Hogwarts: A Home | Хогвартс: Дом

      14 декабря 1998       Низ плаща волочился по мокрой земле, усыпанной снегом. Утром Пэнси встретила Долиша на лётной тренировке — он только грубо бросил, что позаботился о том ублюдке, и о вчерашнем инциденте больше не упоминалось. Никаких уточнений. Никаких подробностей. Никаких эмоций. Просто мракоборец, выполняющий свой долг по защите подопечного, который, как ему показалось, вчера был провален. Перфекционист, ищущий искупления.       Всё утро Долиш командовал ею: лети ниже, поворачивай быстрее, петляй чаще. Она устала и физически, и эмоционально, и умственно.       А день только начался.       Не сказав друг другу больше ни слова, они трансгрессировали в лес, границы которого регулярно проверяли на защитные чары. Долиш не казался рассерженным, но был невероятно сдержан, а Пэнси не решалась до него допытываться. Из-за этого неестественного напряжения она начинала нервничать. Как будто не знала, как ещё себя вести, если не пререкаться с ним.       Прошлой ночью Пэнси тщательно обработала шею, но Джон оказался прав: это был не просто синяк. Чары скрыли тёмно-фиолетовый отпечаток, но он по-прежнему ужасно болел. Сейчас, ранним полднем, как раз в привычное время визита в бордель, она понимала, что стоит быть осторожной и не попадаться на глаза агрессивным клиентам.       Кингс попросил её найти Пожирателей Смерти, у которых могла быть информация о маршрутах снабжения. Орден пытался организовать массовую засаду, чтобы перекрыть врагам подступ и уничтожить их. Макнейр должен был сгодиться. Возможно, кто-то из иностранных новобранцев мог иметь представление о международной логистике. Сегодня Пэнси определённо придётся постараться.       Она так увлеклась своими мыслями, что не заметила, как вошла в город. И не заметила, как Джон вышел из-за её спины, не проронив ни звука. Она подняла глаза, запрокинув пульсирующую шею к серому небу, и увидела, как над ней кружит ворон. Пэнси хотела спросить, всё ли у них в порядке. Что он сделал. Почему он…       Но я чёртова трусиха.       Она вошла в бар, согретый пылающим камином. Пэнси часто задавалась вопросом, что здесь было раньше, — не будь это место борделем, его можно было бы счесть вполне уютным. Посетителей в заведении не оказалось, было ещё достаточно рано. Мадам приветственно кивнула и, повернувшись, продолжила отчищать липкие столы. Пэнси поднялась в снятую ею комнату. Она повесила плащ, отяжелевший от сырости, зажгла огонь, зачаровала открытое окно на регулирующуюся температуру и для сохранности положила палочку на камин.       Тяжело было сдерживаться на такой работе. Постояльцы любили искать под юбкой уязвимые места и прикасаться к Пэнси ещё до того, как расплатиться. Ничто не вызывало большего отвращения, чем чужие руки, задевающие её кобуру. Пэнси нравилось знать, что палочка точно будет лежать в комнате, когда она вернётся сюда с клиентами.       Она осторожно коснулась изящного ожерелья, убеждаясь, что оно всё ещё болтается на шее. Чтобы не рисковать, дополнительные дозы Оборотного Пэнси стала превращать в украшения. Не так уж много мест, куда при такой работе можно спрятать запрещённые предметы. Маленькие серебряные браслеты были кинжалами, крошечное кольцо — пузырёк с ядом на случай, если она когда-нибудь окажется в плену и захочет лёгкого выхода. Сейчас от кольца мало толку, но она активно практиковалась в беспалочковой трансфигурации, и совсем скоро Пэнси её освоит.       Она смотрела в зеркало во весь рост, застёгивая лиф, чтобы приподнять грудь, когда дверь позади неё распахнулась. Резко обернувшись, Пэнси увидела Корбана Яксли и Маркуса Флинта, они смотрели на неё угрожающе. Верная своему характеру, она сделала вид, что вздрагивает от страха. Флинт бросился вперёд, схватил её за волосы и выдернул из комнаты.       