«Кем она стала? – задавала себе вопрос Эйко и тут же отвечала. – Грязной. Шлюхой.»
Рука задрожала то ли от нестерпимого желания, то ли от страха – Эйко и сама не знала от чего. К горлу подкатил ком омерзения, но все же она решительно поднесла спонж к носу. Дверь открылась. – Оденься. – раздраженно бросил Тацуми, – выглядишь отвратительно. Он брезгливо окинул Эйко взглядом, но у нее не было сил поежиться и натянуть на себя одеяло. Она так и осталась сидеть в одних трусах и лифчике, застегнутом на животе. – Тебе уже не нравится? – протянула она и привычно одарила его глуповатой улыбкой, но, когда увидела ее в зеркале – ужаснулась, ее губы страдальчески изогнулись, из-за чего все лицо казалось перекошенным и безумным. – Такое мне никогда не нравилось. Не хватало, чтобы Осо увидел тебя в таком виде. – услышав про Наджимури, Эйко все же убрала пудреницу на тумбу и перевернула лифчик. Она проморгалась, пытаясь вспомнить, спала ли сегодня – может, это были лишь провалы в памяти. Кажется, ее таблетки тоже переставали действовать. Эйко знала, что это нормально, но прошлый рецепт ей выписали несколько лет назад. Тогда она расслабилась: думала, что осталось лишь смириться со своим недугом, но он вновь стал прогрессировать. Эйко никому не говорила, сдерживала боль порошком. Но все же понимала, что однажды Осо и Тацуми заметят. Это не пугало ее так сильно. Страшнее было то, что Эйко видела, во что может превратиться. Сколько осталось времени до того, как черные люди начнут преследовать ее так же, как Тугурами Икс? До того как видения вытеснят реальный мир? Эйко не знала, но чувствовала, что это случится. Надвигающееся безумие заставляло в панике хвататься за пудреницу, все чаще вдыхать порошок, который теперь приносил боль. Тацуми швырнул в нее один из костюмов, первый попавшийся ему под руку. Эйко безучастно скинула его с себя и подняла взгляд на Тацуми. Тот был не на шутку зол. Она не стала испытывать судьбу и зашла в душ. Холодная вода привела в чувство, и в зеркале Эйко увидела свою фирменную сладкую улыбку. Это ее успокоило. Одевшись, Эйко взялась за косметичку, чтобы закрасить усталость на лице. Наконец, она спросила у Тацуми: – Что случилось? Тацуми помолчал какое-то время. Через зеркало Эйко увидела, как он оценивающе пробежался по ней взглядом, будто бы неуверенный в своем решении прийти за ней. И все же, мотнув ухом, сказал: – Тугурами нужна помощь. У нее постель в крови, крик все утро. – он нахмурился, явно озадаченный произошедшим. – Менструация? – голос Эйко дрогнул, но она попыталась совладать с собой. – В первый раз такое бывает. Не о чем беспокоиться. Просто убери все, дай ей обезболивающее. Ну, можешь в ванной запереть, если кровь мешает. Эйко сглотнула и трясущейся рукой попыталась нанести бальзам на потрескавшиеся губы. – Мне не нужны твои советы. Иди к ней и разберись с этим! – Он почти что взревел и угрожающе смотрел на Эйко через зеркало, напоминая ей, что вскоре может перестать сохранять ее зависимость в тайне от Осо. Эйко встала и, обойдя Тацуми, подошла к двери: – Я удалю твои отпечатки из базы. Хватит врываться ко мне. – Я добавлю их снова. Эйко хотела что-то сказать ему в ответ, но лишь покачала головой – бесполезно спорить с этим упертым нахалом. Позже она найдет способ уколоть его эго, как делала это всегда. Подольет масла в огонь какой-нибудь неудаче – может, лечение Тугурами снова провалится. От мыслей о таблетках Эйко стало дурно. Пусть она ничего не ела со вчерашнего утра, мышцы живота все же болезненно сократились, и Эйко закашлялась, рукой прикрывая рот. Все-таки не стоило колебаться, нужно было вдохнуть. Необходимо сейчас же вернуться в комнату и взять пудреницу. Оттолкнуть Тацуми. Какая разница, что он про нее скажет – природное очарование снова спасет Эйко, как спасало всю жизнь. Иначе бы она не оказалась подле Наджимури Осо. Она зашла в комнату Икс, и тут же закрыла глаза – ей не хотелось даже думать об этом. Воздух был пропитан кислым запахом, отдававшим железом и потом. С пола послышался стон. Эйко открыла глаза и скривилась: изогнувшись, у ее ног валялась Тугурами Икс, прижав к животу скомканное окровавленное одеяло. У Тугурами выступила испарина на лбу. Она скривилась и открыла рот, задышав часто – вот-вот язык вывалит, и будет совсем как собака. Эйко погладила себя по плечу, мысленно