Решимость не угаснет

— Я убила его… Хах. Он доверял мне, а я его предала, заколола, как агнца. Понимаешь? — Конечно, — поспешно заверил её Фреш, успокаивающе гладя по голове. — Мы обязательно найдём тебе специалиста. Чара не ответила, зарывшись лицом в пёструю ткань, кости под ней были жёсткими, нос начинал болеть, но она не отстранилась. Оглушило, душа выла под когтями реальности, что стоит боль физическая, когда нутро рвёт на части? Когда сводит и тянет, когда дрожит натянутой струной, готовясь оборваться? — Поешь? — она не ответила. К губам поднесли ложку, сопротивление было бессмысленно. Вкус отсутствовал, холод пробирал до костей. Дрожь никак не проходила, только чуть-чуть ослабла от недостатка сил. Фреш отложил тарелку с тихим стуком, положив её на стол. Он покинул комнату, Чара неподвижно лежала до утра. Заснуть не получалось, погрузиться в самокопание тоже. Слёзы давно высохли. Птица за окном закричала, приветствуя рассвет, к ней присоединились вторая и третья. Воробьиные песни наполнили комнату вместе с солнечным светом. Он слепил, и девушка перевернулась на другой бок. Глаза болели, ныли от недостатка магии вены, сердце закономерно кололо каждые две-три минуты. Дыхание было сиплым. Она хрипло закашлялась. Птицы замолчали. Приступ не проходил до тех пор, пока она не села. Резь в лёгких держалась ещё некоторое время, во рту стоял странный привкус. Надо было сплюнуть, найти раковину или что-то такое. Дверная ручка скрипнула, на неё мгновенно уставились сотни глаз. Заинтересованные, жадные, голодные — Чара проигнорировала их всех, хотя инстинкты подсказывали ей бежать. Один из них обвил её ногу, больно укусил, Чара дёрнулась, случайно размазав его по стене, как какую-то букашку, остальные спрятались, всем своим полчищем забившись под диван. Дорога была свободна. Она заглянула в первую дверь, то была тесная кухня, пыльная и грязная. Под столом валялся дохлый таракан, которого хотела утащить к себе в нору тощая мышь. Человек спугнул её, и она убежала под батарею, Чара проводила её безразличным взглядом, смутно надеясь на чуму, а не дизентерию. Сплюнув вязкую слюну в раковину и сполоснув рот, она присела за столик, переводя дух. Сил такая маленькая прогулка в несколько шагов отняла немало, дыхание было тяжёлым, воздух вырывался со свистом. Грудь заболела ещё сильнее. Призванное сердечко не удивило, но заставило шумно выдохнуть сквозь сжатые зубы. Трещина пересекала его на треть, расползаясь ещё на сантиметр в бок. Глубокая настолько, что можно было разглядеть гнилое нутро. Чёрная ненависть вытекала из неё сгустком, смешиваясь с алой магией. Жаль, нельзя было залить душу антисептиком, чтобы избавиться от этой заразы. Сердечко еле заметно пульсировало, приобретя свой истинный винный цвет, тёмный и грязный. Чара усмехнулась, сколько хлопот из-за этого цвета. Стойкость. Вот из чего была рождена её Решимость. Грязная стойкость, упрямство, благодаря которому она смогла выжить, принятие правды жизни и извечное терпение её ударов. Молчать и помнить, терпеть и ждать, пока не предоставится момент, выжидать, как хищный зверь, хороня в своей душе все чувства — вот оно, проклятие Стойкости. Как проклятье Решимости не повернуть назад. — Мне стоило подохнуть там, ещё у подножья горы, Азриэль, — она сдавленно закашлялась, глаза заблестели. — Тогда бы ничего из этого не было. За окном блестел рассвет, красивый среди мрачных пятиэтажек. Девушка выпила стакан воды, чтобы смягчить горло, немного помогло, противный вкус мокроты больше не чувствовался. Только ржавчины. Фреш молча наблюдал за ней, оперевшись о косяк. Скелет выглядел уставшим и замученным. — Разбудила? — из вежливости поинтересовалась она, не отрываясь от окна. — Ты фонишь на всю округу, систэр. Магия течёт, как из дырявого ведра, — хмыкнул он присаживаясь напротив. Один из его собратьев спрятался у него в капюшоне и теперь с голодным интересом наблюдал за ней. — Какие лекарства тебе нужны? — Мышьяк. Хотя цианид будет лучше, — она повернулась к нему, рукой стянула очки, чтобы посмотреть глаза в глаза. Как оказалось, в глаз. — Я серьёзно, Фреш. Я знаю, как уничтожить целый мир, я уже сделала это. И остановиться я не смогу. Он моргнул и