рецепты препаратов, выписанных на его имя, — пояснил он. — С алкоголем это и так ядрёная смесь, но если добавить немного клубных наркотиков, он из-за барной стойки выйти не успеет, и вопросов даже у профессионалов не возникнет. Он же пьёт? — уточнил Янус, и Ральф кивнул. — Нужно лишь выбрать момент, когда парой бокалов не обойдётся, а потом добавить вот это, — он постучал пальцем по бумажке, — и можешь даже врачей не дожидаться. Ральф хмыкнул и, развернув записку, прочитал названия. — Надеюсь, где взять, ты знаешь? — уточнил Янус, и Ральф снова кивнул. Отличный ход, надо было признать. Одно дело передозировка болеутоляющими, что Рекс принимает, а совсем другое пара таблеточек наркоты в бокале. Доза «детская», даже в приличных гей-барах такое ходило чуть ли не в открытую, кто ж знал, что именно эти ему нельзя? Подозрения если и возникнут, то минимальные. Свидетелей полно, риски практически нулевые. Это просто, даже смотреть в его испуганные глаза не придётся. — Спасибо, — Ральф затолкал бумажку в карман подальше. Рекс спал, он уснул очень быстро, едва вернувшись из душа. Последнее время он очень уставал, рассказывал что-то про курсовой проект в университете и квартальную отчётность в фирме деда, в которую он очень старательно пытался вникнуть, семейное дело как-никак. Иногда даже после секса он набрасывал на себя халат и усаживался за ноутбук, изучая там что-то до глубокой ночи. Из-за его занятости ритуал с походами в бар был отброшен почти сразу, и теперь Рекс, узнав наконец номер телефона Ральфа, просто звонил, когда был свободен, и просил прийти. И иногда Ральф соглашался. У них случилось всего несколько встреч, не только по пятницам, дважды Ральф остался до утра, убеждённый клятвами Рекса, что он отобрал ключ у Дорогуши и тот ничего не знает. Во всяком случае, любопытный дружок больше не являлся в самый неподходящий момент. Ральф проклинал свою беспечность. Он всё также являлся под покровом ночи через парковку, не попадаясь на камеры, но вряд ли тот же Дорогуша совсем не был в курсе их отношений, хотя Рекс уверял в обратном, и с каждым днем идея, что подкинул Янус, становилась всё более привлекательной. Ральф даже знал, как вынудить Рекса напиться в каком-нибудь баре с друзьями или в одиночку: нужно было просто бросить его, не отвечать на звонки. Они ни разу не заговорили о чувствах или о статусе их общения, встречи были редкими, но всё тянулось уже больше месяца, и одним прекрасным утром Ральф обнаружил, что Рекс без напоминания знает, какой кофе он пьёт на завтрак. Головокружительный тайный роман в пределах одной квартиры. И уж конечно после этого внезапный разрыв, даже без объяснений, обернётся ранами. Ральф собирался выйти в сад на крыше, чтобы покурить, но замер, заглянув в оранжерею. Здесь было столько растений, что больших окон было и не видать, а искусственное освещение, несмотря на свою яркость, казалось мрачным и холодным, будто освещает тёмный подвал с покрытыми влажной плесенью стенами. Тут были высокие деревца с тонкими и длинными листьями, раскинувшие широкие лапы кусты, мелкие вьюны, цепляющиеся тоненькими веточками за всё вокруг и ползущие по стене, казалось, без какой-либо поддержки, огромные раскидистые алоэ, кривые кактусы с желтоватыми колючками и аккуратно сформированные кустики с красивыми розовыми цветами, название которых Ральфу было не известно. Он скользил взглядом по какой-то лиане, пытаясь проследить её к горшку и не перепутать с другими, и его одолевало какое-то тяжёлое чувство, будто растения сожрали весь кислород в помещении, хотя вообще-то должны были делать наоборот. — Макс очень любил комнатные растения, — раздался хриплый со сна голос за спиной. Ральф не вздрогнул только потому, что давно научился не дёргаться от каждого внезапного звука. Такое умение перебарывать свои инстинкты можно было бы назвать похвальным, если бы ему удавалось перебарывать их все. Он повернулся к Рексу, рассматривая его грустное лицо, и полуопущенные усталые веки делали это лицо старше, но беззащитней. Ральф медленно кивнул, Рекс рассказывал ему уже что-то про своего брата, совсем