ID работы: 12123053

Hogwarts: A Home | Хогвартс: Дом

Гет
Перевод
NC-21
В процессе
1010
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 926 страниц, 69 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
1010 Нравится 1040 Отзывы 707 В сборник Скачать

Глава 37. Больничное крыло

Настройки текста
      20 апреля 1999       Ауч.       Чёрт.       Годрик, помилуй.       Всё тело болело от тысячи заклятий. Гермиона медленно моргнула: веки были тяжёлыми и неподатливыми, будто противились её попыткам прийти в сознание, предпочитая оставаться в покое. Одно моргание — и сквозь высокие окна напротив она увидела, как тусклое небо тоже цепляется за сон. Ещё одно движение век, и Гермиона заметила, что лежит в кровати, а знакомые одеяла укрывают её от груди до кончиков пальцев ног — она уже видела это в полусне. Снова медленное смыкание глаз — вьющиеся тёмные волосы, голова, покоящаяся на руках: это Тео спал, оперевшись на её койку.       Паника сковала грудь, когда воспоминания о пещере нахлынули на неё, вихрем захлестнув сознание. Гермиона начала задыхаться, глотая воздух с хриплым и болезненным криком; но сделав вдох, она тут же почувствовала волну магии вокруг себя. Она резко обернулась, уловив движение палочки, которой взмахнули в её сторону.       — Тсс, — прошипел женский голос. — Они только заснули. Наконец-то, блядь.       — Что? — Гермиона снова ахнула, в горле пересохло и саднило, словно она кричала с пустыми лёгкими.       — Не буди их, мне нужно отдохнуть от этой суеты. — Ведьма положила палочку обратно на тумбочку, разделявшую их койки. Палочка, палочка из виноградного дерева…       — Это моя?.. — Гермиона сердито посмотрела на ведьму.       Пэнси Паркинсон?       Она только что воспользовалась моей палочкой?       — У меня своей больше нет. Спасибо, что поделилась, Грейнджер.       — Я не разрешала! — это всё, что Гермиона смогла придумать в ответ: отчитать Паркинсон как первокурсницу, блуждающую по коридорам после комендантского часа.       Пользоваться чужой палочкой можно было лишь в редких случаях: управлять палочкой, которая тебе не принадлежит, очень сложно и обычно получается только с разрешения владельца — по нормальным социальным стандартам. Похоже, Пэнси Паркинсон не придерживалась нормальных волшебных стандартов, потому что она только что с лёгкостью подчинила себе лозу.       Ещё и невербально?!       Вся эта ситуация казалась нереальной, каким-то абсурдным сном. Это не шло ни в какое сравнение с кошмарами, но всё равно Гермионе было тревожно, будто она оказалась в альтернативной вселенной.       — Думаю, ты хотела сказать: «Спасибо тебе, Пэнси, что так предусмотрительно заглушила моё несносное и драматичное возвращение в мир сознания, чтобы эти придурки не узнали о моём пробуждении. О да-а-а, Пэнси, я так благодарна, что могу сделать это спокойно, в отличие от тебя, которой кучу дней приходилось страдать от их раздражающих и ненужных препирательств. Да, Пэнси, ты замечательная, гениальная ведьма, я правда рада возможности оценить своё состояние самостоятельно, не слушая, как мне говорят, что я чувствую, как у меня дела, и так далее, и тому подобное…» Конечно, я немного перефразировала, Грейнджер. Уверена, в твоей версии использовалась бы гораздо более устаревшая лексика. Ты даже полумёртвая звучишь заумно, как и всегда.       Ладно, да, это не может быть правдой.       Это, наверное, самый странный кошмар, который мне когда-либо снился.       У Гермионы не было слов, её рот хлопал, как у рыбы на суше. Так она себя, собственно, и чувствовала. Она и Пэнси Паркинсон… разговаривали. Или, возможно, не совсем разговаривали. Хотя всё это звучало как какое-то длинное оскорбление, на самом деле это было… продуманно? Искренне? С благими намерениями?       Что за хрень творится?       — Я… я… — заикалась Гермиона. Нечасто она теряла дар речи, но её мозг… её мозг сейчас был чертовски бесполезен. Он отставал и перескакивал, как заезженная пластинка. — Я не… что…       — Если у тебя очередной припадок, Грейнджер, я с прискорбием сообщаю, что не буду снимать заглушающее и звать на помощь. Мне очень нужна передышка от всей этой толпы, — Паркинсон кивнула в сторону спящих ведьм и волшебников, раскинувшихся по всему Больничному крылу: Гарри, Рон, Тео, Джинни, Невилл, Флёр, Джордж. — Ты целиком и полностью в своих руках. У меня, конечно, имеются способности к физическим исцеляющим чарам. Но вот твой мозг… — Она сделала паузу и окинула Гермиону оценивающим взглядом, словно обдумывая, как отреагировать, если у неё на самом деле случится приступ. — Да, твой мозг… слишком сложный. Искренне соболезную. — Паркинсон закрыла глаза, откинувшись на башню из подушек, которые поддерживали её в вертикальном положении.       Это. Это было уже слишком. Гермиона посмотрела на палочку, которая всё ещё лежала в пределах досягаемости другой ведьмы — слишком далеко от неё самой. Паркинсон, не размыкая глаз, протянула:       — А-а-а… Я слышала, ты не должна пользоваться магией какое-то время.       — Чего?       — Шшш, Грейнджер. Тишина и покой. Это большая редкость в здешних краях. Наслаждайся этим. Наслаждайся.       