***
Арамис всё понимал. Он чувствовал, что непрекращающаяся боль сводит его с ума, но пока ещё осознавал происходящее. В себя он пришёл от резкого рывка за волосы, приподнявшего голову. — Ну что ж, — Бальтазар невозмутимо стёр пальцем потёкшую из уголка свежеприкушенной губы каплю крови, — не продолжить ли нам? Генерал кивнул своим помощникам. С Арамиса сняли кандалы и под мышки вздернули на ноги. Он едва стоял, поддерживаемый двумя стражниками, без них бы тут же рухнул: всё же заключённые в лубки сломанные ноги не держали, к тому же всё сильнее накрывала ломота от введенного яда. По жесту Бальтазара стражники поволокли Арамиса к дыбе. Сердце ухнуло вниз, пусть он и знал, что и до этого дойдёт. — Главное ведь, чтобы вы могли говорить. Бальтазар невозмутимо стоял напротив, сложив руки на груди, пока Арамиса закрепляли на дыбе, затягивая ремнями запястья и лодыжки. А тот молился, вспоминая, как бережно её мягкие и тёплые пальцы прослеживали линию старого шрама на правом запястье, а пальчики ног игриво щекотали левую лодыжку; как после одного из ранений Атос проколол ему горло, чтобы не дать захлебнуться кровью, а Портос так же жёстко удерживал под подбородок, чтобы Арамис инстинктивно не дернулся от боли, но тот захват отложился в памяти теплом благодарности друзьям; как две пары рук — женские и мужские — обнимали его с двух сторон, пока третьи, большие и пугающие, наносили на тело странный рисунок. Арамис даже забыл на миг, где находится, не понимая, с чего вдруг вообще возникло это воспоминание и о чëм оно… Но тут же реальность вернула его к себе — стражник сильно затянул последний ремень, вырвав стон от неожиданно резкого рывка, хотя Арамис старался не кричать, сколько хватало сил, помня о жертве Господа, во имя людей взошедшего на Голгофу. Страха на удивление не было. Он испытал в жизни все оттенки боли. И когда ощутил первое натяжение, только прикрыл глаза.***
Запах обрёл очертания. На дыбе было закреплено тело. Голова упала на грудь, так что видно было не лицо, а только спутанные грязные волосы неопределяемого сейчас цвета; на скуле в глубоких царапинах засыхала кровь, очевидно, от граней перстня на руке стоящего лицом к пытаемому и спиной к вскрытой двери. Портос не стал церемониться — на этот раз ударил, не сдерживая сил, мощно и стремительно, словно быка на бойне. Несчастный на дыбе, застонав, пошевелился, и Портос оставил Бальтазара, без труда узнанного даже со спины, а сам, зло прищурив глаза, двинулся на стоящих возле дыбы стражников. Не ожидая, что те окажутся трусами, Портос не собирался позволить испанскому генералу убить ещё кого-то. Арамис станет последним, кого коснулась смертоносная рука. Пособники генерала ощетинились оружием, зная, что им нечего терять, но мушкетёры и Миледи не дрогнули даже на звук уверенно приближающихся извне шагов. — Д’Артаньян, дверь, — невозмутимо скомандовал Атос, без единой эмоции на лице прострелив руку потянувшемуся к дыбе стражнику. — А вы перезаряжайте, мадам, — и он не глядя бросил пистолет за спину. Миледи ловко поймала оружие, прежде чем засыпать порох из висевшего на поясе кисета, успев бросить короткий взгляд на распятую жертву генерала. Рухнувший стражник поднял столб пыли, который позволил Портосу и д’Артаньяну положить выстрелами с двух рук троих, ещё одним движением Портос приложил чуть живого Бальтазара по лицу. — Ты уже почти такой же красавец! — зарычал он, новым ударом откидывая генерала к стене, а использованный пистолет кидая в подхватившие его ловкие женские руки. Д’Артаньян то и дело выглядывал в тёмный коридор, но вероятная подмога испанцам была пока не видна, и гасконец выстрелом в упор уложил ещё одного, всё же успевшего привести в движение один из рычагов дыбы. Хриплый стон был отомщëн очередным ударом Портоса. Только что поймавший заряженный пистолет Атос на миг довольно усмехнулся — только Портос умел убить одним ударом кулака. Новая атака стражников захлебнулась уже их агонией — выстрелы Атоса и д’Артаньяна слились в один, но молодой мушкетёр не стал бросать свой пистолет Миледи, потому что топот бегущих к ним был слышен уже совсем близко, и пистолет не помешает, чтобы оглушить рукоятью хотя бы одного. — Д’Артаньян! Портос очевидно просчитал намерения друга и бросил ему оружие одного из испанцев. Д’Артаньян ловко поймал его и приготовился тепло встретить «гостей». Атос коротко оценил позицию гасконца и очередным выстрелом уложил последнего из стражников. В живых в пыточной сейчас оставался только оглушëнный генерал Бальтазар и пристроенный в углу посол Пиралес. Но расслабляться было нельзя. Атос увидел, что пленник на дыбе дышит, хоть и с трудом, и кивнул, чтобы Портос присматривал за генералом. Атос задержался всего на миг, чтобы благодарно кивнуть Анне за помощь, когда его неожиданно оттолкнули с пути. Редкий случай для него, поскольку не было даже тени сомнения в способности д’Артаньяна задержать любого противника. Да и звуков схватки слышно не было. Стройный, не по-мужски изящный мушкетёр пронёсся мимо Атоса. Проморгав улегшуюся пыль, тот с удивлением увидел капитана и резко обернулся к дыбе. Оставивший посла Пиралеса заботам Миледи, непринужденно устроившей