***
Хуайсан прячется за скатом крыши, через зеркало наблюдая за окном комнаты Су Ше: адепт, вертя в руках пропитанный какой-то жидкостью платок, нервно ходит от стены к стене с фанатичным выражением лица, то и дело выглядывая в коридор. В очередной такой раз он словно ошпаренный отскакивает и, быстро закутавшись в прикрывший белую форму тёмный серо-бурый плащ с капюшоном, червяком просачивается из комнаты. Не, тотчас перекатившись по крыше, забирается в окно в конце коридора, успевая заметить исчезающий за поворотом силуэт в тёмных одеждах, и, не спуская с прихвостня старейшин давно сравнявшегося с кошачьим взгляда, крадётся следом за ними, держась на небольшом расстоянии. Миновав комнаты учеников, они принимаются кружить по закоулкам Гусу. Шпион удовлетворённо усмехается, видя, как Су Ше, дёргаясь с непривычки, отшатывается в кажущиеся во тьме бездонными пастями монстров закоулки и пригибается к земле, избегая патрулей, а бегущий впереди нарушитель легко петляет между зданиями и пробирается под мостами, ни на миг не сбавляя темп. А вот его преследователь временами запинается, едва не пропуская заслонённый вековым деревом поворот или еле успевая пригнуть голову, чтобы не врезаться своей драгоценной лентой в сливающуюся с мраком преграду. Так они и добираются до окружающей Облачные Глубины стены. Когда она остаётся позади, нарушитель правил немного расслабляется и прибавляет скорости. А Су Ше постепенно нагоняет его и, воспользовавшись тем, что жертва отчасти потеряла бдительность, замахивается не покинувшим ножен мечом, свободной рукой вытаскивая из-под плаща платок, на который смотрел перед погоней. В этот момент не привыкший к столь интенсивному бегу А-Сан спотыкается о камень, весь уйдя в зрение. Звук получается тихим, но отчётливым в ночной тиши. Не тотчас падает на землю и стремительно перекатывается за большой валун, а там, осторожно сгруппировавшись, вновь обращается к зеркальцу: обернувшийся на звук юноша замечает буквально подпрыгнувшего Су Ше, тот дёрганым движением натягивает на лицо капюшон и опрометью кидается наутёк, спотыкаясь о каждый корень, его неудавшаяся жертва тоже бросается прочь, но к лесу. Юноша временами оглядывается, поэтому Хуайсан с помощью веера подтягивает к себе ещё влажную плотную ткань и, переползая в высоких травах, двигается напрямик, вскоре нагоняя незадачливого охотника и возобновляя своё тайное преследование. Не попадаться на глаза становится сложнее: Су Ше беспрестанно лихорадочно озирается и срывается с места, путая следы так, что сам по прошествии нескольких минут в них запутывается, но зеленоглазый заклинатель движется совершенно бесшумно, не забывает смотреть не только по сторонам, но и под ноги, наученный своей ошибкой, ловким змейчиком проскальзывает в недоступные адепту Лань щели, чтобы избежать открытых участков, и с лёгкостью сливается то с кустарником, то с темнотой, то с белым камнем Гусу, в мгновение ока выворачивая мудрёно сшитый собственными руками плащ нужной стороной — сохранить цель в поле зрения удаётся на протяжении всего обратного пути. Су Ше в конце концов возвращается в свою комнату и падает на постель, закрыв лицо руками. Хуайсан наблюдает за ним, пока до подъёма не остаётся чуть больше часа — тот так и сидит, а под конец голова его падает с обмякших рук прямо на колени: заснул. Не переживая больше, что подозрительный адепт куда-нибудь улизнёт, Не пробирается к лекарским покоям. Оказавшись внутри, он застаёт А-Иня без сил лежащим на полу возле постели бессознательного Цзеу-Цзюня. Опустившись рядом и переложив его голову к себе на колени, А-Сан осторожно берёт пугающе ледяную руку в свою и проверяет меридианы — так и знал: резерв ци пуст. Переплетя их кисти, юноша начинает передавать духовную энергию, стараясь контролировать себя, чтобы делать это не слишком резко. Подумав немного, свободной рукой он обхватывает упавшую с постели, кончиками пальцев касаясь младшего заклинателя, ладонь Нефрита и направляет другой поток энергии по его меридианам. По прошествии нескольких минут длинные как стрелы ресницы Иня вздрагивают, и на Главе Лань фокусируется небесный взгляд. Увидев, что с Цзеу-Цзюнем делятся ци, он медленно переводит глаза на Хуайсана и награждает едва читаемой благодарной улыбкой. Видя, сколь