Как же странно.       Мой самый странный сон.       Какими обезболивающими меня накачали?       — Это не сон, Грейнджер.       — Что ты сказала?       — Это, к сожалению, реальность.       — Как ты?..       — Ты не из тех ведьм, кого часто сбивают с толку. Должна сказать, мне это даже нравится. Говорю как ведьма, которой в последнее время мало что нравилось.       — Ты даже не смотришь на меня! — огрызнулась Гермиона.       — Интуиция, — Паркинсон пожала плечами, не открывая глаз, и сцепила руки на прикрытом одеялом животе.       Гермиона откинула одеяло со своего тела, затаив дыхание в страхе перед тем, что ей откроется. Сперва показалась стандартная больничная пижама в бледно-голубую полоску — пробуждающая желание оплакать собственную невинность. Она приподняла застёгнутую рубашку: тонкие, тусклые серебристые полумесяцы усеяли кожу, испещрённую желтеющими синяками. Под штаниной виднелись похожие отметины, на лодыжках и икре. Гермиона подозревала, что если продолжит раздеваться, то найдёт ещё больше проклятых шрамов и ещё больше пятен.       — Вся эта красота прошла, а ты всё равно выглядишь дерьмово, — Паркинсон наблюдала за ней скучающим тоном, приоткрыв один глаз, как будто её лишь слегка интересовали ранения Гермионы. Как будто это совершенно обычное дело — лежать здесь вместе, вдвоём. Как будто она просто смеялась над ужасающим зрелищем и её не волновал тот факт, что Гермиона в этот момент боролась с тщеславным зверем.       Больше шрамов.       Ещё больше отвратительных шрамов.       — А у тебя какое оправдание? — парировала Гермиона, заметив бледное лицо Паркинсон и её растрёпанные волосы. До сих пор она ещё как следует не рассмотрела свою соседку по палате. Тонкая кожа под её глазами окрасилась в тёмно-фиолетовый цвет, болезненно подчёркивая зелёные глаза. Пожелтевшие синяки покрывали челюсть и обнажённую шею. Она тоже была укрыта одеялом по грудь. Предплечья, открытые короткими рукавами столь же ироничной пижамы, были перевязаны бинтами; один бинт привлёк внимание Гермионы: кровь просочилась и засохла в тёмное пятно — похоже, проклятая рана отказывалась затягиваться. Кончики пальцев, прижатые к животу защитным жестом, больше не могли похвастаться тем безупречным маникюром, который Гермиона помнила со школы. Ногти затупились, вокруг каждого воспалилась красно-фиолетовая кожа. На некоторых пальцах они выглядели отросшими или, наоборот, оторванными.       — Туше, Грейнджер, — Паркинсон рассмеялась над её язвительностью, очевидно не найдя ничего оскорбительного ни в самом замечании, ни в тоне. — Хотя отчасти это твоя вина.       — Моя?! — яростно воскликнула Гермиона.       — На тебя истратили последние запасы зелий. Все бадьяны, обезболивающие, мазь от синяков. Они даже Сон без сновидений не смогли мне сварить, хотя в этом я тебя винить не могу — ты и без него неплохо без сознания валяешься. Увы, твоё плачевное состояние вынуждает меня лечиться палочками и постельным режимом. Но даже это довольно трудно с твоей-то толпой фанатов, которые слонялись тут всю неделю.       — Неделю?       — Почти.       — И ты тоже была здесь? Неделю?       — Десять очков Гриффиндору. Самая яркая ведьма нашего поколения, леди и джентльмены.       Гермиона предпочла проигнорировать её сарказм, понимая, что, если зелий не осталось, Пэнси Паркинсон должна была испытывать невероятную боль.       Без специальных медицинских зелий палочка исцеляла лишь немногое. А обезболивающие заклинания считались магловским аналогом пакета со льдом, отлично помогали при шишках и ушибах… и были бесполезны для чего-то более серьёзного.       — Почему? — тихо спросила Гермиона: ей было любопытно, как Пэнси оказалась в таком состоянии.       — Я подозреваю, они хотят посмотреть, сколько пыток я смогу выдержать, прежде чем окончательно сойду с ума. Какой-то социальный эксперимент. И позволь мне сказать тебе, Грейнджер, я не знаю, как ты это делаешь. Болтовня Поттера и Уизли — всё равно что Круциатус. У тебя когда-нибудь была мигрень, которая сотню раз уходила и приходила? Воистину, это должно стать преступлением, за которое можно попасть в тюрьму. Прямиком в Азкабан.       — Нет, не почему ты здесь… — Гермиона широко развела руками, охватывая Больничное крыло. Боль в конечностях тут же усилилась. — Я имела в виду, почему ты зде-е-есь… — она махнула вверх и вниз.       — Споткнулась, — решительно ответила Пэнси, откидываясь на подушки, чтобы заснуть.       Гермиона бросила на неё раздражённый взгляд, хотя Паркинсон и не увидела этого, снова зажмурившись.       Споткнулась, как же.       Да её растоптал гиппогриф.       А потом за волосы протащил через Запретный лес.       Почему она такая скрытная?       — Если не возражаешь, Грейнджер, потише. У некоторых из нас не было возможности насладиться блаженным обмороком.       — Я ничего не говорила! — зашипела Гермиона.       — Ладно, тогда перестань так громко думать.       Так громко думать…       Она же не про…       — Немного окклюменции пошло бы тебе на пользу, Грейнджер. Твой мозг любит, чтобы его слышали, даже в тишине. Неудивительно, честно. И как я раньше не замечала?       Мозг любит…       Легилименция?!

