ID работы: 12123053

Hogwarts: A Home | Хогвартс: Дом

Гет
Перевод
NC-21
В процессе
1010
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 926 страниц, 69 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
1010 Нравится 1040 Отзывы 707 В сборник Скачать

Глава 29. Вот я и сказал

Настройки текста
      1 января 1999       После шестнадцати часов сна Тео наконец приподнялся с кровати — каждая косточка в позвоночнике запротестовала. Раздвинув балдахин, он понял, что уже вечер: комната пустовала, все, вероятно, были либо на задании, либо на ужине в Большом зале. Солнце уже начало садиться, отбрасывая в комнату тусклое сияние, которое только усиливало желание снова лечь спать. Слабый, заговорщицкий свет, призванный усыпить бдительность, шептал сладкие речи о том, что день должен идти своим чередом, а дела можно отложить на завтра.       Тео подумал, что такое ещё десять часов сна, если день уже прошёл? Но ему нужен был душ. Отчаянно.       Пока он шёл к Ванной старост, голова его жалко свисала с плеч. Как так вышло, что, даже выспавшись, он всё равно был совершенно без сил? Тео разделся догола и шагнул в большую открытую душевую, прямо под обжигающе горячую воду, пытаясь сжечь усталость, которая мучила его тело, разум и душу.       Мозг расплавился. Со всеми этими теориями о крестражах и о прошлом Реддла, которые они с Гермионой без устали изучали, его производительность была на нуле. Не говоря уже об эмоционально истощающем опыте наблюдения за тем, как давний друг стоит в стороне и смотрит на свою тётку, пытающую Гермиону.       Но… он не стоял в стороне и смотрел.       Он помог.       Тео прислонился к прохладным кафельным стенам, пытаясь унять боль в голове, пока вода контрастно обжигала спину. Он не мог объяснить тот гнев, который испытывал: боль и предательство он разделял с Гермионой, но в равной степени сочувствовал и Драко, который, очевидно, сам был в ужасе от происходящего.              С одной стороны, Тео видел, какую мучительную боль испытывает Гермиона, как сжимаются её лёгкие, ломаются кости, горит мозг. Слёзы лились из её глаз, а мольбы о пощаде вырывались из горла. И он видел Драко, который наблюдал за ней. Смотря воспоминание, нынешняя Гермиона сильно держала его за руку, такую твёрдую, потную и напряжённую, а Тео хотелось кричать на друга, на своего грёбаного брата.       Вытащи её!       Помоги ей!       Не стой просто так, блядь!       Но потом Тео заметил — его тяжёлый взгляд, сильную концентрацию, то, как, крича о мощности меча, Беллатриса не могла получить доступ к разуму Гермионы. И тогда он почувствовал облегчение, ведь Драко помогал.       Недостаточно!       Сделать больше Драко не мог — он уже сделал всё, чтобы сохранить ей жизнь и рассудок. Тео понимал это, но увиденные ужасы тяготили его так, что он не мог мыслить здраво. В тот момент он был неспособен к рациональному.       Тео и сам знал, каково это — приближаться к той пропасти, где разум стоит на отвесной скале, а верёвка резко тянет к краю. Каково это — бороться и сопротивляться, зная, что падение будет концом. Каково это, когда разум слабеет и сдаётся, оставляя наедине с безумием. И поначалу ты борешься. Отдаёшь все силы. Пока не доходишь до того предела, когда разум сговаривается против тебя и начинает нашёптывать…       Отпусти.       Пусть боль прекратится.       Всё может закончиться.       Больше не нужно бороться.       Отец всегда подталкивал и подталкивал, подводил Тео к самому краю, пока тот не был готов броситься вперёд — не нужно было бороться, просто сдаться. Как только отец доводил его, Тео останавливался. Безумный наследник был не слишком полезен, а вот сломленный — вполне.       