на его груди острый каблук своей туфли, д’Артаньян добежал до несчастного чуть раньше странного мушкетёра и осторожно подхватил его, развернув лицом к себе. — Арамис… — О, Господи… — Вы знаете Арамиса? — Что вообще происходит? — Тихо, господа! Замерла, казалось, даже пыль в спëртом воздухе. — Всё потом. — Тревиль обвёл всех внимательным взглядом, оценивая состояние. В свете происходящего всеобщего безумия, скорее душевное. — Сейчас главное Арамис. Портос чертыхнулся, пнув только что связанного им Бальтазара в компанию к послу, и бросился к дыбе помогать д’Артаньяну. Они разрезали ремни на ногах друга, Атос и оказавшийся неугомонной принцессой Андоррской странный мушкетёр занимались руками. Когда его снимали, Арамис только тихо шипел сквозь зубы. — Осторожнее. — Атос заметил, как распухли в лубках руки и ноги. — У него изувечены все пальцы… Такого шока в его голосе, похоже, не слышала даже бывшая жена, судя по тому, как Миледи оглянулась, до того что-то усердно делая с перстнем Арамиса. И четыре пары рук тоже дрожали, осторожно перекладывая его с дыбы на стоящий у стены топчан. Арамис был жив, он тяжело дышал, тело беспомощно дрожало. Во время своего перемещения он повернул голову и оказался глаза в глаза с андоррской принцессой. Больной, стеклянный взгляд смотрел словно сквозь герцогиню. Губы её вдруг задрожали, она закрыла рот рукой, а мушкетёры переглянулись, не узнавая ту боевую девушку, которую видели в день знакомства. Арамис с трудом расклеил искусанные губы: — Мама?.. Портос едва не упал, услышав его слова. — Он бредит? — д’Артаньян перевёл взгляд на Атоса. — Нет. Пока привычно хладнокровный Атос осторожно укладывал Арамиса на грязном топчане, Миледи подошла ближе и протянула раскрытую ладонь. — Это же… — принцесса неверяще вперилась взглядом в ставший относительно чистым перстень. Металл всё равно был изрядно закопчен, но благодаря усилиям Миледи теперь можно было рассмотреть герб. — Этот перстень — единственное, что было у Арамиса, когда он пришёл ко мне. — Тревиль сосредоточенно сдвинул брови, вспоминая. — Ему было лет четырнадцать. Он появился в гарнизоне с этим перстнем и письмом. — Письмом? — Портос поднял голову, продолжая бережно удерживать друга, пока Атос так же осторожно закреплял разбитые лубки на ногах друга. Арамис лишь хрипло стонал, глаз уже не открывая. — Письмом от человека, с которым меня свела жизнь во время визита короля на какое-то торжество, — кивнул Тревиль. — Я сейчас сразу и не вспомню, но тогда, прочитав письмо, я понял, от кого оно, и, конечно же, принял Арамиса в кадеты. — То есть вы не знали, кто он? — прервался на мгновение Атос, поворачивая к капитану голову. Тревиль ещё сильнее сдвинул брови и вдруг с усилием растëр лицо ладонью. — Нет… — выдохнул он. — И получается… — Миледи с загадочной улыбкой посмотрела на всё это время сидящую на коленях перед топчаном худенькую фигуру. — Я увидел на руке Её Высочества перстень и узнал герб, — судя по озадаченному лицу рассуждавшего Тревиля, его настигало осознание. — Я рассказал о перстне Арамиса. — Признаюсь, я подумала, что напала на след убийц своего брата, — прозвучал такой же непривычный, как вид принцессы, её глухой голос. — Мама рассказывала, что на её мужа, отца брата, и него самого напали в лесу разбойники. Потом на месте нападения нашли обрывки вещей со следами крови, сожжëнную карету и тела ребёнка и взрослого мужчины. Но пропали обручальное кольцо и перстни, обозначающие принадлежность… — … к правящему Андоррой роду герцогов Андоррских, — вмешалась, заканчивая, Миледи, по лицу которой было видно, что уж она-то поняла всё. — Арамис… — д’Артаньян закашлялся от удивления. — А ведь мы действительно ничего не знали о его прошлом и родителях, — казалось, что невозмутимым оставался только Атос, только что закончивший с перевязкой ног. — Надо бы осторожно перенести его в карету, но та, на которой приехали посол и Миледи, мала для таких целей. — Мы с принцессой съездим за «позолоченным корытом»? — предложил д’Артаньян. Рене вскинула голову, поняв, что так назвала действительно самую большую из имеющихся карет, и подорвалась было, но тут же вновь перевела взгляд на топчан. — Он теперь никуда от вас не денется, — успокоил Атос, позволяя себе вежливо предложить принцессе руку. Девушка часто закивала головой, вновь рискуя расплакаться, и последовала за д’Артаньяном. Уже в двери она вдруг обернулась. — Я думала, что напала на след убийц своего брата, которого не знала, — повторила она, — но когда вошла, сразу увидела… — Всем первенцам правящего рода вашей страны делают татуировку… — понял Тревиль. — Чуть ниже впадины левой подмышки, — кивнула принцесса и, ещё раз неверяще посмотрев на топчан, последовала за д’Артаньяном. Едва гасконец и принцесса вышли, Атос осторожно приподнял руку Арамиса. Они никогда не обращали внимания, не видели и не спрашивали… но на боку, почти по центру подмышки отчетливо угадывались те же очертания, что и на гербе. — С ума сойти… — пробормотал Портос, оседая на пол. Видно, что пока никто из них до конца не осознавал реальность происходящего. Но взять себя в руки было жизненно необходимо. Они нужны Арамису, кем бы он ни был.