Первая смена

На следующий день Арсений не уезжал из больницы ни на секунду. Всю эту, как ему казалось, бесконечную ночь, он провел там. Правда, он так и не осмелился подойти к палате, опасаясь встречи с его родителями. На утро, когда Арсений более менее успокоился, он все-таки осмелился. — Доброе утро, — робко начинает он, здороваясь с родителями Антона. Те точно также провели всю ночь в больнице, отходя лишь для того, чтобы налить себе чай или кофе (Арсений так и не разобрал) из аппарата. — Услышав приветствие, старшие обратили внимание на довольно хорошо выглядевшего парня, молодого возраста, с темными волосами и голубыми глазами. — Здравствуйте, — начинает отец Антона. — А Вы, простите, кто? — Ах, да, — вдох выдох. — я вожатый отряда где был Антон. У тех на лице за секунду меняются эмоции, сначала в злость, после в немой вопрос, а под конец в смирение и принятие. — Мы не хотим с Вами ругаться, честно, — начинает мама Антона. — Но поймите нас тоже, наш ребенок сейчас лежит под аппаратом ИВЛ в полумёртвом состоянии. И если быть откровенными, то мы думаем, что ваша вина здесь тоже есть. — на лице милой женщины выступают слёзы, а голос начинает дрожать. Видно, что ей не на шутку страшно и тяжело. Она потеряна. Ее муж гладит ее по спине и голове, нежно целуя в затылок, в подбадривающем жесте. — Я вас понимаю. В этом правда есть моя вина, — говорит Арсений с огромной тяжестью на душе. — простите меня. Я не уследил. Я…простите, — тело кидает в жар, голова пошла кругом. Отвратительное чувство, которое хочется забыть и никогда более не сталкиваться. — Как это произошло? — вдруг врывается в диалог отец младшего. — нам рассказали все в общем, а мы хотим знать подробно. — Да, конечно, — собираясь с мыслями, говорит Арсений и начинает: — У нас была игра «Зарница», что проходит каждый выезд… *** Выслушав подробно всю историю из уст Арсения, родители были в полном шоке и непонимании. Они знали, что у их сына есть враги, он сам несколько раз говорим о них родителям, но те не думали, что всё настолько серьезно. — Господи, Андрей, почему мы с тобой пропускали все мимо ушей? — спрашивает Майя у супруга тихим шёпотом, начиная истерику внутри себя. — Май, мы же не знали, что всё настолько далеко зайдёт, — теперь время отцу Антона быть в неловком и абсурдном положении. Услышав такой неоднозначный и полный вопросов диалог, Арсений распахивает глаза и обращается к старшим: — В каком смысле «пропускали мимо ушей»? Такое уже было? Они уже угрожали Антону? — подскакивает вожатый на месте. — Ну… Тоша говорил нам о них, — собирая слёзы в платок, отвечает Майя. — говорил, что у него есть странные одноклассники, которые вечно к нему придираются, как-то задевают и говорят неприятные вещи. — А вы что на это отвечали? — никак не может успокоиться Попов. — А мы у него спрашивали, что за одноклассники, что делают, что говорят и многое другое. А он молчал как партизан. Ни одного лишнего слова из него не вытянешь. Ну мы и решили смириться. Он же вечно ходил и говорил: «всё нормально», «все хорошо», «они ко мне не лезут», — передразнивает отец Антона. — Ну а мы что? Ну раз всё хорошо, значит всё хорошо. А теперь, вот, как оказывается всё хорошо было. — Вот же мрази, — вырывается из уст Попова, но он сразу прикрывает рот кулаком. — простите, вырвалось. — Да ничего, мы того же мнения, — заключает отец младшего. Их беседу прерывает женский голос, знакомый Арсению: — Доброе утро, — говорит медсестра, подходя к троим людям, что беседовали. — Доброе, — здороваются те в ответ. — Часы приема уже идут, можете зайти к пациенту, только не трогайте его и будьте осторожны. К нему подключены капельницы и аппараты. Всё будет хорошо — подбрадривает напоследок девушка и, улыбаясь, уходит. Те переглядываются между собой и Арсений подаёт голос первым: — Вы идите, я здесь посижу. — А Вы не будете заходить? — спрашивает женщина. — Буду, но сначала вы. Вы же