Какого?..       Они молча тащили её вниз по лестнице, ноги болтались, правое бедро ударялось о каждую ступеньку. Глаза слезились оттого, как крепко её держали за голову, и горели. Она даже не успела закричать.       Чёрт, беспомощная шлюха закричала бы.       Пэнси притворно вскрикнула. Ну, не так уж и притворно, потому что ей действительно было больно. Но она изобразила хныканье. Вокруг были слышны крики и плач других девочек, мадам требовала от Пожирателей остановиться. Флинт повалил Пэнси к своим ногам, рядом с двумя другими девушками.       Грёбаный членоносец.       Не могу дождаться, когда спущу с тебя шкуру.       Она продолжала всхлипывать, тихо и слабо, прислушиваясь к суматохе.       — Заткнись, сука! — Долохов закричал на истерически рыдающую Адрину, молодую итальянку. Он пнул Адрину в живот, и её тело отлетело назад, ударившись о барную стойку и рухнув на пол. Пэнси держала голову опущенной, не двигаясь с того места на полу, куда её приволокли. Она переместила вес на руки, волосы заслонили лицо, ноги раскинулись в стороны, ноя от боли.       Крэбб-старший прижал мадам за горло к стене, рыча ей в лицо:       — Кто из твоих девок вчера обслуживал Андрея Кель Трагета?!       — Кто это, блядь, такой?! — выплюнула она ему в лицо. Пэнси стоит отдать мадам должное — яйца у неё что надо.       — Румын! — прорычал Гойл-старший.       Сука.       Салазар.       Блядь.       Твою мать, Джон.       — Молоденький? — хрипло спросила мадам, схватившись за горло.       — Да! — прошипел он.       — Его многие девочки обслуживали! — с болью выдохнула она.       — Тогда мы просто спросим у всех, — усмехнулся Долохов, скрывая волнение.       Пожиратели выстроили всех восьмерых девушек в ряд перед баром. Некоторые стояли на коленях, некоторые лежали на полу, только мадам осталась в стороне.       — Кто из вас видел румына Андрея вчера днём? — прошипел Яксли, оглядывая беззащитных, испуганных девушек. Слова, слетевшие с его губ, обвились вокруг сердца Пэнси и сдавили его. Ни одна из них не заговорила, по комнате перекатывались только тихие возгласы.       — Мы знаем, что он был здесь. Мы просто хотим уточнить, говорил ли он что-нибудь необычное. Упоминал ли он, куда может пойти, — мягко пояснил Макнейр. Пэнси сомневалась, что тон его был сочувствующий: Макнейр просто не хотел, чтобы товарищи сломали его любимые игрушки.       Разумеется, шлюх ни в чём не стали бы подозревать.       Они просто хотят узнать, не было ли каких-то интимных разговоров.       Пэнси промолчала. И, к её удивлению, мадам тоже. Которая, чёрт возьми, точно знала, за час с кем вчера платил румын. Но, скорее всего, он резвился и с другой девушкой после Пэнси, так что, возможно, мадам ничего и не подозревала.       Но это не имело значения, потому что Пэнси, в отличие от всех этих девушек, точно знала, кто его убил. Годрикова Впадина кишела Пожирателями Смерти, а они, несомненно, привыкли править городом.       Яксли стал расхаживать по ряду дрожащих девушек.       — Вы, девочки, знаете всё, что происходит в этом городе. Ни одна из вас не слышала ни единого шёпота об Андрее?       Не просто шёпот, ублюдок.       — Может, они просто стесняются, — насмешливо протянул Флинт. — Мы должны им предоставить удобства. — Он взмахнул палочкой, и лиф Пэнси распахнулся, обнажив грудь. Тонкий порез протянулся до пупка, из него сочилась кровь. Она фальшиво вскрикнула, почувствовав жжение. Она подумывала даже задрожать, но побоялась, что это будет выглядеть слишком неестественно. Флинт с силой схватил её за подбородок и поставил на колени лицом к себе. Он наклонился, любуясь проделанной работой. Пэнси уставилась на пожелтевшие зубы всего в нескольких миллиметрах от себя. — Так-то лучше, не правда, милая?       