***
Свист рассекающего раскалённый воздух кнута, длинный влажный шлепок, алые капли, ливнем срывающиеся с длинного плетёного ремня, алые брызги, причудливо преобразившие такого же цвета солнца на бежевой стене, алые ручьи, заструившиеся по белой, словно заслонившие жестокую картину от взгляда солнца облака, коже Тао. Крепкие путы на его руках пропитались алым, и теперь горячие капли по одной падают с них и с тихим всплеском приземляются в пахнущую металлом лужицу на полу. Заставив себя отвести взгляд, Цансэ смотрит на подобравшегося будто тигр перед прыжком в через силу сдерживаемом порыве броситься туда и вырвать кнут из рук своего главы Жоханя: до крови сжатые кулаки, пляшущие желваки, сбившееся тяжёлое дыхание, выступающая на лбу испарина, тяжёлый, полный ненависти взгляд — ещё держится, но уже на грани. Губы молодого Вэня едва шевелятся, но девушка легко читает по ним: — Не делай ему больно, не делай ему больно! Хлыст вновь вспарывает застывший в страхе перед Главой Вэнь воздух. Не то чтобы отец Жоханя разъярён до потери связи с реальностью, напротив, он собран и просто чётко выполняет рутинные действия как на скотобойне, но это лишь усиливает исходящую от него угрозу. Удар. Мощный, проходящийся по всем свежим ранам на спине. Юный заклинатель молчит, только сильнее сжимает зубы. Его пересохшие губы искусаны, по подбородку стекают алые струйки, тонкие черты сурово заострились. Юи смотрит на него с тёплой улыбкой: «Чем больше я узнаю тебя, тем сильнее восхищаюсь твоим внутренним стержнем. Давай, утри этому снобу надутому нос своей стойкостью — ты справишься, как всегда справлялся». Пальцы нащупывают баночку мази и пучок трав для отвара. Тао висит на грубых верёвках без возможности коснуться ногами пола, обвивающая его голень повязка насквозь пропиталась алым, с неё всё чаще падают рубиновые капли. — Сколько ещё это будет продолжаться? — Фанг хмурится всё больше, неотрывно глядя на побледневшее словно у мертвеца лицо Фэнмяня. — О, совсем недолго! — шипит Жохань, красный отлив в его тёмно-карих глазах с каждым словом делается отчётливее — Впридачу к уже полученным плетей пять, не больше! На сегодняшней охоте оплошность незначительная была — глава проявит милость! Точёное тело под немыслимыми углами выворачивают судороги, но заклинатель как и прежде хранит гробовое молчание. Когда кнут в очередной раз, доставив как можно больше боли, с утробным чавканьем подлетает для следующего удара, оставляя за собой жидкий алый веер, заклинательница шестым чувством ощущает, как рванулся Жохань — в следующий миг она уже виснет на нём, придавливая к полу, и, на мгновение встретившись взглядом с поглотившим глаза друга едва ли не полностью алым водоворотом, крепко зажимает ему рот, душа яростный крик «Не делай ему больно!!!» себе в плечо. Вэнь отчаянно пытается вывернуться, сбросить подругу с себя, но она, склонившись к его уху, отчётливо произносит: — Попытаешься помешать — твой глава сделает Тао-гэ гораздо больнее, и будет делать это ещё долго. И Жохань сникает, проглатывая подавленный всхлип. Алая воронка в его взгляде нехотя, понемногу, но отступает. А Юи вновь вся обращается в зрение. В аквамариновых глазах загораются задорные искры: как же она сейчас гордится своим несгибаемым другом. Освободившиеся руки возвращаются к черчению талисманов — бывшая ученица Саньжэнь Баошань запросто делает это вслепую. После самого сильного удара, припасённого на сладкое, Глава Вэнь разворачивается и, так и не вытерев кнут, степенно уходит, ударяя об пол железными каблуками. Он прекрасно знает, что за украшающими залу домашними деревцами в вазах прячутся незваные гости, но не прогоняет: этому человеку только в радость лишний раз продемонстрировать власть. Стоит главе скрыться за дверью, все трое, покинув свою иллюзию убежища, бросаются к бессознательному другу. Цансэ проверяет пульс — жив. А дальше весь мир сужается до слаженной работы трёх пар рук, обезболивающих и останавливающих кровь талисманов, мази, повязок и отвара. До слабого хриплого дыхания, судорожно сжимающегося горла, когда Юи осторожно поит друга водой — у него ведь и капли со вчерашнего вечера во рту не было. До так и норовящих открыться, пока раненого переносят в покои, глубоких местами рваных змей на спине и укуса твари на ноге. До ледяных пальцев, слегка сжимающих трясущуюся точно у последнего пропойцы руку передающего ци Жоханя. До прядей мягче самого дорогого шёлка, которые Чанцзэ отмывает от алой липкой жижи и заплетает в две нетугих косы. До горячего как огонь лба, с которого целительница ласково убирает мокрые от испарины волосы, слишком короткие для кос. До капель сбивающего жар отвара на