И от мысли, что Гермиона познала такую боль, ему было невыносимо. Просто стоять и смотреть, как она вновь становится свидетелем всего пережитого, — это пытка, которой Тео никогда раньше не подвергался. Гермиона видела глаза Драко. Его сосредоточенность. Анализировала дуэль с Поттером. Наблюдала, как Тёмный Лорд пытал Нарциссу и Люциуса на глазах у их единственного сына. Как помутнела его память, когда сам Драко подвергся Круциатусу.       Снова, и снова, и снова. Раз за разом, выныривая из Омута памяти, она отряхивала руки, вытирала пот о джинсы и умоляюще смотрела на Тео, протягивая ему ладонь, чтобы вернуться. Каждый раз она всё сильнее впадала в неверие и отрицание. А у Тео не было слов. Он стоял рядом, позволяя ей практически ломать ему руку, пока у Гермионы, наконец, не осталось ни сил, ни желания смотреть. Он держал её, а она плакала о себе и о Драко. Снова и снова о Драко.       Её слёзы разозлили Тео, и странная смесь эмоций привела его к не очень приятной стычке с Драко. Тео был ему чертовски благодарен, но он был в ярости. Он обезумел от случившегося, он чувствовал себя преданным из-за секретов, которые брат хранил от него. Поэтому он кричал. Кричал и обвинял.       И он услышал, как Драко назвал её грязнокровкой.       Мудила!       Логически Тео понимал, что это была защитная реакция. Драко чувствовал себя уязвимым: его воспоминание препарировали, его загнали в угол, как пнутого книзла, а Тео ещё и набросился с оскорблениями. Но он бы этого не потерпел. Не позволил бы искуплению Драко запятнаться детским, неуверенным поведением. Нужно было…       — Тео, — раздался сладкий голос за спиной. Он оторвал голову от кафельной стены и повернулся ко входу в мужскую душевую. — Не хочешь составить мне компанию? — промурлыкала обнажённая Сьюзен.       — Что за компанию предлагаешь? — его голос звучал хрипло, напряжённо. Тео внимательно следил за ней, держа голову под струёй воды, чтобы не было заметно навернувшихся слёз.       — Как всегда, — Сьюзен приблизилась. Она вела себя милее, чем обычно. Соблазняла его. Он не трахал её уже несколько месяцев, так что, возможно, она просто искала дозу особого лекарства.       — У меня сейчас плохое настроение, — Тео отвернулся. Если она хотела его, то могла бы и умолять. И если она предлагает, то кто он такой, чтобы отказываться?       — Может, я смогу помочь?       — Может, — это всё, что он смог ответить. Всё, что потрудился предложить. Резкий скрип поворачивающейся металлической ручки пронзил воздух, и температура воды немного снизилась. Руками Сьюзен пробежалась вверх и вниз по его спине — вероятно, свекольно-красной от жары — по рукам, царапая кожу ногтями и покрывая её лёгкими поцелуями.       Блядь, я вообще не в настроении.       С каких пор она такая милая?       После нескольких ласк он сорвался. Кровью хлынуло разочарование от других аспектов его жалкой жизни.       — Боунс, ты либо встаёшь на свои блядские колени, либо валишь отсюда на хер.       Нежные поглаживания прекратились, и он подумал, что она рванёт прочь. Тео вдруг понял, что на самом деле ему всё равно, останется она или уйдёт. Мысли были где-то в другом месте, а эта голая, трущаяся об него ведьма даже не возбуждала.       Сьюзен отодвинулась. Он вновь откинул голову, ища прохладу кафельной стены, но затем почувствовал хватку на бёдрах и опустил взгляд. Она стояла на коленях и смотрела на него большими ланьими глазами, стремясь угодить.       