***

      Тео почувствовал на себе нежное касание: кончики пальцев перебирали пряди его растрёпанных волос, которые он успел отрастить за…       Боги, сколько вообще прошло времени?       Он медленно просыпался, пока прикосновения утешали его мучения. Шея затекла, руки онемели оттого, что он заснул поперёк койки Гермионы. Полностью исцелившись, Тео привык спать на стуле между ней и Пэнси, чтобы присматривать за ними.       Когда он открыл глаза, осознание прорвалось на поверхность: Тео моргнул на Гермиону, сидящую со скрещенными ногами. Она придвинулась ближе, улыбаясь ему, хотя эта улыбка и не касалась её карих глаз.       — Приветик, — проворковала она.       Живая.       Очнулась!       Тео вскочил, стряхивая с себя её руку.       — Гермиона!       — Тео, — она снова улыбнулась и жестом попросила его говорить тише. Он пошарил вокруг в поисках палочки и заметил её под кроватью — должно быть, закатилась туда, пока он спал. Тео схватил палочку и наложил заглушающее заклинание, поместив их в маленький пузырь.       — Как?..       — Больно, — прервала его Гермиона, предугадывая вопрос. — Но терпимо.       — Давай я позову кого-нибудь. Тебя должны осмотреть. — Тео встал, оглядываясь в поисках целителя, которого можно было бы позвать. В поисках конкретного целителя, на самом деле.       — Подожди, я хочу знать, что…       — Потом, — твёрдо сказал он. — Я несколько дней молился, чтобы ты проснулась. Пожалуйста, я должен убедиться, что ты не упадёшь в обморок посреди разговора. — Он не дал ей времени на споры, а резко развернулся и направился к кабинету Больничного крыла. Тео надеялся, что она будет на дежурстве. Не только потому, что она была главным целителем Гермионы, но и потому, что под любым предлогом хотел побыть в её компании.       Это была неделя сна в самых странных позах, неделя наблюдения за двумя ведьмами и впитывания каждой капли внимания Астории Гринграсс. К её сожалению.       Она бесчисленное количество раз говорила ему, что Гермионе нужно как можно больше отдыхать и что она позовёт его, если произойдут какие-то изменения. Не очень тонко намекала ему поселиться в другом месте. Неоднократно отчитывала его и Пэнси за их споры, которые перерастали в крики. Буквально вчера угрожала ему физической расправой, но Тео только бросил ей вызов, заявив, что очень хотел бы встретиться с ней лицом к лицу и выяснить, на что будет похожа их столкнувшаяся магия.       Астория оставалась, как ни странно, невозмутимой. Она была единственной ведьмой, кто так бездушно отвергал его флирт. Как будто даже не понимала, что он пытался флиртовать. Она была холодной, в прекрасном смысле этого слова, как потрясающая ледяная скульптура — плавные линии и чёткие стремления, резкая и хрупкая, жёсткая и неумолимая.       Блестящая ведьма, способная, могущественная и… совершенно незаинтересованная. Что только усиливало желание Тео завоевать её. Это невыносимо неприятное чувство, но в то же время желанный способ отвлечься от сердечной боли, которая захватила его жизнь на прошлой неделе.       Он не мог поверить, что не узнал её. Как он не догадался, что это младшая сестра Дафны? С другой стороны, Тео не мог даже вспомнить, когда видел её в последний раз. Когда бы это ни было, она совсем не похожа на себя сейчас. Две сестры не похожи ни внешне, ни характером. Если бы не одна и та же фамилия, Тео никогда бы не подумал, что они родственницы, не говоря уже о сестринстве.       Дафна всегда говорила, что Тори застенчивая и тихая. Так вот Тео считал, что эта ведьма не была застенчивой, она просто не любила людей, предпочитая держаться в стороне. Другие целители болтали во время работы, общались и взаимодействовали. Но не Тори. С ней консультировались в сложных случаях, оставляли её наедине с исцеляющей магией, с благоговением наблюдали за её работой. Но не болтали. Она была скрупулёзна во всем: в том, как исцеляла, в словах, которые произносила, в эмоциях, которым позволяла показаться через холодную маску профессионализма. Всё это было намеренно, спланировано, болезненно контролируемо.       Она не закрывалась окклюменцией, как Тео заподозрил сначала, заметив сходство её холодности с поведением Драко. После нескольких дней наблюдений он пришёл к выводу, что она просто такая, какая есть. Ведьма, которая держит всё под контролем и ни на что не отвлекается.       Салазар, а хочу ли я отвлекать эту ведьму…       Тео не сразу дал знать о своём присутствии, когда встал на пороге кабинета целителей. Астория сидела к нему спиной, склоняясь над множеством древних текстов с различными графиками и инструкциями. Не так давно он принёс ей тот самый свиток для переводов, который зачаровал несколько месяцев назад, в надежде облегчить ей работу над рунами, а также, преследуя эгоистичную цель, произвести на неё впечатление: продемонстрировать свои таланты в работе со сложными заклинаниями. Свиток лежал с ней рядом — нетронутый.       Астория вежливо поблагодарила его, но сказала, что бóльшая часть древней исцеляющей магии написана славянскими рунами, которыми она владела в совершенстве, но, если вдруг ей придётся столкнуться с другой ветвью рун, она будет рада тому, что у неё есть устройство на случай чрезвычайной ситуации. Была ли она впечатлена? Ни капли.       — Она очнулась, — тихо сказал Тео, не желая её пугать. Тем не менее она вздрогнула, прижав руку к груди и глубоко вздохнув. — Прости, я…       — Гермиона Грейнджер очнулась? — Тори прошла мимо, даже не взглянув на него.       Даже не взглянув.       Тео шёл за ней, любуясь покачиванием бёдер, бодро направляющихся к койке Гермионы. Тори взмахнула палочкой, накладывая заглушающие чары, чтобы не тревожить других. Правда, Тео предположил, что это для того, чтобы не навлечь на себя допросы от Поттера, Уизли и Уизлетты, которые они бы устроили, а не чтобы не тревожить их сон. Тем более, Астория уже не раз призывала их всех вернуться в общежитие.       Повезло ещё, что Драко здесь нет, серьёзно.       — Гермиона, рада видеть тебя в сознании. Я…       — Астория Гринграсс, — прохрипела Гермиона. Она выглядела усталой только оттого, что сидела, но в этот момент в ней чувствовалась такая решимость, будто она пыталась доказать себе, что не позволит слабости овладеть собой.       — Тори. Можешь называть меня Тори. Большинство считает, что «Астория» — это слишком длинно.       