≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— Расскажи. Живо! — Отстань от него, — толчок в плечо. Сонхун хотел бы закрыться ото всех, но это не представлялось возможным. Они находились в зоне отдыха муниципальной больницы, рядом с ним сидела обеспокоенная сестра, которой за последний час не сумела вытянуть ни единого слова. Нишимура находился рядом, но сам ничего не говорил, понимая, что воссоединение семьи вновь было обязательным, пускай он и чувствовал некоторый укол ревности на этот счёт. Ревность к Сонхён и обиду на Хисына. Стоя у стены, он даже взглянул на своего хёна. Тот ругался с Джейком; они не могли найти общий язык с того момента, как австралиец явился, и сейчас выясняли отношения, пытаясь не переходить черту и не шуметь, хотя медсёстры уже косо поглядывали в их сторону. — Какого чёрта ты вообще мне указываешь? — прошипел Джейк, скалясь на Хисына. Он сжал руку, вены надулись, делая рисунок молнии отчётливее и ярче. — Я сам решу, как с этим идиотом говорить. Твою мать, ты понимаешь, что Джея после всего просто посадят? Открой глаза и сними свои розовые очки, идиот. Боже, как тебя только приняли в команду, — Джейк зашипел от злости, но сунул руку в карман и сжал деревянные чётки, пытаясь успокоиться, потому что только недавно каялся в своих грехах Святому Отцу. Он старался не выражаться, но уже упомянул чёрта, так что провёл по груди, шепча очищающую молитву, и отошёл к панорамному окну, чтобы успокоиться. — Розовые очки? Когда я вступал в благотворительный фонд, я, блять, не думал, что там будет поножовщина. Если для тебя нормально жить в насилии, то, извини, это не для меня. Я хотел нормальной жизни. И мне абсолютно плевать, если он попадёт за решётку, потому что, чёрт возьми, он грохнул человека! Джейк развернулся. — Какое плевать, ничего, что он твой лучший друг?! Он грохнул твоего, fuck, нашего босса, а ты просто свалить хочешь? Я знал, что тебе не будет доверия, ты такой же предатель, как и все эти офисные крысы, которым нужны только бабки! Ты просто слиняешь, как и все, кого Джей подозревал. — Ты не знаешь всей правды. Да все они пользуются тобой как вещью, хотя ты и есть, потому что наркоман и бомж-нелегал, которого приходится держать на поводке, не может являться человеком! Ты просто тупое животное, которому нужен электрический ошейник. — Да как ты… ты не был там и не можешь говорить наверняка, кретин. Из нас здесь вещь только ты! По крайней мере, в команде мы хотя бы чем-то полезны, в отличие от тебя, слепой ублюдок. Хисын сжал челюсть. Джейк стал вторым человеком за последние сутки, который ткнул его лицом в своё дерьмо. Он стрельнул взглядом в непричастного Рики, всеми силами пытающегося избежать участи стать причастным к спору. Он стоял возле высокого растения в горшке, приложившись лопатками к стене, и смотрел куда-то в пол. — …Это я слепой? — у Хисына не было больше сил ругаться, но гнев в нём так забурлил, что остановиться просто было сродни падению в каньон. — А чем же ты полезен? Только и можешь, что насиловать и оскорблять всех, защищая свои маниакальные принципы! Я всё время был на твоей стороне и защищал тебя! И это всё, что ты можешь сказать? Что я бесполезен? — Задело тебя, да? — Джейк шикнул, сбавляя тон и затихая. Чётки впились больно в ладонь, продавливая. — Так иди и поной где-то. Сопляк. Хисын в последний раз взглянул на Рики, но тот продолжал игнорировать происходящее. Сонхун был единственным, кто смотрел на него, выражая хоть какую-то эмоцию (и та была недостаточно живой), и это снесло ему почву под ногами. Ли понял, что его больше здесь не ждали, и, встретившись взглядом с подошедшей медсестрой, развернулся и пошёл по коридору куда глаза глядят. — Я хочу попросить вас