крохи, гораздо меньше того, что Ральф на самом деле знал, хоть и интересовался той историей совсем поверхностно. — Мы в детстве жили в одной комнате, — продолжал Рекс. — Большая вообще-то комната была, но мы столько горшков туда натащили, что даже горничной позволялось убираться в нашей спальне не слишком тщательно, — Рекс чуть улыбнулся, но улыбка была такой же, как и всё его лицо, как и сгорбленная изнурённая спина: грустной. — Я, если честно, не знаю, правда ли Макс так сильно любил цветы или тоже заразился тем азартом, с которым я добывал ему всё новые экземпляры. У него была та же болезнь, что и у меня, она нам с рождения досталась, но у Макса было хуже. Его оперировали больше, пришлось даже ногу отнять. Он много лежал, а я пытался порадовать его, чем мог. Вообще-то, я был довольно вредным ребёнком, злым даже, хотя про детей такое не принято говорить. Но ради него я готов был на многое. Теперь мне уже и самому не известно, нравятся мне все эти маммилярии или это храм моей любви к нему. Ральф не умел утешать, но ему внезапно стало так тепло и одновременно печально от того, как Рекс делился с ним, что он ощутил ответственность, протянутую ему в ладонях. Он подошёл ближе и поцеловал Рекса в волосы. — Ты знаешь, — сказал Рекс каким-то нездорово насмешливым тоном, — моя бабка считает, что это я его убил. Когда Ральф читал историю их семьи, ему казалось, что эта женщина тянет на себе проклятие, либо планомерно изживает родственников: сначала дочь, умершая вскоре после родов, потом внук, затем супруг. А уж с учётом заказа на убийство она вообще представлялась ведьмой, но теперь Ральф даже удивился. Не оттого, что она винила Рекса в смерти брата, а потому, что он, похоже, тоже себя винил, хоть и считал бабкины претензии неправильными. — Она ведь его очень любила, Макс был не в пример лучше меня. Внук, который подавал надежды, бабушкино сердце. Но когда он в очередной раз заболел, он отказался ложиться в больницу. Говорил, что умрёт там, кричал на неё, он так упорствовал, что она согласилась. Врач приходил почти каждый день, и таблеток Максу выдавали горсть. Но он их не пил. Выбрасывал. А меня просил никому не говорить, — Рекс вздохнул и потрогал лист тянущейся к нему пальмы. — Я помогал: врал, что он спит, что всё хорошо, не пускал врача к нему столько, сколько мог. Клялся, что лично кормлю его лекарствами, а сам ссыпал их в горшок с ранункулюсом. По ночам я плакал, потому что у него уже не было на это сил, боль и изматывающая лихорадка отобрала их. Не помню, сколько мы так протянули, думаю, не больше недели, но мне тогда казалось, что полгода точно. Я верил в то, что он и правда умрёт в больнице. Почему я не понимал, что в собственной кровати у него на это больше шансов? Когда бабка нашла горшок, удобренный таблетками, она сказала, что это я убил Макса. Что сделал это нарочно, ревновал, завидовал или что-то типа того, не помню. Она не кричала, так холодно давила из себя слова, что мне казалось, она вот сейчас мне по одной эти таблетки в горло затолкает. Ральф скользнул ладонью по спутанным волосам. — Ты не делал этого, — сказал он уверенно и твёрдо. — Нарочно, конечно, нет, — согласился Рекс. — Но на самом деле она ведь права. Я убил его, своей глупостью и безрассудством, потакая его больному бреду. Ральф, пожалуй, бы согласился, что снять вину с Рекса полностью было нечестно, но в той истории все были хороши, а он страдал не меньше, чем его брат. — Взрослые должны были взять на себя ответственность, не ты. — Мы с детства были, как одно целое. У меня был он, а у него я, и никого больше. Я тот, кто должен был позаботиться о нём. — Тебе тоже было страшно, — произнёс Ральф. Рекс уткнулся ему в плечо, он дышал так горячо, что Ральф ждал, что тот заплачет, но слёз всё не было. — Я никогда не смогу простить себя, — выдохнул он едва слышно. — Не сможешь, — ответил Ральф, слушая, как Рекс дышит ему в шею. — Но станет легче, обещаю. Внутри кололо; Рекс был слишком глубоко. Его боль, его чувства залезли слишком глубоко. Ральфу казалось, что если провести здесь ещё хоть одну ночь, вскрывать вены придётся вместе с ним.