тяжело даётся ему даже такое незамысловатое действие, Не без предисловий и лишних узоров пересказывает ему свою вылазку. — Ну, хоть можно рассчитывать, что убийца заляжет на дно, пока мы с Сичэнем не будем готовы к встрече. — чуть слышно хмыкает заклинатель — Значит та дрянь, которую он готовился сунуть тому парню под нос у тебя. — Вот. — защитив руку полой ханьфу, юноша показывает платок — Аккуратно, не задень. В ответ на предостережение, А-Инь лишь походя закатывает глаза, стараясь принюхаться. А-Сан, помахав веером над платком, помогает им обоим учуять запах. — Вроде как на снотворное похоже. — замечает Инь. — Да, и очень сильное: пахнет отчётливо даже без пяти минут высохшим. — Получается, Су Ше собирался оглушить того адепта, а затем усыпить его, видимо, чтобы притащить к тому, кто его прислал: не верю, что этот жалкий подхалим отважился бы на такую авантюру самостоятельно. И думается мне, — юноша хмуро ухмыляется — здесь замешаны его обожаемые старейшины. — Я думаю, здесь нечто посложнее. — качает головой Хуайсан — Если старейшины и замешаны, то в крайнем случае меньшинство. Иначе зачем бы Су Ше стал скрываться от патрулей? — Тайное задание? — предполагает А-Инь. — Его скорее поручили бы кому-то более близкому к верхушке. К тому же, насколько мне известно, у старейшин не было причин избавляться от Ксиаауэна. — Хм, пожалуй. Но тогда каким образом к убийствам припахали Су Ше? Судя по твоему рассказу, он был похож скорее на фанатика, чем на запуганного. — Согласен, это странно. — задумчиво тянет Не — К слову, объясни мне, как вы с Цзеу-Цзюнем догадались о причастности этого адепта в пропаже учеников? Быть может, это что-нибудь прояснит. — Когда он рассказывал Сичэню об обстоятельствах исчезновения Яньлинь, проговорился, что она умерла, причём мучительно. А откуда ещё ему было это знать, если тела нет как нет? — М-да, легче не стало… В лесу он в последние недели не бывал, в урочные часы, по крайней мере; сбегать просто ради прогулки на природе — слишком не похоже на него. Мне пока приходит на ум только одно предположение: один или несколько старейшин решили подвинуть остальных, чтобы заполучить больше власти в свои руки и призвали для этого нашего загадочного лесного духа: убрать нелояльных им адептов или нагнести ситуацию, с которой они потом доблестно справятся, пока другие будут непонятливо глазками хлопать. А Ксиаауэн, возможно, поддерживал в первую очередь не их, а кого-то из тех, кого они решили обскакать, либо увидел лишнее. — Это похоже на правду. — поразмыслив, заключает Инь. А-Сан не удерживается от улыбки, заметив, что он немного ожил. От стремительно утекающей духовной энергии начинает кружиться голова — заклинатель, передав ещё немного Нефриту, решает сконцентрироваться только на Ине, но тот, заметив его состояние, строго предупреждает: — Не восстановишься достаточно, чтобы перед подъёмом уйти отсюда самостоятельно — подставишь всё наше дело. — и забирает теперь уже не мертвенно ледяную, а просто холодную руку. А-Сан ложится рядом на неудобный жёсткий пол, переложив его голову себе на грудь и счастливо, но в то же время болезненно улыбается, глядя, как голубоглазый заклинатель неотрывно смотрит на бледное лицо Лань Сичэня.Потерянный след
25 июня 2022 г. в 14:38
На миг все словно цепенеют, затем Сичэнь принимается задумчиво осматривать рану, велев адептам порыскать по зарослям вокруг.
— Цзеу-Цзюнь, что с Ксиаауэном? — спрашивает Куан, приблизившись.
— Взгляни. — Нефрит указывает на месиво из подсохшей крови, дроблёных костей, обрывков лёгких, разорванных вен и артерий внутри раны с рваными асимметричными краями и прилипшие к ханьфу вокруг груди ошмётки плоти и альвеолы — Такого, ни ударив мечом, ни атаковав с помощью духовной энергии любым известным мне способом, ни даже откусив от человека кусок, не добиться.
— Возможно, ему проломили грудь чем-нибудь тяжёлым? — предполагает адепт.
— Твоя догадка была бы похожа на правду, будь обломки грудной клетки смещены внутрь, а они, напротив, лежат на самой поверхности ранения, — объясняет глава — приглядись. И, потом, обрывки плоти на одеждах. Словно повреждение началось изнутри…
— Глава Ордена, здесь везде разлетевшиеся в разные стороны куски мяса и костей. — докладывает один из адептов.