не устраивать здесь шум. Вы находитесь в больнице, — юная медсестра, осмелившись выступить перед толпой высоких и мощных мужчин, неловко поклонилась и убежала, спасая себя от возможного гнева. Джей вышел из перевязочной самостоятельно, опираясь на костыль. Он был в свободной больничной форме, но под широкими штанинами скрывалась перебинтованная икра с несколькими швами, наложенными под местным наркозом. Крыло его носа опухло от обильного кровоизлияния, и сколько бы он ни убеждал врачей, что это нормально, все они выглядели так, словно недалеки от того, чтобы пальцем у виска покрутить. Джейк осмотрел его сверху вниз и зацепился за хромую ногу. — Ты объяснишься? — спросил он. Джей слегка скривился, отводя взгляд. — Давайте спустимся и поедим.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
— Где Хисын? — Ушёл. Они уже уместились за одним из столиков в столовой больницы. Джейк отошёл набрать еды, чтобы не выглядеть со стороны, как отшельник, и Джей пока что остался наедине с Сонхуном, Рики и Сонхён. Мужчина пытался выловить взгляд Сонхуна, однако тот старательно избегал какого-либо контакта, и начать разговор о произошедшем было практически невозможно, потому что… потому что как вообще можно объявить о смерти родителей их ребёнку? Джей никогда в своей жизни не выступал в роли того, кто оповещал о смертях, и он не уверен, что стоило, ведь его угнетали мысли о том, что истина всё равно доберётся до незнающей девушки и разобьёт её. — Рики, сходите вымойте руки, — сказал Джейк, вернувшись с подносом. Он поставил перед каждым по тарелке мисо-супа и раздал столовые приборы. — Придёте вы, и сходим мы. По лицам подростков нельзя было сказать, что они довольны таким решением; кажется, она начали подозревать, что их просто хотели сбагрить куда-то, чтобы серьёзно переговорить. Наверное, Джеюну не стоило переглядываться с Чонсоном при этом, но уже неважно — подростки встали, оставив свои скромные вещи, и пошли в сторону уборных. Джейк сел сбоку стола и скрестил руки на груди. — Рассказывайте, что произошло. Сейчас же. Я не хочу потом услышать от копов всю правду, зная, что мог быть в курсе. — Мне нужен телефон. Можно получить телефон? — А твой где? — хмыкнул Джейк. Сонхун только пожал плечами. — Зачем тебе? — Мне нужно позвонить. Со стороны было отчётливо видно, как его нещадно трясло, словно он только что вернулся с арктической местности и пытался согреться. Он не трясся так сильно в присутствии своей сестры и её друга, но сейчас его маска безразличия раскололась, и, по правде говоря, он выглядел так, словно видел массовый расстрел вживую. Джейк подумал, достал из заднего кармана старый кнопочный телефон и толкнул его к парню. — Недалеко. Сонхун взял кнопочный телефон, встал и на ватных ногах отошёл в сторону подсвечиваемых изнутри автоматов со здоровыми снэками, батончиками и водой с алоэ и грейпфрутом. Руки дрожали. Он обернулся на сидящих за столиком мрачных мужчин и отвернулся, впериваясь взглядом в крошечный экранчик телефона неизвестной фирмы. Такие были в обиходе очень и очень давно, и ему пришлось повозиться немного с сочетанием кнопок. В телефонной книжке были лишь общий номер монастыря и номера сотрудников. Цифры загородного номера он набрал дрожащими пальцами. Каждый появляющийся символ заставлял его потеть от страха. И вот он набрал длинное сочетание цифр, словно какой-то код, и слишком резко нажал на вызов, всё ещё боясь прикладывать динамик к уху. Гудки… с каждым гудком его сердце начинало отзываться более болезненными толчками. Трубку взяли. Чей-то голос отозвался, но он не услышал слов, даже не разобрал пол абонента. Пришлось приложить ухо к мобильнику и боязливо вступать в диалог. — Алло? Меня слышно? Если