***
Уделать не удалось. Даже с тем составом, что они собрали, с девчонками-чирлидершами, которых уломал присоединиться Цукишима, даже с ультра комбинацией, которую смогли создать и так отлично обыграть Хината с Кагеямой, они не смогли. В том ли дело, что Аоба была в принципе сильнее, или в том, что песни больше подошли тематике, или вообще в Ойкаве в школьной юбке и на каблуках, поющем на пределе человеческих возможностей "Богемную рапсодию" – теперь остаётся только гадать, чувствуя себя ниже всех на своём третьем месте, без возможности пройти в финал и получив утешительный приз в виде грамоты и коробки моти. На следующий день выступать будут Аоба и легендарная Шираторидзава, но ребятам не хотелось на них смотреть от слова совсем. – Так, товарищи раскисшие, – начал приободряющим голосом тренер, хотя самому тоже хотелось только хандрить и молиться, что клуб не закроют после их проигрыша, – отрицательный результат – тоже результат. Если вы мне сейчас скажете, что хор больше вам не нужен – я вас запру в хоровой и не выпущу до тех пор, пока из вас не выйдет эта дурь с концами. – А какая разница? – спросил Цукишима. – Всё равно без призового места нас лишат финансирования, вы это лучше нас знаете. – Эй-эй, – приподнял учитель руки, предвкушая полное расстройство всей команды. – Ну вот скажите мне, честно и глядя в глаза – когда вы были на сцене, вы думали о том, какое место вам надо занять? Все молчали. – Или вы думали о том, как бы поярче спеть, почётче станцевать, лишь бы набрать баллы? Все молчали. – Или вы ни о чём не думали и только чувстовали, как это круто – быть на сцене прямо сейчас, петь эти песни и танцевать эти танцы? Тут все заулыбались, усмехнулись, закивали – кто что. Слава богу, внутренне выдохнул Укай, он не испортил всё. – Вот именно, – сказал он уже вслух. – Мы все собрались, приехали и выступили, как в последний раз, чтобы почувствовать это. Чтобы получить заряд самых крутых на свете эмоций. А уж какое там место – господи, да какая теперь разница? Вы посмотрите на это, – он показал эту смехотворную грамоту, – Вот эта бумажка будет единственным свидетельством того, какое вы заняли место – и что, мы ради этого сюда ехали? – Ну, есть ещё моти, – многозначительным тоном ввернул Хината, оглядывая всех. – Мне кажется, как минимум вкусняшек мы заслужили. Укай рассмеялся. – Да. Пожалуй, знаете что? Вы заслужили не просто вкусняшек. Вы заслужили праздничный ужин в кафе. Это обрадовало всех ещё больше. Теперь место, конкурс, судьба клуба – ничто из этого больше не волновало. Тоору шагал по коридору концертного зала, когда его окликнули. – Привет, Ойкава. Он закатил глаза, прежде чем повернуться: – Ушиджима, какая честь. – Красивый номер, – оценил Ушивака. Так, словно Тоору больше всех нуждался в его одобрении. – Хотел тебя возбудить, – сказал он, прислонившись бедром к стене и скрестив ноги. – Надеюсь, получилось, и тебе наконец пригодится правая рука. Или ты и дрочить тоже будешь левой? Я не знаю, как у вас там это происходит. – Ты так и не научился принимать комплименты, – усмехнулся он, умудрившись при этом даже не улыбнуться. Ойкава аж опешил от такой наглости. – От тебя? – спросил он. – Напомнить о комплиментах, которыми меня забросала твоя команда? – Сказал же – я не знал о том, что они собирались делать. И я извинился. – Я срать хотел на то, знал ты или нет, ты капитан и поведение команды на твоей ответственности, а предательство я не прощаю, – Ойкава начал серьёзно психовать и, чтобы не превратиться в фурию, начал ломать комедию. – В общем, вне зависимости от того, с какими добрыми намерениями ты ко мне сейчас пристал, как банный лист, я не имею ни малейшего желания разговаривать с капитаном соперничающей команды раньше времени. Поэтому пакуй свою рожу кирпичом и свой не встающий член и, ради всего святого, исчезни с горизонта до завтрашнего дня. У меня развивается катаракта, когда я тебя вижу.***
