I was there for you in your darkest times, I was there for you in your darkest nights But I wonder where were you when I was at my worst down on my knees
Maps — MAROON 5
≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Три недели спустя
Зяблик, окрашенный в цвет сакуры, заныривал и выныривал из холодного облака, выделяясь персиком на фоне безграничного лилового неба. Ветер взлохматил волосы сразу, как отворилась дверь самолёта, как бортпроводники разрешили медленно покидать салон. Японец нетерпеливо вырвался из оков железной птицы и подставил лицо родному воздуху. Запах сакуры, булочек, комиксов. Одежда отлипла от тела, куртка перестала быть неудобной и слишком большой, когда он ступил на асфальтированную взлётную полосу, всем своим телом ощущая долгожданный прилёт. — 日没, хён, — звонко и слишком бурно произнёс Рики, указывая в сторону горизонта, окроплённого в насыщенные цвета. Хисын проследил за жестом и убрал руки в карманы куртки. — Что? — Закат! Ты знал, что слово «закат» состоит из двух слов? Первый слог отдельно читается как «Hi» и значит «день», а второй читается как «Botsu» и значит «смерть». Закат — это погибший день! Рики был взбудоражен прилётом в Окаяму. Его трясло от возбуждения, хотелось всё рассмотреть и сравнить со своими детскими воспоминаниями. Он в действительности испытывал дичайший восторг, постоянно перетягивая внимания на какие-то мелочи на улице, когда они уже направлялись в метрополитен с чемоданами. У Хисына сжималось сердце, пускай он не подавал виду и увлечённо слушал истории из детства, которым жил Рики. Однако мыслями Хисын пребывал совершенно не здесь. Он думал о том, как ему жить дальше, после того, как произойдёт воссоединение семьи. Он знал, что не мог больше сковывать парнишу стенами клетки, и он знал, что однажды придёт день, когда нужно будет попрощаться, но он не был готов к нему. Не был готов к тому, что однажды, когда он придёт домой к тётушке, услышит просьбу, подкреплённую мнением двух женщин: «Хён, я хочу домой». Хисын решил побыть в Окаяме некоторое время. На словах он решил остаться, чтобы побыть в роли туриста, но внутри себя он надеялся, что Нишимура передумает и сможет найти его. Это всё были глупые мечты и ему не стоило надеяться на плохой конец, но он ничего не мог с собой поделать. — Мне так интересно, как изменилась Конон! Это моя старшая сестра, хён, я рассказывал тебе о ней, помнишь? Хисын только кивал, натягивая сквозь тяжёлое сердце улыбку. Конечно, он помнил. После каждого рассказа растущего Рики о своём доме он испытывал злость и презрение, направленные на всю семью Нишимура, из-за которых юный мальчишка решился сбежать и попал в лапы торговцев людьми. Он не понимал, как брошенный ребёнок мог тянуться обратно к родителям, но сопереживал и отдавал свои силы, время, эмоции и страхи. Он обвёл парнишу привязанностью, скрепившей их запястья красной нитью, и теперь ей было суждено разорваться навсегда. Ножницы были в тонких юношеских руках и постоянно находились на волоске от щелчка смыкающихся лезвий. Тёмные сумерки накрыли низкий район Окаямы. Хисын нервно присматривался к каждому дому, куда так или иначе клонило Нишимуру, идущего практически вприпрыжку. Но ещё больше Хисын напрягся, когда юноша замедлился, потому что сначала подумал о том, что они уже пришли, но смятённое выражение лица Рики сбило его с толку. — Что-то не так? Ты забыл дорогу? — Хён… знаешь, всё так изменилось, — Нишимура вздохнул, и сложилось такое впечатление, что предыдущая радость была напускной, неискренней. Сейчас, встревоженный и огорчённый, он выглядел более честно. — Все места, которые я помнил, стали совершенно другими. Знаешь, я вроде бы помню всё это, вроде бы выглядит очень знакомо, во мне просыпается острое чувство ностальгии, однако… — он опечаленно выпятил губу. — Одновременно с этим я чувствую себя здесь чужим. Будто всё это не для меня. Какой же Хисын идиот. Заботясь о своих чувствах, он совершенно забыл о том, что Рики тоже был человеком. — Тебе всё равно стоит вернуться. Я провожу тебя. Буду рядом. — Прости меня, хён, — Нишимура опустил голову ещё ниже. — Это слишком неуважительно к тебе. Я… я видел, что тебе плохо, но я был так погружён в свои воспоминания, что просто закрыл глаза, но так нельзя, и… Нет. Нет-нет-нет-нет! Это неправильно! Такого не должно быть! — Эй, Рики, ты не должен думать об этом. Тебе не за что просить прощения у меня, слышишь? — Хисын притянул юношу к себе и обнял за дрожащие то ли от холода января, то ли от страха плечи. Веселье рухнуло, открывая путь отчаянию и бесконечным душетерзаниям. Юноша уткнулся носом в грудь мужчины, шмыгая и пытаясь не превращаться в бесформенную лужу, которая не способна вымолвить и слово в противовес. — Тебе не стоит думать о проблемах. Всё решаемо. Чему я тебя учил? — «Вся жизнь состоит из трудностей, её прелесть в том, чтобы уметь их решать», — произнесли они вместе, и Рики невольно хихикнул, пряча лицо. — Ну всё, притворщик, пошли дальше. Я уже начинаю замерзать! Они пошли по снегу вперёд, рассматривая блестящий ковёр, протоптанный местами. Теперь обстановка вокруг разрядилась, ток прекратил бежать по венам, как по проводам, Рики даже смог заново восхищаться зимней Окаямой. Прокручивая в голове произнесённые в унисон слова, Хисын начинал медленно успокаиваться. Он обязан уметь решать трудности. Если не он, то и Рики не сможет. Подать пример. Быть правильным. Когда Рики достал телефон, Хисын удивлённо вскинул брови, наблюдая за тем, как юноша начал что-то печатать и в итоге остановился посреди дороги. — Что такое? — Я… я подумал о том, что хотел бы погулять с Та-ки в моих любимых местах. — И?.. — Напишу ему кое-что.rishimura niki
Томо-чингу! Я пишу тебе прямо из Японии! Точнее, из Окаямы, прямо с улицы, знаешь, тут так много снега! Ты же никогда не был в Японии, верно? Я пришлю тебе много-много фотографий, и… Та-ки, мы должны будем побывать в каждом углу Окаямы. Я тебе обязательно всё покажу! Обещаю, Та-ки.