это просто шутка, то не смешно, молодой человек! Или кто бы там ни был! — З… здравствуйте, — хрипло отозвался он и прокашлялся, оттягивая ворот водолазки пальцами. На улице снова начался снег. — Это же Йе Гису? Её номер? Я могу… поговорить с ней? — Кем вы ей приходитесь? — О… — Сонхун сглотнул. — Я её сын. — Мне жаль вам сообщать, но вы сейчас говорите с офицером округа Намъянджу. Джеюн испепелял взглядом Чонсона, крутя в ладонях чётки. Рука всё ещё побаливала, добавляя больше причин для злости и раздражения. Время утекало, совсем скоро должны были из уборной вернуться подростки, а они даже не начали говорить о самом важном. Чонсон сидел как на иголках и постоянно гладил себя по бедру — действие обезболивающего отходило и нога начинала ныть. В конце концов, Джеюн негромко хлопнул ладонью по столу, чётки загремели. — Listen, Jay, I know what it's like to think you killed a man, — произнёс с акцентом Джейк, перейдя на язык, который среди корейцев будет не понят или недопонят. Чтобы уменьшить шансы быть понятыми, он перешёл на шёпот. Лицо напротив огрубело, ощетинилось… будет смешно, если сейчас и их отношения разлетятся вдребезги. Но Джей зашептал: — She murdered their parents… almost had them killed. So I have to do something, you know? — впервые за всё своё знакомство с этим человеком Джейк видел в глазах искренний ужас. Пак Чонсон, самый непоколебимый и молчаливый человек во всём мире, сейчас… боялся? — She came to take Sunghoon. — This is not true; this is nonsense. But I know she's capable of violent things. Robbery, yes, but murder, no, — Джейк покачал головой. — After all, she saved me from death. She rescued you from poverty by giving you the post of secretary. Джей прищурился, откинулся на спинку и толкнул язык в щёку. — A dog loves a bone, right, Jake? Глаза Джейка загорелись, и он вскочил, ударяя по столу. Грохот наполнил столовую: столы и стулья перевернулись, отлетели к стойке выдачи еды, экраны мониторов замигали от напряжения. Тарелки с супами перевернулись и разбились о пол, расплёскивая еду. Рики остановился на входе в столовую, комкая в руках использованные салфетки. Не совсем это они представляли себе под ужином в больнице, когда уходили мыть руки. Но самое важное, о чём посчитала спросить Сонхён, — это: — А где оппа?≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Сонхун выбежал из больницы почти сразу, как услышал подтверждение смерти. Без верхней одежды, оставив все свои вещи внутри, он пошёл по направлению к вокзалу, даже не имея денег на билет. Не рассчитывая на помощь попутки, он просто перебежал дорогу и пошёл по ночному Сеулу, пытаясь дышать и не приходить к срыву. Он даже не заметил, как один из автомобилей, припаркованных у больницы, отъехал от стоянки и стал медленно следовать за ним. Сонхун за десять минут непрерывной ходьбы, которая перешла в бег, добрался до центрального парка и решил пересечь его напрямик, чтобы сократить путь. Яркие огни, висящие фонари, неработающий, но светящийся фонтан — в таком романтичным месте не было никого, даже сопливых парочек, и это было на руку, потому что ни один человек не подойдёт к нему и не помешает. Снег всё ещё шёл, не слишком сильный, но он оседал на одежде и заставлял её мокнуть. — Сонхуни-хён. Сонхун остановился, едва не упав. Его парализовало от этого приторного голоса, слишком завышенного, словно обладатель хотел задушить своей милостью и коварством. Он дрогнул и обернулся, и теперь пустая дорожка парка не была таковой, теперь посреди стоял невысокий силуэт мальчишки, невинно-влюблённо хлопающего глазами. — Ты… — Сонхуни, я не понимаю, зачем тебе нужно было убегать? Ты меня даже не слушал, думаешь, это приятно? — слова не были похожи на мёд