27 мая 1999
—
Потому что я люблю тебя!
Драко уставился на неё с раскрытым ртом, и воцарилось мучительное молчание: все обидные слова, которыми они перебрасывались, осели между ними, как непрошеные гости.
«Из моей постели прямо в его».
«Смелое заявление для того, кто использует магию, чтобы скрыть свои чувства».
«Душит… Изнуряющее и жалкое…»
— Не надо, — прохрипел он так, будто нож застрял в его груди.
— Нет. Моя очередь, — Гермиона сделала маленький шаг. Слова Драко тоже вывели её из равновесия, хотя она и понимала, что он набросился на неё от отчаяния. Да, она не подумала, какое влияние на него окажет столь сильная магия, но всё же он ранил её. Гермиона позволила себе закрыться в своём привычном образе, поддаться своей натуре.
Логичной.
Разумной.
Объективной.
— В первый раз… — она не смогла сдержать дрожь в голосе, — я ушла, потому что… потому что кое-что вспомнила.
Драко не пошевелился, не подал никаких признаков того, что услышал её.
— Когда мы… той ночью, я имею в виду. Я почувствовала это. Было похоже на… на высвобождение магии из груди. Как будто что-то заполняло пустоту, о которой я и не подозревала. — Серые глаза скользнули по ней, когда она приблизилась ещё на шаг. — Как щелчок, что-то встало на место. Такое знакомое ощущение, но я сначала не могла вспомнить, что это, — Гермиона подавила ком в горле болезненным глотком, который утянул за собой часть её храбрости. — Я… я… я не могу объяснить. Но тогда… В тот момент мне нужно было знать. Мне нужно было подтвердить свои подозрения.
Она сморгнула слёзы, которые не сразу почувствовала, и нерешительно пожала плечами.
— Вот такая вот я, — тихо сказала она. — Я не уходила. Я просто… просто хотела знать. Я была в шоке, когда мой
Патронус принял облик дракона. А потом нападение и… ну… — Гермиона вздохнула. — Я не уходила, Драко. Я помнила это чувство… Я уже испытывала его, когда ты показал мне свои воспоминания. Точно такое же.
Он закрыл глаза, оторвав от неё пронзительный серебристый взгляд, и между его бровями появилась складка.
— Я не уходила тогда, и я не уходила сегодня утром. Заглушающие чары ослабли, и я услышала, как Тори в коридоре кричит Тео, чтобы он ложился и… ну, я подумала… Драко, ты должен понять, я не видела его несколько недель, а вчера он был избит до полусмерти. Я хотела проведать его. И ты выглядел таким уставшим. Видит Годрик, никто из нас никак не выспится. Я подумала, раз уж мы здесь в безопасности и можем остаться ненадолго, то войдём в рабочее русло, всё спланируем, у нас будет время… Драко, я не знаю, как так вышло, но, клянусь, я и не думала бросать тебя.
Глаза Драко оставались закрытыми, но она заметила, как сжались его кулаки, как будто он пытался взять себя в руки, вернуть эмоции под контроль.
— А потом, когда ты вошёл и увидел меня там, — Гермиона указала ему за спину, на кровать, хотя он отказывался открывать глаза, — ты выглядел таким невозмутимым. Я заметила, как сильно ты закрылся окклюменцией, и даже не собиралась упрекать тебя. Я думала, причиной была встреча с Тео, но ты обвинил меня в том, что я ушла. Ты решил, я сбежала, как будто для меня это ничего не значило. Я из-за этого… — она заикалась: так редко случалось, что Гермиона не могла подобрать слов. — Я перешла в наступление, — произнесла она извиняющимся тоном.
Драко опустил голову, крепче зажмурившись, и шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— Ты солгал мне, Драко. Скрывал от меня то, что не должен был. И я думала, что поступала правильно, не давила на тебя, позволяла самому прийти ко мне, когда ты будешь готов. А ты просто… — она тоже тяжело выдохнула. — Было столько времени и возможностей рассказать мне, но ты предпочёл молчать. — Его губы поджались, голова так и осталась опущенной. Гермиона осмелилась сделать ещё один шаг, остановившись прямо перед ним. — Но я понимаю, почему ты так поступил. — Она приблизилась к нему лицом. — Даже если я не согласна с твоим решением, это не значит, что я не могу его объяснить.
Глаза распахнулись, зрачки расширились и сузились, а рот приоткрылся, словно готовясь возразить. Гермиона тут же приподнялась на носочки и поцеловала Драко лёгким касанием.