К чёрту. Почему нет?       Он взял её за затылок, пальцами запутавшись во влажных волосах и ногтями впившись в кожу головы. Член начал медленно оживать, инстинктивно возбуждаясь лишь от мысли, что его поглотит жаркий рот. Тео притянул её к себе, прижав лицом к паху.       — Лижи. Старайся, чтобы он хорошенько встал, и тогда я трахну это горло.       Сьюзен подчинилась — горячий язык скользнул вверх, вниз, поперёк. Она сосала головку, ласкала яички, стонала от эрекции, стоящей во всю величину.       — Боунс, — он требовательно поднял её подбородок, — постучи по бедру, если захочешь остановиться. Поняла? — Сьюзен моргнула и провела языком по стволу, заставив его дёрнуться. Тео потянул её за волосы, прерывая старания. — Я спросил, — выплюнул он, — ты поняла?       — Да, — выдохнула она. И не успела она пошевелиться, как он вонзился в раскрытые губы, упираясь в заднюю стенку горла. Он трахал её, толкаясь бёдрами, вколачиваясь и вбиваясь. Сьюзен привалилась спиной к стене, и Тео положил руку ей за голову, чтобы она не ударилась, пока он безжалостно брал её.       Лёгкие сжимаются.       Кости ломаются.       Мозг горит.       Можно ли сойти с ума, наблюдая за тем, как кто-то другой подвергается Круциатусу?       Тео чувствовал, как рассудок ускользает. Возможно, отец уже свёл его с ума, давно подвёл к медленному падению. Куда более жестоко впадать в безумие постепенно, всё время это осознавая, пока не останется ничего, за что можно было бы держаться.       Он трахал её рот снова и снова. Наслаждаясь удушливыми звуками, которые выбивал из тугого горла. Она задыхалась, сжимаясь вокруг головки. И он хотел этого снова и снова. Хотел стереть боль. Стереть воспоминания. Стереть слова, которые сказал.       Тео застонал, приблизившись к гораздо более желанной пропасти. Тело начало покалывать, член готов был взорваться. Он притянул её за голову, носом прижал к лобку, изливаясь, и почувствовал резкие шлепки по бедру.       Ещё одна секунда…       Она ударила по бедру сильнее, и Тео неохотно отпустил её. Спермой он покрыл её рот, язык, губы и последней медленной каплей кончил на пол душевой. Сьюзен сделала судорожный вдох, задыхаясь, пока лёгкие не наполнились воздухом. Она выплюнула то, что осталось во рту, и вытерла губы тыльной стороной ладони. Тео посмотрел на неё, сидящую на кафельном полу, использованную, и, несмотря на то, что испытал его член, сам он облегчения не почувствовал.       — Прости, — пробормотал он. Извинение, в котором не было искренности.       Придётся постараться, чтобы подобрать для Драко слова получше.       И при мысли о Драко, об извинениях, которые нужно принести, член быстро смягчился, а горящая внутри похоть угасла в холоде, пронизывающем грудь.       — Всё нормально, — фыркнула Сьюзен. — Просто чуть не задохнулась в конце. — Она не казалась злой или раздражённой тем, что он использовал её, и по какой-то причине это только разожгло его ярость. Она не возражала. Точно так же она использовала его. Тео снова повернул кран до обжигающей температуры, и Сьюзен вынырнула из-под струи. Она встала рядом, явно ожидая чего-то взамен.       Она не знает, каково это — не дышать, каково это — гореть, ломаться.       Тео не посмотрел на неё. Не подал виду, что готов оказать ответную услугу. Он закрыл глаза, прислонившись лбом к стене. Отстраняясь. Он почувствовал её смятение, клубящееся вместе с паром. Душащее. И только потому, что она не развеяла его дурное настроение, как должна была, ему захотелось побыть жестоким.       — Убедись на выходе, что тебя никто не увидит.