или карамель; они звучали более ядовито, чем вид юноши, и Сонхун почувствовал разгорающийся гнев, который вмиг заменил его вечно хладнокровный ум. — Уйди от меня. Не подходи! — Сонхуни! Не бросай меня, не оставляй меня одного, ты же понимаешь, что я люблю тебя и ты не можешь просто так уйти! Ты должен быть со мной всегда, я не дам тебе просто так исчезнуть, никогда, я пойду с тобой, мы будем жить вместе всегда, счастливо, только ты и я, никто больше, никто не будет любить тебя так же, как я, — поспешная тирада звучала рокотом саранчи. Сонхун почувствовал отвращение вместо страха и наконец-то смог крепко сжать кулаки, чтобы достойно дать отпор. — Ты, правда, считаешь, что это всё нормально? Ты грохнул кучу людей просто так и пытал меня в этом грёбаном подвале, на тебя ведёт охоту половина Сеула, и после всего ты говоришь, что я должен слушать тебя? Это ты послушай меня. Жить вместе и всегда счастливо?! Как вообще можно жить счастливо с убийцей и психопатом, скажи мне, Сону? Психопаты не умеют любить. Если ты думаешь, что я ботаник только в хирургии, то ты ошибаешься, господин психиатр, — его волосы побелели, как и глаза, а кисти рук… они покрылись инеем, блестящим, покрылось им всё его тело, заставляя блестеть в свете кремово-розовой луны. Судная ночь подходила к концу, но требовала кульминации. — Не разговаривай со мной в таком тоне! — Сону распахнул глаза и вмиг сделал невинное, скорбящее лицо, прижимая руки к груди в извиняющимся жесте. — Я просто хочу как лучше, я хочу, чтобы ты был рядом. Мы ведь были друг у друга! Я всегда защищал тебя от всех и переживал о тебе, я не хотел, чтобы кто-то посмел навредить тебе, я сделаю всё для тебя, ты очень важен мне, я не позволю никому дотронуться до тебя, ты будешь счастлив со мной и только, я дам тебе то, что не даст никто. Что ты будешь делать без меня? Там, где нет никого рядом? Где нет меня и защиты? Ты же так любишь меня, признай. Мы с тобой скроемся вместе! Скроемся в нашем волшебном мире… — Сону, мир — это не твой тупой спектакль, — как рык животного. — Мне не нужна твоя защита, я не бесхребетная амёба! Да и как убийца сможет защитить меня? — Сонхун, ты не понимаешь, на что идёшь, думаешь, от меня избавиться так просто? Поверь, даже весь этот Сеул не помешает мне быть с тобой. Я найду тебя везде, — с горячей обидой прошептал Сону, исчезая в дыме и появляясь прямо перед носом Сонхуна, вцепляясь острыми тонкими пальцами в его водолазку, царапая ногтями кожу под ней. — Сонхун… как лучше, я просто хочу как лучше, уберечь тебя от всего этого и обеспечить своей безопасностью. Да, я убил множество людей, но ради чего? У меня цель, как у нормального человека. Да я и есть нормальный человек! Я просто хочу помочь тебе и быть рядом. Ты не представляешь, на что я готов ради тебя. Я могу убить ещё сотню или больше людей, и всё ради тебя. — Ты… — Сонхун попытался отцепить от себя исчадие ада, но он оказался гораздо настырнее и просто так отходить не собирался. Даже иней, растёкшийся по рукам Сону, не напугал его. — Ты просто псих, Сону. Ты конченый псих, которого даже электрический стул не исправит! Я всегда это видел, да это все видели, просто не могли сказать об этом! Да, ты спас Чонвона, но… это было твоё извинение за всё, что ты сделал! Ты избавился от смерти от моих рук, но, клянусь, если ты прямо сейчас не сгинешь с моих глаз, то… я не знаю, что мне придётся сделать… Глаза его сверкали сталью, ледяной метелью, градом. Сону был влюблён в них. Безоговорочно и бесповоротно. Где-то за деревом блеснул зелёный огонь, но вмиг потух, раздался шелест. Сурён упала на землю, разъярённо шикнула, вцепляясь из последних сил в пистолет, и бросила взгляд на того, кто помешал кровопролитию