— Прости, что проснулся без меня, — прошептала она ему в губы.
— Герми…
— Я люблю тебя. — От неё не ускользнула пронзившая его дрожь. — Слова много значат для меня, Драко. Я ценю их. — Она обвила его шею, прислоняясь к Драко всем телом. — Прости, что никогда не думала о том, что ты, возможно, отличаешься от меня в этом смысле. — И зажала его нижнюю губу зубами, наслаждаясь вырвавшимся стоном. — Возможно, мне нужно показать тебе свою любовь.
Гермиона провела языком по его губам, насыщаясь вкусом, по которому так сильно скучала, и, наконец, Драко приобнял её за бёдра. Она тут же резко отстранилась, и его глаза расширились от беспокойства, а руки крепче в неё вцепились, чтобы она не отступила слишком далеко. Беспокойство испарилось, как только он заметил, что её пальцы быстро расстёгивают пуговицы. С каждым открывающимся дюймом кожи дыхание становилось тяжелее. Блузка упала на пол, обнажив грудь, и Гермиона произнесла:
«Фините». Она замерла, пока взглядом Драко сканировал множество шрамов в форме полумесяцев, резко выделявшихся на фоне золотистой кожи. Он задержался на груди, на небольшом фиолетовом пятне от проклятия, и, наконец, на предплечье.
Гермиона отдалась ему полностью.
Телом, разумом и душой.
Драко скользнул руками вверх по коже, омрачённой оскорблением, которое он сам когда-то использовал против неё. Оскорблением, которое обещал больше никогда не использовать. Гермиона поверила ему.
Поверь мне.
Она расстегнула застёжку юбки, бесцеремонно упавшей на пол, и подалась вперёд расстегнуть его рубашку, прижимаясь губами к оголяющейся груди.
— Больно? — выдохнула Гермиона, касаясь языком белой линии, тянущейся от соска к низу живота. — И разве это жалко? — Она толкнула Драко к кровати, быстрым заклинанием испарив с него одежду, и опустилась перед ним на колени.
— Гермиона, — он просил? Протестовал? Умолял? Она начала поглаживать его, ладонью легко скользя по гладкой коже. — Гермиона, ты не обязана… Я, я… я не имел в виду…
— Тсс, Драко. Ты всегда даришь
мне чувства. Теперь моя очередь.
Признаться, Гермиона никогда не делала этого раньше. Она невербально наложила заклинание, которое ей подсказала Пэнси, и рефлекс временно пропал. Не было ни предисловий, ни дальнейших слов, ни поддразниваний. Она всего раз лизнула его и полностью взяла в рот.
— Охх, чё-ё-ёрт, — застонал он, запуская пальцы в её волосы и сминая их.
Гермиона направила на него свои мысли, как её учила Пэнси.
«Ты не на поводке».
Драко выдали дёрнувшиеся руки: он услышал её в собственном сознании, как она и рассчитывала.
«Думаешь, ты единственный, кого эти чувства поглощают?»
Она взяла его глубже. Член скользил по языку, а горло сжималось вокруг головки.
«Скажи, что тебе больно».
«Скажи, что на меня связь не влияет».
«Скажи, что я стану твоей погибелью».
«Скажи, что хочешь забыть».
«Скажи, что всё это не по-настоящему».
— Я не это имел в виду, — выдавил он из себя. Гермиона не ответила, сосредоточившись на ласках. Его рука мягко опустилась на её подбородок, указательный палец постучал по щеке — от прикосновения холодного кольца по спине пробежал холодок. В ответ она взяла его ещё глубже. Драко постучал снова, заставив её поднять слезящиеся глаза. Серебристый взгляд тяжело смотрел из-под полуприкрытых век.
— Я не должен был этого говорить.
Она снова проглотила его, и колени Драко слегка задрожали, будто могли подогнуться.
Гермиона думала, он уже близок, но он вдруг отстранился и подхватил её под мышки, практически отрывая от пола, пока их глаза не оказались на одном уровне.
— Прости, — прохрипел он, отчаянно ища её взгляд.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
Драко лёг на кровать, потянув Гермиону на себя. Руками он гладил её обнажённую спину, прижимая к себе так, словно боялся, что она действительно выполнит его просьбу об Обливиэйте: может, если он достаточно раз к ней прикоснётся, его тело будет помнить её.
Она заглянула ему прямо в глаза.
