Сказка о пастухе и виле

      Их было пять. Чувствуя, как бешено заколотилось сердце, Лука покачнулся, еле устояв на ногах. Нет, это было не наваждение. Не морок. Пять чьих-то не упокоенных душ бесплотными тенями сейчас колыхались перед ним в неизвестно откуда появившемся тумане, перегораживая тропу, но не предпринимая пока никаких попыток помешать. Мёртвый взор был пуст: пустые глазницы смотрели сквозь него с ледяным равнодушием. В их жуткой неподвижности угадывалась непонятная, но страшная сила.       И Лука невольно попятился назад, не в силах оторвать от них взгляда. С каждым мгновением он ощущал себя всё более беззащитным. Рука судорожно дёрнулась к шее. Крестика не было. Он ни разу не вспомнил о нём за этот месяц, потерял и даже не заметил этого. Или не потерял? По спине побежали мурашки, волоски на затылке поднялись дыбом. Точно! Крестик лежал в котомке с крыльями вилы. Так вот почему Иван остался! Не потому, что хотел быть с Лукой, а потому что… Нет, не думать! Не думать! Важно то, что Иван всё ещё с ним, и стало быть не всё упущено…       — П-прошу, — еле слышно прошептал Лука, — пропустите.       Признаки замерли, словно… прислушались. Блёклый туман сгустился до седой мглы, за несколько мгновений став непроницаемой стеной. Сердце глухо ударилось в грудь. Не давая себе поддаться страху, Лука замер в нерешительности, боясь переступить последнюю черту.       Вдруг издали донесся громкий голос:       — Молитву читай! Да соль, соль-то, коли есть, через левое плечо окрест себя рассыпь…       Голос был женский и принадлежал явно человеку. Это придало Луке сил. Он пошарил в кармане и вытащил небольшую коробочку, затем быстро встав на колени на пороге тумана, он принялся сыпать вокруг соль, нараспев торопливо произнося подзабытые слова: «Ave Maria, Gratia plena…»       Это сработало. Туман рассеялся, призраки исчезли, и перед ним появилась средних лет женщина в простом домотканом платье. Руки её были покрыты замысловатым орнаментом татуировок. Лука различил некоторые элементы: гирлянду цветов, веточки, что окружали кресты. Увы, он знал, что это означает. И в их деревне были бабы с подобными украшениями на коже. Старинный обычай, который за последнюю сотню лет не единожды сослужил хорошую службу, спасая от гаремов и девиц, и молодух, и почтенных матрон, и, чего греха таить, сопливых пацанят. (1)       Из-под надвинутого на лоб платка на Луку глянули живые светлые глаза.       — Ахти мне, врата небесные. Вот ведь попал! Слава Богу, что цел! — женщина перекрестилась. — А ежели бы я не поспела вовремя? Что бы ты делал, голубчик? А?       Лука пожал плечами. Он не знал ответа на эти вопросы. Его волновало другое: кто она? Откуда здесь взялась?       И женщина, словно он сказал это вслух, дружелюбно улыбнулась и ответила:       — Ивой меня кличут. Знахарка я местная. Нужные травы ходила собирать для зелий, — она стянула с головы платок, переплела растрёпанные волосы в толстую косу и с любопытством посмотрела на него. — А ты кто таков? Не видела я тебя ранее в этих краях.       — О! А я ведь прямо к вам шёл, — Лука назвал себя.       Она вгляделась чуть пристальнее, вздрогнула, снова осенив себя крестным знамением, и протянула раздумчиво:       — Эвон что… А я-то всё никак в толк не могла взять, почто эти твари поднялись. Знать, учуяли в тебе кровь своего убийцы и разозлились. И кем же ты приходишься старому Модричу? Для сына зелен больно. Внучком, поди?       — Вы знали моего деда? — настороженно поинтересовался Лука. Его прошибло холодным потом. Так, значит, убитые стариком басурмане стали призраками? Он не ослышался?       Она отвела глаза:       — Знать не знала, но слышать доводилось.       — И что же вы слышали? — Лука чуть не задохнулся от волнения. О том, кем дед был, он мог лишь догадываться, но вот (наконец-то!) ему встретился кто-то со стороны, слышавший про старика Модрича.       Ива помолчала немного, теребя концы платка, а потом тихо сказала:       ­– Пойдем, сынок, пропустим сливовицы по маленькой да побеседуем.       Добротный каменный дом Ивы так же, как и его, стоял на окраине деревни и был окружен кучей хозяйственных построек. Когда они зашли внутрь, Ива зажгла свечу. Дрожащий огонек осветил массивный стол, заставленный глиняными горшочками, огромные корзины, сундук в красном углу. Лука огляделся — кругом чистота, порядок и… целебные травы, что были развешаны пучками по стенам. И запах стоял духмяный — нос уловил аромат базилика, розмарина, чабреца, чего-то ещё, незнакомого, но приятного. Так пахло от Ивана — цветами и летом.       Ива щедро плеснула в чашки янтарный напиток, уселась напротив Луки и спокойно спросила:       — Так что ты хотел?..

***

      Лука покинул гостеприимный дом знахарки поутру. Выйдя за калитку, он оглянулся на курившийся над крышей дымок. В душе шевельнулось что-то похожее на смятение. Вчерашний разговор вышел странным, и слова Ивы до сих пор звучали в ушах. Солнце поднималось из-за гор, деревня Мали Ветреник, затерянная среди скал, казалась совсем маленькой. Но он больше не оборачивался. Сегодня ночью он узнал две вещи. Первое: дед был здухач-виловит. И второе: чтобы удержать Ивана, ему понадобится утиный клюв.