во имя справедливости. Какая-то странная безумная женщина со спутавшимися волосами и грязной ночнушке, наверняка такая же психованная, как и этот парень, сбежавшая из лечебницы. Сурён прошибло током. Она лихорадочно стала рыться в кармане напоясной сумки, но не нашла фотографию. Она перерыла всё и вытрясла, даже не слыша крики юношей, но так ничего и не нашла. Твою мать. Она оставила фотографию в кабинете этой чёртовой маразматички. — Кто ты? Отвечай! — Я не дам тебе тронуть моего сына, — прошипела Суа. — Не зря, видимо, я грохнула твоего мужа. Уверена, что он был такой же паршивой «справедливостью», как и его жена. — Ах ты… — Сурён накинулась на женщину, повалив её в траву и нависнув сверху. — Я так и знала, что всё это правда. Я знала, что он был убит, но, ха, я думала, что ты давно сжигаешься в котлах ада, психованная сука. — Ещё нет, потому что я должна покончить со всеми, кто навредит моему сыну… — Да твой сын сам навредит кому хочешь, тупица! Суа испарилась, застав Сурён врасплох, и появилась позади неё, наваливаясь всем телом и придавливая к земле. Соперница не сдалась просто так и локтем двинула в шею, снова меняя их местами. В конечном счёте одной из них просто надоели эти детские игры, и Сурён вновь подхватила пистолет и прижала дуло к виску Суа, победно улыбаясь. — Отправляйся в ад. Сонхун дёрнулся от выстрела, мыслями снова возвращаясь на место убийства. Сону обернулся, затаившись, словно пытаясь что-нибудь ещё услышать. На какое-то время всё стихло, но, когда Сону ослабил хватку на водолазке, он заговорил вновь, смотря в одну точку. Куда-то в сторону деревьев. — Сделай. Просто сделай это, всё, что захочешь, просто потому что это ты. Я вытерплю любую пытку. Хоть убей меня прямо сейчас, самым худшим способом. Но знаешь, что? Ты просто не сделаешь это, ты слаб перед людьми и их жизнями, к чему они тебе? Зачем тебе переживать о каждом, когда собственная жизнь в опасности? — он сделал паузу. Сонхун заметил, как волосы его почернели вместе с глазами, а кисти рук начали медленно сереть. — Раз я псих, то ты тогда кто?Хоть убей меня прямо сейчас. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей. Убей.
Убей, как она твоих родителей.
Он даже не понял, что Сону последнего не говорил, что это — его мысли. Он не понял, как они оказались на земле, на мокрой грязной земле, он не понял, как вокруг всё засветилось ярко, словно они упали в фосфорную пещеру. Взгляд Сону мигал, он был безумен, он улыбался, смеялся и плакал одновременно, и эти звуки сводили с ума. Сонхун хотел, чтобы всё кончилось прямо сейчас. Раз и навсегда. Он прижал обе руки к груди юноши и направил свою силу внутрь. Его энергии было так много, что кожа покрылась коркой льда и засверкала, словно он сам стал ледяной статуей. Импульсы падающими звёздами закружились, проникая внутрь юношеской груди. Сону проскользил ладонью к плечу Сонхуна и ласково ему улыбнулся. — Я буду ждать тебя в Нетландии… Сонхун крепче сжал челюсти, до звона в ушах, и сильнее придавил парня к земле. Ледяная игла пронзила его сердце. Губы Сону покрылись инеем, а глаза полностью остекленели, превращаясь в две ледышки. Это был последний акт главного героя пьесы.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Ночная мгла превращала кладбище в обитель нечисти и царство мёртвых. Несмотря на тотальную тишину, а возможно, именно из-за неё каждый шорох и скрип заставлял вскакивать и вздрагивать, оборачиваясь на источник шума. Чонвон крепко сжимал в руках бумажку, словно расстаться с ней означало найти верную смерть, и ступал по тропинкам между приватных могил людей, чьи родственники выбрали увековечить память о близких таким неравнодушным способом. Он сновал туда-сюда, пытаясь найти младшего брата, но в такой тьме это было безуспешно…Тогда