***

      Остаток дня после той утренней встречи Драко потратил на то, чтобы прийти в себя, и сейчас он направлялся в библиотеку.       Чёртов Блейз.       Драко подумывал убить его прямо на месте, но решил, что в отношениях с Гермионой ему это не поможет. Он весь день репетировал извинения, весь день питал надежды на то, что она простит его, весь день представлял себе все способы, которыми мог бы загладить вину перед ней, если бы только она позволила…       — Драко!       Клянусь Мерлином и Морганой…       Голос Тео прервал его попытки найти Грейнджер.       Охренеть, что у меня за друзья.       — Нотт, — хотя это было приветствием, он намеренно произнёс фамилию прощающимся тоном.       — Мы можем поговорить? — спросил Тео осторожно, проверяя его настроение, так сказать, на прочность.       — Говори, — выплюнул Драко, гнев вновь вспыхнул при воспоминании об их последней встрече.       — Может быть, наедине? — Тео махнул головой в сторону кабинета, влажные волосы привычно закрутились в колечки.       Драко последовал за ним в небольшой класс, где все парты стояли на своих местах, а на доске мелом были написаны инструкции по применению защитных заклинаний. Это были самые основы, и они напомнили Драко, что здесь занимались дети, которых учили защищать себя. Дети, способные лишь на самую элементарную защитную магию. Магию, которая никогда не сможет противостоять Пожирателю Смерти, намеревающемуся их убить. Это так жестоко — учить детей магии и давать им надежду на выживание в случае нападения, хотя в действительности они в одно мгновение были бы мертвы. И смерть была бы удачей лучшей, чем пытки.       — Ты не мог бы присесть? — спросил Тео. Драко неодобрительно поднял бровь, но всё же сел за профессорский стол. — И не мог бы ты, пожалуйста, опустить палочку? — Драко и не заметил, что крепко сжимал её, направив на друга.       Друга.       — И не мог бы ты сбросить окклюменцию?       — Ты позвал меня сюда, чтобы испытать моё терпение, Нотт? Потому что я уже в бешенстве.       — Ты можешь перестать называть меня так? Напоминает о моём грёбаном папаше, — голос Тео звучал слабо, измученно. — Я просто… Мне нужно… Блядь, Драко, прости меня. Я… видел это, видел её. Это напомнило мне об отце. О том, на что это было похоже. И я должен был вмешаться, когда она потребовала от тебя воспоминание. Это должен был быть твой выбор. Я знаю, ты думал только о том, что если не отдашь его ей, то Орден обвинит тебя в нежелании сотрудничать. Я должен был что-то сказать, прости. А потом я увидел, как ты защищаешь её. И я был так чертовски благодарен тебе, что ты сохранил её разум, но потом так разозлился, узнав, что ты солгал. Но потом я разозлился на себя за то, что разозлился, когда ты, блядь, спас её, но потом растерялся, потому что ты мне ничего не сказал. И разозлился на себя за то, что вообще увидел это, хотя ты не должен был делиться этим. Мы правда пытались взглянуть на её воспоминания, но они были слишком ненадёжными. И я хотел, чтобы ты сам захотел дать нам своё воспоминание, захотел помочь нам. А потом узнал, что ты скрывал всё, что сделал для неё, для них… Я знаю, ты не обязан мне рассказывать, но я просто подумал, что ты расскажешь. Иногда мне кажется, что ты на нашей стороне, что тебе не всё равно, но потом ты называешь её грязнокровкой, и я просто не могу понять, что у тебя на уме. Но я знаю тебя, и я знаю, что ты сказал это только потому, что тебя задели мои обвинения. И я знаю, ты расстроен, потому что мы держим тебя в неведении, но это не оправдание, чтобы так на меня набрасываться. Но я спровоцировал тебя, так что это действительно была моя вина, и я думаю, это просто мой долгий способ извиниться за то, что я заставил тебя чувствовать, будто ты не мог сказать мне, и я…       Драко пропустил остальную часть бессвязной речи мимо ушей и был весьма рад тому, что нашёл время попрактиковаться в собственных извинениях перед Грейнджер, потому что Тео было больно слушать. Не то чтобы больно, скорее неприятно.       — Всё хорошо, Тео, — он наконец прервал его, и они уставились друг на друга. Тео глубоко дышал, переводя дыхание; Драко дыхание задержал, надеясь, что они оба смогут отойти от слов, которые сказали в гневе. Которые оба сказали в гневе.       — Не хорошо, я ж…       — Всё хорошо. Всё очень просто. Ты сказал нужные слова. Ты прощён, — Драко перефразировал, но суть осталась той, которую предложила ему Грейнджер. И если она могла быть такой снисходительной, когда дело касалось его, то кто он такой, чтобы таить обиду на брата?       Тео хотел возразить, продолжить то, что, несомненно, стало бы ещё одним утомительным монологом, предназначенным исключительно для самого Тео, учитывая, что Драко уже отпустил ему все грехи.       — И мне тоже жаль. Я должен был объясниться. Я не должен был хранить секреты. И не должен был использовать то слово. Об этом я сожалею больше всего.       — Ну, я понимаю, что ты сказал это только потому…       Чёрт возьми, Тео, я должен добраться до своей ведьмы, пока она не отказалась от своего утреннего предложения.       До своей ведьмы.       Своей.       Бля-я-ядь, у меня сейчас НЕ встанет.       — Вообще-то, я тоже должен извиниться перед Грейнджер, так что мне правда пора идти.       Услышав это, Тео замер.       — Ты идёшь к Гермионе?       Гермиона.       Пошёл ты на хрен за то, что можешь называть её Гермионой.       Возможно, я простил его слишком рано.       Немного унижений не помешало бы.       — Да, — холодно ответил Драко, углубив окклюменцию, чтобы не проклясть друга так скоро после возобновления их дружеских отношений. — Я должен перед ней извиниться, ты так не думаешь?       Тео выглядел озадаченным, но ничего не сказал, только кивнул.       