посеревших губах… В сознание Фэнмянь приходит только вечером. Первое, что он делает — обводит сидящих рядом друзей благодарным взглядом и непослушным голосом зовёт: — Юи, ты… — он хрипло кашляет, сплёвывая кровь в подставленный платок — ты ведь верила в меня? Она открыто смотрит в бездонные глаза друга, посылая ему светлую улыбку: — Безоговорочно. И он звёздочкой вспыхивает изнутри. Звёздочкой… А это идея. За окном вовсю полыхает закат. Под заблестевшим интересом, стоило ей подумать об этом, взглядом цвета предрассветных сумерек, девушка окликает друзей. — Ты что-то задумала. — уверенно заявляет Чанцзэ, стоит ему посмотреть ей в лицо, подняв глаза от трав, которые он перетирал. — Верно, о чтец мыслей. — озорно подмигивает ему Цансэ — Как насчёт полюбоваться звёздным небом этой ночью? — Да А-Тао насмерть кровью истечёт, вздумай мы перетащить его хотя бы до окна! — взвивается Вэнь. — А если стащить ростовое зеркало и поставить так, чтобы с постели было видно небо? — сощуривается девушка. — Гиблая идея. — цокает Жохань. — Так вы в деле? — ничуть не стесняется такой реакции его подруга. — Конечно. — хором отвечают все трое. Похитить огромное зеркало и протащить по крышам до нужного окна — определённо, одна из самых увлекательных вещей, которыми за свою недолгую, зато бурную жизнь занималась заклинательница. По прошествии примерно часа компания усаживается кто на постель к Тао, кто на пол и всматривается в небо. Крыши в Безночном Городе от души стараются загородить обзор, но им не тягаться с иссиня-чёрной бездной, равно как и фейерверкам не затмить замерших в её глубинах светлячков. — А что сегодня за гуляния? — интересуется Фанг. — Седьмой день седьмой луны — праздник Циси. — поясняет Цансэ. — Если честно, — губы юноши трогает немного смущённая полуулыбка — я до сих пор толком не знаю, какой истории этот праздник обязан своим существованием. Просветишь? — С радостью. Наставница рассказывала мне эту притчу. — улыбается бывшая даоска и воскрешает в памяти подробности, вглядываясь в густой мрак и разбавляющие его огоньки — Молодой пастух Нюлан одиноко трудился на земле, а небесная фея Чжинюй ткала восхитительные облака на небе. Их разделяла река Млечный Путь, в которой могли купаться как земные, так и небесные создания. Однажды вол Нюлана заговорил человеческим голосом и поведал, что Чжинюй вместе с шестью сёстрами пойдет купаться, и если он унесёт её одежду, то сможет взять её в жёны. Нюлан так и сделал, сёстры, одевшись, разбежались, а Чжинюй Нюлан сказал, что отдаст ей одежду лишь когда она согласится стать его супругой. — Никогда, — Тао сжимает зубы от пронзившей тело из-за неосторожного движения боли — не понимал этот момент в притче. Герой ведь поступил в высшей мере недостойно. Оторвавшись от нанесения мази, целительница берётся за остановку вновь пошедшего кровотечения. Чанцзэ мгновенно оказывается рядом и без слов подаёт и забирает нужные инструменты и лекарство. — Да, я, например, никогда не вышла бы замуж за человека, который счёл бы подобную выходку в порядке вещей. Но Чжинюй, давно любившая Нюлана, видимо, слишком обрадовалась возможности сблизиться, чтобы размышлять над ситуацией. Она ответила согласием. Так или иначе, они жили счастливо и у них родилось двое детей. Владычица Ванму и небесный повелитель узнали, что фея Чжинюй стала женой простого смертного. Они пришли в неистовую ярость и направили посланника, чтобы вернуть девушку. Чжинюй пришлось возвращаться на небо. — Цансэ качает головой, отвлекаясь от притчи — Наставница так и не рассказала, каким образом её заставили это сделать, значит, я придумаю сама: допустим, пригрозили развязать войну с миром смертных, и фея, понимая, что её правители и правда те ещё самодуры, не стала рисковать столькими жизнями. Нюлан был подавлен и расстроен исчезновением жены. Он хотел пересечь реку, но оказалось, что Владычица Ванму перенесла её на небо, сделав недоступной землянам. Хлёсткая усмешка на миг озаряет губы Тао, отражаясь вспышкой молнии в фиолетовых глазах. — Вдруг вол Нюлана снова заговорил с ним человеческим голосом и сказал, что его смерть близка, и если после неё пастух сдерёт и наденет его шкуру, он сможет подняться на небо и вернуть жену. Вскоре вол умер, Нюлан последовал его совету и, взяв любимых детей с собой, отправился на поиски возлюбленной. Когда Нюлан в небе приблизился к Млечному Пути, Владычица Ванму вытащила шпильку из своих волос, провела ею по Млечному Пути, и он из спокойной Небесной реки сделался бурным потоком, разделяя влюблённых подобно тому, как на небесной сфере разделяет звезды Альтаир и Вегу. По совету маленькой дочери, Нюлан пытался ковшом вычерпать