Такие опасные цветы...

POV Рейн Спокойствие, которого я так ждал последние пару дней, наконец обрушилось на меня оглушающей волной. Сирил свалился с сильной лихорадкой, балагурить было некому, и поместье погрузилось в очень тихую, спокойную жизнь, иными словами, стало таким же скучным и сонным, каким было до его появления. Первые пару дней я думал о том, что это было моё самое бесполезное вложение серебра. Как мне управиться с его людьми, если он все-таки сгорит от лихорадки? Но на четвертый день я начал переживать уже за него самого. Мысли, повернувшиеся под таким непривычным для меня углом, немало удивляли, однако, прогонять я их не стал, и честно признался себе, что беспокоюсь. Пока Хильда днями напролёт хлопотала вокруг Сирила, который почти не просыпался, жизнь в поместье потихоньку становилась на свой привычный круг. Я разрешил его людям полностью переделать тренировочный полигон, так, как им было бы удобно, нам удавалось налаживать контакт. Прислуга перестала шарахаться, все постепенно притирались, и учились новым порядкам. Мы набрали ещё людей, эти ребята знали, где найти женщин и мужчин, что хорошо работают, а главное, много молчат, и поместье начало приобретать свое былое величие. Приводились в порядок конюшня и сады, исчезала пыль с перил, подоконников и витражных стекол. Мраморные полы снова сверкали, а высокие вазы были наполнены яркими, радужными цветами. У каждого въезда теперь снова была выставлена стража, и я, наконец, смог почувствовать безопасность и стабильность своего хрупкого мирка. На кухне кипела жизнь, Хильда постоянно судачила с новыми работниками, и даже стала меньше охать. Расцвела и помолодела. Правда, думалось мне, что была и другая причина ее цветущего вида. Помимо Сирила, на её попечении был ещё один человек, который так и не встал с постели, но который в отличие от своего командира, хотя бы просыпался. Я зашел к Дейву один раз, справиться о его самочувствии. Это первый человек в шайке Сирила, которому я предложил рукопожатие, и несмотря на свое состояние, он ответил на него крепкой хваткой. Не укрылся от моего взгляда и поднос на его тумбочке. Фарфоровый чайничек, из носика которого всё ещё шёл пар, небольшое блюдо, на котором лежали ещё тёплые булочки, пара накрахмаленных белоснежных салфеток, и вазочка с одной единственной Эвионой, аккуратно и коротко подрезанной. Зная педантичность Хильды, именно этот цветок, наверняка, был самым красивым в моем саду. Так безразличным людям завтраки не накрывают. Дейв проследил за моим взглядом, и тепло, по-доброму улыбнулся. Все понятно. Этого ещё нам тут не хватало. На сколько он ее младше? Лет на пятнадцать? И тем не менее, Дейв был единственным человеком в поместье, который был ближе всех к Хильде по возрасту. Что ж, наверное, все мы заслуживаем вот такие крохи тепла, и булочки с чаем по утрам. Дейв всё ещё подрагивающей рукой потянулся к чайнику. — Кхм… я помогу, — я не собирался быть никому сиделкой, но глядя на то, с какой душой был подготовлен для него серебряный поднос, я невольно проникся симпатией. Если этот человек дорог Хильде, значит, дорог и мне. Я налил чая в чашку и подал ее в руки Дейву, который с трудом сдерживал кашель. — Спасибо, — его голос был ещё хриплым, однако, выглядел он намного лучше. — Не поинтересуешься состоянием Сирила? Удивительно, как из всей вашей банды только Кириос дёргает меня каждый день, тогда как вашего главнокомандующего нет уже неделю, — моя реплика прозвучала как очередная язва, и я попытался смягчить ее вежливо приподнятыми уголками губ. Дейв хрипло рассмеялся, но быстро осекся, пока смех не перерос в кашель: — Вас не дергают, потому что не переживают, милорд. Сирил