— Когда-то я не верила в существование магии. Тогда я сказала бы, что всё это невозможно, хотя уже ребёнком чувствовала её в венах. Ты веришь, что всё это не по-настоящему из-за магии. Но, Драко, магия — это самое настоящее, что я когда-либо испытывала. Мои чувства к тебе настоящие. Моя любовь к тебе настоящая.
— Как ты…
— Я не знаю как. Но мои стены пали.
Он на мгновение замер, захваченный признанием и отвлечённый её наготой, но серебристые глаза быстро озарились осознанием.
— Ты не…
— Позволь мне показать, — Гермиона опустила ладони по обе стороны от его головы, приглашая Драко в свои воспоминания.
—
Легилименс, — выдохнул он, запуская руки в кудри. Магия соединила их разумы.
Странно было: она не видела его, но присутствие чувствовала. Гермиона не была уверена, правильно ли всё делает, увидит и ощутит ли Драко её воспоминания так, как она сама, но она уже перебрала в голове те моменты, которые хотела бы, чтобы он прожил от её лица.
Воспоминание возникло внезапно, оно вышло на первый план ещё до того, как Гермиона подумала, с чего начать. Её беспомощное тело вертелось в серо-голубой воронке воздуха, а гравитация притягивала к нему.
Облегчение.
Облегчение, которое она почувствовала, когда он подхватил её на поле для квиддича, было не просто чувством благодарности за избежание столкновения с землёй. Ощущение, близкое к странному удовлетворению, затопило грудь, когда Гермиона поняла, что лежит на Драко Малфое: совсем рядом его лицо, хоть он и не смотрит на неё, и под ладонями чёткие очертания груди, спасшей её, даже если против воли. Это случилось всего чуть больше года назад, но пара, которую они видели сейчас в воспоминании, совсем не походила на ту, кем они были сегодня. Как будто прошла целая жизнь.
Мысли, возникшие у неё в тот момент, пронеслись в голове вновь.
«Нет… серебряными, блестящими, как чистое серебро».
Непроизвольно прозвучавшие слова эхом отдавались вокруг их неосязаемых тел. Гермиона чувствовала на себе его руки, с губ срывались лёгкие стоны. В воспоминании она была одета, смущена и недавно пережила сотрясение. Теперь она
его, обнажённая и желанная. В двух местах одновременно — будучи двумя людьми сразу.
— Я была одержима этим ещё несколько недель, — сказала она ему на ухо, пока искала в сознании следующее воспоминание. — Тем, как твои руки меня обнимали, как чувствовалась под ладонями твоя грудь. — Она прижалась к Драко, потираясь об него клитором.
— Я… — начал он, но Гермиона быстро прервала его поцелуем — голодным, всепоглощающим поцелуем, в который вложила всю глубину своего желания. Она вызвала воспоминание о Драко в гостиной, обнажённом по пояс и ухмыляющемся, освещённом золотистыми отблесками тёплого камина. Серебристые шрамы светились, дорожка светлых волос вела вниз, косые мышцы виднелись на животе.
Похоть.
Влечение, которое она почувствовала тогда, наполняло её тело и сейчас. Драко выругался себе под нос: «Блядь, если бы я знал», и приподнял бёдра, вжимаясь в клитор. Гермиона подалась вперёд, грудью упираясь ему в лицо, но даже без зрительного контакта его присутствие в её сознании не ослабевало. Рот смыкался вокруг соска, нежно задевая зубами и облизывая набухшую плоть, пока гладкая кожа тёрлась о член мелкими покачиваниями.
Следующим всплыло воспоминание с дня рождения. Кожаная кобура для волшебной палочки, ремнём пристёгнутая к облегающей лётной одежде, взъерошенные волосы, обветренный румянец на щеках. Каким он выглядел аппетитным.
— Я так радовалась, что ты пришёл. Я не могла перестать за тобой наблюдать, — застонала она, надавливая на клитор.
— Салазар, я так этого хотел, — пробормотал Драко, переходя от одного соска к другому.
Искушение.
Гермиона позволила ему увидеть, как бесстыдно она его разглядывала — задерживаясь на руках, коже, обтянутых бёдрах. Позволила ему испытать то пьянящее головокружение, которое чувствовала сама, когда он приблизился к ней — возвышаясь над ней с сильным подбородком и мягкими губами. Позволила насладиться разливающимся теплом по телу, пока она смотрела на его нижнюю губу, обхватывающую край стакана так же, как её саму сейчас.