разделяющую его и Чжинюй Небесную реку. В этом ему помогали маленькие дочь и сын. Стойкостью и решимостью детей, их любовью к папе и маме были тронуты небесный повелитель и Владычица Ванму, позволившие мужу и жене встречаться раз в год на «сорочьем мосту». — Надо же, милостивые-сострадательные какие. — фыркает Жохань, ядовито скалясь — были бы Нюлан с Чжинюй посмелее да с мозгами, нашли бы способ решить проблему на корню. — Что ты имеешь в виду? — приподнимает бровь Чанцзэ. — Бунт против этих двух тиранов, конечно же. — пожимает плечами Вэнь. — Сомневаюсь, что пастух и ткачиха облаков обладали достаточными знаниями, чтобы просчитать всё грамотно и разработать план, что привёл бы к победе и позволил минимизировать потери. — Фэнмянь пытается качнуть головой, но измождённо падает на подушку, опять задерживая дыхание от новой волны прошивающей насквозь боли. Заклинательница активирует новый талисман и берёт друга за руку, но Фанг перехватывает ледяную ладонь и сам делится духовной энергией. — Побереги силы для лекарств, А-Юи. Ответом ему служит благодарная улыбка. — Восстание обязательно будет, и поднимут его знающие толк в политике и военной стратегии создания, которые сумеют как можно меньше затронуть мирных жителей в ходе боевых действий, а после их окончания реформируют законы и устройство власти, чтобы небеса сделались действительно счастливым местом. — заверяет Цансэ — А влюблённые с тех пор живут на небе: Чжинюй сидит на одном берегу Млечного Пути и ткёт облака на своем станке, а Нюлан смотрит на неё с другого берега и растит детей. Раз в год, вечером седьмого числа седьмого месяца, сороки слетаются и образуют мост через Млечный Путь, чтобы влюбленные могли встретиться. — Красивая легенда. — мечтательно улыбается Фанг, свободной рукой поглаживая льнущего к его ладони Тао по голове — глупая местами, но всё же. Значит, мы сейчас смотрим и на Нюлана с Чжинюй тоже? — Конечно. — Юи по очереди указывает на их звёзды — Это Альтаир, звезда Нюлана, это Вега, звезда Чжинюй. А вот река Млечный Путь, видишь? Четыре взгляда завороженно тонут в небесном океане, ища всё новые звёзды. — А вон там, рядом с Вегой, Денеб — волшебница, сопровождающая Чжинюй во время встреч на мосту. — А я детей Нюлана и Чжинюй нашёл. Две звёздочки по обе стороны от Альтаира, видите? — попытка поднять руку успехом не увенчивается, поэтому Тао показывает взглядом. Потерявшись среди мириадов далёких, но таких милых душе светил, друзья сами не замечают, как проходит ночь — забрезжившая заря немало удивляет всех четверых. — А-Юи… — проглотив хрип вместе с водой из поднесённой целительницей к его губам фляги, юноша смущённо просит — Мне тут стихи в голову пришли… Ты не могла бы записать их? Цансэ с улыбкой обмакивает кисточку в тушь и с живым интересом смотрит на друга. Нечасто он слагает сам, но всякий раз, когда это происходит, его поэзия проникает в душу.***
— Прочти те стихи. — просит Фанг. Она ещё тогда запомнила их наизусть.— В траве у тропинки стрекочет сверчок, утун, опадая, трепещет слегка, Темны небеса и земля, печаль бесконечная их глубока. Туманная дымка скрывает луну, и следом плывёт облаков череда. Не встретиться, неодолим Млечный путь, Небесная эта река, И нет ни моста, ни плота. Сороки наводят им мост среди звёзд, но вот наступает разлуки пора, А встретятся лишь через год, тоска расставанья сильна и остра. Пастух и Ткачиха, опять они врозь, и горек удел, нестерпима беда. Идут ли дожди, иль чисты небеса, холодные дуют ветра, Но ждут они встречи всегда.
Шепча в бездну над головой проникшие в сердце строки, Юи не сводит глаз с двух разделённых светил и небесной реки между ними. И на её туманных водах заклинательница видит качающуюся лодку и умело правящего веслом Тао-гэ, чей полный мечтательной печали взгляд цвета предвещающего тайфун неба устремлён сквозь пространство на видимое лишь им, теперь троим. Девушка улыбается сквозь слёзы. — Это не конец, Волчонок, мы просто пока сыграем в прятки. Однажды мы воссоединимся с Тао-гэ, и нам больше не придётся осторожничать. Глава Цзян не достиг бессмертия, в конце концов, и с его образом жизни никогда не достигнет. Она не видит, но чувствует интуитивно, как губы Фанга заражаются улыбкой, пусть и слабой: — Верю. — тихий смешок, радостный и горький одновременно — Как же хорошо, что мы с тобой безродные сироты: хоть друг с другом нас никто разлучить не силах. Он крепче сжимает руки спутницы, а та сильнее прижимается к нему, приникая виском к виску. — И, раз мы сами себе хозяева, мы не только будем вместе всегда, но и сохраним для Тао и Жоханя искру нашей дружбы, сохраним их в сердцах, чтобы они в любой момент могли вернуться.