его родители, семья важнее, чем просто вожатый из лагеря, — грустно улыбаясь, говорит Попов, опуская глаза. Старшие лишь кивают головами и говоря тихое «Спасибо», уходят в палату, оставляя голубоглазого наедине с тишиной больничного коридора. *** — Тошенька, здравствуй, милый, — начинает Майя, выдавливая улыбку через боль, при виде сына. Тот лежит с закрытыми глазами, трубкой во рту, что даёт ему шанс дышать и капельницей, прикованный к кровати. На его восстановление уйдет много времени, сил и нервов. — Прости, что так всё получилось. Никто даже представить такого себе не мог. Прости, что я отправила тебя в этот чёртов лагерь против твоей воли. Если бы не я, возможно сейчас ты был бы счастлив, здоров и полон сил, — Майя плачет, громко всхлипывая, но стараясь прикрыть свой рот ладонью. Из её глаз вытекают слёзы, платок насквозь промок, сил нет ни на что. Душевная боль разрывает изнутри при виде сына, который может больше не проснутся. Врачи спасли его волшебным образом, он потерял слишком много крови. Врачи сразу сказали, что то, что мальчик выжил — просто невероятного масштаба чудо. — Май, спокойно. Не нервничай так сильно, прошу тебя. В этом нет твоей вины, — начинает успокаивать свою жену Андрей. Ему тоже очень тяжело видеть состояние сына, а ещё тяжелее не знать, какой исход будет в дальнейшем. Будущее пугает больше всего. — Я не могу. Не могу так. Не мог видеть его таким…что мы наделали…я убью их…убью тех, кто это сделал с моим котёнком. Какое право они только имели прикоснутся к нему… — Пойдём, милая. Мы обязательно приедем к нему в следующий раз. Сейчас тебе очень тяжело. Давай, поехали, здесь он в безопасности, под присмотром врачей. Если что-то случится, то мы сразу приедем сюда, к тому же нам обязательно об этом сообщать поедем? — Да, наверно, так будет лучше. Поехали. — вставая со стула рядом с кушеткой, говорит женщина. — Я люблю тебя, Тош. Живи, пожалуйста. Просто живи, это будет лучшее событие в нашей жизни. Береги себя. — с этими словами, оба родителя покидают палату, а после больницу. *** Арсений увидев, что родители Антона покидают палату, стремится туда. Сердце начинает ускорятся, а его стук слышится в ушах громким звуком, что давит на мозг. Перед тем, как войти в палату, Арсений несколько минут собирается с мыслями, стоя около двери, а после закрыв глаза всё-таки дёргает ручку, проходя внутрь, нервно поправляя белый халат на себе. Арсений будто выпадает из реальности те несколько секунд, пока идёт от двери до кровати Антона. Садясь на тот самый стул около парня, брюнет поднимает на него глаза и его обдает злостью, смешанной со страхом, как ошпаренной водой, а после грусть занимает каждую клетку тела. На лице видно царапины и фиолетовые гиматомы в зоне скулы, носа, глаз. Видно, что кровь пытались отмыть, но со сломанного носа сложно что-либо смыть без боли для пострадавшего. Маска аппарата ИВЛ закрывает половину лица младшего. Все руки в капельницах, и также как руки, в гиматомах и серьёзных ссадинах. Ноги с туловищем скрыты одеялом. Арсений думает, что это к лучшему. Если он сейчас увидит там тоже самое, что происходит с верхними частями тела, он вряд-ли сможет держать себя в руках и не придушить тех ничтожных зверей своими собственными руками. — Привет, Тошка, — шёпотом начинает Арсений. В горле ком, руки дрожат, сосредоточиться не получается. Один лишь вид Антона заставляет сердце старшего остановиться. Прочистив горло, он продолжает. — а я вот, решил к тебе приехать. Подумал, тебе будет приятно, — улыбаясь, Арсений смотрит самыми преданными глазами на младшего, в ожидании чуда — в ожидании того, что Антон сейчас проснётся, откроет свои глазки. Но этого не происходит. — прости меня. Прости, что я не пошел с тобой. Прости, что дал им это сделать с тобой… Минута молчания, а после срыв. Арсений закрывает лицо руками, из уст вырываются болезненные крики и стоны, которые пытаются заглушить