Гермиона чуть отодвинулась, прикусывая ту самую нижнюю губу и вырывая из Драко стон, и подняла его руки над головой, переплетая их пальцы.
«Уверен, можно подсесть».
— Ты был прав, — выдохнула она ему в рот, наконец расположившись так, чтобы в неё упиралась головка. — Можно подсесть. На
тебя. — Она опустилась на него одним медленным движением, и они застонали в унисон.
Следующим Гермиона вызволила воспоминание об Азкабане, когда действие Оборотного зелья ослабло и она узнала Драко даже со спины: его светлые волосы, телосложение, яростная поза, которую он всегда принимал, защищаясь от нападений.
Горе.
«Малфой, барьер! Пойдём!»
Он держал оборону, оставалась лишь группа маглорождённых. Гермиона вцепилась в них, широко раскинув руки, и воспоминание последовало за ней сквозь вихрь трансгрессии.
«Он ещё там!»
Гермиона застыла в беспамятстве — зрение затуманилось, тело ныло, она едва не упала от изнеможения. Долиш лежал на земле, задыхаясь; кровь заливала его лицо. Блейз согнулся пополам, его рвало между вдохами.
«Он всё ещё там».
«Малфой там».
Её пронзила боль, от которой содрогнулись они оба. Ощущения внутри неё противоборствовали между прошлым и настоящим. Драко сказал ей, что она стала источником его страданий, тоски и отчаяния. И ей нужно, чтобы он знал: он был не одинок в своём страдании и желании.
Вот он, потеющий, тяжело дышащий, бросающий проклятие за проклятием в толпу Пожирателей Смерти перед собой.
Гермиона схватила его за запястье — впервые в жизни дотронулась без злого умысла.
— Я с тобой, я с тобой. Я с тобой, — мысли того дня набатом стучали вокруг них сейчас, пока они крутились в цветных вспышках трансгрессии. Гермиона потянула Драко за собой в самый последний момент, расщепляя ему живот.
— Я по-прежнему с тобой, Драко, — сказала она, ведя пальцами по сморщенному шраму, которым отметила его, и села прямее, пылко на нём подпрыгивая.
«Останься со мной, Драко!»
«Давай, Драко!»
Побуждение.
Мириады образов стремительно пронеслись в сознании. Бесчисленное количество раз она проверяла Драко в Больничном крыле и проводила рукой по его лбу, когда поблизости никого не было.
Она ничего не могла с собой поделать. Она не могла оставаться в стороне. Она не могла объяснить почему.
Истерика.
Гермиону искушало желание пропустить неприятное воспоминание о том, как Драко исключил её из миссии в поместье Ноттов, но она засомневалась, что сможет сбиться. Одна мимолётная мысль выдвинула тот день на передний план сознания прежде, чем Гермиона успела выбросить его из головы.
— Я думала, ты винишь меня. Думала, считаешь меня беспомощной, — попыталась объясниться она. Оправдать свою ярость, которую он только что почувствовал.
— Я хотел уберечь тебя. Я хочу, чтобы ты всегда была в безопасности, — признался он. Её взгляд снова сфокусировался на серебристых глазах и светлых волосах, нависших над ней.
— Мне нужно, чтобы ты доверял мне.
Драко поддерживал её за бёдра, помогая ей двигаться вверх и вниз. Гермиона обвила руками его шею, грудью касаясь его груди. Она прислонилась лбом к его лбу, их носы столкнулись, а глаза сблизились настолько, что могли различить каждую деталь на лице.
— Я люблю тебя, Драко.
Оргазм подступил маленькой волной, пульсирующей и трепещущей вокруг. Гермиона сжалась, а вскоре после и он разлился внутри неё.
— Я люблю тебя больше, — слова прозвучали так болезненно, что её сердце раскололось.
Они так и сидели, переводя дыхание и крепко обнимая друг друга.
— Ещё, — взмолился он.
Гермиона поцеловала его в бровь, в нос, в закрытые веки.
— Ещё, — согласилась она, двигая бёдрами, чтобы вновь разжечь искру в напряжённых телах.
Он снова затвердел внутри неё. Драко поцеловал её в шею, в челюсть, под подбородком и посмотрел ей в глаза, шепча:
—
Легилименс.
Раздражение.
В соединённых сознаниях материализовался день, когда она исцелила его обожжённое бедро.
Конфликт.