Новая и дорогая каменная плита лежала на земле с высеченным именем «Сон Гёнхи» и её датой рождения и датой смерти. Фотография стояла во главе могилы, с неё смотрела улыбчивая и красивая женщина, которую Рики видел в своём сне. Она была более счастливой, она улыбалась, в отличие от его собственных воспоминаний. Джувон стоял рядом и дрожал от пронизывающего холода, кутаясь в стащенную из приюта курточку, которая совсем не спасала его от холодных погодных условий. Рики подошёл поближе к плите, присел на корточки и коснулся кончиками пальцев вещи. Жар прошёлся по телу. Перед глазами возникла комната женской уборной, шикарное белое платье и венец на голове волнующейся женщины. Она стояла в просторном помещении и глядела в зеркало, когда позади неё появился юноша в поношенных вещах. Разговора не состоялось, даже вскрикнуть жертва не успела — кровь проявилась на ткани её белоснежного платья так быстро, словно кто-то подгонял её. Юноша вновь испарился, и она осталась умирать, пока одна из гостей не вошла в уборную по делам. Рики собственными глазами, пускай и через видение, лицезрел смерть матери, только пожелав этого. Тошно было от одной лишь мысли, что он так и не смог увидеть её вживую…Сейчас
Чонвон увидел недалеко огонёк в небольшой постройке, напоминающей больше сарайчик, чем полноценное здание. Он решил попытать удачу и поговорить с тем, кто, скорее всего, и зажёг этот огонёк. Юноша в волнении встал у двери и осторожно постучал, растирая руки и пытаясь согреть их дыханием. Внутри постройки послышались тяжёлые увесистые шаги, это однозначно был мужчина. Открыл дверцу старик. Он ещё стоял на ногах без трости, но был достаточно стар для того, чтобы сложилось следующее впечатление: его взрослые дети уже покинули его. — Здравствуйте, господин… вы не видели тут мальчика? Двенадцать лет. Его зовут… — Хён! — раздался громкий возглас из-за спины старика. — Х… Хён! Хё-ён… Джувон вылетел на улицу, не боясь холода, и напрыгнул на старшего брата, заливаясь огромным кристаллами слёз. Чонвон в ступоре простоял с минуту, сверху вниз смотря на дрожащее тело младшего брата и не находя нужных действий, но затем просто обнял его, принимая приглашение войти в сторожку. Как оказалось, господин Кан, смотритель кладбища, встретил мальчишек днём и пригласил к себе, чтобы напоить чаем и согреть, а после узнал от них про всё и побоялся выпускать на улицу. — Твой брат рассказывал о тебе очень много, — едва слышно произнёс мужчина, снова кипятя электрический чайник — единственную современную технологию в этом местечке, где даже лампы работали по собственному желанию. — Ждал тебя. Плакался. Хорошо, что ты явился… — Джувон-а, не плачь, — прошептал Чонвон, обнимая брата, забравшегося ему на колени. Он продолжал плакать и крепко держать хёна за одежду, боясь, что он уйдёт от него. — У меня нет какой-то аптечки… я промыл его рану чистой водой и промочил марлей. Вам стоит наведаться к врачу, ребята, — посоветовал старик. Чонвон поднял лицо Джувона и увидел уродливый след от лезвия, рассекающий щеку, бровь и лоб. От этого его глаза вновь наполнились слезами, и он обнял младшего брата, проклиная тех людей, что отправили его именно в тот приют. Рики же сидел в уголочке, соблюдая полную тишину, укрываясь одолженным на время пледом с потёртостями и дырками на концах. — Всё будет хорошо, Джувон… Всё будет хорошо… Он не вспоминал ни о Сону, сбежавшем ещё днём, не вспоминал ни о Сонхуне, ни о родителях, ни о психбольнице… для него важными остались лишь младший брат и бабушка Шим.≪━─━─━─━─◈─━─━─━─━≫