– Так, а можно узнать, куда поплыл тенор? – Ойкава прервал пение и развернулся к хору. – Кто сейчас пел, Куними? – Простите. – Давай повнимательнее. Не слышишь себя – закрой одно ухо. – Мне не помогает. – Значит, закрой два – что как маленький, мне тебя заново учить? Ещё раз. Песня пошла неплохо. Соло, плавно переходящее в голоса на бэке. (Glee Cast – I Believe I Can Fly) I came to win, to fight, to conquer, to thrive I came to win, to survive, to prosper, to rise To fly- В какой момент что-то пошло не так, не заметил почти никто. Только Иваизуми услышал, как Ойкава не смог вытянуть вверх, запнулся и попытался скрыть кашель, – и не зачитал куплет. Махнул рукой, чтобы остановили музыку, и подошёл к Тоору. – Эй, всё в порядке? – Да, – непринуждённо сказал тот, но глаза были испуганные, как будто он мертвеца увидел. – Просто воздух проглотил случайно, хах- Кашлянул, сипло и очень нехорошо. Перестал улыбаться. – Ойкава, – угрожающе начал Иваизуми. – Да не знаю я, что со мной, – начал Ойкава фразу, как обычно, раздражающе звонко, а закончил – почти шёпотом, и ужас на его лице стал совсем очевидным. – Ну, молодой человек, у вас сильно воспалены связки, – сообщил доктор, закончив делать записи. – Пока выпишу некоторые лекарства, которые помогут восстановить речь. Поёте часто? – Ну, – Ойкаве вопрос показался глупым. – По нескольку часов в день. – Нескольку? – подозрительный взгляд доктора показался ещё глупее. – Док, я солист в хоре, понятное дело… – Тихо-тихо, не напрягайте горло. Я вас понял. Больше четырёх часов в день? – Да, – «В два раза больше». Доктор вздохнул так, словно Ойкава его сын и сломал его машину. – Значит, придётся пока хору обойтись без солиста, – он невозмутимо поставил печать на рецепт и протянул ему. – Минимум три месяца без песен, без криков, желательно – вообще не повышать голос. Лекарства, которые я вам прописал, найдёте в аптеке, принимать утром натощак и… – В смысле три месяца? – спросил Ойкава однозначно не на той громкости, которую ему только что указал врач. Иваизуми положил руку ему на плечо, чтобы унялся, но тот дёрнул плечом так резко, что стало не по себе. – Я же сказал вам не говорить громко… – У меня выступления почти каждую неделю. Какие три месяца? – Вы хотите остаться без голоса навсегда? Ойкава хотел сказать что-то ещё, но Иваизуми снова схватил его за плечо, на этот раз гораздо сильнее, и он промолчал. – Так вот, я говорил, что вам нужно будет зафиксировать спокойное состояние связок, чтобы дать им восстановиться. Они и без того у вас достаточно ослабли, если продолжите так к ним относиться – вы не только петь, вы говорить не сможете. Ойкава молчал ещё одну секунду. – А зачем мне говорить, если я не смогу петь, – сказал он негромко и мертвецки чётко. – Послушайте, не мне вас судить, не мне вас заставлять. В идеальных обстоятельствах вы бы мне сейчас молча кивнули и посидели полгодика без лишних нагрузок, но я знаю, что вы так делать не станете. На то ваша воля. Просто подумайте на одну секунду о будущем и решите для себя, чего вы действительно не хотите лишиться. – Я не хочу лишиться сцены. Я не хочу лишиться мечты. Я не хочу остаться здесь и испортить моему хору жизнь, я не хочу, – последние слова он уже хрипло и тускло вопил, и никакие попытки заткнуть его не подействовали, и Иваизуми решил просто выволочь бьющегося в истерике парня из кабинета. – Я НЕ ХОЧУ снова проиграть!***
– Вон он, – Хината указал на сидящего за столиком Ойкаву и смело зашагал в его сторону. – Привет, великий король! – О! Мистер Шиложопый и его, хм, – он оценивающе оглядел Кагеяму, – шило. Чем обязан? – Мы хотим попросить тебя об услуге. Ойкава поднял бровь: – Они хотят меня попросить, ну надо же, – он сделал медленный глоток из своей чашки и откинулся на спинку стула. – Во-первых, вы не просите Ойкаву Тоору об услуге, вы заключаете с ним сделку, согласно которой он будет вправе просить у вас что угодно взамен. – Мы будем покупать тебе кофе весь следующий месяц, – тут же предложил Хината. – Я не пью кофе, тупица, он вреден для голосовых связок, – Ойкава бросил на него такой взгляд, что мелкий тут же стушевался и втянул голову в плечи. – Это во-первых. Во-вторых, плату я придумаю и без вашей помощи. Цена вопроса – ваша просьба. Так что давайте выкладывайте, вороньё, чего вам нужно. Кагеяма переглянулся с Хинатой, набрал побольше воздуха и выпалил: – Мы хотим, чтобы вы дали нам урок по пению дуэтом. – Отказываюсь. – Но