Даже сейчас Гермиона краснела от взгляда, которым смотрела на его губы, вновь розовеющие, пока зелье проникало в его организм.
«Я лучше миллион раз рискну собой, чем снова позволю тебе быть проклятой на моих глазах».
Недоумение.
Его глубокий голос, шепчущий что-то Тео в библиотеке — бессвязный, но манящий. Впервые один только голос вызвал в ней дрожь, которая сотрясла тело, с ног до головы покалывающее от этого звука. Теперь сотрясало их обоих.
— Чёрт, Гермиона, — Драко лизнул её шею, просовывая руки под ягодицы и впиваясь в них ногтями. Он резче усадил её на себя, выдыхая через нос с каждым толчком.
Жажда.
«Меня бы больше заинтересовал тот, кто смотрел бы только на меня».
Опасение.
«Ты наша охрана?»
«Он не сказал, что это буду я».
«Нет. Не ты».
— Я испугалась, — она застонала, мышцы начали дрожать, трепетать, предчувствовать наслаждение от очередного оргазма. — Я не понимала, что между нами происходит. — Гермиона кончила, уронив голову ему на плечо. — Я плохо отношусь ко всему непонятному, — затаила она дыхание. — Я пыталась рационализировать иррациональное.
Драко дёрнул плечом, приподнимая её подбородок, и поцеловал Гермиону с довольным стоном. Он двигался внутри неё медленно, плавно, едва заметными импульсами.
— Ещё, — просила она. В ответ он кусал её губы.
Покой.
Она впервые взяла за руку Драко, а не Тео. От прикосновения к его холодной из-за снега и непогоды коже в Гермионе вспыхнула крошечная искра, которую она когда-то проигнорировала. Всё встало на свои места. Большим пальцем Драко легонько провёл по тыльной стороне её ладони, оставив за собой такое же тепло, которое она чувствовала сейчас.
Ярость.
Поездка в дом Мраксов. Снова и снова она поглядывала на него в зеркало заднего вида.
«Я же сказал ждать в машине!»
Желание.
В то одинокое Рождество он сидел к ней так близко, ногой прижавшись к её ноге, что между ними разливалось тепло.
«Я просто не могу перестать бояться упасть».
«Я никогда не дам тебе упасть, Грейнджер».
«Знаю. Я помню».
Сожаление.
«Мне нужно твоё воспоминание».
«Ты мой должник, Малфой».
Осознание.
«Ты окклюмент».
«Ты спас нас».
Тревога.
Его большой палец на её губах, единое дыхание и зрительный контакт.
«Не проси у меня прощения, Грейнджер».
Решимость.
«Я могу прожить тысячу жизней, и мне никогда не хватит времени, чтобы загладить вину перед тобой».
«Прости меня за всё, что я когда-либо сделал, чтобы причинить тебе боль».
«Ты прощён».
— Ты прощён, — повторила она. — А ты простишь меня?
Драко перевернул её осторожным движением и опустился на неё сверху, быстро входя.
— Я люблю тебя, Гермиона.
Он брал её, обладал ею, владел — Гермиона позволяла ему слишком много раз, чтобы сосчитать. Они прижимались друг к другу до тех пор, пока Драко не поддался изнеможению. Он засыпал на несколько минут, просыпался, вздрагивая всем телом, а затем расплывался в улыбке, когда понимал, что Гермиона по-прежнему лежит рядом. Он переворачивал её, пробовал на вкус, пока она не кончала, и забирался на неё, пока она не кончала ещё раз.
Они едва обменивались какими-то другими словами, кроме как «я люблю тебя», — только естественными вздохами и резкими выдохами, тихими стонами и мурчанием, которые вырывались из них от удовольствия.
Гермиона поняла, что, возможно, ей никогда не удастся полностью понять, как магия влияет на Драко, и для него связь всегда будет по сути своей другой. Но если плата за столь редкое волшебство — такая сильная любовь к нему, она будет исполнять его желания так часто, как только сможет.
Весь день они чувствовали любовь друг друга.
В конце концов, война ещё тут.
— Ещё.
— Столько, сколько тебе нужно, любовь моя.
Любовь.
***
— А если бы ты потерял меня, это было бы важно?
Нет.
Неважно.
Недостаточно важно.
Тео хлопнул дверью в свою чёртову комнату, и по площади Гриммо прошлась вибрация — хотя стены она сотрясла не так сильно, как его грудь. Проклятый портрет этажом ниже разразился визгами.