Интересно.       — А «Гермиона» — нет? — его красивая, потрясающая, живая подруга рассмеялась, и, чёрт возьми, как же было приятно увидеть улыбку на её лице.       — Справедливо, — заметила Астория и, выполнив свою норму болтовни на день, замолчала. Она вывела знакомую диагностику. Долгое время Тори разглядывала её, а затем наколдовала себе стул, опустившись на уровень глаз своей пациентки.       — Гермиона, можешь рассказать мне, что ты помнишь?       Внимательный и встревоженный взгляд встретился с глазами Тео. Им повезло, что они так хорошо знали друг друга. Подёргиванием брови, мерцанием глаз и незаметным покачиванием головы Тео смог сообщить ей, что их миссия по-прежнему засекречена.       — Я не… Я ничего не помню, — пробормотала Гермиона, и даже Тео не был теперь уверен, что это ложь.       — Хмм. — Астория напряглась, а затем повернулась, испепеляя Тео глазами, словно она разгадала их молчаливый обмен взглядами и решила обвинить его в скрытности Гермионы. — Тебя искусали инферналы. Я не уверена, насколько ты знакома с их тёмными силами, но, проще говоря, их слюна вызывает некроз магии. Инферналы рождаются двумя способами: либо труп оживляют с помощью жертвенного проклятия магии крови, датируемого двенадцатым веком, либо, что вероятнее, живое существо заражается от источника. Рискну предположить, что нападение на тебя не было вызвано вмешательством в древнюю тёмную магию.       Гермиона сглотнула; её глаза наполнились слезами, когда она посмотрела на серебристые шрамы на своих руках. Затем Астория подробно описала процесс исцеления, проведённый в ту ужасную ночь.       — Я сделала всё возможное, чтобы уменьшить рубцы, но, боюсь, с такими проклятыми шрамами, как эти…       — Я знакома со шрамами от проклятия, — тихо сказала Гермиона. Тео не мог не посмотреть на слово, вырезанное на её левом предплечье. Порез, который она сделала в пещере, полностью зажил, сшив изуродованную кожу так, что слово снова стало разборчивым.       — Да, я вижу, — ответила Тори. В её тоне не было эмоций, только врачебное наблюдение. Тео слегка раздражало, что Астория не проявила ни капли сочувствия, но один взгляд на лицо Гермионы подсказал ему, что она чувствовала обратное: облегчение оттого, что это можно обсудить профессионально, без жалости.       — Я боюсь за твою магию, Гермиона, — Тори указала на парящую светящуюся диагностику. Она начала объяснять все нюансы. Тео, уже это слышавший, сосредоточился на более пристальном наблюдении за Гермионой. Лучи восходящего солнца начали пробиваться сквозь окна, полоска света ползла вверх по её укрытому одеялом телу, с каждым мгновением подбираясь всё ближе к коленям.       Жива.       Чёрт возьми, она жива.       Она будет жить.       — Так, хорошо, я бы хотела оставить тебя здесь до следующего осмотра. Никакой магии, как и договаривались. Когда твои друзья проснутся, умоляй их не шуметь и держать себя в руках. Это место исцеления, о чём все быстро забывают, как только приходят в сознание. — Тори поднялась, утешительно похлопав Гермиону по ноге, хотя Тео это показалось неискренним. — Просто позови, если что-нибудь понадобится.       Гермиона тихо поблагодарила её, и, как только Тори отошла, протискиваясь мимо него, Тео промурлыкал: «Спасибо, Астория». Имя слетело с губ как поклонение, как порочное обещание. Она замерла, её тёмные глаза расширились от наваждения. Как будто она наконец-то поняла, наконец-то сложила все его реплики и насмешки.       Блестящая, ничего не замечающая ведьма.       — Конечно, — ответила она с лёгким придыханием.       Это что, намёк на удивление?       Прежде чем Тео смог ещё раз испытать её на прочность, она скрылась в безопасности своего кабинета.       — Итак… — прошептала Гермиона, отодвигаясь к спинке койки и приглашающе хлопая по матрасу. Тео сел к ней лицом, скрестив ноги, как и она. Как дети. Их позы, ещё и эта пижама — ситуация превращалась в нереальность. Он вновь наложил заглушающее, намереваясь закончить этот разговор до того, как гриффиндорские черти восстанут из сна.       — Тебя затянуло под воду. Честно говоря, у меня тоже всё как в тумане. Я пытался вытащить воспоминание, чтобы посмотреть ещё раз, но это просто беспорядочный бред. То зелье меня реально выебало. Но мне как-то удалось вытащить нас из пещеры. Дальше уже Драко.       Он не стал упоминать о драконе. Мало того, что это был не его секрет — хотя сейчас это не такой уж большой секрет, — Тео ещё и не хотел отходить от темы, понимая, что в любую минуту им могут помешать. Да и Бруствер позаботился о том, чтобы он в буквальном смысле не смог этого рассказать. Но Гермиона, казалось, не была так сосредоточена на…       — И… он… где? Дра… эм… Малфой, он… здесь? — застенчиво спросила она, и румянец залил её щеки. Тео хотел на ней подшутить, но на самом деле он испытал облегчение, увидев оттенок краски на её болезненной коже.       — Он каждый день руководит Командой «СР 2» на миссиях. Но не волнуйся, принцесса, он вернётся. Кажется, он не может оставаться вдали от тебя так долго, — Тео ухмыльнулся, глядя на горящие щеки, которые покраснели ещё сильнее.       — Это… хорошо. Хорошо. С ним всё в порядке?       — Э-э-э, у него много дел. Но ему станет лучше, как только он увидит, что ты проснулась.       Он в бешенстве.       Не раз уже подрался с Уизли.       Помфри запретила ему входить в Больничное крыло, пока остальные здесь.       Он не в себе.       Кингсли заставляет его летать по всей стране, уничтожая базы Пожирателей.       Теперь он — оружие массового поражения.       Его мать, вероятно, мертва.       Он теряет себя.       Его окклюменция рушится, когда он видит тебя здесь.       Он хочет тебя.       Ты нужна ему.       Это ужасает.       Он ужасает.       — А ты… ты знаешь, когда… эм… — Гермиона вновь начала заикаться, её глаза твёрдо устремились на колени, пока она теребила потёртые края одеяла.       — Сегодня вечером. Возможно. Я попрошу команду, которая дежурит на поле, передать ему твою просьбу встретиться, как только он вернётся.       Её глаза снова метнулись к нему, встревоженные и смущённые.       — Нет! Тебе не нужно говорить… то есть, ну, мне было просто… любопытно. Любопытно, вот и всё. Не говори ему, что я о нём спрашивала.       