уже пару раз на том свете бывал, да так всем надоел, что надолго его там не задерживают, все будет в порядке. А Кириос всего этого не застал, не было его тогда ещё с нами, вот и извелся весь. Да и пока Хильда рядом, знаю я, пожалуй, даже больше вашего. Он просто как обычно прохлаждается, пока все работают, вот закончите вы свои дела в поместье поправлять, и снова не угомонить его будет. Действительно. Я сдержанно кивнул Дейву и вышел. Стало спокойнее. Сирил и правда самих чертей на сковородку задницей посадит. Никто его там не ждет. Я улыбнулся своим мыслям, оклемается. Прошла ещё неделя, Дейв пылал здоровьем, сегодня утром я из своего окна видел, как они с Хильдой прогуливались по саду. Она держала его под руку и, что-то хихикая, рассказывала. Повезло ему с ней, и булки свежие, и сплетни под стать. Моё же утро выдалось паршивым, солнечные лучи резанули глаза и вытянули из мимолетной дремоты, после очередной бессоной ночи. Руки уже с утра мелко подрагивали, я злился на свою слабость. В кисете оставалось все меньше таблеток, в то время как я нуждался в них все больше. Конец месяца, через два дня у меня будет и новая партия лекарства, и новые слезы, и боль безвинных, я просто меняю одно на другое. Я тяжело вздохнул. Иногда всё это изматывало настолько, что мне хотелось, чтобы эта хворь убила меня раньше, вот лучше бы прямо сейчас, когда голова как грецкий орех в тисках. С тех пор, как ушел Федо, я несколько месяцев пользовался услугами наемников. Они проезжали со мной по деревням, выбивали деньги из горожан, получали свою долю и растворялись в воздухе. Пока лорд Ксавьер не дал мне понять, что это дальше продолжаться не может. Наемники — люди ненадежные, они судачат и сплетничают. Все знают, что Треспия процветает, особенно я. Мне доводилось бывать на пышных приемах в честь ксаэлькой королевы в замке. Там подавали раджахалийские сладости, дорогое вино, экзотические фрукты, а на столах струился тончайший шелк. И вот казначей объявляет, что у Треспии нелегкие времена, а потому налогов с горожан, что неделю живут на одной чёрствой булке, будут собирать в два раза больше. Моими руками, и моими людьми. Как раз тогда, когда я не мог уже жить без лекарства, которое почти год герцог Осмонд доставал для меня через королеву Мегарис. Я сам не заметил, как зашёл в эту ловушку, пришлось принять правила игры, я услуги совету Треспии, а совет — лекарство мне. Интересно, они когда-нибудь нажрутся? Или жадность нынешней власти границ не ведает? Мне уже плевать, светлое будущее королевства меня не заботит, болезнь прогрессирует семимильными шагами, я просто до него не доживу. Но к бессонным ночам и кошмарам, с тех пор присоединилась так некстати неспящая совесть. Тогда и ушел Федо, после первого же «выколачивания» налогов с уже донельзя обнищавших жителей. Четыре месяца назад. Единственный друг, что был рядом со мной все эти годы. Он был моим помощником, но я никогда не относился к нему как к подчиненному, и у него, и у Хильды, были свои покои, и мы всегда обедали вместе, как семья. Он бы не остался, я знал это, и не стал его удерживать. Слухи о моем кровавом визите в деревню достигли и поместья, ушли все, кто не смог договориться с совестью. А наемники, которых я нанимал эти месяцы быстро понесли вести вдоль всего побережья. Граф Кораллового Хребта выбивает серебро с бедняков, пока в золотые ворота Треспсийского замка съезжается знать, на пышные балы и разнообразные празднования. Ненавижу. И себя, и все это бесконечное дерьмо. Руки трясутся сильнее, я придерживаю одну другой. Еще раз заглядываю в кисет. Четыре штуки, по две на день, невыносимо. Нужно отвлечся. Мои двери выходят прямо в сад, я