почему??? – набросились оба парня – Хината даже хлопнул ладонями по столу, так что у Ойкавы затряслось блюдце с сахаром. – Вы учили Кагеяму солировать, почему бы не помочь нам вместе? Это же делает вам честь – типа, Кагеяма один не справляется, ему всегда я нужен, и… вы чего? Они оба опешили и замерли, не зная, что дальше делать – потому что Ойкава начал плакать. Натурально плакать – роняя слёзы, всхлипывая и отводя взгляд покрасневших глаз. – Вы совсем совесть потеряли? – тихо проговорил он, а потом как заорал: – ДА КАК В ВАШИ КУРИНЫЕ МОЗГИ ПРИШЛА ТАКАЯ ИДЕЯ? Пиздец, просто пиздец. Люди вокруг начали оглядываться, Ойкава опустил голову и затрясся в истерике. – Ойкава-сан, – пробормотал Кагеяма, бледный от испуга. – Простите нас, мы не хотели… – Вы знаете, как это называется вообще? – плавающим голосом спросил Ойкава, вытирая нос и размазывая текущие слёзы по лицу. – Как? – Это называется актёрская игра. Слёзы перестали течь, лицо окаменело, глаза и голос отвердели и прояснились, и всё это – в одно мгновение, настолько короткое, что ни Хината, ни Кагеяма не успели даже толком охренеть от такой резкой перемены. Ойкава тем временем откинулся на стуле назад, небрежно стирая остатки слёз с глаз и бросая на стол салфетку. – Обычный человек в жизни не отличит игру от настоящих чувств. А вы двое, вроде как, заявляете о себе не как не обычные люди. Как же вы можете выходить на сцену, не умея играть от слова совсем? Вот ты, Креветка, думаешь, что достаточно громкого голоса, чтобы завести толпу. Если ты солист группы Слипнот, который поёт собственные песни – это несомненно так. Но если ты поёшь песню, которую не создал, не написал и даже не первым исполняешь – ты должен её чувствовать точно так же, как чувствует персонажа актёр театра. Вы не хотите даже на секунду отвлечься от траханья голосов друг друга всевозможными ультра комбо и послушать, просто послушать, о чём вы поёте, а не как вы это делаете. Он сделал паузу, кашлянув и ещё раз глотнув свой не-кофе. – Я не хочу учить тех, кто не видит разницы между "actor" и "artist". Если вы не чувствуете эмоции песни, не стремитесь под неё подстроиться и вжиться в неё – никакой, пусть хоть трижды божественный вокальный дуэт двух сопляков, не спасёт вас от провала. Пока вы оба это не поймёте – вам нечего делать в хоре. Мальчики замолчали, задумавшись над его словами. – Ты прав, – неожиданно кротко согласился Хината и тут же встрепенулся, – тогда меняем стратегию. Научишь нас актёрскому мастерст- – Нет. – Да сейчас-то что? – Сейчас вы даёте мне спокойно допить моё банановое молоко и исчезаете с глаз моих. Всего хорошего, дрочите раз в день, не злоупотребляйте алкоголем. – Ойкава-сан, я правда не знаю, что я вам сделал, но я прошу у вас… – Нет, Тобио-чан, – тот помотал головой, и глаза его заблестели. – Сейчас дело не в том, что я тебя ненавижу, а в принципе. Я никого к себе не подпущу. Он перевёл взгляд с него на Хинату. – Меня настоящего не знает даже моя сестра. Я играю с двух лет от рождения, и вы – последние, кому я буду раскрываться. Вы этого не заслужили. И не заслужите никогда. Всё, проваливайте. Парни поднялись и уже собрались уходить, но Кагеяма не смог сделать и шагу. Он вздохнул, полный такой же бессмысленной злости, какую выливает на него Ойкава, развернулся и сказал: – Я не виноват в том, что вы проиграли Шираторидзаве. Некоторое время они смотрели друг на друга, не двигаясь – один в ожидании ответа, второй – обдумывая этот ответ. – Да, – наконец кивнул Ойкава, даже как-то смягчившись. – В этом виноват только я. А ты – в том, что вообще существуешь. И не даёшь мне спокойно жить. – Господи, ну что за псих! – негодовал Хината, шагая впереди. – Я серьёзно, он больной на голову. Совсем помешался на идее суперзвезды. Как будто бы всё вокруг него должно вертеться, ух, собака, прям зло берёт! Ну ничего, мы ещё утрём ему нос. Будем ненавидеть его так же, как и он нас. Да, Кагеяма? – Что? – Я говорю, ты же ненавидишь его? «Да как его можно ненавидеть», – подумал Кагеяма, а потом вдруг замер. А ведь правда – как можно ненавидеть того, кто сделал его таким, какой он есть сейчас? Тобио всё время, сколько они общались, извинялся перед Ойкавой-саном – за то, что помешал репетиции, за то, что забрал соло на последнем году в средней школе, за то, что попросил научить брать высокие ноты. За то, что вообще существует. А нужно было говорить не это. Не извиняться. А благодарить. Сказать хоть один раз спасибо за такую лютую неприязнь – потому что неприязнь со стороны Ойкавы может значить только одно – признание. Кагеяма поднял прояснившийся взгляд на Хинату. – Нет, – сказал он. – Мы дадим ненавидеть ему. И будем на этом расти.Glee Cast – Fighter
