Луна не съест месяц

      Прошло пару дней, которые только и делали, что приближали судный день к его воплощению. Плутон ждала с нетерпением. Сложно было сконцентрироваться на исследовании Ямы в то время, пока череда дней нестерпимо быстро менялась — подменяла собой другой, до бесконечности. Плутон швыряло по коридорам, по комнатам и углам — чтобы однажды наткнуться на занимательную, но уродливую картину.       А Плутон идёт по коридору, объединяющему все комнаты лун, чтобы отыскать что-то в этом крыле — Земля строго-настрого приказала избегать этих комнат, но любопытство штука злая и вредная, верно? Здесь, вдоль стены, располагается пять дверей — хотя Плутон чётко помнит, что их должно быть шесть, ведь лун в доме, помимо фи Нептуна — шесть. Но дверей пять, одна либо где-то спрятана (быть может, внутри одной из комнат), либо отведена в другой части Ямы.              Из третьей комнаты от дальней стены слышатся сдавленные крики. У Плутон замирает сердце — кто это мог кричать? В голову закрадываются самые нелепые вещи — может быть, кто-то упал? Может быть, там кто-то веселится? Может быть, кто-то кого-то… ест?       Она останавливается, но в коридоре спрятаться негде — везде голые ровные стены, и лишь справа выстроен ряд дверей, бежать в которые нельзя по понятным причинам. И куда же тогда деваться? Может, сбежать обратно по коридору? Плутон разворачивается, чтобы побежать обратно (зря она сюда пришла, зря, зря, зря!), но из той самой комнаты, откуда слышались крики, выбегает нечто красное.       В первую секунду Плутон думает, что это служанка — ей содрали кожу заживо. Но кожу никто так и не содрал — служанка просто летит мимо окровавленная, больная, испуганная. Она придушенно кряхтит — сел голос? — а потом скрывается за поворотом. Плутон, не рискуя оборачиваться, бежит вслед за ней, пытается её окликнуть, но всё, что получает в ответ — красное развевающееся платье, тихий истерический плач да страх — постоянно гнетущий страх, коконом окутывающий всё вокруг, как родное обнимает родное.       Комната-полусфера, соединяющая один коридор с другим, резко заканчивается, обнажая перед Плутон тот кусочек Ямы, где, если свернуть влево, попадёшь в святилище пи Уран, а если метнуться вправо — очутишься в кухне. Но Плутон бежит прямо, ибо на выходе упираешься прямо комнату служанок. Нет сомнений в том, что девушка, облачённая в кровь, бежит прямиком в служаночную — там её успокоят, дадут лунного вина, чтобы она уснула — пока её будут оперировать.       Служанка скрывается за дверью этой самой комнаты, а Плутон тормозит у самого порога — панически думает, нужно ли входить. Красного платья на ней уже нет, вряд ли слуги захотят пустить её к себе. Но попробовать стоит.       Плутон громко стучится, зовёт кого-нибудь, но в ответ ей раздаётся только мёртвое молчание. Ноль реакции. Никакого отклика. Разве так делается? Вряд ли они запираются. Можно попробовать…       Плутон резко дёргает ручку и тянет дверь на себя. Та поддаётся, но полностью не открывается — мешает цепочка, такая блестящая, что Плутон на пару мгновений слепнет. Шипит от выжженных глаз, от ослепления сиюминутного, но мгновенно оправляется — на неё вперились лица множества служанок.       — Ты не наша, — говорят губы одной. — На тебе нет красного платья. Хаумеа. Самая старшая служанка, самая опытная, самая странная и непредсказуемая, почему же она?       — Я была вашей! — восклицает Плутон, выискивая взглядом кого-то. Кого же, кого же, кого только что чуть не убили?       — А теперь не наша. Ты избранная, — влезает Эрида.       Эрида — цела. Невредимая стоит рядом с Хаумеа и со злостью поглядывает на Плутон. Да, смотри так ещё, можешь смотреть до бесконечности, главное, что ты цела.       А где Церера?       — Ты больше не одна из нас, — заканчивает Хаумеа, готовясь закрыть дверь.       Отговорки. Отговорки. Отговорки. Всё это нужно было только для того, чтобы выгнать Плутон, огородить её от ещё одной тайны. Яма опутана тайнами, ради которых приходится окунаться в омут, чтобы найти там, среди сотни лжи одну лишь крохотную правду — но и она вряд ли удовлетворит твоё неистощимое любопытство.       — Сюда бежала раненая, пустите меня! — кричит Плутон, вновь дёргая дверцу.       — И чем ты поможешь? Упросишь одного из лун вылечить её? Сомневаюсь, — отвечает другая служанка.       Плутон её не видит, но голос у неё властный — словно ещё одна из лун спряталась в той комнате. И потешается. От этой мысли сводит желудок, тянется горечь по пищеводу, кислит слюну. Нестерпимо хочется сплюнуть.       