сажусь на одну из ступеней и вдыхаю полной грудью безвкусный воздух. Какая ирония, иметь едва ли не самый прекрасный сад, но не иметь возможности им насладиться. Голова болит просто невыносимо. Концентрирую взгляд на бутонах, считаю те, что не раскрытые, вдох-выдох. Вот такой вот ритуал. Кисет в кармане жжёт ладонь, хочется принять таблетки и забыть о боли хотя бы на пару часов, но завтра я тогда останусь ни с чем. Вдох-выдох. По шее скатываются капельки пота, одна синяя горошина могла бы избавить меня сейчас от всего этого. Вдох-выдох. Пестрые бутоны смешиваются перед глазами в один бесконечный кисель, что плывет разноцветными пятнами, эта карусель красок вызыват тошноту. Вдох… Затылок словно что-то ужалило, я провел ладонью по влажной шее, и выташил из ворота маленький серый камешек. Что это? Гравий? Я поднял голову на окно второго этажа. — Доброе утро, Ваша Светлость! — Сирил ловким котом запрыгнул на подоконник, и свесил босые ноги в пижамных штанах в окно. Выдох… — От вашей меланхолии темнеет даже в моей спальне, не портите мне настроение, — внезапно он сунул пальцы в рот и громко свистнул, — Эй, Дейв, я отсюда вижу, как ты тискаешь Хильду в кустах! Найдите место поукромнее, голубки! — прокричал он куда-то вглубь сада. — Иди на хер! — послышался бас издалека. Я закатил глаза. Ну конечно, знаменитый цирк от Сирила! Всем добро пожаловать! Отчего цветы в моем саду стали вдруг так прекрасны? — Выспался, Сирил? — я повысил голос, чтобы он меня услышал, — Мы тебя уже не ждали, думали, не проснёшься. — Ха! Не дождётесь! Я на том свете частый гость, у меня билеты и на вход, и на выход! — Да, мне говорили! Из окна не вывались, сдается мне, ты там всем уже надоел! Сирил смеется. Вдох… — А когда обед?! Жрать хочу, как собака! Выдох… — Спускайся оттуда! Если твой череп разлетится по подъездной дороге, обед тебе не понадобится! — Соскучился, значит? Уже иду! — Сирил улыбается, и спрыгивает с окна обратно в свою спальню. Я не могу сдержать улыбки, вот ведь придурок! Как можно проваляться две недели в кровати в отключке, а потом козлом скакать по подоконникам? Боль в висках постепенно отступает, картинка перед глазами наконец перестала вертеться в бешеной пляске. Дыхание становится ровнее, напряженные ладони разжимаются. — Вот и я! Доброе утро, заждались? — Сирил плюхается на ступени рядом. Прямо так, в чем был, в свободных льняных штанах, без рубашки и босой. Он снова зарос густой щетиной, а синяки под глазами стали почти черными. — Ты хреново выглядишь, ты вообще когда-нибудь бреешься, животное? — Не было времени, спешил к вам на свидание. Мне на том свете сказали, что один красавчик очень скучает без меня, потому и отпустили, — язвит он, — Вам повезло ещё, милорд, что вы с запахами не в ладах, а то эта встреча была бы ещё менее приятной. Я подавил смешок: — Тебе вместе с обратным билетом ко мне выдали ещё и хорошее настроение? — Я всегда такой, морда кирпичом — не мой стиль. — Не всегда, когда ты пьяный, ты весьма неприятный тип, — я замолчал, думая, с чего бы я с ним разоткровенничался, а он смотрел на меня открыто, и бодро улыбался. «Значит, в трезвом состоянии я тебе все-таки нравлюсь?», — не забыл я мысленно добавить реплику за него. Я прокрутил в голове, наверно, десяток подобных диалогов, пока он болел, и даже в своих мыслях, я всегда проигрывал в этих словесных перепалках. — То есть трезвым я тебе нравлюсь больше, верно? — Верно, ты невыносим, когда пьян, — память услужливо подкинула мне парочку воспоминаний, и я почувствовал, как горят мои щеки. — Жаль, что я ничего не помню, — он лукаво улыбнулся. Врет. — Врешь? — Вру. Подумал что вам, Ваша Светлость, так будет лучше. Я не