На боевой энергии они выбрали песни для весеннего регионального фестиваля и даже умудрились не подраться при этом. Хореографию целиком и полностью доверили Цукишиме – в конце концов Хинате и Кагеяме пришлось принять тот факт, что танцуют они, как «хуманизация эпилепсии рядом с хуманизацией церебрального паралича», и что научить их нормально двигаться сможет только капитан группы поддержки волейбольной команды. Даже если этот капитан полгода назад создал петицию по закрытию хора, чтобы чирлидеры могли тренироваться в актовом зале, выливал сок им в лицо и клеил их фото в туалете. Неважно. Они теперь в одной лодке. И лодка эта ведёт на остров под названием «Национальные». Ноты распечатала и принесла в хоровую Шимизу. Как она умудрялась найти их, ещё и с партитурами для всех голосов, – оставалось для всех загадкой. На все вопросы она бесстрастно отвечала «Дипвеб», а парням оставалось только кивать с умным видом, словно они понимали, о чём речь. Коллаборация выходила поистине безумная и взрывная – прямо как они сами – и завершалась нереальным мэшапом из Майкла Джексона и первого опенинга «Джоджо». Идею предложила, к всеобщему изумлению, Ячи, и была активно поддержана. – Это полнейший бред, – поделился Цукишима с Укаем, наблюдая, как Кагеяма с Хинатой пытаются синхронизироваться в танцевальных движениях, а Шимизу учит Танаку и Ною тянуть верхние ноты. – То, что мы делаем. – А будь это осмысленной и серьёзной работой, было бы лучше? – усмехнулся сенсей, встречая скептический взгляд. – Тебе правда стоит относиться к этому проще. – Да куда проще? Это и так всего лишь клуб. – Да, согласен, – вздохнул Укай и вышел вперёд. – Всего лишь клуб, в котором все счастливы. Внимание, молодёжь! Перекур. – Учитель, вы один из нас курите. – Это образное выражение, Хината. Итак, у меня есть одна новость. Вам она покажется хорошей, но постарайтесь не радоваться сильно, – он сделал выразительную паузу и продолжил: – Солист Аобы Джосай, Ойкава Тоору, травмировал связки. Радоваться, как ни странно, никто не спешил. – То есть, он не будет выступать? – спросила, нахмурившись, Тога, одна из чирлидерш. – По настоянию врачей не должен, но, кажется, его всё-таки выпустят на одну песню. Хотя так рисковать команда, конечно, не хотела бы. Но это не повод расслабляться! Аоба Джосай – не единственные наши соперники! – Кофе, – пробормотал Хината, встречаясь с Кагеямой взглядом. – Что? – Когда мы последний раз с ним пересекались, Ойкава говорил, что не пьёт кофе, потому что он вредит связкам, – в клубе раздался хлопок выбрасываемого стаканчика. – Как думаешь, Кагеяма, может, уже тогда он, ну, … Кагеяма молча смотрел себе под ноги.***
Поддавшись сентиментальному настроению, Тобио отправился в актовый зал. Он не мог объяснить, что творилось с его чувствами – он вообще себя не понимал последние несколько лет – но повёлся на внутреннее желание спеть. Просто отпустить что-то, переключившись на голос и музыку. Так всегда говорил Ойкава. (Glee Cast – Somebody That I Used To Know) Now and then I think of when we were together Like when you said you felt so happy you could die Told myself that you were right for me But felt so lonely in your company But that was love and it's an ache I still remember В проигрыше он поднял голову и увидел знакомый силуэт, спускающийся по ступеням к сцене. Силуэт этот непринуждённо запел: You can get addicted to a certain kind of sadness Like resignation to the end, always the end So when we found that we could not make sense Well you said that we would still be friends But I'll admit that I was glad it was over Когда он вышел на свет и начал подниматься на сцену, то они запели вместе, и Кагеяма