успокаивая. Сейчас она быстро разберётся с Икс и вернётся в комнату, забудется до самого утра. Сегодня точно не будет больно. Она знала точно. Все пройдет гладко. За вдохом последует эйфория. И даже боли при вдохе не будет. Но с места Эйко не двинулась. Так и продолжила наблюдать за тем, как в полубреду стонет Тугурами. Она бормотала что-то невнятное, прерываясь на жалкое завывание, растягивая звук «а», который через минуту перетекал в рыдания. Эйко сделала ещё шаг назад, отвернулась. Зашла в ванну, чтобы собраться с мыслями. Включила воду, чтобы не слышать голос Икс. Зарылась пальцами в волосы. Между мыслями о том, что в комнате лежит спасительный порошок, просочилась та, которую Эйко не хотела бы видеть.«Тугурами может выносить ребенка Осо»
Эйко схватилась за волосы и потянула их в разные стороны. Прижалась лбом к холодному умывальнику и зажмурилась. Она была бесполезной. Красота, очарование, отточенные за годы движения – все это разбивалось о то, что она никогда больше не сможет иметь детей. Был всего лишь один шанс. Она не смогла. Эйко открыла глаза и тут же схватила ртом воздух, чувствуя, как слезы наворачиваются на глазах. Она снова видела это. Последний раз был так давно, что Эйко и забыла насколько это больно. Из под юбки по ногам скатывались сгустки крови. Каждый вдох отдавал болью в пояснице. Эйко схватилась за живот и замерла с открытым ртом, не в силах оторвать взгляд от ребенка, который упал на кафель. От мечты, ради которой она стольким пожертвовала. Психохромия забрала у нее Осо. Так почему же у Тугурами, этой безнадежно больной, выпал шанс? Нет, если уж Эйко не родит наследника, то никто и никогда не сделает этого. Пусть вечной невестой, но она будет рядом с Осо. Навсегда. Только ему подвластно успокоить боль внизу, превратить желание в то, чем оно должно быть – в наслаждение. Оперевшись на стену, Эйко вышла из ванной. Встала над Икс, обхватив свой живот. Она успокаивающе поглаживала его, пропевая гласные. Икс лежала на спине, закрыв низ одеялом, которое сжимала в руках. Ее грудная клетка вздымалась. Стоило Эйко подумать о том, что там под майкой округляется грудь – как все внутри начинало колотиться. Эйко схватила подушку с кровати Тацуми и прижала ее к лицу Икс, поставила колено на ее руки, навалилась всем весом, продолжая напевать под нос: успокаивала то ли себя, то ли Тугурами. Она не слышала сопротивления, только тихий плач, доносившийся из ее самой. Тоненький голосок, но требовательный, капризный. Их сыночек. Только ее и Осо. И никакая Икс не станет между ними. Резкая боль – кто-то схватил за волосы, оттянул ее. Ребенок заплакал громко, испуганно, истерично. Эйко упала на кровать, увидев перед собой смазанную фигуру Тацуми. Он покраснел, обнажил клыки. Угрожающе зашипел, а на его шее вздулись жилы. Он сжал кулаки. – Сука ебаная, ты совсем ахуела?! Захотела разрушить все, что я сделал? Все мои труды… Ты – ошибка. Ты не достойна этого! Поэтому завидуешь. Тебе не стать и на полпроцента такими как мы. Ты обычная человеческая шваль! Эйко громко расхохоталась, все ещё придерживая живот. – Ты не посмеешь меня ударить! Осо с тебя шкуру спустит! – А он не узнает. – Тацуми схватил с пола подушку и бросился на Эйко. Темнота застлала глаза, но все же в ней можно было разглядеть до боли знакомое лицо. Вытянутое, угловатое, с глубокими серыми кругами. Эйко сцепила зубы, пытаясь развеять ее, не видеть Кикен Нори. Предательницу, с которой она связана кровью. Предательница, которую Осо поручил найти и уничтожить. Та, кто скоро обязательно умрет от руки Ксенон. Но лицо Нори никуда не уходило. Она смотрела, как задыхается Эйко. Ее спокойный проницательный взгляд был ненавистен. Почему она, проклятая журналистка, отчего-то решившая погнаться за правдой, смогла родить детей, а Эйко – нет? Почему у нее есть здоровая дочка, а у Эйко ничего? Нори никогда не была красавицей, никогда не искала семьи. Так почему у сестры было то, о чем Эйко так мечтала? – Ты обещала присмотреть за моими дочками. Что ты творишь? – зазвенела обида в голосе Нори. – Ты должна понимать боль, которую она испытывает! Эйко усмехнулась, захотела язвительно плюнуть в Нори тем, что она сама бросила дочерей и то, что происходит с ними – ее вина. Но вместо этого по щеке покатилась слеза, в лёгких закололо. Лицо Нори смазалось, как и мысли Эйко. Воздуха не осталось.