планирую вникать в ваши заморочки. Я сдержанно улыбнулся: — Вот уж чего я точно от тебя не ожидал, так это чувства такта, ты полон сюрпризов. Сможешь за два дня полностью встать на ноги? Ты нужен мне послезавтра. А ещё, тебе бы не помешало узнать последние новости. За эти две недели, пока ты отлынивал, другие работали. — Как только рот Хильды будет чуть менее занят, я уверен, она с удовольствием мне всё расскажет, — он подмигнул мне, а я опешил. Он правда это сказал? — Боже, ты отвратителен, — я прикрыл глаза рукой, и почувствовал, что теперь уже точно все мое лицо залило краской. Сирил расхохотался: — А вы озабоченны, милорд! Хильда и Дейв просто целуются в глубине сада, о чем бы вы там не думали, сбросить бы вам это напряжение… — Так, все! Иди отсюда, я уже устал, тебя слишком много! — он снова это сделал, снова выбил меня из равновесия своим болтливым языком, я раздражался. — Уйду, как только скажете, что скучали по мне. — Нет, катись к черту! — Тогда я остаюсь, — уже было поднявшийся Сирил опять расселся рядом со мной на лестницу, и начал раздражающе насвистывать. Маленькие иголочки боли вновь начали пронзать мою голову, я процедил сквозь зубы: — Тебя действительно тут не хватало. — Иии? — Сирил вел себя как ребенок, он весь светился от этой забавы, и сдаваться не собирался. — И я скучал, да. Он поднялся и хлопнул меня по плечу. Меня настолько возмутило это панибратство, что я даже не успел ничего сказать, только открыть рот от возмущения, как Сирил уже шмыгнул в парадные двери особняка, верно направляясь кошмарить кухарок своим видом. А я про себя подумал, что, кажется, не соврал, да, я действительно скучал.

***

Сегодня я решил ехать верхом. Сирил за два дня уже настолько пришел в норму, будто и не было этих двух недель. Я же чувствовал себя ужасно. С трудом мог на чем-то концентрироваться, меня бил озноб, а тело не слушалось. Я попытался сосредоточиться на езде, чтобы как-то отвлечься от своего состояния. День обещал быть бесконечно долгим, и отвратительным. Сирил ехал рядом. Молча. Не знаю, что удивляло меня больше, то, что он наконец смог заткнуться, или то, что в его быстрых взглядах я видел тень беспокойства? На днях я сказал ему, куда и зачем мы едем, не вдаваясь в подробности. Я хотел увидеть, как далеко он может зайти в исполнении моих приказов, и насколько для него и его людей обыденна будет эта ситуация. Я намеренно не рассказывал ни о настроениях жителей, ни о возможных непредвиденных ситуациях, ни о том, что скорее всего, придется применять силу. Я хотел увидеть реакцию, и понять, насколько могу доверять этим людям. — Сирил? — я говорил негромко, наши люди ехали впереди, и мне не хотелось, что бы кто-то грел уши. — Мм? — Ты такой тихий сегодня, меня это нервирует. — Вас сегодня все нервирует, вот я и молчу, а ещё, предчувствие у меня дурацкое. — Слушай, от тебя не требуется многого. Твоя задача — произвести неизгладимое впечатление, ты в этом мастер, сделаешь это с первого раза, и в дальнейшем всем нам будет легче. — Я все ещё не очень понимаю… — Ты поймешь. В первую деревню мы въехали к обеду. Солнце сегодня палило нещадно, но меня всё равно мелко трясло, и на шее я чувствовал холодные капли пота. Сентябрь в этом году весьма странный, в Треспии вообще редко бывают солнечные дни. Треспия — это практически круглогодичная раскисшая грязь под копытами ваших лошадей, угрюмое небо, и мелкий холодный дождь. Жители деревни, до этого занятые своими делами, нас замечают, и замирают, как испуганные зверьки. Мы поочередно спешиваемся. Я стараюсь, чтобы, несмотря на боль, мой голос звучал как можно ровнее: — Добрый день, вы знаете процедуру, раньше закончим, раньше