***

      Драко расхаживал перед дверьми библиотеки. Он внезапно занервничал, несмотря на то, что репетировал весь день, и ему отчаянно захотелось извиниться без окклюменции. Грейнджер бы заметила, потому что теперь знала, как это выглядит. А Драко отчаянно хотел, чтобы она знала, что это правда он, что всё по-настоящему, что он имеет в виду каждое слово. Чувствует каждое слово.       Глубокий вдох.       Просто зайди туда и извинись.       Ты взрослый волшебник, ты можешь броситься к её ногам.       Ладно, больше никаких отсрочек.       Просто зайди туда и…       — Ой.       Драко развернулся и увидел, как её вьющиеся локоны выбились из узла, которым она их стягивала. Её лицо было раскрасневшимся и вспотевшим, одежда полностью облегала тело, выставляя напоказ каждый изгиб.       — Грейнджер, эм, привет.       — Привет… Ты, э-э-э, хотел войти? — она указала ему за спину на двери, которые, как он думал, разделяли их.       — Нет, я… то есть да, ну… Я просто…       Салазар, почему я хотел сделать это без окклюменции?       — Ну что, пойдём? То есть… зайдём. В библиотеку. Если, конечно, ты не собирался уходить. Тогда уходи. — Грейнджер покраснела. — Подожди, я не сказала «уходи», я просто имела в виду, что если ты заходишь, то мы должны… — она явно волновалась.       Может, нам обоим нужна окклюменция, Мерлин.       Устав от этого неловкого хождения туда-сюда, Драко молча повернулся, распахнул тяжёлую дверь и придержал её открытой. Когда Грейнджер с застенчивой улыбкой на губах прошла мимо, он глубоко вдохнул. Она была одета так, будто намеренно тренировалась до седьмого пота, чтобы её естественный аромат опьянил его.       — Да, я ходила на пробежку вокруг Чёрного озера.       Чёрт, я что, это вслух сказал?!       Блядь.       Драко зажмурился так сильно, что у него закружилась голова. К счастью, он смог понять, что просто спросил, тренировалась ли она, а не ляпнул, что возбудился от запаха пота на её коже.       Когда они закончили обсуждать её пробежку — куда Грейнджер так любит ходить, как ей нравится это делать, чтобы очистить голову, погоду, да, было довольно холодно, нет, она не могла удержать согревающие чары во время бега, поэтому её щеки были такими розовыми, — они оба уставились друг на друга после этой бессмысленной болтовни.       — Грейнджер, я хотел…       — Нет!       К счастью, Драко был под окклюменцией, поэтому его внешняя реакция никак не отразила того, как одно слово заставило всё внутри него пошатнуться.       Неужели она жалеет, что дала мне шанс на прощение?       Боги, Грейнджер, дай мне шанс.       Седьмое пекло, я не должен был ждать целый день…       — Не мог бы ты… — тихо начала она. — Не мог бы ты сказать это без?..       — Без?       — Может быть, без окклюменции? Я не могу понять, что ты чувствуешь, пока ты в таком состоянии.       — Грейнджер, я не думаю…       — Пожалуйста?       О чёрт.       Для тебя что угодно.       Боги, я хочу, чтобы ты умоляла меня о стольких грязных блядских вещах.       — Точно. Ну, полегче со мной, Грейнджер. Я довольно зависим от неё, — это прозвучало почти как скулёж, и Драко слегка вздрогнул.       Облака рассеялись, в его сознании появилось солнце. Стены сложились в аккуратные маленькие стопки, отдыхая, пока он не возведёт их вновь. Без барьеров эмоции смешались с мыслями, воспоминания вновь заняли место в линейном временном ряду, а не в маленьких аккуратных коробочках, в которые он их складывал. Упорядоченность уступила место беспорядку.       Глубокий вдох.       — Гермиона, я…       Я только что назвал её Гермионой?       Да ты, блядь, издеваешься?!       — О, — на её лице отразился абсолютный шок.       Драко закрыл лицо руками и опустился на ближайший стул, простонав:       — Видишь, я в полном беспорядке, — слова были приглушены из-за сцепленных пальцев.       — Ты можешь называть меня Гермионой. Я просто удивилась, вот и всё.       Он вздохнул, прижав ладони к глазам, и наклонился, поставив локти на колени. Через мгновение Драко поднял голову и увидел, что Грейнджер подошла гораздо ближе. Она пристально смотрела ему в глаза, вероятно ища признаки окклюменции.       Её глаза.       Цирцея.       Янтарь. Виски. Карие, чертовски красивые глаза.       Вот почему он никогда не позволял себе заглядывать в них раньше. Потому что он был проклятым наркоманом и знал, что никогда не оправится. Теперь ему всегда будет мало. И когда она позволяла ему смотреть на себя вот так, Драко хотел её всю. Хотел отнять, забрать, спрятать, присвоить. Хотел овладеть. Хотел удержать её, чтобы унять боль, которая горела в венах от того, как близко она была, а он не имел на неё прав вовсе.              — Гермиона, — он ещё раз проверил форму слов на языке и заметил, как расширились её зрачки. Может быть, Драко сейчас и на взводе, но он не упустит возможности напрячь её, чтобы она тоже представила, как чувственно он может произнести её имя, находясь глубоко внутри неё.              — Я могу прожить тысячу жизней, и мне никогда не хватит времени, чтобы загладить вину перед тобой. Я никогда не смогу даже помыслить о том, чтобы взять обратно каждое жестокое слово, каждое грязное прозвище, каждую колкость и оскорбление. Каждый ужасный поступок, который я когда-либо совершил. — Драко глубоко вздохнул, ему нужно было время, чтобы успокоиться. Озвучивать свои неудачи перед зеркалом было гораздо менее тягостным, чем признавать их ей в лицо.       — Но я обещаю попытаться. Заставь меня работать. Поручи мне что угодно и считай, что дело сделано. Считай это моим раскаянием. Прости меня за всё, что я когда-либо сделал, чтобы причинить тебе боль, и прости за полное разочарование, которое ты испытаешь, когда поймёшь, что я никогда не смогу всё исправить.       Вот я и сказал.       Это не совсем то, что он репетировал, но получилось намного лучше, чем у Тео.       — Ты прощён, — это прозвучало несколько дерзко. Как будто в её голове шла борьба с решением о прощении, и ей нужно было убедить саму себя. Заявив о прощении так решительно, она как будто хотела, чтобы это было правдой. Демонстрацией. Драко ни на минуту не поверил ей, но кто он такой, чтобы снова пытаться переубедить её?       Она отступила от него, явно намереваясь создать физическое пространство, чтобы сбавить напряжённость.       — Тогда давай подтянем тебя, да? — Гермиона призвала кучу книг и пергамента, исполосованного каракулями. Большая доска с записями и списками тоже заняла весь стол перед ними. Она подтащила ещё один, и записи начали упорядочиваться в то, что выглядело как несколько временных шкал, которые в разных местах расходились на альтернативные варианты развития событий.       — Итак, Драко… — она ухмыльнулась, назвав его по имени. Грейнджер явно думала, что ведёт себя нагло, даже не осознавая, что от звука его имени на её губах член попытался вырваться из-под контроля мозга, чтобы погрузиться в неё.       Устроившись на краю стола, она оставила все материалы у себя за спиной, а к Драко повернулась лицом, словно какой-то сексуальный профессор, который заставит его что-то строчить.       Но затем её тон стал серьёзным.       — Ты когда-нибудь слышал о крестраже?      
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.