Хоть бы это была Церера.       — Скажите мне, кто это сделал, — умоляет Плутон.       Хаумеа бросает настолько ненавистный взгляд в сторону избранной, что та отшатывается, обжегшись. С размаху захлопывает дверь, запирая её изнутри. Больше не отзываются, возможно, копошатся вокруг пострадавшей, а может быть, баррикадируют вход.       — Хи Марс, — доносится до Плутон справа.       Плутон вздрагивает, затравленно поворачивается к обладателю голоса — и узнаёт в нём Сатурна.       Плутон едва не смотрит на блестящую щёку Сатурна. Кое-как удерживается, переводит взгляд на синие глаза, упорно смотрит в них, теряя ориентацию в пространстве. Завораживают. Пытают. Показывают свою безграничную власть и силу.       Но Плутон сильнее.       — Это хи Марс делает? — спрашивает она обеспокоенно.       — Ой, эта служанка, наверное, была твоей подружкой, да? — Сатурн улыбается. — Ты права. Это Марс делает. У него это любимое занятие.       — Я не разглядела… кто это был?       — Макемаке. Сегодня под раздачу попала она. Странный выбор жертв у Марса, однако…       «Жертв». Дышать стало труднее от этого слова. Как липкая паутинка, оно перекрывает дыхательные пути, крепко липнет к коже и слизистой, отчего начинаешь задыхаться, хватать ртом воздух, которого нет, и вряд ли теперь будет — всё стало герметично. Ничто не просочится сквозь паутинный заслон. Но Плутон выплёвывает сковавшую её паутинку. Хватается за грудь, чуть не рвётся пополам — и прерывает зрительный контакт.       На лице Сатурна неопределённость. Он кажется взволнованным, но стоит неподвижно — будто смотрит, как Плутон поведёт себя дальше. Та содрогается от приступов. Тяжело даже сделать вдох, не говоря уже о том, чтобы двигаться, говорить или держать себя в руках.       Смотря на то, как Плутон мучается от зверского кашля, Сатурн не выдерживает и подходит к ней. Вряд ли ей удастся помочь, но попытаться стоит. Сатурн суёт в карманы руки, нащупывает мешочек с мелким содержимым, и, вытащив щепоть, распыляет её перед носом Плутон.       Тяжело, со свистом вдохнув нечто синее, Плутон роняет лицо в руки, падает на пол и начинает всхлипывать. Сатурн смотрит победоносно. Садиться рядом он не спешит — только смотрит, чтобы у Плутон не отказали лёгкие. Всё-таки, этот порошок на людях он ещё никогда не проверял. Земля не говорила никаких предостережений, значит, использовать его можно на всех.       — Подними голову, — говорит Сатурн, лёгонько тыча носком ботинка Плутон в плечо.       Плутон продолжает плакать, плач из неё вырывается непроизвольно — текут слёзы, тело бьётся в истерике, изо рта течёт слюна и кровоточит нос. Даже после характерного тычка Плутон не решается поднять голову — это выше её сил. Ни перед кем она не станет показывать своей слабости, а перед Сатурном — и подавно.       Тогда Сатурн сам садится напротив неё. Не притрагивается, никоим образом не нарушает спокойствия (точнее, полного дисбаланса) девушки, лишь взглядом позволяет себе изучать чужое тело — проводить исследования по выпирающим костям, по впадинкам и складкам, чтобы тело это сложилось, наконец, в единый, понятный организм. Чувствуя на себе его взгляд, Плутон приподнимает голову. Кровь всё ещё течёт из носа — Сатурн смотрит на неё с таким вожделением, что даже пугается собственных неосуществлённых намерений.       — Дышать можешь? — спрашивает, чтобы хоть как-то сбить ощущение неминуемого провала.       Плутон кивает. Пальцами она аккуратно вытирает текущие слёзы, смешивает их с кровью, что льётся из носа, а потом, не зная толком, что делать с окровавленными руками, суёт пальцы в рот.       Сатурн рефлекторно хватает Плутон за руку, тянет на себя, так, чтобы она не успела слизать свою же кровь. Вместо этого он подносит ладонь к себе, принюхивается к пальцам — а у Плутон замирает от страха сердце. С трепетом она ожидает, как Сатурн прикоснётся к её коже губами, как слизнёт ещё не просохшую кровь на пальцах, быть может, повалит её на пол и проткнёт шею — и тогда она пропадёт окончательно. Но Сатурн лишнего себе не позволяет — в последний момент он отстраняется, вскакивает на ноги и, неловко оправляясь, подаёт упавшей даме руку.       — Отчего я?.. — начинает Плутон, но ноги подкашиваются, а остаток фразы застревает в горле.       — Здесь где-то был пепел. Возможно, служанка выходила наружу какое-то время назад и по возвращении принесла его сюда на подоле. Возможно, они так оберегают свою комнату от лун.       