ладонями, из тела будто выходит демон, желая разнести всё в палате к чертям, тело трясётся неестественно, будто поддаваясь неимоверно сильным разрядам тока, кости внутри будто ломают, совершенно не жалея итак изнеможенное тело брюнета. Ото рта ладони переползают в волосы, начиная их рвать, надеясь переместить моральную боль на физическую, лишь бы помогло. Чёрт возьми, почему так больно? — Прости меня. Прости, слышишь? Если что-то нужно будет, я сделаю всё для тебя. Ты вселил в меня жизнь, понимаешь? Заставил заново меня чувствовать себя живым! — истеря, задыхаясь в слезах, соплях, выбивая из своих лёгких воздух, пытается быть тихим старший, но крики всё же вырываются. — я люблю тебя. Не знаю в каком ключе, но как друга точно. Знаешь за сколько я в тебя влюбился? За два чёртовых дня, Антон. Я никогда никому так не доверял. Никогда я не хотел открыться человеку, которого знаю меньше месяца. Никогда. А ты особенный. Почему? Хороший вопрос, Антон. — продолжая плакать, говорит Арсений, продолжая смотреть на шатена, в надежде, что тот все слышит. — А знаешь, что я хочу больше всего сейчас? Я хочу чтобы ты открыл свои невероятно красивые глаза, вдохнул самостоятельно свежего воздуха, встал на ноги, был здоров. Хочу чтобы ты был счастлив. Хотя я бы мог сейчас мечтать совершенно о другом. Например о том, что доживу до конца месяца. Знаешь сколько у меня денег осталось, солнце? — горько улыбаясь, говорит брюнет с полной потерянностью. — у меня осталось четыре тысячи. Четыре, Антон. А сейчас только половина месяца. А мне ещё кушать надо, одеваться во что-то, квартиру на что-то снимать. А у меня четыре тысячи в кармане. Мне сегодня предложили две тысячи, у меня чуть слюни не пошли. Я за каждую лишнюю копейку готов подошву любому облизать, а тут мне просто так их дать хотели. А знаешь что я сказал? Сказал, что мне не нужно. Все это чёртово воспитание. Блять! — прокричав последнее слово, Арсений обессиленно роняет свою голову рядом с рукой Антона. Его скудные слёзы впитывает белое постельное белье кушетки Антона, а он громко и обессиленно всхлипывает. — Если тебя не станет, я пойду на первую попавшуюся крышу и уйду к тебе. Отныне ты — моя жизнь. Я клянусь тебе, что сделаю это, если будет плохой исход. Но ты живи, я прошу тебя. Я тебя люблю… В следующую секунду Арсений чувствует на своей голове небольшой груз. Сначала, он думает, что он просто перепутал ощущения и это просто головная боль, а не чьё-то прикосновения, но стоит ему открыть глаза, как он замечает, что рука младшего, до этого момента лежащая рядом, сейчас положена на его голову, а глаза блестят из-за слез, что текут по его щекам. У Попова перехватывает дыхание. Неужели это правда происходит? Антон. Его Антон смотрит на него прямо сейчас… — Тош? — неверяще спрашивает Арсений, не ожидая ответа. — Тоша! — он берёт руку младшего в свою, а после, почувствовав холод той, нежно целует каждую из его костяшек, тыльную сторону ладони, каждый пальчик отдельно. Младший слабо улыбается через боль, из его глаз по-прежнему падают кристаллики слёз. Арсений, замечая влажность на лице шатена, сразу начинает: — Котёнок, ну ты чего? Иди сюда, — ладонь старшего тянется к щеке Антона, а после, начиная вытирать слёзы, Попов чувствует, как тот ластится к его руке. Не ожидая, он поначалу пугается, а после на его лице появляется искренняя улыбка. — Солнце, ты слышал все мои слова? — понимая, что тот не может ответить, он продолжает. — просто качни немного головой если можешь. Я пойму. Через секунду он видит слабый кивок в две стороны, что означает отрицание. — А половину слышал? — кивок вверх вниз. — хорошо. Я не уйду отсюда пока время посещения не закончится, ладно? — Антон, со слезами на глазах, начинает усиленно кивать с надеждой. Старший вновь улыбается и продолжает поглаживать младшего уже по волосам. Таким мягким, кудрявым, шелковистым. — А мне есть, что тебе рассказать…