в очередной раз поразился тому, как легко Ойкава обыгрывает два голоса, не заглушая чужой и идеально вплетая собственный. But you didn't have to cut me off Make out like it never happened and that we were nothing And I don't even need your love But you treat me like a stranger and that feels so rough No you didn't have to stoop so low Have your friends collect your records and then change your number I guess that I don't need that though Now you're just somebody that I used to know Они не допели, молча уставившись друг на друга. Кагеяма стал ждать, что ему скажет тот, кто впервые сам пришёл к нему. Ойкава окинул взглядом зал и сказал: – Отвратительная акустика. У Кагеямы чуть не вырвалось привычное «Простите», но он переборол себя и ответил: – Себя слышишь – и это главное. На это Тоору решил ответить только фырком и очень напоминающим Цукишиму саркастичным «Ага». Потом, помолчав ещё немного, спросил, глядя в сторону: – Давно ты в курсе? – Укай-сенсей сказал сегодня. – Значит, уже каждая собака в префектуре успела узнать, – Ойкава горько засмеялся и покачал головой. – Знаешь, я не особенно себе вру и знаю, что бываю тем ещё говном. Но твоё жалостливое сообщение сегодня посреди дня – это, сука, просто вершина жестокости, Тобио-чан. Скажи, ты когда-нибудь перестанешь меня мучить? Кагеяма так обалдел, что разозлился: – Я просто пожелал вам скорейшего выздоровления, Ойкава-сан, ничего больше. Почему вы воспринимаете в штыки всё, что я делаю? Впервые на его памяти Ойкава ничего не сказал в ответ. Продолжил молча сверлить его взглядом, ожидая, что Тобио скажет дальше. И Тобио решился. – Мы же с вами ладили, я помню. Недолго, но всё было в порядке, пока вы не… возненавидели меня. Я думал, что в старшей школе всё изменится, что вы снова меня признаете, но, но я уже просто не знаю, что я делаю не так, почему вам из-за меня больно. Я хочу, чтобы было, как раньше, потому что… потому что вы мне нравитесь, всегда нравились. Даже когда швырнули в меня мороженым в последнюю встречу. Вы мне нравитесь, Ойкава-сан. Ойкава поглядел-поглядел на него, потом провёл ладонью по лицу, шумно выдохнув, и безэмоционально сказал: – Ты думаешь, я этого не знал? – он присел на стул рядом с роялем, за которым сидел Кагеяма, и положил ногу на ногу. – Твоё лицо выдаёт абсолютно всё, что творится у тебя в голове, Тобио, я всегда об этом говорил. И, да, вкус у тебя херовый. Кагеяма отвёл взгляд, не зная, что дальше делать. Он не хотел даже затрагивать эту тему, но всё как-то само вылилось вместе со злостью, смешанной с любовью и абсолютно ненормальной жалостью к положению Ойкавы. Для него это было слишком много. Ойкава тем временем цыкнул и перестал сверлить его взглядом: – Ну, хочешь, давай поцелуемся? – Вы издеваетесь? – А что я ещё могу предложить, – он развёл руками. Даже этот жест он умудрялся сделать театрально, с большой амплитудой и чёткостью. – Утешительный секс? Ты не дорос ещё до такой травмы. Дать то, что ты хочешь, я тебе не смогу. Может, с поцелуем ты просто закроешь гештальт на давнюю нездоровую зависимость и… – А если бы Иваизуми-сан предложил вам утешительный секс, вам бы понравилось? Знаете, просто из одолжения, таким же вот тоном, – огрызнулся Кагеяма и почувствовал дикое облегчение, когда увидел отголоски собственной боли в чужих глазах. Ойкава ухмыльнулся и закивал: – Неплохо, Тобио-чан. Семнадцать из десяти по шкале Ойкавы Тоору. – Я учился у лучших. Они снова помолчали. Каким-то образом признание и последующий за ним ужасный диалог не напрягли, а, наоборот, разбавили атмосферу и, как показалось Кагеяме, в кои-то веки сделали их чуть ближе. – Ты помнишь, как нас облили «пепси» в Китагаве? – отвлечённо спросил Ойкава. – Конечно. Вы тогда вели меня в хоровую на прослушивание. – Ага. Я был так рад увидеть, что хоть кто-то ещё хочет попасть к нам в клуб. Когда твоя неудачная фотка висит над унитазом, а в затылок каждый вторник летят слюнявые комки бумаги, даже один мрачный тринадцатилетка, мечтающий петь на сцене, покажется счастьем, – он продолжал глядеть в пространство, улыбаясь тяжело и совсем не радостно. – А в хоровой мы спели «Телефон» Гаги, и твой голос оглушил меня гораздо сильнее, чем