— Боги небесные, — пробормотал он себе под нос.
Дело не в том, что Тео думал, будто Драко когда-нибудь предпочтёт его Гермионе. Он знал, что Драко так не поступит, и говорил об этом Джинни ещё несколько недель назад. Тео никогда бы и не захотел, чтобы Драко это сделал. Но так явно подвергать его риску? Исключить из боевых планов, как какого-то непригодного? Тео просто в очередной раз напомнили, что нет в мире никого, кто позаботился бы о нём. Что он — никто, как изо дня в день и твердил ему отец. Он никому не был нужен.
Пока Тео спускался по лестнице, оставляя этих двоих разбираться наедине, он всё решительнее пытался сосредоточиться на планировании следующего шага.
— Нужно выбраться из этого проклятого дома. — Он с трудом задёрнул шторы, скрывая мерзкую женщину и её оскорбления, и прошёл на кухню. Пэнси и Гарри горячо спорили о чём-то. Мракоборец Долиш бросил на него взгляд. Невилл сочувственно улыбнулся. Астория сделала вид, что не заметила его появления.
— Поттер, твои самодовольные глупости просто лицемерны! Долгопупсу вчера пришлось буквально отбирать у тебя палочку и сдерживать твои кулаки.
Идеально изогнутая бровь Пэнси приподнялась ещё выше, провоцируя Гарри на спор. Тот был слишком зол, чтобы не повестись на это.
— Снейп убил Дамблдора, — Гарри кипел от злости. — Это, мать вашу, отличается от убийства невиновных…
— Позволь мне рассказать кое-что об этой войне, Поттер. Кое-что, что твои нелепые очки тебе почему-то не прояснили. Если ты можешь наслаждаться роскошью своих высоких моральных принципов, это ещё не значит…
Тео не стал вступать в их жаркий спор. Пэнси уничтожит идеализм Гарри несколькими короткими фразами, а он был не в подходящем расположении духа, чтобы стать тому свидетелем. Вместо этого Тео направился в противоположный конец комнаты, где под чарами стояла тарелка с завтраком. Он ел молча, стараясь заглушить слова, которые вбивал в него отец.
Никчёмный.
Немощный.
Ненужный.
— Это не очень съедобно, — мягкий голос ворвался в его мысленный поток уныния. Невилл сел рядом и указал на объедки в тарелке. — Не думаю, что Кикимеру приходилось часто готовить в последние годы.
— Мм, — Тео даже не понял, что еда безвкусная. Он решил, что привкус во рту связан с оцепенением, которому он изо всех сил старался поддаться.
— Вот, — Невилл вытащил из-под мантии сильно сморщенную стопку пергамента, и произнёс заклинание, вернув ей прежний размер. Лучше бы он этого не делал.
Салазар.
На это уйдёт вечность.
— Спасибо, — пробормотал Тео, забирая верхний лист и просматривая его содержимое.
— Мне жаль, что у нас ушло так много времени, чтобы вызволить тебя, — сказал Невилл. Тео не отрывался от пергамента, хотя теперь разобрать написанное казалось ему невозможным.
— Вам нельзя было так рисковать.
— Это даже не обсуждалось.
— Гарри слишком важен…
— Ты тоже важен…
— Я просто…
— Важен, — холодный голос раздался у него за спиной. Волосы на затылке встали дыбом.
Тео повернулся, встречаясь с тёмными глазами — такими же суровыми, как и голос. Они молча смотрели друг на друга. Астория готовилась с ним спорить, но он был слишком удивлён её редким проявлением эмоций и ничего не мог сказать.
— Невилл, думаю, Пэнси уже почти закончила свою словесную порку. И у меня есть подозрение, что Гарри понадобится твоя помощь, чтобы поднять с пола гордость и справиться с экзистенциальным кризисом.
— А-а-а, точно. Да. Я разберусь, — Невилл встал, ещё раз улыбнувшись.
— И держи Гарри подальше от профессора Снейпа. Его травмы ещё слишком серьёзные, какое-то время ему нельзя нервничать.
— Конечно, — без особого энтузиазма сказал он, направляясь обратно к крикам.
— Тебе нужна помощь? — Астория указала на бесчисленные листы, лежащие перед Тео.
Я могу рассказать ей?
Могу ввести её в курс дела?
Она могла бы помочь.
Гермиона рассказала Пэнси.
Драко рассказал Долишу.
Она думает, я важен.
Важен для неё?