натянул очки обратно, отвернулся от неё и фыркнул в сторону: — Я тоже серьёзен. Какие лекарства тебе нужны? — От душевных ран лекарств не существует. Они молчали некоторое время: Фреш — задумчиво, она — устало. Он цокнул, ткнув ей пальцем в лоб, по его ожиданиям, она должна была возмутиться, но этого не произошло. Она просто обратила на него внимание, будто только что проснувшись. Точно, как он раньше не заметил. Исчезла не только магия, исчез и цвет из глаз. В первую их встречу они блестели двумя рубинами на солнце, горели красным огнём. Сейчас же побледнели, от красноты осталось лишь розоватое мутное кольцо вокруг зрачка. И то, если сильно приглядеться. — У тебя глаза голубые. Чара запоздало моргнула, легко коснулась век, жалея об отсутствии рядом зеркала. В отражении солнечных очков её глаза и правда имели более светлый оттенок. — Это мой природный цвет глаз, — она вздохнула, на мгновение прикрыв глаза, легко мотнула головой, прогоняя ненужные мысли. — Уже потом они приобрели красный цвет, их окрасила моя магия. У людей такое бывает, особенно если она изначально спала. Фреш важно кивнул, принимая к сведению. Раньше такого он не слышал, хотя раньше он вообще не интересовался, что там люди делают со своей магией. Знал, что монстры в этом лучше и искуснее, и этого хватало. Он тоже отвернулся к окну. Внизу люди спешили на работу, мимо окна пролетела монстр-птица. Обычные трудовые будни для многих. — Я могу тебя оставить на часок, или ты в окно выйдешь? Чара посмотрела на него вдумчиво, будто и впрямь размышляя, стоит ли выходить. Этаж был не настолько высоким, чтобы разбиться сразу. Она робко кивнула. Просто найдёт бытовую химию и наглотается ей позже, у Фреша наверняка останется травма, когда он вернётся домой и увидит труп, но это малая цена за спасение сотен миров. Жалость к одинокому паразиту она подавила, на кону стояло слишком многое. Он исчез, уйдя коротким путём через какое-то время. Девушка осталась одна, если не считать полчища его собратьев, следивших за ней из всех щелей. Пошла в ванну, чувствуя, как подсохшие остатки одного из паразитов неприятно сковывают ногу. На обоях в том месте осталось нелицеприятное пятно, чёрная крыса с усердством доедала остатки щупалец, противно дёргая носом. Они смотрели друг на друга какое-то время, пока Чара просто не прошла мимо. Крыса смотрела ей вслед, слизывая кровь с мордочки. Зеркало в ванне было мутным, разбитым, будто в порыве гнева кто-то ударил его кулаком. Из десятков осколков на неё смотрело измученное существо с запутанными слипшимися волосами, нездорового оттенка кожей и бледно голубыми глазами без каких-либо чувств внутри. Чара усмехнулась, поджав губы, в последний раз она выглядела так плохо ещё будучи маленькой девочкой, магическим потенциалом которой заинтересовались взрослые. Ей хотели привить в характер Решимость, её община нуждалась в возможности отмотать время вспять и шла для её достижения на крайние меры. И у них получилось, правда, уже после её падения. Холодная вода помогла отвлечься, она неторопливо умылась, а после целиком залезла в ванную, стремясь смыть с себя грязь и кровь. Если уж и помирать, то с чистым телом. Кусок мыла был единственным способом отмыться, ни гелей, ни масел, ни тем более шампуней у скелета не было. Пахло мыло просто отвратительно, дегтярное и побелевшее от времени. Но лучше было пахнуть этим, чем гнилью древнего. Плащ лежал тут же, на полу, Чара заметила его, когда вымывала грязь из волос, она закинула его в раковину, решив замылить позже. Отражение в зеркале всё ещё выглядело паршиво, но уже более чисто. Вода в ванне стояла слишком грязная, чтобы в ней топится, неожиданное отвращение засело в горле вязким комом. Из ванны удалось вылезти без происшествий, как и укутаться во влажное полотенце. Было холодно, пальцы на ногах онемели, а сердце закололо особенно сильно. Вернуться в спальню стало настоящим испытанием, но наградой была нагретая солнцем постель. Первым осознанным желанием стало погреться в его лучах, она захохотала, смех перешёл в сдавленный кашель. Дыхание стало тяжёлым, сдержать жалкий скулёж удалось с трудом. Сон навалился, затянул в свой вязкий омут, став спасительным. Последним, чего