ледяная газировка в лицо. В воцарившейся тишине Кагеяма слышал бешеный стук собственного сердца. – Я завидовал тебе не потому, что ты гений, и не потому, что ты потенциально сильнее меня, – продолжил Ойкава. – Я обожаю сильных хористов – Бокуто с его голосом Ариты, господи, я готов построить алтарь его негритянскому вибрато, Куроо – не суперпевец, но артист, каких поискать, да даже этот мистер Благородная почва, которого успокаивает фиолетовый цвет… Но они – где-то там, не здесь. И они сильны по-своему. А ты, музыкальный гений и настоящий Король Сцены, ты – мой дублёр. Кагеяма нахмурился, не понимая, к чему он клонит. – Если ты думаешь, что дублёр – это просто человек про запас, который ничего не делает в тени главного актёра, то это не так. Дублёр – это второй главный актёр. С близко похожим голосом, близко похожими жестами, близко похожей энергетикой. Близко похожим талантом. Он не тень, он – отражение актёра, и в любой момент отражение может стать оригиналом – стоит актёру хоть раз оступиться. А от этого никто не защищён. Договорив это, Ойкава вдруг посмотрел на него с такой нежностью, что Тобио стало не по себе, но взгляд этот пропал так же быстро, как появился, и на его место пришёл привычный, давящий и стальной. – В общем, мне всё равно, что вы, дети, собираетесь выделывать на конкурсе, и что вы там успели наговорить про меня, – мы не уступим. А я буду на сцене, даже если из-за этого замолчу навсегда, – сказал он напоследок и встал. – Буду ждать, – сказал Кагеяма гораздо твёрже, чем раньше. – Ойкава-сан! – Ну что? – Я бы никогда не стал вашим дублёром. Я бы не поступил так, ни с вами, ни с собой. На это его бывший семпай только пожал плечами: – Зря.***
В полуфинале в результате жребия сначала выступали Карасуно. Они и впрямь были хороши, даже слишком. Ойкава бы поставил на то, что их вытягивал тот рыжий гном, с которым Тобио теперь слипся, как страницы «Вога». У них, конечно, был взрывной дуэт, но на постоянной основе это соло быстро бы надоело – вспышка должна быстро угаснуть и уступить место чему-то более равномерному, но такому же динамичному. Такими были их танцоры, такими были две девчонки, разные, как солнце и луна, но отлично смотрящиеся вместе. Интересно, кто придумал им такой рисунок выступления? Выглядит почти профессионально. – Эй, – его хлопнули по плечу, и Тоору очнулся. – Нам пора. – Ага, – он глянул напоследок на то, что вытворялось на сцене, и ушёл. Ничего, он явно будет ещё не раз находиться по эту сторону театра. – Ива-чан. – Что? – Если мы выиграем сегодня, я тебе скажу кое-что важное, – сказал он таким тоном, словно собирался признаться в том, что собирается делать эфтаназию. – Договорились? Иваизуми хмуро на него уставился, потом пожал плечами: – Ладно. Мог бы и без этих условий сказать. – Это всё азарт, не обращай внимание.Glee Cast - Paradise By The Dashboard Light
Кагеяма боялся отрывать взгляд от сцены. Четыре песни, три из которых исполнялись Ойкавой. Он буквально ощущал то, насколько напряжён был зал, ожидающий, что Тоору сорвётся, останется без голоса или ещё чего – но тот так уверенно двигался по сцене, так ловко и прозрачно пел, что люди начали сомневаться, есть ли у него вообще какие-то проблемы. Зал взорвался аплодисментами, многие повставали со своих мест, и Карасуно в том числе. Они заслужили это. Ойкава Тоору заслужил это. А когда место в полуфинале присудили Карасуно, Кагеяма подумал, что, кажется, и они тоже что-то заслужили. Их путь только начинался. Только после последней песни Ойкава осознал, насколько ему драло горло. Как только они выступили, он быстро, но не так, чтобы взволновать команду, пошёл выпить воды, но это не помогло. Казалось, даже дышать было больно, так сильно жгло внутри. Чтобы не разговаривать ни с кем, он ушёл в туалет. А когда вернулся, узнал, что они проиграли. И как-то даже успокоился от этого факта – значит, больше не будет риска, что он подставит весь хор на национальных или в битве с Ушивакой. Обидно, конечно, что дублёр всё-таки стал актёром, но зато у него теперь полно времени – окончательно вылечиться и уехать отсюда, так далеко, что ни один проигрыш не достанет. Он уже доказал – и себе, и