Она изо всех сил старалась не выдать гнева. Хотя, должно быть, ей это не удалось, потому что Маркус плюнул ей в лицо, а затем наотмашь ударил — сильно. Пэнси упала на спину, на этот раз испытывая настоящую боль. Она почувствовала, как распухла губа в том месте, где зацепилась с его кольцом, и ощутила вкус крови, скопившейся на языке.       Ёбаный ты мудак.       У неё чесались руки проткнуть ему глаз, причём неоднократно. Она лежала неподвижно, пока остальные Пожиратели проделывали то же самое с девушками вокруг. Рваная одежда, удары по лицу, пинки по рёбрам.       — Кто с ним ебался вчера?! — прокричал Долохов в лицо Адрине.       — Не я, не я, не я… — она захлёбывалась собственной слюной, пока он колотил её. Девушки не придавали особого значения тому, кто кого обслуживает. Конечно, у некоторых имелись постоянные клиенты, но в тот или иной момент каждая из них была опробована всеми.       Флинт оторвал Пэнси от пола, и ей стоило всех сил, чтобы не воспротивиться, а продолжить играть покорную шлюху. Но, боги, однажды она, блядь, заживо сдерёт с него кожу. Он перегнул её через стол, задрал юбку и сорвал стринги. Он провёл пятернёй по ягодицам, а затем впился пальцами в кожу, раздвигая их.       — Как тебе такое, красотка? — его дыхание опалило её между ног. Флинт стоял на коленях, изучая свою добычу. — Ты начнёшь рассказывать мне всё, что знаешь об Андрее, а я постараюсь сделать всё возможное, чтобы не разорвать тебя? — Он лизнул промежность, издав гротескный чмокающий звук, от которого у Пэнси застыла в жилах кровь. — В чём дело, малышка? — Он встал, крепко обхватил её за горло и притянул к себе, дыша ей в ухо: — Мне нужно ещё потрудиться, чтобы убедиться, что ты готова для меня?       Разлетелись крики. Яксли прижал Наташу к другому концу длинного стола. Он взял кочергу из камина.       — Одна из вас должна нам что-то сказать, — прорычал он, заставив всех повернуться. Пожиратели держали своих жертв и, затаив дыхание, наблюдали, как Яксли прижимает раскалённую кочергу к лицу Наташи, обжигая ей щеку. Она завизжала от боли, и вся комната наполнилась запахом горелой плоти.       Не блевать.       Не блевать.       Когда Яксли отдёрнул кочергу, мадам не выдержала и начала рыдать. Кожа на щеке Наташи отслаивалась, расплавляясь на раскалённом докрасна железе.       — Круцио, — прошептал он, и Наташа забилась в конвульсиях. Судя по всему, она прокусила себе язык, пока Яксли проклинал её. Он проклинал снова и снова, раскаляя кочергу в огне, а потом прижимал кипящее клеймо к разным частям её тела. Чудо, что Наташа ещё была в сознании. Другие Пожиратели начали делать то же самое. Круцио, избиения, порка.       Маркус Флинт прижался к Пэнси, потираясь эрекцией о её бёдра. Он несколько раз плюнул на себя, готовясь войти в неё.       Когда Пэнси уже больше не смогла выносить эти звуки…       — Это была я! — прокричала она.       Все остановились. Флинт схватил её за горло.       — Что ты сказала? — прошипел он ей на ухо.       — Я обслуживала его вчера, — Пэнси всхлипнула, и на этот раз по-настоящему. Больше никакого притворства. — Но… но… но я клянусь, он ничего не говорил. Я ничего не знаю.       Тишина, воцарившаяся после признания Пэнси, была оглушительной. Девушки смотрели на неё широко раскрытыми глазами, полагая, что она только что вынесла себе смертный приговор.       — Забери их, — зашипел Долохов на мадам. Девушки, которые ещё были в сознании и могли идти, помогли тем, кто уже не мог. Они скользнули за барную стойку и через кладовую прошли в личные покои мадам. Некоторые из Пожирателей низшего ранга последовали за ними, вероятно, желая продолжить забавы.       Пэнси осталась одна в комнате, полной Пожирателей Смерти, жалея, что не успела научиться без палочки трансфигурировать кольцо обратно в яд, чтобы покончить с этим прежде, чем что-то вообще могло произойти.       Долохов приблизился.       — Куда он пошёл потом?       — Назад, сюда! — это была правда. — Клянусь, он вернулся сюда. Было ещё рано.       — Что он сказал? — вмешался Яксли, подойдя с другой стороны. Флинт всё ещё прижимал её к себе, держа за горло и эрекцией впиваясь между бёдер.       — Ничего, ничего, клянусь, он ничего не говорил.       — Херня, принцесса, — выдохнул Долохов ей в лицо. — Мы все побывали в твоей сладкой пизде. — Флинт тут же дёрнулся, словно умирая от желания вколотиться в неё. — Андрей любил потрепаться. И его, похоже, из-за этого убили. А я хочу знать почему.       Блядь, блядь, как же ты ошибаешься, блядь.       — Круцио, — Яксли направил палочку Пэнси в грудь. Боль была неописуемой. Тело затряслось. Флинт уронил её, и она почувствовала, как каменный пол царапает кожу. Голова раскалывалась на части. Кровь кипела. Лёгкие не могли наполниться воздухом. Проклятие ослабло.       — Скажи мне, что он сказал, сука!       Обжигающая боль. Ломаются ребра, рвутся мышцы, лопаются кровеносные сосуды.       Палочка снова направилась на Пэнси, но она лежала неподвижно. У неё не осталось сил, чтобы бороться. Она сломлена. Всё. Она думала, что эта должность поможет ей стать кем-то для мира, для Ордена. Стать частью чего-то большего. Получить власть в мире, где ей ничего не было даровано. Но нет, она умрёт безымянной шлюхой от рук мужчин, которые даже не заслуживали того, чтобы забрать её жизнь. Она была никем.       — Она должна что-то знать, — зашипел кто-то из Пожирателей. — Здесь есть предатель. Андрей, наверное, догадался, кто это, и они убили его за это.       Да блядь.       Всю информацию передавала я.       А они думают, что предатель среди них.       — Может, она ничего не знает… — прошептал другой.       — Или, может быть… она просто не понимает, что что-то знает.       — У тебя получится?       — Она всего лишь шлюха, это легко.       Она закричала, когда кто-то поднял её тело. Позвоночник будто раздробили. Они стояли позади, поддерживая её. Макнейр подошёл спереди, наклонив голову Пэнси к себе. Она едва могла его видеть. Правый глаз заплыл, а левый был слишком мутным от слёз, чтобы разглядеть детали.       — Блядь, мне нужно видеть её глаза.       Легилименция.       Нет, нет, не сейчас.       Они прижали к ней палочки и применили исцеляющие и охлаждающие заклинания к опухшему глазу.       — Хорошо, подержите её глаза открытыми, — приказал Макнейр тому, кто стоял у неё за спиной. Пэнси почувствовала, как липкие пальцы, сжав её больное лицо, растянули повреждённую кожу, и тихонько заскулила.       — Мы почти закончили, милая, — утешил её Макнейр.       Сосредоточься, Пэнси.       Загони их в петлю.       Проще было бы использовать базовую окклюменцию, потребовалось бы меньше энергии, меньше магии. Но будь у них хоть капля здравого смысла, они бы поняли, что она делает, и это только усилило бы подозрения. Она думала о съеденных блюдах, о прогулках, об оттраханных посетителях. Она думала об Андрее — не о воспоминаниях, которые просеяла, а о том, как он сдавливал ей трахею и с какой силой в неё врезался. Она сосредоточилась на разговорах с мадам, с девочками. Она вспомнила рождественские украшения на площади. Всё, чтобы показать типичный день шлюхи из Годриковой Впадины.       