Или просто для миссии?..
К чёрту.
— Буду рад. — Тео разделил стопку и положил часть пергаментов на стул рядом с собой, приглашая её присоединиться.
— И ДА, ПОТТЕР! ЕСЛИ ТЫ ХОТЬ НА СЕКУНДУ ПОДУМАЕШЬ, ЧТО…
— Наверное, в кабинете будет лучше, — предположила Астория.
Вдвоём они как можно тише прокрались мимо Вальбурги, ни единого слова не сказавшей о предателях крови и грязи. Они уселись за большой, богато украшенный письменный стол — Тео с одной стороны, Астория напротив. Она тут же наложила на него золотистые диагностические чары, но он сдержался и не стал закатывать глаз. Не больше часа прошло с тех пор, как она в последний раз его осматривала. Тео прикусил язык, чуть не сказав, что других своих пациентов она так часто не навещала.
— Тебе правда стоит прилечь.
— Ты говорила, да.
Она оглядела его, неодобрительно надув полные губы.
Салазар, как хочется зацеловать эту хмурую улыбку.
Что-то в его взгляде, должно быть, дало ей понять, что эту битву она проиграла, поэтому Астория сдалась, придвинув стопку к себе ближе.
— И что я должна искать?
— Что-нибудь интересное.
Тёмные брови нахмурились.
— А какие-то поконкретнее инструкции?
— Я бы не отнёс тебя к тем людям, которым нравится выполнять приказы, — он одарил её дерзкой ухмылкой. — Запомню.
— Теодор, — пригрозила она ему.
— Астория, — проворковал он в ответ.
Она взяла перо, осторожно встряхнув чернильницу, к которой, вероятно, не прикасались больше десяти лет.
— Что можно считать интересным?
Тео с ног до головы осмотрел её. Она фыркнула и начала с верхнего листа своей чудовищной стопки. Он посмеялся над её раздражённостью, но рассказал те немногие подробности, которые мог.
— Оно будет маленьким. С каким-то историческим значением. Сосредоточься на хранилищах самых известных семей в рядах Пожирателей. Розье, Лестрейндж, Эйвери. Ты поняла.
— Маленькое?
— Это всё, что я могу сказать, Гринграсс.
Они читали в тишине, прерываемой лишь поскрипыванием перьев, когда каждый находил что-то примечательное.
— Вы с Гермионой, — внезапно задумалась Астория. Тео чуть не рассмеялся над её попыткой казаться невозмутимой. — Вы какое-то время вместе работали над… — она помахала пергаментом в воздухе, —
этим?
— Работали.
— И вы были… дружны? До войны?
— Вовсе нет.
— Мм.
Больше она ни о чём не спрашивала, и они вернулись к работе, хотя Тео стало труднее концентрироваться. Он хотел поговорить с ней, подразнить её. Но что-то в глубине души подсказывало ему успокоиться, позволить ей самой сделать шаг. Несколько пергаментов упали в стопки «просмотренных», прежде чем Астория заговорила снова:
— Вы близки. Вы двое, — и снова жалкая смехотворная попытка изобразить равнодушие. Тео понадобилась вся его сила воли, чтобы об этом промолчать. Притворное безразличие, очевидный интерес к его отношениям с другой ведьмой — знакомая история. Но, в отличие от предыдущих раз, он не переживал, чем ему это обернётся. Он не боялся сказать, что не ищет ничего серьёзного, а она неправильно истолковала его намерения. Он не боялся разрушить дружбу, признавшись в своей неспособности к романтическим привязанностям. Нет, он воспринял уязвимый вопрос Астории как успешное разрушение ещё одной ледяной стены.
— Так и есть. Она стала мне очень близким другом.
— Она милая.
— Милый
друг.
Астория не ответила, решив вместо этого вернуться к пергаменту. Тишина тянулась всё дольше и дольше, а Тео больше не мог ждать, когда она заговорит с ним.
— Мы с Гермионой просто друзья, — повторил он.
— Да, ты так и сказал.
— В отличие от нас с тобой.
— Теодор.
— Астория.
Каждый из них вернулся к заметкам. Тишина наполнилась тяжёлыми ударами сердец и трепетом безмолвного танца. Тео едва не воспламенился от вида лёгкой, интимной улыбки, украсившей губы Астории.