rikasahi taki Я верю тебе, хён. Рики рассмеялся, показывая старшему экран телефона. — Вот, думаю, он рад за тебя, — улыбнулся Хисын. — Пошли? — Пошли! Спустя пять минут Рики остановился возле какого-то дома на углу, в который только-только вошла высокая девушка с сумочкой, с которой свисала длинная лямка. Они мало что успели лицезреть, только волну её прямых волос, подхваченную ветром, а ещё леопардовую короткую куртку. Хисын немного растерялся, ведь не должна же мать Рики быть такой юной? Он забеспокоился о том, что семья могла переехать в другой район или даже город, однако, стоило им подойти к воротам, Рики с чувством ностальгии и предвкушения отворил металлическую защёлку и улыбнулся. — Наверное, это была Конон! — Конон? — Ну я же сказал тебе, это моя онее-сан! Старшая сестра! Ты меня вообще слушаешь? Дурак-хён. Рики выглядел таким воодушевлённым, что Хисыну показалось на короткий миг: его знакомство с семьёй подопечного пройдёт просто прекрасно. Он вдохнул и выдохнул. Стоя уже перед дверью частного дома, за которой слышались приглушённо голоса, Хисын смотрел на украшенную рождественским венком дверь и думал. Фонд был официально расформирован несколько дней назад, его никто не держал, он мог просто взять и начать жить здесь. Конечно, не сразу, а сначала пробежаться по документам в Сеуле, найти работу, выучить японский, а потом… смотря на радостное лицо шестнадцатилетнего мальчишки, он понимал, насколько это важный момент для него, и не мог отказать и отказаться. — Я звоню? — Звони. Нишимура коснулся дрожащими пальцами звонка. Произошло замыкание где-то внутри проводов, волосы Рики снова привычно зажглись, и Хисын по-отцовски пригладил его плечи, забирая себе ненадолго суперсилу. Глаза, словно фонари; Хисын прикрыл их и успокоил себя, снова приходя в обычный человеческий вид. Дверь открылась тогда, когда песня соловья на звонке прекратилась. Переломный момент для каждого человека по обе стороны порога ощутился по-своему. Нишимура Рики готов был упасть в обморок, а его глаза слезились от вида родных лиц, и он был готов простить им абсолютно всё, лишь бы снова жить в этом доме. Нишимура Исао стоял, держа ручку двери, и с каменным выражением лица смотрел на выросшего юношу, который совсем скоро достигнет его роста. Позади плотного и заметно располневшего за прожитые годы мужчины стояла низкая пухлая Нишимура Тайко, глаза которой расширились от удивления, а маленькая ладонь накрыла распахнутые губы. Уже собравшая в хвост волосы Нишимура Конон стояла позади матери, не успевшая переодеться в домашнее юката, но уже преданно стояла в ожидании момента, подходящего для поклона. Нишимура Исаму и Нишимура Кохэку, трёхлетние братья-близнецы, были юноше совсем незнакомы. — …Здравствуйте, — поздоровался Хисын на корейском, а затем, когда лицо главы семьи ощетинилось сильнее, прокашлялся и перешёл на английский: — Hello? Тайко и Конон зашептались, не отводя взгляда от Рики, от которого больше не веяло уверенностью во всём. Исао поводил челюстями, мертвенным взглядом обводя подростка, вломившегося в семейную идиллию. — あなたは誰ですか? — голос стал грубее, чем пять лет назад, стали в нём прибавилось, а мороз по коже был всё тот же. Чувствуя приближающуюся опасность, Хисын рефлекторно схватил Рики за запястье, чтобы в случае чего выступить вперёд и защитить его. — 父さん、私ですよ、りき。 — りきが死んだ。 Юноша замотал головой, противясь словам. Хисын не понимал ничего, но он крепче сжал предплечье парня, способный различать только интонацию, презрительные подёргивания лица, дёргающиеся кисти рук… Остальные члены семьи ничем не выделялись на фоне главы. Даже старшая сестра, которой вдохновился Рики, сделала шаг назад от двери и нахмурилась. Она пыталась выловить растерянный взгляд младшего брата, и когда у неё это вышло, то последовало коротко покачивание головой. Это означало нет. Нет? Нет — не умер? Нет — им не стоило приходить? Нет? Рики проследил за взглядом отца, когда тот скосился. В маленьком саду за кустами роз располагалась маленькая могила, сделанная вручную. — どこかに行って。もう息子はいません。 Рики вырвался из сжимающей ладони хёна и подошёл к саду. Такому же, как он запомнил его, но… Деревянный крест, уже впитавший в себя влагу и грязь, хлипко держал табличку с именем и фамилией, а также датами рождения и… смерти.«Нишимура Рики. 2006-2012»
— Нет, — прошептал Рики, оборачиваясь назад. Корейский на вкус был таким горьким, и он хотел бы проклясть всё, что произошло с ним, всех людей, что не вернули его домой вовремя… Дверь закрылась с хлопком. — Ни-ки? В чём дело… — нахмурился Хисын и дёрнулся, когда подопечный рванулся к двери, закрытой на замок уже изнутри. Он что-то кричал на японском, верещал и истерил, ломясь внутрь, и это было так громко, что не только зимние птицы слетели с деревьев, проносясь над домами с криками, но и в окнах домов появились очертания людей. Хисын растерянно пытался оттянуть Нишимуру от двери и привести в чувства, но он продолжал плакать и кричать, отбиваясь руками, кулаками, ногами… И только громкая и суровая угроза в окно о вызове полиции заставила его замереть и позволила Хисыну оттащить юношу к воротам, вытолкнуть на дорогу, подальше от родительского дома. Он был полностью разбит, мысли заполонила идея побега, и он уже собирался бросать всё и нестись хоть куда-нибудь, где он будет один, наедине со своей болью, но Хисын схватил Рики и прижал к себе одной рукой, чувствуя слёзы на плече и мороз, схвативший влагу, превращая её в иней. — Давай… давай пойдём в отель? Хисын скользнул взглядом по брошенным чемоданам, запачканным в снегу и грязи. — Я н-никому не нужен, хён… они… они… Хисын погладил его по голове, прислоняясь губами к макушке и с тяжестью прикрывая глаза. Одна его часть сопереживала и не могла перестать думать об отвратительном поведении семьи, пускай он толком и не понял, что произошло; вторая его часть чувствовала омерзительное облегчение из-за того, что его несказанное желание сбылось.