А если это не сработает, тогда ты, Салазар Слизерин, лучше, блядь, убей меня!       Пэнси знала, что если её разоблачат, то никогда не убьют.       Нет, они будут держать её на грани смерти — исцеляя ровно настолько, чтобы она могла продолжать дышать.       — Легилименс.       Что за чёртова шутка…       — Легилименс!       Ладно, Паркинсон, возможно, ты это переживёшь.       — Дай я попробую!       — Легилименс.       Что за дилетанты.       Долохов приблизился к её лицу, сжав челюсть так сильно, что пришлось открыть рот.       — Легилименс… — прошипел он снова, и на этот раз у него получилось. И она показала ему именно то, что хотела. Она перемешала воспоминания так, будто Долохов действительно просматривал её мысли. Мелькая ими тут и там, разрешая ему гнаться за одним воспоминанием, а затем привлекая его внимание к другому.       Всё равно что водить собаку на поводке.       После нескольких минут головокружения он наконец сдался, ослабил хватку и позволил Пэнси обвиснуть на том, кто держал её.       — Она ничего не знает. Пустая трата времени. — Долохов окинул её избитое тело оценивающим взглядом. — И пустая трата красивого личика. — Её швырнули на пол.        — Не волнуйся. Девочки её подлатают, и на следующей неделе она тебя оседлает.       Флинт засмеялся, встав у неё за спиной. Он свистнул, и мадам втащили внутрь.       — Приведи её в порядок! — рявкнул он. — Я хочу выебать эту киску! Заплачу тебе вдвойне, если оставишь шрамы.       Остальные девушки начали возвращаться в комнату по приказу возбуждённых Пожирателей Смерти.       — Ты! — Флинт указал на Адрину. Он щёлкнул пальцами, подзывая её к себе. Лёжа на полу, Пэнси, прищурившись, смотрела, как он смахивает слёзы с её мокрых щёк.       — Ш-ш-ш, милая девочка. Не плачь, — он успокаивающе погладил её по волосам. — Хочешь, тебе станет лучше? — проворковал Флинт. — Давай, пойдём наверх. Я всё исправлю. — Адрина попыталась вырваться из хватки. — Ничего подобного! — огрызнулся он, прежде чем потащить её вверх по лестнице, брыкающуюся и кричащую.       Пожиратели забирали одну за другой. Некоторые покорялись, выполняя свою работу, как обычно; другие до сих пор были напуганы и пытались сопротивляться. Когда бар опустел, до низа донеслись ворчания и крики.       Мадам левитировала сломленное тело Пэнси в свои покои. Она осторожно уложила её на кровать, и Пэнси услышала, как мадам суетится по комнате. Пэнси из последних сил трансфигурировала ожерелье во флакон с Оборотным.       Удивительно, но сработало. Пэнси была бы невероятно самодовольна, если бы в этот самый момент не желала, блядь, умереть.       Она не могла открыть глаза, чтобы проверить, смотрит мадам или нет, но на этот риск нужно было пойти. Она закашлялась от мерзкого вкуса.       С другого конца комнаты мадам крикнула:       — Лучше бы это был не яд! Не заставляй меня тратить зелья на твоё исцеление, если просто собираешься убиться! — Пэнси едва смогла отрицательно покачать головой. На самом деле, она сожалела, что не использовала эти силы для трансфигурации кольца, ведь теперь она знала, что может это сделать.       Пэнси почувствовала, как руки мадам прикасаются к ней, ощупывая раны.       — Я не очень хороший целитель. И у меня всё только самое необходимое, — сказала она, поднося, видимо, обезболивающее зелье к распухшим губам Пэнси. — Сейчас трудно достать что-то из припасов.       Пэнси поджала губы.       — Не тратьте на меня свои припасы, — прошептала она, прежде чем потерять сознание.