Ребёнок восьми лет нёсся по ночному коридору прямиком на выход. Он запомнил все повороты и ходы в этом большом здании, знал, когда именно получится сбежать, и сейчас, в три часа и шесть минут, когда дежурный у главных дверей отправился делать обход территории, он добежал до пустующего фойе и вышел на улицу. Ливень смывал грязь с крыльца, но превращал сад и покрытую песком дорожку просто в месиво. Одетый не по погоде, в обычную пижаму, он встал под дождь, медленно спускаясь по ступеням к тропинке, чтобы навсегда сбежать в открытый город и найти там приют. Приют для своего сердца и разума. Вчера его отругали, да так, что хотелось провалиться под землю от стыда, а сегодня другие жильцы открыто запугивали его, угрожая запереть в кладовке и поджечь её. Ему удалось преодолеть грязь и огромные лужи, в которых пропадала по колено нога. Чонсон выбежал из территории и попал на дорогу, капли полностью омывали лицо, попадали в глаза и мешали видеть, и вдруг он остановился посреди тротуара и обернулся, услышав топот позади. — Куда ты?! — крикнул мальчишка. Тот самый, которого он спас несколькими днями ранее. Он стоял, сжимая кулачки, и смотрел большими глазами-бусинками на Чонсона, пытаясь сдержать слёзы и выпячивая губы. — Я ухожу! Я больше не могу там быть! — Я пойду с тобой! — Нет… — Чонсон замотал головой, держась за болящие виски. — Ты не можешь уйти! Ты не выживешь в этом городе один! А я… я не смогу защитить тебя! — Не уходи, хён! Пошли обратно домой! — Это не дом! — мальчишка запрыгал на месте, его голос дрожал от боли и ненависти, и он плакал, растирая слёзы вместе с дождём по лицу. — Я ненавижу это место! И… Воспоминание исказилось. Джей сидел в палате, прислонившись лопатками к стене, и смотрел задумчиво в тёмное окно, где сам отражался. На тумбочке рядом лежало письмо от полицейского участка, которое принёс Сухван. Дежурный извинялся за своё отношение к каждому эсперу и за потакание лейтенанту, а также сообщил, что Пак Сонхуна и Ким Сону нашли в парке. Учитывая сложившиеся обстоятельства, Сонхуна оправдают на суде и выпустят на свободу уже в течение нескольких дней, как эспера, поймавшего и обезвредившего серийного убийцу. Кроме того, там же было найдено ещё одно тело — это была женщина, чью личность ещё не установили. Джейк сбежал от всего в монастырь. Полиция отвезла Рики и Сонхён к тётушке в дальний район Сеула, как изначально и планировалось. На обратной стороне письма Сухван предупредил: по отпечаткам пальцев убитой обнаружили, что её подали в розыск в горном городе Намъянджу, как подозреваемую в убийстве мужчины и женщины, по словам многочисленных свидетелей-соседей. Взятие Джея под арест отсрочили из-за заслуг перед городом, но вот-вот за ним могли прийти. Когда дверь открылась, он напрягся и задержал дыхание, однако это был всего лишь Хисын. Он был осунувшимся и хмурым, но принёс два кофе, и один из них без кофеина, специально для Джея. — Как ты? — Глупый вопрос. — Врачи сказали, что… твоя память… Джей посмотрел на простынь, которой был накрыт, и слабо кивнул. — Да. Моя деятельность эспера закончилась сегодня. Или вчера… — Не только твоя, — Хисын криво улыбнулся и тут же перестал, присаживаясь на стул и беря стаканчик в руки. — Мы все уходим. Половина ребят уже написали увольнительные и ушли, а другие ждут окончательного решения. Джейк тоже ушёл. Я говорил с Рэйном, он считает, что нам нужно закрыть фонд и что всё это было ошибкой. Департамент считает нас ошибкой, Джей. — …Так было всегда. Я не удивлён. — После всего, что мы сделали… мне трудно поверить в это. Джей. Ты закроешь фонд? Мужчина взял стаканчик с кофе и снова увёл взгляд в окно. По коже прошёлся лёгкий ветерок, покрывая морозом, и он поджал губы, вспоминая разрушенный взгляд юноши, потерявшего своих родителей и смысл в жизни. — Мы закрываем фонд, Хисын.