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— Ты можешь нормально расправить рубашку? — Да что ты хочешь от меня? Айщ, хён, иди ты на… — Язык оторву! — Сразу видно, что братья… Бомгю натянул на себя безрукавку, так как обедать они будут в закрытой беседке, до которой ещё нужно будет дойти из машины. Ёнджун и Ёнджин собачились всё утро, потому что старшему из братьев было необходимо сделать всё по-своему, а младший показывал бунтарский дух и на каждое слово выпаливал сотню. Это касалось сначала завтрака, потом похода в магазин, затем уборки за собакой, а теперь они не могли определиться с одеждой. Ёнджун желал прийти в схожей одежде, отдавая предпочтение чему-то более классическому (всё-таки обед с друзьями и знакомыми), а вот брат отчаянно хотел одеться по-простому и чуть ли не рвал на себе все рубашки, говоря, что они напоминали ему школьные. Бомгю же стоял в прихожей и пил чай с бобой, сунув руку в карман безрукавки. — Встреча через двадцать минут, ребят, а до них нам ехать не меньше пятнадцати. — Да ну сейчас! Ёнджун был на пределе, ему казалось, что брат специально изводил его своими выходками, и на самом деле это было так, потому что стоило ему отвернуться, как Ёнджин сверкал глазами и позволял улыбке проскользнуть по лицу. — Так, Ёнджин, если ты прямо сейчас не оденешься нормально, я отвезу тебя к матери и напишу твоей школе, что ты остаёшься и никакие документы мы не забираем, ясно? Предел Ёнджуна был достигнут. Бомгю впервые видел в глазах младшего Чхве столько испуга, а ещё впервые в своей жизни видел такое быстрое развитие скорости и сборы. Ёнджин был готов уже через минуту. Подойдя к другу, Бомгю улыбнулся и щёлкнул языком, шепча на ухо: — Это была крутая тактика, Джун.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
На столе лежал альбом, полностью забитый фотографиями. Блестящая бумага сохранила на себе драгоценные воспоминания минувших дней, где были изображены двое детей и их родители. Пальцы остановились на фотографии сиблингов возле небольшого пруда. Девушка постарше, высокая и худая, в панамке стояла перед прудом и настраивала детскую удочку. Она с удивлением смотрела за камеру, а на её фоне в пруду сидел случайно упавший туда трёхлетний мальчик с панамкой набекрень. — Твой папа всегда был непоседой. Когда родилась Шихён, мы были рады её спокойному характеру, она всегда была тихой и любознательной, и тогда мы подумали, почему бы не родить второго ребёнка… но вот твой папа дал нам понять, что двоих будет достаточно, он любил всё самое опасное… — бабушка смеялась, поглаживая пальцами фотографию. — Шихён тут хотела порыбачить, а Шихёк упал в пруд и весь промок. — Отец не рассказывал мне… о сестре. И о вас. Джейк сидел на крохотной кухне за низким столом, чувствуя себя не в своей тарелке. Родственные связи всегда казались ему чем-то неприятным, мерзким, общая кровь с человеком старше заставляла его нервничать. Он царапал руки, смотря на фотографии своего отца и его семьи многими годами ранее, и чувствовал пульсацию от сердцебиения, проходящую вдоль щупалец молний. Чёрно-белые снимки вызывали странное чувство страха и дискомфорта. — Мы почти готовы. Бабушка, вы пойдёте с нами? — Нет, Чонвон-а, я останусь и приготовлю нам всем ужин, — отозвалась она, вытягивая шею, чтобы выглянуть в коридор. Чонвон пытался понять, не малы ли джинсы Джувона, крутясь вокруг него и настенного зеркала. — Госпожа, я… — Какая я тебе госпожа, — оборвала внука Докём, возвращая внимание ко взрослому парню, сидящему с ней за столом. — Я же твоя родная бабушка. — Бабушка… Шим, — попробовал Джейк снова и неловко полез в карман, чтобы достать кошелёк. Он вытащил из одного внутреннего кармашка старую потрёпанную фотографию, которая прошла с ним практически всю сознательную жизнь. Ему показалось, что сейчас настал час с ней расстаться, потому что период сражения с жизнью прекратился. Он не мог смириться с этой мыслью. — Я… хотел бы отдать это вам. Бабушка надела очки, чтобы получше разглядеть новое фото, и приняла снимок из рук внука. Там был изображён совсем крохотный мальчик на одном из утренников в детском саду, одетый в волшебника с остроконечной шляпой. На нём был милый полосатый синий костюмчик, в тон шляпе. Лицо женщины стало ещё более мягким. — Это… — Да, это моя фотография. Я хочу отдать её вам, — нервозность его достигла предела. Он больше не смог сидеть, молча встал, вышел, захватив свою куртку, и исчез в темноте подъезда. Чонвон появился на кухне незамедлительно, сразу же, как только входная дверь захлопнулась. Джувон вылез следом, поправляя уже другие джинсы на себе, пытаясь разобраться с ремнём. — Что произошло? Докём с чувственной улыбкой прошлась большим пальцем по фотографии и вздохнула. — Всё хорошо, Чонвон-а. Он подождёт вас снаружи.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— Дорогу-у! Худая женщина с вьющимися волосами бегом спускалась с крыльца своего дома и шла по тропинке, направляясь в закрытую беседку и неся прихватками чугунную сковороду, наполненную горячей уткой в кисло-сладком соусе. Большой квадратный стол был заставлен блюдами иностранных и корейской кухонь для большого количества гостей. Эта женщина была весела, её волосы всегда были похожи на крохотные молнии, она всегда могла разбавить скучную жизнь толикой веселья. Минджи всегда стремилась добавить праздника, всегда разрешала детям много; столько, сколько им нужно. — Дайте мне место, — попросила она сидящих за столом гостей, и все потянулись к тарелкам, отодвигая в сторону для освобождения пространства. На деревянную поверхность приземлилась чугунная сковорода, такая большая, что было удивительно то, каким образом худая