***

      Пэнси издала слабый стон, почувствовав, что её поднимают. Она узнала бы его запах где угодно — чистота, сандаловое дерево, соль. Широкие руки обняли её, прижимая к груди.       Святое дерьмо, я что, блядь, умерла?       Вряд ли я настолько везучая.       — Будет больно, — прошептал он с таким волнением в голосе, какого Пэнси никогда не слышала. Раздалось знакомое жужжание.       Портключ.       — Ты не должен тратить их на меня, — закашлялась она. Вновь вкус крови.       — Заткнись.       Они закружились, уносясь на поле для квиддича. Пэнси закричала от боли. Все травмы, которые она получила, словно прочувствовались заново.       — Прости, — хрипло пробормотал он, отбрасывая волосы с её лица.       Вечер ранний, солнце ещё не выглянуло. Она поняла это по тому, что сквозь закрытые веки ещё пробивался свет, тёплый красный цвет сменил черноту бессознательного состояния. Не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что она снова в собственном теле. Сломанном, избитом, бесполезном теле.       Новая волна боли, изнеможение, безнадёжность — Пэнси не знала, почему сказала это, но…       — Это твоя вина.       — Я знаю, — мрачно согласился он.       Ей было всё равно, больно ли ему это слышать. Это была правда. Она заплатила цену за его неосторожность.       — Не дай никому увидеть меня такой, — ей было тяжело говорить, горло горело внутри и снаружи.       — Тебе нужно в Больничное крыло, — запротестовал он. Но Пэнси услышала в его голосе вот что: она могла попросить прямо сейчас о чём угодно, и он бы дал ей это.       — Нет. Никто не должен увидеть.       Они всё ещё были на поле. Она предположила, что он даёт ей время отдохнуть, прежде чем ему снова придётся двигаться, отчего её неизбежно затрясёт.       — Пожалуйста, — всхлипнула она. Он глубоко вздохнул, тёплое дыхание коснулось её щёк.       — Хорошо. — Он начал идти, стараясь контролировать движения. Через некоторое время Пэнси смогла приоткрыть глаза и заметила, что путь был выбран длинный. — Сейчас ужин, так что в коридорах должно быть чисто. — Она подняла взгляд и увидела, что он наблюдал за её лицом. Жалость в его глазах вызвала у неё желание закричать и выцарапать их.       Пожалуйста, не смотри на меня так.       Она закрыла глаза и окунулась в тепло его тела. Он прошептал что-то неразборчивое. Когда Пэнси снова открыла глаза, то оказалась в широкой круглой комнате. С куполообразного потолка свисали голубые и бронзовые шелка. Крошечные звёзды парили, украшая его, кружились и двигались, как ночное небо. Они утончённее, чем в Большом зале, но декоративные, ненастоящие. Пэнси слегка повернула голову, чтобы посмотреть, куда они идут. Из гостиной Когтеврана он шагнул в коридор с тёмно-синим ковровым покрытием, открыл дверь слева и занёс Пэнси внутрь. Он пересёк комнату и осторожно уложил её на большую кровать с такими же шёлковыми простынями цвета полуночи.       Он…       Он принёс меня в свою спальню?       Пэнси осмелилась взглянуть на него. Джон осматривал её тело, стиснув челюсть. Она завернулась в плащ, прикрывая обнажённую грудь. Оставалось надеяться, что он забрал и её палочку из той комнаты.       — Я позову мадам Помфри.       — Я же сказала, что не хоч…       — Тебе нужно исцеление, Пэнси! — прервал он её строгим голосом.       Она не ответила. Голова пульсировала, а горло болело. Боги, всё болело. После минутного молчания Джон недовольно заворчал, но кивнул.       Он повернулся к ней спиной. Хотела бы она сесть, воспользоваться тем, что Долиш отвлёкся, и оглядеть комнату. Получить больше информации о сварливом напарнике. Со своей точки обзора Пэнси не могла увидеть ничего, кроме балдахина, накинутого на кровать, в которой она лежала. Она провела кончиками пальцев по прохладным простыням. Джон вернулся и опустился на колени рядом с ней. Он провёл большим пальцем по её припухшей нижней губе, нежно приоткрывая рот. Другой рукой он влил зелье, а затем ещё и ещё.       Когда она сделала последний глоток, он откинул её чёлку назад. Несмотря на интимный характер этих нежных прикосновений, Пэнси не могла отделаться от ощущения, что это формальность. Долиш оценивал нанесённый им ущерб. Вероятно, ломал голову над тем, как всё исправить. Искал искупления за свой просчёт.       Но этого исправить он не мог. Не мог загладить свою вину перед ней. И когда у Пэнси появятся силы, она всё ему выскажет о его глупости и наглости. Её прикрытие могло быть раскрыто сегодня. Она могла умереть. Но не сейчас. Сейчас она пыталась притвориться, что Джон хочет прикасаться ней, хочет заботиться о ней. Как будто эти покалывающие прикосновения помогают ей что-то почувствовать. Она позволила обезболивающим зельям взять верх, позволила прикосновениям ощущаться как нечто большее.       Когда он принялся обрабатывать её раны, она позволила себе отключиться.       Спасибо, чёрт, за сон без сновидений.