— Мы сейчас соберём их и отправим вместе с телом на исследование к целителям. — решает Сичэнь.
Он выбирает двух членов отряда, чтобы отнести труп в лекарские покои, а сам вместе с остальными отправляется дальше. До бьющего из горного склона ключа, что даёт начало реке, добираются в безмолвии. После обнаружения мертвеца все ведут себя тише и сосредоточеннее. Кажется, даже ветер теперь глуше шуршит листвой.
— Глава Клана, — решается нарушить молчание одна из адепток — вы считаете, что Ксиаауэна лишил жизни тот дух, следы которого мы ищем?
— Это вполне возможно, однако, прежде чем делать выводы, я хочу ознакомиться с вердиктом целителей. — отвечает он шёпотом, чтобы не спугнуть пришедшего на водопой оленёнка.
Присмотревшись к животному, Нефрит замечает на его боку следы крови — сердце вздрагивает. Он осторожно приближается к детёнышу — тот не убегает, только смотрит с наивным, истинно детским любопытством на незнакомое существо. Сичэнь медленно присаживается на колено у окровавленного места и с удивлением обнаруживает лишь аккуратный чистый шрам, хотя красные следы ещё даже высохнуть не успели. Кровь чужая? Для верности заклинатель мягко касается бархатистой шёрстки — на месте шрама чувствуется тепло и лёгкая пульсация! Надо же, духовная энергия, уже сделавшаяся узнаваемой… Но это скорее остаточный след: у самого оленёнка ци не обнаруживается. Цзеу-Цзюнь жестом просит Куана подойти и, взяв адепта за запястье, аккуратно кладёт его ладонь рядом со своей, мгновение — и глаза юноши расширяются.
— Эту энергию вы почувствовали тогда?
— Именно её…
Получается, не такой уж этот таинственный лесной дух и жестокий? Охотится исключительно на людей? Или была какая-то причина, почему он убил Ксиаауэна? Если, конечно, это действительно его рук дело. А Яньлинь? Связано ли её исчезновение с этой сущностью? С одной стороны, это вероятно: заклинательница явно бывала здесь, и, похоже, нередко, тем более, почти сразу после обнаружения в лесу странной энергии пропали и… пропали уже двое — маловероятно такое совпадение. Что если она увидела больше чем должна была? Или решила поохотиться на загадочное существо, но переоценила свои силы? Она была убита тем же способом, что и найденный сегодня адепт? Его смерть наверняка принесла ему много страданий. А как это связано с…
С головой ушедший в размышления Цзеу-Цзюнь, отведя от лица очередную ветку, вдруг с удивлением видит за ней Озеро Слёз, а на его берегу шалаш и следы костра. Отряд, не показываясь из густых зарослей деревьев и кустарников, крадучись огибает извилистый берег. Сичэнь, первым подобравшись к похожей на конус конструкции из многочисленных и разнообразных хвойных ветвей, в один стремительный прыжок оказывается перед узким входом и, отдёрнув местами прохудившееся одеяло, быстро заглядывает внутрь — никого. Войдя, он осматривается повнимательнее: земля в одном месте больно уж рыхлая. Раскопав её прямо руками, он находит две вместительные шкатулки, украшенные лёгкой резьбой.
В первой обнаруживается с десяток чистых листов бумаги, плотно закрытая баночка туши, кисточки разной толщины, четыре кусочка угля и несколько рисунков в очень знаком стиле — теперь подозрение, что это спрятанное в чаще местечко обустроила для себя Яньлинь, превращается в твёрдую уверенность. Содержимое второй составляют несколько свитков с затрагивающими тёмный путь трактатами о нечисти — просмотрев, заклинатель находит их интересными и полезными, а внутри что-то отдаётся глухой болью при мысли о том, что, увидь это хоть тот же Ксиаауэн, любознательная заклинательница в лучшем случае угодила бы под град ударов дисциплинарного кнута — и сборник поэзии о веселье, любви и свободе — его Хуань тоже пролистывает: ничего постыдного, по его скромному суждению, однако, старейшины бы категорически с ним не согласились.
Кроме этого, плотная подстилка из мха и хвои, с лежащим на ней одеялом, потрёпанным немногим меньше занавешивающего вход, и разложенные на плоском камне нехитрые припасы: мешочек орешков, мешочек сухарей, две пригоршни грибов в небольшом походном котле, несколько наполовину зачерствевших булочек и горсть перезревших ягод составляют всё нехитрое убранство. А ведь в комнате еда была свежее — выходит, Яньлинь до своего лесного убежища так и не дошла. А собиралась, иначе булочки и ягоды здесь не оставила бы.