женщина принесла её. — Просто прекрасно. Сонхён-а, можешь принести ещё три ложки? — Сейчас! Вызвавшись помочь самостоятельно, девушка бегала туда-сюда и даже не надевала куртку, потому что постоянное движение согревало её изнутри. Совместный обед в день отъезда близнецов придумала именно Минджи, завсегдатай любых празднеств, и она вытянула каждого за нитки, заставив приехать своими прелестными уговорами. Сонхун, Джей и Субин сидели за столом, пока Гаыль и Йевон пытались разобраться в кулинарных рецептах хозяйки на кухне, чтобы правильно украсить её фирменные блюда. Ёнджун с братом и другом приехали почти вовремя. Конечно, их удивлению не было предела, когда они заметили большое различие между их деловым стилем и обычным повседневным у остальных. Ёнджун получил от брата толчок локтем в бок, зашипел и проводил смеющегося лучшего друга взглядом. — Это предательство, Гю! — Я говорил тебе не заморачиваться. Субин встал, встретил их рукопожатием, пригласил сесть рядом и сразу завязал разговор о том, что Кай и Тэхён приедут чуть позже, а хозяйка всё ещё бегала с едой, потому что гостей сегодня будет около двадцати. Совсем скоро приехали Джейк, Чонвон, Та-ки и Джувон на такси, почти одновременно с ними прибыли и Шим Шихён со своим маленьким двухлетним сыном и мужем. Джейк не имел представления, кем являлась эта женщина, пока Минджи, снова появившаяся в беседке с новым блюдом, не поздоровалась с ними. Каждого она любвеобильно обняла, а с ребёнком на руках пискляво посюсюкалась. — Я правильно понимаю, вы Джеюн? — с улыбкой произнесла. — Друг Чонсона и моего Хисын-и. Прекрасно! — улыбнулась она и взглянула на юношу с двенадцатилетним мальчишкой. — Чонвон, Рики и Джувон, верно? Друзья Сонхун-и. Отлично. Шим Шихён, Кан Сувон и малыш Чонсу, — она снова потянула ребёночка за щёчки и загнала всех внутрь. Девушки с кухни тоже вернулись, занося последние блюда, и расселись по местам. Не все ещё прибыли, но Минджи решила начать уже сейчас, пока горячее не остыло. Она достала из уличного холодильника ящик соджу и тяжело выдохнула. — А ну, самый сильный мужчина среди вас, помогите разорвать плёнку! Из-за стола сразу встали четверо, переглядываясь друг с другом, и каждый из них считал себя сильнее другого. Субин покачал головой, смотря на Ёнджуна, а муж Шихён с улыбкой взглянул на Джея и позволил ему пройти. Если есть тот, кто сможет помочь, кроме него, то он лучше останется с женой и ребёнком, помогая двухлетке пробовать дайкон. — Спасибо, Чонсон-а, ты наш спаситель, — рассмеялась Минджи, доставая из упаковки бутылки с соджу и прося передать во все концы стола. Безалкогольные напитки уже стояли и были в общем доступе, так что каждый, кто не собирался выпивать, уже мог налить себе чего-нибудь. В дверцу беседки постучали, и гости обратили внимание на пришедших Тэхёна и Кая, которые выглядели, как и всегда: один по-прежнему носил рабочие штаны, только вырвавшись из оков волонтёрского центра, а второй вечно поправлял спадающие очки и кутался даже в тёплой беседке в дублёнку. — Ты бы хоть оделся во что-то поприличнее, — цокнул Ёнджун, кривясь и отсаживаясь от Тэхёна, забирая из общей тарелки кубик пармезана. — Вообще-то, я говорил ему сменить вид, однако меня никто не стал слушать, — вставил Хюнин, снова поправляя очки и отставляя рядом с собой блокнот, который таскал с собой всегда и везде. Минджи хотела сказать тост, но обсудила с несколькими ближними гостями этот момент, и все пришли к выводу, что стоило подождать ещё немного. Малая часть гостей ещё не успела прийти. Сонхён встала, чтобы оглядеть стол и выбрать себе всё самое вкусное, включая курицу, первую партию которой уже почти разобрали. — Оппа, тебе что-нибудь достать? — Я не очень голоден, — проворчал Сонхун, и сестра с недовольным выдохом опустилась обратно на стул. — Что не так? — по её голосу и выражению лица только дурак не догадался бы, что она раздражена. Последняя капля. — Ты все эти недели сам не свой, и мне иногда кажется, что чем ближе мы к отъезду, тем хуже всё становится. Ты даже есть перестал, — Йевон положила руку на её ладонь, чтобы успокоить, ведь девушка случайно перешла на громкие тона, и Сонхён пришлось перейти на шёпот. — Ты должен поесть. Нам потом ехать в поезде где-то три часа, неизвестно, когда мы ещё поедим. Вряд ли родители будут готовы к нашему приезду, — она хмыкнула. — Так что тебе положить? — …Бута-дон. Положи мне немного. — Тебя уже выписали? — на другом конце стола Джейк сидел рядом с Джеем, так как связующая их нить в виде Хисына сейчас была в совершенно другой стране. Он взял себе сок, так как знал, что сегодня приедут ещё его знакомые из монастыря, на этом настояла хозяйка дома. — Да. Выписали. — Слушай, Джейк… — Джей неуверенно замял пальцами салфетку под своей тарелкой, пытаясь найти максимально нейтральные выражения. В конце концов, он понял, что юлить не выйдет. — В монастырь принимают всех? То есть… Знаешь, работы у меня сейчас нет, и я бы хотел… — Присоединиться к монастырю? Как с языка снял. — …Да, — Чонсону было неловко признавать, но последние накопления закончатся у него через полтора месяца, и где находить работу без достойных навыков, он совершенно не знал. — Нельзя читать мысли монахов. — Джейк, — Чонсон тяжело выдохнул, массируя виски. — Я… я больше не могу. Моя память… я лишился своей силы. Джейк не ответил. Какое-то время они сидели молча, слушая шёпот и иногда даже весьма громкие разговоры остальных гостей, слушали смех Минджи и продолжали переваривать информацию. Аппетит пропал от мыслей, даже любимый самбап не хотелось есть. — Разве силу можно потерять? Чонсон пожал плечами. Когда Минджи уже собиралась готовиться к тосту, ворота частного дома снова загремели, во дворе появились трое мужчин: Мисук, друг Джеюна по службе, юноша Дэхви из монастыря, и