Тео усмехнулся. Ведьма явно понятия не имела, что Драко каждую свободную минуту нависал над ней. Она думала, ему покажется странным, что она о нём спрашивает? Она боялась, что он… что? Сочтёт её навязчивой?       Чёрт, да она понятия не имеет.       Он будет в восторге.       Надеюсь, ты знала, во что ввязываешься, Грейнджер.       Тео понимал, что Поттер и чудо-Уизли набросятся на неё, как только поймут, что она проснулась. Когда Астория сказала, что Гермиона в безопасности и что ей просто нужно время, чтобы исцелиться, их внимание полностью переключилось. Все трое были больше обеспокоены тем, что Драко целовал её во сне, чем тем фактом, что они умолчали, как именно она оказалась в таком состоянии и где пропадала восемь недель. Казалось очевидным, что новые отношения Гермионы с Драко Малфоем были для них бóльшим предательством, чем её неспособность сообщить им лично, что она покидает замок, оставляя короткие и сухие записки.       Тео не хотел становиться свидетелем гриффиндорских страстей, поэтому он поступил проще:       — Итак… ты и Драко? — многозначительно спросил он.       — Мм, наверное. То есть я правда не знаю. Я уверена, что это было всего на один раз. Ну, знаешь, случайность, — Гермиона попыталась равнодушно пожать плечами.       — Хм-м-м, да. Я не уверен, что Драко заинтересован в случайных связях.       Он одержим тобой, принцесса.       — Миона! — раскатистый голос Рона Уизли эхом разнёсся по палате. Гермиона улыбнулась ему, не досадуя даже слегка, — только чистая радость на лице при виде друзей. Поттер и Уизлетта тоже проснулись, вскочив со стульев и направившись к ней.       Посмотрим, как долго продержится эта улыбка…       — Я вас оставлю наверстать упущенное, — Тео похлопал её по бедру.       — Ух-х-х, — с соседней койки донёсся стон. Пэнси сидела прямо, не спала… и была раздражена. — Возьми меня с собой, — взмолилась она. — Или выброси меня из окна, если так хочешь сделать несчастной. Это менее жестоко.       Тео рассмеялся над её драматизмом и придвинулся ближе, чтобы помочь Пэнси встать с кровати. Свежий воздух пошёл бы ей на пользу, а они не ходили гулять со вчерашнего утра. Он взмахнул палочкой, применяя заклинание невесомости, и обхватил её за талию, помня о ещё не заживших сломанных рёбрах.       — Как пожелаешь, милая. Хочешь переодеться, пока мы не ушли? На улице прохладно.       — Пожалуйста. И расчеши мне волосы, я не могу поверить, что ты позволяешь людям видеть меня такой. Какой из тебя друг?       Тео ухмыльнулся и взмахнул палочкой, трансфигурируя Пэнси бледно-голубую мантию, приглаживая её чёрные волосы и накладывая чары гламура на лицо. Её кожа приобрела довольно заметный блеск, и было приятно увидеть Пэнси, похожую на саму себя. Он наколдовал зеркало, чтобы она могла оценить его работу.       — Беру свои слова назад. Ты мой единственный настоящий друг.       — Это честь для меня, Пэнс, — ответил Тео, помогая ей ступать по коридору. Благодаря чарам она могла идти, но её вес значительно уменьшился. И даже в этом случае она не могла стоять самостоятельно.       — Тори! — крикнула Пэнси, когда они подошли к кабинету. Астория повернулась к ним. Проницательные, внимательно изучающие глаза. — Мне нужен воздух.       — Тебе нужен постельный режим.       — Тори, дорогая, если я не выйду на улицу сию же минуту, я заколдую простыни, чтобы они задушили меня так, что даже твои талантливые целительские ручки не смогут справиться, — Пэнси надулась, как упрямый ребёнок, но её тон был несопоставим с серьёзностью произнесённой угрозы.       Астория смерила Тео суровым взглядом.       — Двадцать минут. И если она будет сопротивляться, ты немедленно отведёшь её обратно. Понял?       — Что угодно для тебя, Астория. — Ему нравилось, как она им командовала, даже член слегка дёрнулся. Тем не менее внешне она никак не отреагировала. Решимость в Тео крепла.       Он не знал, было ли дело в этой конкретной ведьме или просто в том, что у него не было секса уже… Салазар, он понятия не имел, как долго.       Пэнси с любопытством смотрела на него, пока они шли по коридорам замка.       — Она совсем не похожа на Дафну.       — Кто?       Пэнси закатила глаза, и Тео пришлось признать, что попытка была довольно жалкой.       — Тори, она… она не такая, как Дафна, дорогой. Не надо. — Она вздохнула. — Чёрт, я не могу поверить, что мне приходится говорить это, потому что это ты. Но оставь её в покое, Тео. Правда.       — Понятия не имею, о чём ты. Ты уверена, что головой не ударилась? Может, нам стоит вернуться… Пусть добрая целительница осмотрит тебя ещё раз. Я могу помочь. Я не прочь поиграть в медсестру. Возможно, полное обследование тела, просто на всякий случай, — пошутил он, и Пэнси рассмеялась, глубоко и искренне. Приятно было это услышать.       — Ой, ай. Не заставляй меня так смеяться. Блядь, как больно.       — Прости, — ему правда было жаль.       — Мне нравится, — сказала Пэнси, когда они вышли на открытый воздух. Утро было солнечным и свежим по сравнению со спёртым воздухом Больничного крыла.       — Постараюсь чаще выводить тебя на улицу.       — Нет, я про… ну, да, это мне тоже нравится. Но я имею в виду нас… когда… когда мы такие. Не сражаемся.       — Ладно, ну, я был бы счастлив продлить нашу гармонию, если только ты снова решишь, что мне можно доверять.       — Я никогда не теряла к тебе доверия.       — Ну, ты и честной не была, правда же?       — Ты знаешь почему. Ничего личного.       — Верно.       — Если бы я правда могла кому-то рассказать, то тебе, Блейзу и Драко, — она тяжело дышала, но Тео не хотел заставлять её возвращаться, поэтому они сели на густую траву прямо за замком. Он притянул Пэнси к себе. Её голова легла ему на плечо. Медленно, морщась при каждом движении, она устроилась поудобнее.       — Она знает? Грейнджер? — тихо спросила Пэнси.       Что ты та ведьма с рыжими волосами?       — Пока нет. Но она догадается. Даже если я не скажу. Как только её мозг придёт в норму.       — Мм…       Солнце блестело на покрытых росой травинках, озаряя зелёное пространство золотистым сиянием. Мирно. Совершенно не в такт времени и чёртовой войне.       — Ты не в порядке, — пробормотал Тео.       — Нет, — согласилась она.       — Но будешь.       Она не ответила, только прижалась к нему теснее.       — Ты будешь в порядке, Пэнси.