***
— Мне нужно прилечь, — Пэнси потёрла виски, чтобы облегчить боль от начинающейся мигрени. Она чувствовала себя истощённой, но она просто обязана была наставить Поттера на путь истинный, пока Долгопупс не вывел его из кухни. Сильные руки Джона сжали её плечо, разминая мышцы.
— Иди. Я разбужу тебя, когда мы будем готовы перегруппироваться. Я пока приберусь внизу. — Он ещё раз надавил на кожу большими пальцами и отнял руки. Ладони медленно скользнули вниз по спине, неохотно отдаляясь. Пэнси подозревала, что так Джон пытается проверить границы дозволенного, посмотреть, насколько комфортны ей будут его прикосновения и ласки. Он внимательно наблюдал за ней, оценивая её реакцию. Она была ему благодарна за это, хотя вместе с тем её это раздражало. Потому что Джон не ошибался. Иногда она страстно его желала, иногда мысль о прикосновениях вызывала желание спрятаться и умереть — и невозможно было предсказать. Сейчас, однако, ей понравилось, как он коснулся её, поэтому Пэнси подалась назад всем телом, прося о большем.
— Это я там устроила бардак.
— Я бы сказал, мы в равной доле, — его дыхание, жаркое и щекочущее, опалило ухо. — Приляг, детка. — Джон поцеловал её в плечо, то место, где лежала его ладонь. — Я приду к тебе, когда закончу.
У Пэнси не осталось сил спорить. Она посмотрела на ящик, в котором хранился её запас зелий. Они с Гермионой так и не смогли объяснить, почему у них оказалось мало Оборотного. Оглядываясь назад, можно сказать, что выбор тогда они сделали неудачный, но они точно не предполагали, что придётся так поспешно врываться в Министерство. Пэнси взмахнула палочкой — флаконы задребезжали так, словно хотели настучать на неё всему чёртовому дому.
Сон без сновидений, бодроперцовое, усыпляющее…
Джон их увидит, хотя, скорее всего, он всё равно уже видел. Пэнси не могла устоять. Она призвала пузырёк и выпила зелье, которое должно было подарить ей немного отдыха.
Пэнси понятия не имела, как долго проспала, когда её разбудило тяжёлое дыхание за спиной.
Где…
Кто…
Она вскочила — адреналин пронёсся по венам ужасным жжением.
— Эй, эй, — раздался голос, — это я.
— Я… — Её грудь вздымалась. Пэнси узнала его, но слишком много секунд понадобилось её мозгу, чтобы всё осознать.
— Шшш, детка. Это я. Я не собираюсь… — Он провёл рукой по её затылку, но, как только его пальцы коснулись шеи, она вздрогнула.
— Нет!
— Прости, Пэнси. — Он спрыгнул с кровати, подняв руки, чтобы показать ей, что он безоружен. Джон стоял перед ней во весь рост, одетый только в чёрные трусы. — Пэнси, дыши. — Он обошёл кровать и остановился перед ней: она дышала слишком часто, её кожа горела, а тело болело. — Дыши, — тихо сказал он. — Вдох, — Джон вдохнул, глубоко наполнив своё тело. Обнажённая грудь ширилась в такт. — Выдох.
Он произносил эту мантру до тех пор, пока Пэнси не повторила за ним. Она сосредоточилась на его тёмных глазах, на движении груди. Его дыхание, коснувшееся её лица, медленно привело Пэнси в чувство. Джон стоял на коленях у неё между ног, а она сидела на краю кровати. После нескольких вдохов она почувствовала, как контроль над телом возвращается.
Это Джон.
Ты в безопасности.
Ты в безопасности.
Ты в безопасности.
Это Джон.
— Вот и всё, — прошептал он, позволяя ей перевести дыхание в свой ритм. — Вот и моя девочка.
Она поднесла руку к его щеке, ощутив щетину под ладонью. Тёмные глаза внимательно следили за ней.
— Джон.
— Да, детка. Это я.
Пэнси передвинула ладонь так, чтобы большим пальцем коснуться его нижней губы, и провела по ней легчайшим прикосновением.
— Хочешь успокаивающего зелья? — Её глаза вспыхнули от удивления. — Если тебе это нужно, то нужно, — признал Джон. От его губ, скользящих по кончику её пальца, рука дрожала.
— Нет, я… Сейчас я в порядке.
— Ты уверена? — снова спросил он, выдыхая ей в пальцы.
Другой рукой Пэнси обхватила его за шею, запустив пальцы в волосы на затылке. Она притянула его ближе, лоб ко лбу.
— Уверена.