Рэйн. Никто не мог сказать точно, каким способом Минджи собирала всех своих гостей, но каждого она знала в лицо и каждому улыбалась ярко и гостеприимно, рассаживая на свободные места. — Так как большинство пришли, хочу произнести тост в честь тех, ради кого мы тут собрались, — Минджи взяла стакан соджу, разбавленного персиковым соком, и встала, привлекая к себе внимание. — Сегодня мы собрались для того, чтобы проводить сеульских гостей, Сонхён и Сонхуна. Многие из вас, думаю, слышали обо всём, что происходило последний месяц, и я не хочу нагнетать обстановку. Хочу просто сказать, что все мы здесь только потому, что всё случилось, и мы можем поблагодарить друг друга сегодня за то, что мы смогли сегодня встретиться и пообедать все вместе. Гости подняли стаканы, Дэхви взволнованно потянулся к соку, чтобы налить себе и тоже поднять стакан, однако чуть не уронил бутылку и заставил детей смеяться. Он обратил на себя незапланированное внимание и неловко улыбнулся, тихо поднимая руку с соком вверх. — Как у вас дела? Уже всё разобрали? — обратился Рэйн к сидящим напротив Джейку и Джею. — Осталось только почистить все помещения и выставить здание на продажу, — кивнул Чонсон, с горем пополам возвращаясь к трапезе. — Это замечательно, — произнёс Рэйн и тут же поправил себя. — Нет, конечно, всё, что произошло, это… нельзя описать словами, но я рад, что всё сейчас улучшилось. Это же ваше единственное рабочее место было? — Только у меня, — прожал плечами Чонсон. — Но, наверное, я уже нашёл себе новую работу. — О, и где же это? Позднее всех приехало такси с двумя опаздывающими. Гости, которым было необходимо покурить, вышли во двор и вооружились сигаретами. Джейк пытался стоять отдельно, однако спустя минуту к нему присоединилась накинувшая на плечи чью-то куртку Гаыль, чтобы переговорить ещё раз насчёт всего. Но не успела она выбить хоть какой-то ответ, как двое подростков — последние из приглашённых, — появились в поле зрения. Девушка с чёрным каре тащила за собой высокого одноклассника, остановилась перед входом и с каждым поздоровалась. — Госпожа Рё внутр… — А вот и наши опоздавшие! — весело воскликнула Минджи, выглянув на улицу. — Заходите, нечего дышать сигаретами. Чэвон и Кей стали самыми неловкими гостями на общем обеде. Минджи на самом деле подозревала, что они вдвоём вообще проигнорируют её приглашение, потому что при разговоре с Джеем она поняла, какие отношения были у них и Сонхён, и всё-таки неизвестная причина привела их сюда. Вскоре эта причина оказалась ясна. — Сонхён, не хочешь ненадолго отойти? — Чэвон наклонилась над ней, вклинившись между братом и сестрой, и почувствовала кожей снова проявившееся раздражение. Напряжение между ними возросло до потолка, учитывая присутствие Кея здесь. — Ни за что, Чэвон. Отправляйся вместе с ним в ад. — Сонхён, — Джей, сидящий почти в другом конце стола, постучал пальцами по дереву и привлёк взгляды троицы. — Это была моя идея. — Я ненавижу тебя, — произнесла она одними губами, даже не чувствуя вкуса слов на кончике языка, и встала, рывком срывая со спинки стула плюшевую куртку. Внутрь зашли курящие, и она оказалась на улице одна на короткое мгновение, пока только пришедшие Чэвон и Кей не вышли следом, закрывая дверь. На улице оказалось критически тихо. В сравнении с беседкой, где за столом постоянно кто-то что-то говорил и обсуждал, за пределами не было ничего, кроме далёкого завывания ветра. Она даже не собиралась смотреть на них, просто стояла, скрестив руки, и буравила взглядом стену дома тётушки Рё. — У вас пять минут. Время пошло. — Тебе сколько лет, Сонхён? Мы не можем поговорить, как взрослые люди? — огрызнулась Чэвон, недовольная раскладом. — Я передумала. У вас минута. — Кей, слышал? Минута. Чэвон толкнула его вперёд, заставляя появиться в поле зрения Сонхён. Девушка презрительно скривилась и сделала шаг назад, жалея, что вообще согласилась на эту авантюру. Ей было физически противно стоять рядом с тем, с кем связаны самые худшие воспоминания из старшей школы. — Пятьдесят секунд. — Я пришёл извиниться. — Зачем? — шикнула Сонхён. Кей убрал руки в карманы, переминаясь от нервов с ноги на ногу. — В смысле зачем, Сонхён? — Чэвон не сдержалась от вида такого поведения и стукнула его кулаком в руку. Кей поморщился и потёр место удара. — Айщ… Сонхён, я хотел извиниться за то, что вёл себя как кретин. И… я хотел бы извиниться перед Рики, но я слышал, что он уехал. Упоминание Рики заставило Сонхён чувствовать себя ещё хуже. Она жалела о том, что не сумела попрощаться с ним, потому что он улетел слишком внезапно. И она знала, что не сможет увидеться с ним больше никогда, даже есть прямо сейчас он сядет на рейс до Инчхона. Чувство безнадёжности убивало её. — Не смей говорить о нём. Я не прощу тебя. Ни тебя, никого больше из этой чёртовой школы, — она была готова расплакаться, но сумела остановить себя, когда увидела кое-что странное. Чэвон протягивала ей конверт без подписей. — Прочитай. Сонхён нехотя взяла конверт и открыла его. Внутри оказался сложенный в несколько раз листок, а внутри на тонкой белой бумаге вручную выписан текст. Почерк был слишком знаком.«Привёт, Сонхён-а. Прости, пожалуйста, за это недостойный поступок. Знаю, что такого человека, как ты, который всегда помогал мне и ценил меня, несмотря ни на что, больше со мной нет. Знаю, что ты всегда была готова поддержать меня, могла понять и помочь со всем. Ты моя лучшая подруга. Мне так хочется быть хоть немного лучше, чтобы по-настоящему заслужить прощение. Я должна сказать тебе… да, идея была не моя, но я сделала практически всё, потому что была знакома с тобой. После того, как ты ушла тебе пришлось уйти, Чэвон пошла к директору, и… в общем, всех нас наказали. Мне жаль, что меня не исключили, хотя я этого заслуживаю больше, чем ты. Прости меня. Юна».
≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— Возьмите, — Минджи с натянутой почти на глаза шапкой стояла перед близнецами, протягивая им ланчбокс, завёрнутый в полотенце. — Проголодаетесь, съедите немного риса с сосисками и овощами. Там даже кукуруза! Давайте, берите, никаких отказов. Сонхён от поездки домой чувствовала гораздо больше положительных эмоций, чем её брат. До отбытия поезда было ещё десять минут, они уже заняли места и стояли, прощались. Приехали далеко не все, только те, кто чувствовали долг перед семьёй Пак. Джейк курил в стороне, слушая разговоры и не вмешиваясь, а вот Джей решил, что тянуть больше не стоило, и отвёл Сонхуна в сторонку. — Когда ты собираешься ей сказать? Сонхун уставился в пол под ботинками, перекатывая на языке сожаление. — Я не могу. Просто не могу. Она слишком рада этой поездке. Я боюсь, что она… эта информация убьёт её. — Ты думаешь, что будет лучше, если она узнает всё дома? Когда она… увидит всё своими глазами? Думаешь, это не жестоко? Ты крупно пожалеешь, если оставишь всё напоследок. — Я разберусь. Сам разберусь. — Стой, — Джей поймал его руку, когда парень захотел отойти, и стал рыться в сумке. Что удивительно, оттуда он достал книгу с птицами на обложке, которую протянул в руки негодующему Сонхуну. — Это… — «Человеческие поступки» от Хан Ган. Я знаю, что ты любишь «Вегетарианку». Сонхун пришёл в ступор, но книгу взял, понимая, что отдать не выйдет. Он отошёл от разочарованного Джея, однако никто не был в силах повлиять как-то на ситуацию. Чонсон не мог себе позволить выдать всё как есть девушке, потому что сам прекрасно знал, чем всё обернётся, но и её незнание его тяготило. Джейк, подошедший к нему уже без сигареты, похлопал по плечу и позвал окончательно прощаться. — За эти несколько недель вы мне стали почти как родные, — тётушка Минджи обняла Сонхён. — Так жалко, что вы с Рики не можете попрощаться… Обязательно общайтесь с ним! Поддерживайте связь, хорошо? — просила она, едва ли не вытирая слёзы. — Всё будет хорошо, тётушка Рё. Честно, — пообещала Сонхён. Диспетчер громко объявил, что поезд вот-вот собирался трогаться. — Мы уже должны идти. До свидания, тётушка! Джей-ним… — обратилась она к Чонсону, а затем не сдержалась и обняла. — Спасибо за всё. И вам спасибо, Джейк-ним. Всем пока! Наконец простившись со всеми, она больше не могла стоять снаружи, поэтому исчезла в вагоне. Брат не пошёл за ней следом сразу, словно он тоже ощущал эту тень недоговорённости между ними. Три пары глаз испепеляли его, и он прекрасно понимал причину, но желание сбежать от проблем было гораздо сильнее его рассудительности. — …П… — хотел было сказать Сонхун, но… — Мы успели! — радостно провопил Чонвон, несясь к ним с небольшим пакетом из какого-то местного крохотного магазина. За ним шла ни много ни мало целая толпа: Ёнджун, Субин, даже Йевон пришла и, что удивительнее всего, Рэйн. От такого огромного количества внимания Сонхун почувствовал себя ужасно, словно каждый из этих людей, не желавших ему зла взаправду, хотели растоптать его и смешать с грязью. — Хён, держи, это тебе, — с улыбкой Чонвон протянул другу пакетик с подарком. — Я приготовил это к твоему отъезду, вот. Конечно, этого мало для того, чтобы… — он неловко улыбнулся и подошёл поближе, шепча: — Там письмо. Прочитай его, пожалуйста, когда сядешь. Чонвон не дожидался никаких ответов, даже ответных объятий, потому что искренне понимал, как его другу сейчас могло быть тяжело справляться со всем. Даже если вся жизнь начинала медленно налаживаться, отпечатки минувших дней заставляли мысли летать в голове подобно коршунам. — Отойдите, я тоже хочу отдать подарок, вообще-то, — вмешалась Йевон, пучок которой растрепался за весь день, и она влезла между двумя мужчинами, чтобы протиснуться к Сонхуну. — Чонвон-оппа, отойди… дай нам всем попрощаться! Чонвон надул губы, но сделал шаг в сторону, сильно далеко от друга не отходя. Йевон встала перед смущённым Сонхуном, смотрящим в пол, и вложила в свободную руку открытку, сделанную своими руками. — Хорошей дороги домой! Надеюсь, что вы… сможете со всем справиться, — завуалированно произнесла она, чувствуя тяжесть от собственных слов. Йевон обернулась на остальных и увидела на лицах собравшихся такое же мрачное выражение лиц. Каждый пришедший понимал, почему эта поездка станет очередным переломным моментом, после которого жизнь либо заиграет снова, либо превратится в пустошь. — Это всё, что ты скажешь, да? — возмутился Ёнджун, чувствующий, что им всем нужна растряска. В его руках тоже был небольшой презент, и на этот раз перед Сонхуном повис с пальцев талисман с голубым камнем. Пальцы мужчины ловко загнулись и провернулись, так быстро, что Сонхун не сумел уловить момент, когда рядом с первым амулетом повис и второй. Даже сейчас он фокусничал. — Это ангелиты. Их используют для того, чтобы найти болезни на ранней стадии и вылечить их. Это наш общий подарок с Бомгю. Тебе и сестре. — …С…Спасибо, — Сонхун кивнул, но забирать не спешил, поэтому Ёнджун закатил глаза, щёлкнул показательно языком, чтобы избавиться от липкой неловкости, и сунул оба кулона в пакет Чонвона. — Мы можем поговорить? — Рэйн, в отличие от всех, хотел беседу тет-а-тет, несмотря на то, что прежде они виделись с ним всего лишь единожды. От этого юноша почувствовал себя в разы хуже, сердце стало биться медленнее и больнее. — Давайте, разойдитесь. Сходите кофе попейте. И, накрыв плечи Сонхуна рукой, Рэйн отвёл его в сторонку, закрывая от остальных провожающих. Когда он убедился в конфиденциальности, то смог начать разговор. По правде говоря, Сонхуну поскорее хотелось покончить со