— Глава Ордена, — в проход протискивается плечистая фигура Куана — мы осмотрели берега — кострищу как минимум несколько дней, больше ничего необычного.
— Вы молодцы. — кивает Нефрит — Сейчас я закончу здесь, и мы проверим несколько путей, которыми к этому месту можно было добраться от Облачных Глубин и города Цайи. Если не нападём на след, на этом закончим.
Когда Сичэнь, разворошив на всякий случай импровизированную постель, для верности расправляет одеяло, из его складок падает простая, но невероятно тонко сработанная шпилька в виде распустившихся ландышей. Забрав её с собой вместе с обеими шкатулками, он, в последний раз обведя осиротевшее пристанище печальным взглядом, выходит к адептам. Исследование дорог результата не приносит: ни тела, ни каких бы то ни было подсказок, следов. Когда последний путь подходит к своему завершению на минимально безопасном расстоянии от ворот города, где господствует смерть, Нефрит оборачивается к остальным членам отряда.
— Возвращайтесь в Гусу и можете быть свободны. Я последую за вами, после того как наведу справки в Цайи.
— Глава Клана, но эпидемия… — Куан вскидывает на Сичэня глаза, в которых явственно читается сомнение и доля тревоги — Я понимаю, побывать в Цайи необходимо для расследования, но ваша жизнь слишком ценна, чтобы подвергать её такой опасности. Быть может, лучше я пойду?
Цзеу-Цзюнь успокаивающе касается плеча юноши и ловит его взгляд.
— Не волнуйся, Куан: я среди нас самый сильный заклинатель, а значит имею наименьший шанс заразиться — именно мне как раз целесообразно будет отправиться на заражённую территорию. Тем более, отсюда я сразу полечу в лекарские покои, а там примут меры.
— Я понял, Глава Ордена. — склоняет голову адепт.
Скрыв лобную ленту и одежды небесного оттенка под простым тёмным плащом, Цзеу-Цзюнь вступает в повергнутый в запустение и разруху город. О Яньлинь узнать ничего не получается: торговцы брызнули из Цайи во все стороны ещё с началом эпидемии, и куда они перебрались, никто не знает. Прежде чем отправиться обратно, Хуань относит местным целителям внушительную стопку заранее подготовленных талисманов обезболивания и несколько кошелей с облегчающими симптомы мазями и настоями — те, сами от изнурения больше похожие на мертвецов чем на живых людей, с благодарностью принимают скудную в масштабах эпидемии помощь. Нескольким из них заклинатель подкидывает духовной энергии — заставляет себя уйти только когда резерв окончательно пустеет. Сразу же приходится нырнуть в безлюдный проулок и поглубже натянуть капюшон плаща: сил едва хватает на то, чтобы кое-как переставлять ноги, — не сдерживаемые больше слёзы рекой струятся по щекам, почти такие же горькие как в тот день, когда Чэн-эр попытался наложить на себя руки или… Задохнувшись, он оседает прямо в пыль, видя перед собой лишь вертящуюся точно внутри смерча муть.
Почему, почему так? Почему столько невинных смертей и лишь одна заслуженная? Обиженная жестокой судьбой девушка, желавшая стать матерью настолько, что готова была носить под сердцем драгоценный плод даже будучи ослабленной после нескольких лет изнурительной, ломающей дух «работы». Добрая женщина, пожалевшая оставшегося сиротой младенца. Яньлинь… Пускай Сичэнь не знал её лично, он чувствует родство и скорбь по такой смелой бунтарке, стремящейся к знаниям заклинательнице, талантливой художнице, да просто полной надежд и стремлений совсем юной девушке. Ещё не успевшее по-настоящему познать жизнь дитя. А-Чэн. Хоть он и жив, сколько жестоких испытаний на него свалилось — подумать жутко. Заклинатель стискивает зубы, поняв, что близок к беспамятству. Нет, он не вправе столь нелепо оставить всех, особенно в такое время. Глава Лань заставляет себя подняться — шатается былинкой на ветру, едва не падает, потому что удержаться за стену значит повысить риск заражения, но всё же принимает вертикальное положение и с трудом добредает до городских ворот. До Облачных Глубин он доволакивает ноги лишь спустя несколько часов. И даже после такого перерыва на Шоуюэ удаётся только сесть, и трясётся меч словно в лихорадке. Нет, нельзя сейчас думать о болезни! Буквально упав в окно лекарских покоев, Сичэнь проваливается в зябкую чёрную пустоту прямо на полу.