врачам, – что никакие проблемы со связками не отнимут у него пение. Кажется, Нью-Йоркская академия драматических искусств принимает иностранных студентов по обмену? – Может, всё-таки скажешь? – спросил у него Иваизуми, когда они уже собрались и готовились уезжать по домам. – Что? – То, что собирался, – ах, да. – Мы, может, и не выиграли, но тебе же было пофиг на это, ты просто морально меня настроил. Ойкава заулыбался. Как же он хорошо его знает. Открыл рот. И не смог выдавить ни звука. Он не успел спохватиться – Иваизуми уже всё заметил. – Опять? – он взял его за руку и потащил. – Идём к Мизогучи. Тоору ещё никогда не чувствовал такого отчаяния. Он вырвал руку, обогнал и толкнул Ива-чана, жестами и губами умоляя его – не надо, пожалуйста. – Ты сдохнуть хочешь? – Хаджиме схватил его за лицо, уставившись зло и раздражённо. – Ты задыхаешься, Ойкава, мы звоним в скорую и едем в больницу! Задыхался Ойкава по другой причине, но это уже никого не волновало. Как в тумане, его положили на каталку, повезли в скорой помощи, а там уже началась полная мешанина. Проверки, сканирования, МРТ, врачи, Мизогучи, мама, орущая на Мизогучи, Ива-чан, Куними, Ханамаки, девчонки… Когда он проснулся, почувствовал тошноту и мерзкое ощущение в горле. Опустил глаза – кажется, из него торчала трубка. Прямо из горла. Он дышал трубкой. Сколько эта пытка продлилась – он не помнил. Кажется, неделю. Он с трудом спал, просыпаясь каждые полчаса, смотрел телевизор, пытался не сблевать от дискомфорта и больше всего на свете хотел просто перестать дышать. Но однажды он очнулся без трубки, дыша своим носом и ртом, но с противным жжением в горле и, судя по ощущениям, бинтами на шее. – У тебя начался стеноз гортани, – говорил доктор. – То есть, из-за воспаления и отёка слизистой оболочки ткани в горле срослись. Ткани эти мы удалили и вернули твоим связкам нормальное состояние. Но имей в виду – теперь так же, как раньше, не будет. Петь нельзя, говорить месяцев шесть – по минимуму, ходить на восстанавливающие процедуры. Будешь так делать – через полгода-год снова сможешь говорить, как нормальный человек. Не то чтобы Ойкаве было совсем плевать на то, что он говорит… Хотя нет, ему было совершенно плевать на то, что он говорит. Лучше бы он слух потерял. Только один вопрос был в голове: зачем ему учиться говорить? На второй неделе к нему начали ходить. Он честно старался не казаться самому себе умершим родственником, о котором вспомнили только после смерти, но, когда в гости приехали родители мужа сестры, ощущение всё равно стало отчётливым, как никогда. Настоящую семью он уговаривал не приходить, но они всё равно вломились к нему всем скопом, шутили и давили лыбы, сколько было сил, но, когда Ойкава написал в телефоне «Яхаба, учи Мэддога солировать. Он новый я», сначала Куними, потом Ханамаки, а следом и остальные придурки взяли и заревели, как сопляки. Даже Мизогучи шмыгнул носом. Ойкаве не удалось их поддержать – в нём как-то слёз не осталось после того, сколько он бессонных ночей проплакал, сдерживая рвотный позыв от ненавистной трубки в горле. И впрямь мертвец на отпевании. Благо хоть Ива-чан этого всего не видит – он единственный принял его просьбу не приходить. Но, как оказалось через пару дней, ничего Ива-чан не принял. Заявившись в палату с пакетом овощных пюре и стаканом ойкавиного любимого молочного чая. – Ты серьёзно думаешь, что я бы упустил случай посмотреть, как ты заткнулся и ни слова не говоришь? Мечтай, говнюк. Я ждал этого десять лет, дай насладиться моментом. Ойкава беззвучно расхохотался и стукнул его по руке. «Придурок» – сказал он одними губами. – Ничего не слышу, – невозмутимо отозвался Иваизуми, доставая из пакета одну пюрешку. – Ты сказал, я могу это взять себе? Спасибо. Ойкава снова атаковал его руку, пытаясь забрать свою еду. – Да ладно, ладно, лежи, – сказал Иваизуми, когда они закончили обезьянничать. – Я, вообще-то, не один пришёл. Понятия не имею, как их пропустили в больницу, но, типа,… Объяснять больше было не нужно – из коридора послышался опенинг Наруто в исполнении одного из самых мощных голосов в стране. И звук этот стремительно приближался. – Я первый! – и уже показавшаяся макушка