всеми этими трагичными сценами, потому что вот-вот он перестанет держать себя в руках. — Сонхун, я хочу дать тебе это, — Рэйн достал из кармана значок с надписью «TXT», бирюзово-розовый. — Несмотря на то, что ты пробыл с нами недолго и не успел сделать огромный вклад в развитие центра, мне хочется, чтобы ты всегда помнил об одном: если тебе или твоей сестре понадобится помощь, попроси. Мне… очень жаль за всё, что произошло, и я соболезную вашей утрате. Я уже достаточно стар для того, чтобы сказать, что понимаю, каково терять родителей. Взгляни на них, — Рэйн похлопал по плечу юношу и указал на тихо беседующих знакомых. — У многих из них проблемы в семье. У некоторых семьи нет. Я это говорю к тому, что тебе не нужно бояться этого. Ты не останешься один. Ты всегда сможешь найти такого же, как и ты. Насколько я знаю, у Джея никогда не было семьи. Я думаю, что это наша с тобой награда — хранить воспоминания о счастливой жизни рядом с родителями. — …Спасибо вам, сонбэнним. — Зови меня Чжихун, — он сверился с наручными часами. — Я думаю, тебе пора. Хорошей дороги. Вы справитесь. В Намъянджу есть наш центр тоже, так что ты всегда можешь попросить помощи. Держи, — напоследок мужчина вытащил свою визитку и вложил её в карман куртки. — Не буду говорить, что связи — это плохо. Связи иногда хорошо помогают. Сонхун неуверенно кивнул и поклонился. Внутри бушевали смешанные чувства. К тяжести прибавились опустошение и странное облегчение, словно он нитка за ниткой отпускал Сеул и здешних людей, с которыми его что-то связывало. Когда он подошёл к дверям вагона, чтобы зайти, то почувствовал ещё одно касание, более цепкое и грубое, и увидел на своём запястье ладонь с изгибом молнии. — Сонхун, — грубо гавкнул Джеюн, однако лицо его выражало скорбь. — Возьми. В пакет Чонвона упали деревянные чётки, именно те, которые везде и всегда носил с собой Джейк. Его руку отпустили, и Сонхун поднялся в вагон, растерянно смотря на всех тех, кто провёл его в дальний путь. Внезапно чувства, сокрытые клеткой, вырвались наружу, и на его ресницах собрались слёзы. Двери поезда закрылись раньше, чем он позволил увидеть остальным свою слабость. — Оппа, иди сюда, поезд сейчас тронется. Мы ничего не забыли? Сонхун вытер слёзы о плечо и шмыгнул носом, переводя взгляд на сестру. — Ничего, Сонхён-а. — Оппа, ты что, плачешь? — младшая Пак нахмурила брови и подошла к брату, пристально вглядываясь в его лицо. — Ну ты и плакса… пошли. Сонхун только глаза закатил, чувствуя привычный нрав сестры, словно ничего и не менялось за это время. Места у них были практически у самого входа, перед небольшой стойкой с напитками, и как только они сели, парень зашторил окна, пытаясь спрятаться от всего мира. Сонхён взяла из его рук пакеты и стала разбирать. Кулон понравился ей больше всего. — От Ёнджуна и Бомгю. — О… да, я бы сказала, что это похоже на Бомгю, — произнесла девушка, смотря на красивый камень и вспоминая, как за недообедом за пластиковым столом Бомгю рассказывал им про важность экологии и про целебные качества некоторых драгоценных камней. Думая о них, она слегка отодвинула шторку, чтобы посмотреть на знакомых. Йевон увидела её и помахала рукой, а вслед за ней и Чонвон. Выглядели они не так счастливо, какими пытались казаться. — Всем тяжело… — она помахала в ответ и, взглянув на поникшего брата, зашторила окно снова. — Но я чувствую облегчение. Мне жаль потраченные года, но… я думаю обо всём и понимаю, что всё теперь хорошо. Тебя оправдали, преступников посадили… Единственное, что меня волнует, — это бабушка, но я даже вспоминать не хочу о ней. Хочу просто к маме. Интересно, как там всё сейчас. Ох, я хочу так крабов… — Сонхён-а, — ему было сложно говорить, словно челюсти заржавели. Суставная капсула хрустнула до боли. На этот раз он посмотрел ей прямо в глаза, а поезд тронулся, набирая скорость. Сонхён почувствовала что-то неладное. — Нам нужно поговорить.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Железные ворота хлопнули, разносясь звоном по всей округе. Сонхуну пришлось бросить все вещи на улице и рвануть в дом следом за сестрой. Входная дверь заперта не была, жёлтые ленты полиции беспорядочно лежали то тут, то там, а на паркете в гостиной виднелось впитавшееся и почерневшее пятно крови. Сонхун старался удерживать её, пытался сказать что-нибудь успокаивающее, но все его слова тонули в криках и истерике сестры. — Почему ты не сказал мне раньше?! — она отказывалась верить в смерть родителей всю дорогу, но сейчас, когда они приехали домой, нервы взорвали внутри неё пороховую бочку, и она пронеслась по всему дому, но каждая вещь говорила ей о том, что это всё не тупая шутка брата. Это всё правда. — Прости… мне жаль, — Сонхун прибился спиной к стене. Сонхён не контролировала силу. Лёд покрыл большую часть комнаты, ледяные иглы летели туда и сюда, стоило ей эмоционально взмахнуть рукой. Одно из окон разбилось от нескольких кусков града. Свечение волос заполонило гостиную, все растения замерли, покрываясь смертоносной изморозью. Сестра подбежала к брату и затрясла его за плечи, за ворот кофты, изливаясь слезами. — Почему?!.. Почему ты… Как ты мог… — Я не хотел… разрушить тебе всё. Я не хотел, чтобы ты страдала все эти дни… — Ты идиот! Тупица! Ты… — голос её охрип и почти отнялся от бесконечных криков. — Я… я ненавижу её. Боже, я… — Она за это поплатилась, Сонхён-а. Она уже мертва. Джей… Джей защитил нас, — почувствовав бессилие сестры и то, как она вот-вот упадёт в обморок, Сонхун поднял её и отнёс медленно к дивану. — Мы… решим всё это. Я решу. Девушка отвернулась к спинке дивана, поджимая ноги к груди и игнорируя всё