она ожидала, была залитая солнцем поляна, усыпанная полевыми цветами. Синими колокольчиками и красным диким маком, беленькими ромашками и яркими одуванчиками, даже цвёл дикий куст роз, правда, цветы были белые. Чара хмыкнула, вслушиваясь в запах дыма и печного хлеба, похоже, под холмом, за тонкой кромкой леса, был дом. Ветер донёс трель соловья, свист синицы, журчание ручейка. Облака лениво плыли по небу, она загляделась на их причудливые формы. Легла в мягкую траву, жёлтый одуванчик окрасил её щёку пыльцой. Блаженно прикрыла глаза, просыпаться не хотелось. — Ну и кто же из вас, яблочных братьев, повелителей снов и эмоций и прочее-прочее, наслал на меня столь дивное видение? Знакомое лицо склонилось над ней, янтарные зрачки выглядели чуть виноватыми, но полными решимости. Чара вздохнула, по крайней мере, этот не был той тварью, которую описала Шифт, но увидеть Дрима было несколько неожиданно. Альтернатива в основном рассказала про Найтмера, лишь предупредив, что у него есть брат-близнец. Можно ли считать себя в относительной безопасности? В прошлый раз Дрим был весьма мил, он помог, действительно помог. Но он был эмпатом. Он мог внушить ей свою помощь. Чара колебалась, желая уйти, но не зная — как. Хранитель позитивных эмоций терпеливо ждал, пока она успокоится. — Никогда бы не подумал, что Чара может быть такой трусливой, — хихикнул он, присаживаясь рядом. — Все думали, что ты жестока и кровожадна, а в итоге… Он замолчал, Чара ждала продолжения. Злости или обиды не было, перегорела, всё равно уже. — Ты просто напуганный загнанный волчонок, — закончил он чуть погодя, прослеживая её реакцию. — Волчонок? — Была им. Сейчас уже подросла, стала большой. А страхи перерасти не смогла, при себе держишь. Он сорвал одуванчик, покрутив его в руках, тот обернулся жёлтой канарейкой, засидевшись на костях лишнюю минуту, прежде чем вспорхнуть. Чара проводила птицу взглядом. Чудеса какие, на то это и сон, а Дрим здесь царь и бог. Удивительная вещь — мультивселенная, и ещё более удивительны твари, её населяющие. Девушка отвернулась от него, разглядывая розовые головки клевера. Детским жестом оторвала пучок розовых лепестков, лизнув их основание. Безвкусные. Скелет рядом едва сдерживал своё смущение этим поступком. — Дрим, — внезапно спросила она его, — у тебя детство было? Он немного помялся, но сдержано кивнул: — Не совсем обычное. — Не было у тебя детства, раз не знаешь, что у клевера лепестки сладкие, — она говорила это без укора, как ожидалось. Просто констатировала факт. — Или тебя в дворце под замком держали? Скелет фыркнул и тоже оторвал у клевера пару лепестков, лизнул на пробу. Чара попробовала тоже: — Теперь то, — она кивнула больше своим мыслям, чем собеседнику. — Зачем ты здесь? Облако над её головой приняло форму кошки, играющей с клубком пряжи. Кошка взмахнула хвостом и превратилась в дракона, извергающего языки пламени. Девушка прищурилась, вслушиваясь в соловьиную трель. — Тебе нужна была помощь, — он помялся едва заметно, Чара не стала спрашивать более. — Если я скажу, что просто хочу, чтобы все были счастливы и решил помочь тебе, потому что не могу смотреть, как другие страдают, ты ведь мне не поверишь? Не поверит. Даже слов не нужно было, чтобы понять эту простую истину. Она улыбнулась, ласково, но всё также с холодом, откинулась в траву ещё сильнее, вытягиваясь на ней в полный рост. Притянула к себе пучок диких трав, с наслаждением вдыхая аромат. Скелет шумно вздохнул, на мгновение показавшись очень уставшим, смиренно отчаявшимся: — Мой друг беспокоится о тебе и попросил тебя найти. Хотя бы убедиться, что ты в порядке, — Чара едва заметно кивнула, принимая ответ, это уже больше походило на правду. — Можешь сказать, где ты находишься? — Ты наслал на меня сон, но не знаешь, где я нахожусь? Звучит глупо, — в этот момент следовало легко рассмеяться, но она ничего не сделала. — Можешь сказать своему другу, что я сплю в гостях у моего друга. Дрим не выглядел довольным ответом, однако принял его. — Просто побереги себя, — он грустно улыбнулся, эта улыбка не могла быть наигранной, — хотя бы ради своего друга. — Хорошо. Он истаял в воздухе, оставив её наслаждаться сном в одиночестве.