Бокуто скрылась, чтобы вместо неё показались лохмы Куроо. – Здарова, Барбра Стрейз… Договорить он не успел, так как его выпнули из проёма. Вместо него уже более уверенно, не переставая петь, торжественно вошёл Бокуто. – И-и перед нами чемпион мира по предательству! – загрохотал он, встав у изножья кровати и осуждающе глядя на Ойкаву. – Это как вообще называется? С кем я буду репетировать постановку "Рокки Хоррор"? – Ты бросил меня с ним? – таким же тоном обратился к нему Куроо, присаживаясь на кровать. – Как же наши «One Hand One Heart» под луной? Обещания, что обязательно встретимся на следующий год? Браслетики дружбы, Ойкава! Тут у Ойкавы отчего-то слёзы всё-таки навернулись. Он даже не понял толком, отчего. Он видит этих ребят от силы раз в полгода и не особо общается в остальное время, но отчего-то сейчас они показались ему драгоценнее всех на свете. Увидев его мокрые глаза, парни даже не испугались. Просто придвинулись ближе – Ива-чан тоже пересел на кровать – и заговорили так, словно ничего не случилось: – Короче, королева, больше нас так не пугай. Горло это важно. Через горло мы едим. И пьём. И поём. Поэтому сиди пока набирайся сил, и чтобы через четыре месяца приехал к нам в кэмп рок. Без разговоров. Ойкава поглядел на них, затем напечатал фразу на телефоне и дал Ива-чану прочитать. – Я больше никогда не буду петь… так, я это предвидел, – он достал из кармана небольшой конверт, аккуратно сложенный и с запиской внутри. – На. – Зай, врачи могут говорить херовые прогнозы, но решать за тебя они ничего не могут, – сказал Куроо, пока Ойкава читал список имён в записке: Фрэнк Синатра, Адель, Селин Дион… все они теряли голос, он знал. И все они снова начали петь, как ни в чём не бывало. – Мы с тобой живём песней, как же можно бросить её по собственному желанию, только потому что доктор так сказал? – Твои связки сами скажут, когда будут готовы, – поддакнул Бокуто. – Ты поймёшь. И сразу же включишься. – Худшее уже позади, – сказал Иваизуми, держащий его плечо. – Терять больше нечего, а ты уже показал, что даже с больными связками скорее умрёшь, чем не споёшь до конца. Дак почему бы не попробовать? Ойкава смотрел на них, и впервые в жизни радовался, что ему нельзя говорить – он бы начал нести такую чушь, что было бы потом стыдно. Поэтому он обеими руками потянулся к Куроо, Бокуто и – не хватает! – Ива-чану. Просто показать, сколько он чувствует сейчас. – Ой да что мы как не родные-то! – Бокуто бесцеремонно разлёгся на нём и обнял своими огромными ручищами, пока Иваизуми доставал гитару и отдавал Куроо. – Мы подумали, что ты наверняка заколебался слушать тут хит-парады муз-тв, – сказал тот, смахнув чёлку с глаза. – Поэтому решили немного добавить тебе разнообразия. Всё-таки живой концерт будет поинтереснее. А ещё напомнит тебе о том, кто ты есть, – он хитро подмигнул, – если ты вдруг забыл. Ойкава узнал песню с первых же аккордов и снова беззвучно рассмеялся, погладив Бокуто по волосам. (Glee Cast – Ben) Ben, the two of us need look no more We both found what we were looking for With a friend to call my own I'll never be alone And you my friend will see You've got a friend in me Все трое подхватили за Куроо: (You've got a friend in me) Следующий куплет пошёл за Бокуто, который, даже лёжа полубоком, умудрялся своим голосом заполнять всё окружающее пространство: Ben, you're always running here and there (Here and there) You feel you're not wanted anywhere (Anywhere) If you ever look behind And don't like what you find There's something you should know You've got a place to go (You've got a place to go) Ойкава чувствовал себя дома. Чувствовал себя собой. Чувствовал. I used to say "I" and "me" Now it's "us", now it's "we" I used to say "I" and "me" Now it's "us", now it's "we" Последний куплет спел Иваизуми, в которого Ойкава вцепился, как утопающий. Ben, most people would turn you away I don't listen to a word they say They don't see you as I do I wish they would try to I'm sure they'd think again If they had a friend like Ben (A friend) Like Ben Как только они допели, Ойкава написал ещё одну фразу: «Вы ведь в курсе, что это песня про крысу?» – Ну а ты думал, почему мы её выбрали.