происходящее. Сонхун устало упал на пол, опираясь спиной на диван, и уронил голову в раскрытые ладони. Он сказал ей, что они всё решат, но решения не было и в помине. Он не знал, что им делать. И Сонхун лихорадочно придумывал планы действия, думал о поиске работы, о том, что им потребуется возиться с документами. Он боялся, что они могли быть не прописаны в этом доме, и в этом случае им грозила жизнь на улице… Задний карман завибрировал. Сонхун взглянул на неподвижную спину сестры и достал свой телефон. Видеозвонок от Хисына. — Привет, Сонхун, — тихо поздоровался Хисын. Он сидел на фоне какой-то комнаты, по всей вероятности, его номер в отеле. — Вы… уже дома? — …Да, — это было хрипло и едва слышно. Сонхун не выдержал видеозвонка и отключил камеру. Видео с Хисыном развернулось на весь экран, и его слегка растерянное лицо предстало перед Сонхуном. Затем мужчина прокашлялся и выдохнул, поворачивая камеру в сторону Рики. Тот лежал на односпальной кровати под одеялом и, наверное, спал. По крайней мере, так казалось со стороны. — Рики… не будет жить с семьёй. Мы прилетим обратно в Корею через неделю, если он не передумает. Я думаю… мы приедем обратно в Намъянджу. — Ты жил в Намъянджу? — Это мой родной город, — улыбнулся мужчина. — Я любил с отцом ходить в гору и собирать грибы. Мой папа работал смотрителем. Сонхун внезапно почувствовал странный трепет. — Смотритель горы Сураксан? — удивлённо спросил он. Возможность отвлечься на другие темы, близкие для сердца и связанные с детством, беззаботными временами, помогала не сходить с ума. Хисын улыбнулся. — Да. Ты тоже ходил туда? — Конечно, каждую весну. Там же кизил цветёт. — Послушай… если мы вернёмся, то мы поможем. Я помогу. И… Рики и Сонхён нужно будет общаться. Ты же не против? — Почему я должен быть? — Ты знаешь. Мы связаны с… прошлым… я не хочу, чтобы вас двоих это беспокоило. — Как там Рики? — внезапный голос над ухом заставил Сонхуна испугаться. Он так был увлечён разговором, что не услышал, как сестра шевельнулась и подползла к нему. Она больше не злилась, но её усталость была сильно выражена в голосе и действиях. Она положила голову на плечо брату и уставилась в экран телефона. — Сонхён? Это же она? — спросил Хисын без возможности увидеть их. — Да, это я. — С Рики всё в порядке. Я думаю, он не сильно удивлён случившемуся. Как ты? — Это глупый вопрос. — Извини, — Хисын виновато улыбнулся и постучал себе кулаком по голове. — Что ты хочешь от бармена. Ты слышала, о чём я говорил? Сонхён кивнула, но поняла, что по ту сторону экрана этого не могла быть видно, так что ей пришлось поднапрячься и снова произнести: — Да, — и дополнить: — Я бы хотела, чтобы Рики вернулся. Я… скучаю. — Я передам ему. Уверен, что он тоже скучает, — Хисын тяжело вздохнул. — Я позвоню завтра. Всё будет хорошо. Верно? — Да, хён. Хисын-хён.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Каталки звучали подобно поездам. В месте, пропахшем химикатами и кислотой, сновали учёные, перебрасываясь парой фраз друг с другом. Из-за двери вылез чернокожий мужчина в халате и поймал первого встречного, забирая к себе в кабинет, чтобы продемонстрировать новый метод получения спирта. Женщина в длинном плаще и очках, с завивающимися волосами, вылезшими из причёски, толкала каталку с мертвецом. Она думала о своём, о дальнейшем дне, и смотрела на болтающиеся от тряски бледно-синие ноги с биркой. Ей нужно было в корпус C, так что пришлось проехать через два перед тем, как оказаться в нужном крыле и подойти к выдвижным дверям. Внутри находилась команда из лаборантов, один из мужчин был приглашённым судмедэкспертом, так как из-за фактора насильственной смерти их патологоанатом не захотел работать. — Это же он? — спросил с интересом судмед. — Верно, — произнесла женщина. — Мы получили разрешение на изучение его биологического материала. Надеюсь, все опыты дадут какой-то результат. — «Какой-то» точно дадут, — пошутил лаборант, надевая перчатки и подходя к каталке. Отодвинув ткань, он открыл для всех заинтересованных обнажённое юное тело низкорослого парня. В контрасте с белой кожей у него были чёрные кисти и лёгкие трещины на лице. Улыбнувшись от чувства предвкушения, мужчина подошёл к своей доске и вывел имя нового экземпляра для исследования.«Ким Сону».
≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
«Дорогой Сонхун-хён,
Мне очень жаль за то, как я вёл себя с тобой. Я был в очень плохом настроении из-за моих личных неудач, которые происходили в университете, и несправедливого вполне справедливого отношения куратора. Тем не менее это не оправдание за то, что я сказал тебе в тот день и за то, что сделал. Мне искренне жаль за мой поступок.
Это была не твоя вина.
Причина, по которой я решил написать это письмо… я понимаю, что я был полным дураком. Я всегда думал о том, что ты мой лучший друг, и из-за этого мне казалось, что ты принадлежишь только мне, и… Я хочу, чтобы ты знал: наша дружба много значит для меня и я не хочу потерять тебя из-за моего глупого поведения. Ты уехал, я знаю, сейчас у нас всех будут сложные периоды в жизнях. Но я обещаю, что приеду к тебе. Обещаю.
Пожалуйста, дай мне ещё один шанс, и я обещаю, что это никогда не повторится. Ты очень близкий друг для меня, ты мой самый лучший друг. Мы прошли с тобой через огонь и воду, и я не хотел бы терять тебя.
То, что я писал, было слишком эгоистично. Я даже не спросил, хочешь ли ты общаться со мной. Прости меня, Сонхун.
Чонвон».
Яркий луч отразился солнечным зайцем от лежащего бирюзово-розового значка на столе, когда Хисын и Рики позвонили в звонок зелёной калитки.Каждый пропащий ребёнок вернулся домой.