***

      — Ты не в порядке, — слова упали ей на макушку.       Нет, совсем нет.       Я сломлена.       Повреждена.       Я умерла.       Почему я ещё здесь?       Зачем я живу?       Это ещё более жестоко.       Существовать.       Смерть была бы мне милее.       Я не могу.       Я не могу этого сделать.       Не могу снова стать самой собой.       Не могу смеяться и шутить.       Но я делаю это в надежде, что ты не заметишь.       Как я сломлена.       Пожалуйста, не смотри.       Пожалуйста, прошу.       Просто притворяйся.       Притворяйся со мной.       — Нет, — ответила она наконец, вместо того чтобы озвучить жестокие мольбы о смерти, которые крутились у неё в голове.       — Но будешь, — сказал он так строго, словно воплощая слова в жизнь. Произнося их во Вселенную, чтобы сделать это правдой.       Лучше бы я умерла.       Лучше я умру, чем останусь той, кто я есть сейчас.       Тебе не понравится та, кем я стала, никому не понравится.       Пэнси не могла ответить. Не могла дать ему ложную надежду. Игривые шутки, в которых она ему потакала, остались прежними. А она больше не была прежней. Она пыталась надевать маску прежней ведьмы, как вторую кожу. Дать всем то, что от неё хотели. Но всё зудело и жгло. Хотелось кричать и бежать. Она умерла в той камере. Умерла и возродилась в этой оболочке. В ангела мести. И ей было страшно, страшно оттого, кем она теперь станет.       — Ты будешь в порядке, Пэнси, — сказал Тео ещё твёрже.       Буду.       Когда доберусь до каждого из них.       Когда причиню им такую же боль, какую причинили мне.       Они будут плакать.       Будут умолять.       А потом гореть.       С последним вздохом будут выкрикивать моё имя… в безумии, пока не начнут поклоняться мне.       Но даже тогда они не узнают всего, на что я способна.       А когда они умрут с последним вздохом, умру и я…       — Что ты здесь делаешь? — глубокий голос вырвал её из омута.       Он был освещён сзади, тёплое сияние солнца исходило из-за высокой, мускулистой фигуры. Пэнси не заметила, как он приблизился. Она взглянула на его разгневанное лицо — он был в ярости, потому что она вышла? Потому что она…       Ой.       Она проследила за его взглядом: рука Тео обнимала её, пальцы лежали на её животе, прижимая к себе. К счастью, Тео её не отпустил.       — Ей нужно было подышать свежим воздухом, — холодно ответил Тео.       — Я возьму это на себя, Нотт. Можешь вернуться в Больничное крыло и проверить свою ведьму.       Свою ведьму.       Она закатила глаза от намёка на то, что Гермиона Грейнджер должна быть ведьмой Тео, потому что Пэнси никак не могла быть таковой для него.       Тео не пошевелился, вместо этого он продолжал пристально смотреть на мракоборца, думая достаточно громко, чтобы направить мысли на Пэнси.       «Отвести тебя обратно? Я могу сказать ему, чтобы он отвалил, если хочешь».       — Спасибо, что побыл со мной, Тео. Джон может остаться.       Тео внимательно посмотрел на неё.       «Ты уверена?»       Она слегка кивнула. Джон не стал дожидаться, пока Тео заговорит или уйдёт. Он подошёл ближе, поднял Пэнси с земли в свои сильные руки и молча направился к замку.       Они не разговаривали. Не совсем. Она не сказала ему ни единого слова. Джон ежедневно приставал к ней с просьбой поговорить с ним, умолял её ответить, но она не могла. Ей нужно было сказать ему только одну вещь, но она так и не набралась смелости. Пэнси избегала делиться с ним своим сильнейшим в жизни сожалением. Она думала, он отведёт её обратно в Больничное крыло, но вместо этого его шаги привели их к башне Когтеврана. Где они могли бы побыть одни…       Блядь.       Она напряглась в его объятиях.       — Я не… не буду закрывать дверь. Мы можем остаться в гостиной, — Джон вздохнул, истолковав её реакцию скорее как страх перед ним, чем как страх перед предстоящим разговором.       Ты никогда меня не тронешь.       Я знаю.       Я тебя не боюсь.       Ты должен бояться меня.       Должен ненавидеть.       Я всё ещё злюсь на тебя.       Я не знаю, как простить тебя.       Но ты спас меня.       Пэнси мысленно повторила всё то, что хотела сказать ему, но не могла произнести вслух. Сперва нужно произнести эти слова. Слова Селены.       Он усадил её на бронзовый бархатный диван в круглой комнате и склонился над ней, готовясь увидеть боль. Когда Джон убедился, что признаков регресса нет, он опустился на колени между её ног и обхватил Пэнси руками, длинными пальцами сжав её бёдра.       Она не могла вынести его взгляда. Покорный. У её ног. Она этого не заслужила. Она крепко зажмурилась, испытывая искушение закрыться окклюменцией.       — Ты так злишься на меня, — прохрипел он, и хватка на бёдрах на мгновение усилилась.       Ты всё неправильно понял.       Так неправильно.       Пэнси покачала головой, пытаясь сдержать слёзы, застрявшие за плотно сжатыми веками.       — Почему ты не хочешь поговорить со мной? — он застонал, опуская голову ей на колени. Он заговорил снова, его слова приглушённо упали на бледно-голубую мантию: — Просто скажи мне. Скажи, что тебе нужно. Скажи, чего ты хочешь. Если хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, тогда я это сделаю. Но скажи мне. Скажи. — Пэнси почувствовала, как он поднял голову, — тяжесть исчезла с ног. Нездоровое любопытство заставило её открыть глаза, и, боги, она тут же пожалела об этом. Джон смотрел на неё тёмными блестящими глазами. — Я хотел, чтобы ты вернулась. Я пытался вернуть тебя. Прости, что это заняло так много времени.       Пэнси не смогла сдержать слёз.       — Она любила тебя, — слова обожгли её, как только слетели с губ. И вместо облегчения, которое, как Пэнси думала, она почувствует, исполнив предсмертную просьбу Селены Сэвидж, она не ощутила ничего, кроме стыда и вины. — Она любила тебя. А я её у тебя забрала.       — Пэнси, что ты…       — Они её ранили, — Пэнси начала безудержно рыдать. — Они причинили ей боль. Они убили её. Из-за меня. Это моя вина. Я сделала это с ней. Она защищала меня, и из-за этого её убили. Я забрала её у тебя. Она любила тебя, а я её убила.       — Ты думаешь, я расстроен, потому что… — Но его слова были прерваны кашлем Пэнси: она тут же попыталась прикрыть руками бледно-голубую мантию, забрызганную кровью.       — Блядь! — закричал Джон, и она вздрогнула. Он поднял её на руки и, пройдя через портрет, помчался в Больничное крыло. От каждого шага болело тело.       — Это я облажался тогда с Кель Трагетом. Я оттолкнул тебя, потому что испугался того, как сильно ты мне небезразлична. Если кто-то и виноват, так это я. — Пэнси задрожала от его тона, такого злого и дикого — его контроль рухнул. — Я потерял тебя однажды, и я разорвал страну на части, чтобы вернуть тебя. Я больше тебя не отпущу.       Они свернули за угол — финальный рывок к целителю. Лёгкие болели, а рёбра, казалось, вот-вот расколются.       — Ты… ты сказал, — она снова закашлялась, — если я захочу, чтобы ты оставил меня в покое, то ты оставишь.       — Гринграсс! — крикнул Джон, когда они вошли в Больничное крыло. Тори наколдовала занавес, отгораживаясь от любопытных гриффиндорцев и взгляда Тео, полного чистой ярости и сожаления.       — Ты сказал… — Пэнси снова закашлялась.       — Чёрт. Я солгал. Никто больше не заберёт тебя у меня. Даже ты сама, — прорычал он, прежде чем уступить Тори.

***

      21 апреля 1999       Драко приземлился на поле, когтями вонзаясь в мягкую траву. Блейз, Чжоу и Кормак грациозно спрыгнули с мётел вокруг него.       Он представил себя, своё отражение, то, как стоит на двух ногах, ритм шага, взмахи рук. Это заняло мгновение, но трансформация произошла плавно. Крылья превратились в мантию, палочка снова оказалась в руке, кожа разгладилась и приобрела бледно-алебастровый оттенок. Драко быстро наложил чары на тёмную метку, прежде чем подойти к барьеру, где его ждала команда. Хотя они уже несколько раз видели его анимагическую форму, шок с их лиц ещё не исчез.       Ханна Аббот, у которой, видимо, было ночное дежурство на поле, выглядела так, будто у неё случился инсульт. Она дрожащими руками пропустила их сквозь защитные чары, совершенно по-новому опасаясь Драко. Проходить через барьеры стало труднее, и Драко хотелось рухнуть прямо там, в траву, потерять сознание. Все четверо были вымотаны.              Блейз обвил рукой талию Чжоу, притягивая её для поцелуя. Как Драко заметил, это обычное для них дело. Там они вели себя так, будто между ними ничего не было — просто члены Ордена, сражающиеся на войне как товарищи по команде. Но стоило им вернуться в замок, они впивались друг в друга. От этого зрелища его грудь ревностно полыхала. Чего бы он только не отдал, чтобы сейчас его ведьма впилась в него.       — О! — пискнула сзади Абботт. — Малфой! Мне сказали отправить тебя в Больничное крыло, когда ты вернёшься!       Блядь.       Боги, с ней что-то случилось?       Нет.       Чёрт.       Пожалуйста.       Драко сел на метлу и рванул к замку. Палочкой он распахнул тяжёлые входные двери и понёсся по коридорам с головокружительной скоростью. Он с грохотом приземлился, отбросив метлу, и побежал в Больничное крыло.       Она была в сознании и болтала с Уизлеттой, хотя он не слышал её голоса. Гермиона заметила его и широко улыбнулась, краснея.       Грань между абсолютным контролем Драко и его первобытными инстинктами была слишком тонкой. Было либо одно, либо другое, а золотая середина казалась недоступной. И что-то в этой ведьме стёрло эту грань с ужасающей скоростью.       Он увидел, как рыжеволосая взмахнула палочкой, сбрасывая все чары, приглушающие их разговор.       Гермиона слегка отпрянула, когда он направился к ней.       — Привет, — пискнула она.              Привет… пфф.       Добравшись до неё, Драко быстрым движением склонился над койкой, сведя их носы вместе и прижавшись лбом к её лбу. Янтарные глаза снова заполнили его поле зрения. Боги, как он ждал, чтобы снова увидеть эти красивые глаза.       — Я больше никогда не спущу с тебя глаз, ведьма, — голос Драко был сердитым, но поцелуй — полон обожания.       Он провёл языком по её рту, застонав. Его руки коснулись кудрей, и он нежно притянул Гермиону к себе, как будто мог соединить их тела, проникнуть в её вены и никогда больше не расставаться с ней. Драко скользнул вниз к её груди, положив ладонь чуть выше сердца, чтобы почувствовать биение, биение успокаивающее, биение, подтверждающее, что она ещё с ним, что он не потерял её.       — Кхе, — фальшивый кашель попытался прервать их столь долгожданное воссоединение, но Драко проигнорировал шум и втянул нижнюю губу Гермионы в рот, уговаривая её высунуть язык. Она жива, она здесь, она его.       — Кхе, — кашель, принадлежащий тому волшебнику, который вскоре скончается, на этот раз успешно привлёк внимание Гермионы. Она перевела взгляд на того, у кого хватило наглости отвлечь её. Руки Драко в её волосах сковывали движения так, чтобы она оставалась в пределах его дыхания. Он хотел чувствовать воздух, выходящий из её лёгких, как напоминание о том, что Гермиона дышит в этом мире.       — Ой, — смутилась она, пытаясь вырваться из его объятий.       Драко позволил Гермионе отодвинуться лишь на пару сантиметров, продолжив нависать над ней. Она что-то сказала о незваных гостях, но Драко не слушал. Он окидывал взглядом её тело. Дыхание Гермионы было немного сбитым, но, возможно, это потому, что он зацеловал её всего несколько мгновений назад. Она по-прежнему выглядела бледной, но на щеках уже появился лёгкий румянец — тоже благодаря ему.       — Драко?       — Мм?       — Я спросила, ты в порядке? — её голос был хриплым и высоким.       Боги, нет.       — Я в порядке. Ты?       — Лучше, я думаю.       — Что-то болит?       — Побаливает.       Она продолжала смотреть в сторону — в сторону зрителей. А он жаждал её внимания, её слов, хотел её всю себе — безраздельно.       — Я могу чем-то помочь, Уизли? — выпалил Драко, раздражённый тем, что они не могли побыть наедине.       — Гермионе нужно спать.       — Ещё пару минут назад с вами было приятно болтать, — прорычал Драко, выпрямляясь во весь рост и свирепо глядя на разъярённого рыжего.       — Она весь день…       — О, серьёзно, Рональд. Хватит! — вмешалась Гермиона.       — Дружище, пойдём отсюда. Нам уже пора, — прошептал Поттер кипящему от злости Уизли.       — И что?! Просто оставить его здесь, с ней? Гермиона, какую бы чушь он тебе ни наговорил, что бы он ни сказал, чтобы убедить тебя…       — Рон! — взревела Гермиона.       — Мы уже это проходили, Уизел, — выплюнул Драко.       — А я говорил тебе держаться от неё подальше, хорёк, — огрызнулся тот в ответ.       — Прекратите! — встряла Уизлетта.       — Ты! — она указала на своего брата. — Вон! — махнула на выход.       — Ты! — ткнула пальцем в Поттера. — Уведи его отсюда!       Затем резко повернулась к Драко:       — Ты! Если причинишь ей боль, я похороню тебя заживо голыми руками.       Наконец, она обратилась к Гермионе:       — Миона, мы вернёмся утром, чтобы проверить тебя, — мягко сказала Уизлетта, прежде чем бросить на Драко последний испепеляющий взгляд и потащить всех на выход.       — Честно говоря, я ожидал чего-то более интересного, — сказал Тео с койки Пэнси.       — Да, ты нас разочаровал, Драко, — надулась Пэнси. — Ваш вчерашний спор о расчёсывании её волос был гораздо жёстче.       Мерлин, мы можем немного побыть наедине, чёрт возьми?       Не сказав ни слова, Драко наколдовал одну из занавесок, которые использовала Тори, и наложил заглушающее. Ему потребовалось долгое мгновение, чтобы ещё раз оглядеть Гермиону.       — Серьёзно… как ты?       — Устала. Сильно, — призналась она.       Он придвинул стул к кровати, заняв своё привычное место, хотя она об этом и не знала.       — Ты можешь… если хочешь, посидеть здесь… — Гермиона погладила пальцами пустую половину койки. От её робкого приглашения член тут же запульсировал.       — Грейнджер, если я лягу с тобой в эту постель, у тебя не останется никаких шансов отдохнуть этой ночью. — Она так быстро покраснела, так красиво — Драко распирала гордость оттого, как он на неё влиял. — К тому же ты ещё не окрепла. А в следующий раз, когда я заберусь к тебе в постель, я буду каким угодно, только не нежным.       — Так мы с тобой?..       — Что? — поддразнил он её, заметив, как она замялась.       — Случайность?       Случайность?       Боги, нет.       — В каком смысле?       — Ну, всё это — случайная связь?       Гнев вспыхнул в его груди, стоило только Гермионе намекнуть, что она не хочет с ним ничего серьёзного.       — Чего хочешь ты?       — Я не знаю, смогу ли стать… случайностью, — тихо ответила она, опустив взгляд.       Драко протянул руку к её подбородку и поднял её глаза к своим. Вкладывая в это прикосновение всю уверенность, на которую только был способен.       — Осторожнее, Грейнджер. Продолжишь в том же духе, и мне придётся уложить тебя прямо здесь, чтобы сделать своей. Напомнить тебе, что ты моя… Это совсем не случайность.       Её глаза вспыхнули — воспламенились, Мерлин, если она сохранит это голодное выражение, он потеряет всякий контроль и трахнет её прямо здесь, на этой больничной койке, определённо не в соответствии с тем, что было бы рекомендовано с медицинской точки зрения.       — Спи, Грейнджер. Ты нужна мне здоровой, чтобы я мог ещё раз попробовать тебя на вкус.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.