Плутон понимающе кивает. Гадкий пепел — так это он слипся на слизистой, отчего Плутон не могла ни дышать, ни говорить.       — Неужели для слуг он безопасен? — спрашивает она.       — Судя по всему, пепел опасен для всех. Он липнет к коже, к влаге и забивает дыхательные пути так, что их невозможно вычистить. Мне пришлось распылить немного василькового порошка, чтобы ты не задохнулась. Он вызывает чихание и выделения на слизистой, которые вычищают всякий шлак самостоятельно. Ты, кажется, вдохнула слишком много.       Сатурн куда-то уходит, а Плутон послушно идёт за ним. Сворачивают в противоположную комнату от дверей слуг, пару шагов проходят — и натыкаются на ванную. Плутон подходит к раковине, включает воду, чтобы вымыть грязные руки, лицо и шею. Хорошо, что новое платье не успела испортить. Второе такое она бы уже попросить у Венеры не смогла бы.       Сатурн смотрит на её умывания, стоя немного позади. Переводит взгляд с коричнево-золотого платья на свои окровавленные пальцы. Кровь чуть подсохла, но липкость ещё присутствует, поэтому Сатурн, чтобы избавиться от неприятного ощущения неудовлетворённого любопытства, суёт один палец в рот. Пока Плутон отмывает руки, Сатурн чуть не до собственной крови прикусывает кожу.       Сладко. Невесомая, приятная сладость разливается по языку. Привкус цветочный (васильковый), но неимоверно приятный. Сатурн суёт второй палец, стараясь контролировать своё желание, но у него получается слабо — подушечку пальца он всё-таки вспарывает. Сначала чувствует боль, а крови своей попробовать не успевает — она лишь капает ему на подбородок. Едва Плутон заканчивает, Сатурн бросается к раковине, включает самую горячую воду и так растирает пальцы, что они краснеют, начинают гореть и полыхать. Плутон почему-то никуда не уходит — внимательно разглядывает спину луны.       — Значит, хи Марс ест служанок? — спрашивает будто невзначай, откашливаясь.       Сатурн кивает.       — Не то чтобы ест… Просто пьёт у них кровь периодически. Потом они пьют много лунного вина, чтобы забыться и восстановить кровообращение. Земля штопает им раны, накладывает мази, которые быстро сращивают плоть… — отвечает он, закрывая краник, подающий воду.       Пальцы всё ещё красные, всё ещё — кровавые. Что же он натворил?       Плутон думает о том, что говорили ей служанки. Одна из них с иронией заметила то, что Плутон не смогла бы попросить луну помочь им. Но мю Земля точно может помочь, если её попросить. Почему же они отказались от той помощи, которую могла бы предложить Плутон?       — Почему хи Марс это делает? — спрашивает она, чтобы отвлечься.       Сатурн вдруг поворачивается к избранной служанке. Рассматривает её лицо, в ответ она смотрит на лицо его. Созвездие упорно старается не замечать, но вместо него видит невероятно белые волосы, белую кожу, бледные губы и ярко-синие глаза.       — У него есть причины. Однажды он попробовал кровь человека — случайно — и она так сильно ему понравилась, что он начал выпивать её из всех попадающихся ему тел.       — Мне кажется, он склонен к компульсивному перееданию, — говорит Плутон. — Его что-то тревожит, отчего он начинает есть в немереных количествах.       — Может быть, — неопределённо отвечает Сатурн.       — Пси Сатурн, — произносит Плутон смущённо, — вы никогда не пробовали человеческой крови?       От этого вопроса Сатурн теряется. И что тут отвечать? Всю жизнь отец учил их питаться человеческой пищей, преобразовывать её в еду, пригодную для лун, но пробовать кровь было запрещено. До первого венчания — нельзя. И после венчания нельзя, ведь человеческая кровь — это не просто еда, это божий дар, который употреблять необходимо только на праздниках. Марс всё же нарушил это правило, отчего отец проклял его, заказал дорогу по Андромеде — месту, насквозь пропитанному страданиями, болью и бесконечностью. Но Марсу всё равно на глупые запугивания отца — он пьёт кровь человека задолго до первого венчания в их лунной семье.       — Нет, — врёт Сатурн, внутренне бледнея, — никогда.       Не говоря больше ни слова, Сатурн резко поворачивается, бросая на Плутон заинтересованный взгляд, уходит через одну из дверей. Плутон хочет поспешить за ним, но вовремя опоминается — и спешит выйти в дверь напротив. Желудок болит — он не просит еды, но его полость настолько пуста, что желудочный сок подкатывает Плутон к самому горлу. Слабость, боль и жжение в горле — всё списывается на недавнюю порцию пепла, на самолечение васильковым порошком, на глупость Сатурна и ещё большую глупость самой Плутон.