будем свободны от общества друг друга. Дейв, бери мешки с лошадей. Десять серебряных с каждого. Дейв двинулся было выполнять приказ, как вдруг замер, остановленный поперек груди рукой своего командира. — Десять? — Сирил выглядел обеспокоенно, он уже наверняка догадался, куда все идет. Откуда у этих бедняков десять серебряных? До сих пор ни одного такого дня не проходило без слез и мольбы. Всегда найдутся пару людей, которым не хватит, каким чудом платят остальные, одному Богу известно, — Давно ли в Треспии такие расценки? — его голос был жёстким и грубым, однако, заметив любопытные взгляды горожан, он прочистил горло, и склонив голову в легком поклоне, добавил, — Милорд? — Тебе платят не за вопросы, Сирил! — мой тон не терпел возражений, ещё не хватало нам тут урока морали и нравственности. Он прищурился и помолчал, после убрал руку с груди Дейва: — Дейв, делай, что велено, и шевелись давай! Началась возня, Дейв поочередно подходил к горожанам, и пересчитывая монеты, бросал их в мешок, Сирил рядом напряженно молчал. Где-то в толпе я услышал тихие всхлипы. Дейв вдруг остановился. Я уже знал, в чем причина заминки. — Ваша Светлость, у этого деревенщины не хватает… — он выжидательно смотрел на меня. Я повернулся отдать приказ его командиру, как вдруг краем глаза заметил, как от толпы отделился рыжий всполох. — Твою мать! Осторожно! — кричит Сирил и с силой дергает меня в сторону. Мгновение, и у меня перед глазами, на полуденном солнце, сверкает четыре зубчика острой вилки. Она даже задевает платок на шее, ещё секунда, и она бы торчала у меня в глазу. Сирил перехватывает худое запястье у моего лица, и тяжелым сапогом пинает женщину в голень. Она вскрикивает и падает на землю, поднимая вокруг себя сухое облако дорожной пыли. — Бьянка! Дура! — я оборачиваюсь на крик, и вижу, как Дейв удерживает мужчину, рядом с которым только что стоял. — Ты кто, нахрен, такая? — разъяренной змеей шипит Сирил прямо в лицо рыжей девушке, которую все еще держит за тоненькую ручку. Я вглядываюсь в тощую фигуру с округлым животом. Из пустых, ничего не выражающих глаз начинают течь слезы. Она как будто не чувствует стальной хватки Сирила, и испепеляет меня взглядом, внутри меня все завязывается в тугой узел боли и осознания. Я помню ее. — Ты! Ты и твои нелюди! Я похоронила мужа! Ты оставил будущего ребенка без отца! Нам нечем платить тебе! Все деньги ушли на лекаря, но было слишком поздно! — она надрывно кричала, не замечая ничего вокруг, ее колотила крупная дрожь бессильной ярости и ненависти, — Ребра, которые вы сломали моему мужу, разорвали ему легкое! Он умирал сутки, кашляя кровью на моих руках! Казни меня, ублюдок! Если я выживу, я клянусь отправить тебя в ад собственноручно! Аааа! — обезумев, она завыла, захлебываясь в собственных рыданиях. Внутри меня снова что-то сломалось и умерло, наверное, я больше никогда не буду спать. Все ещё удерживаемая Сирилом, она билась в истерике, выбиваясь из последних сил, в толпе царила тяжелая, мрачная тишина. Все взгляды жителей деревни были в ужасе направленны на меня. Я уже знал, что сейчас скажу, и что сделаю, и будто бы физически почувствовал, как у меня прибавилось пару седых волос, глубоко вдохнув, сухо произнес: — Сирил, это покушение на жизнь дворянина. Нужно научить девушку хорошим манерам. В любой удобной тебе форме, но я хочу, что бы этот урок, она не забыла никогда. От шока он даже выпустил ее запястье, и выбившаяся из сил и больше ничем не удерживаемая молодая женщина повалилась мешком к его ногам. Она больше не сопротивлялась, была равнодушна к происходящему, в пыли рядом с ней все ещё поблескивала вилка. Сирил не шевелился, на лице была угрюмая задумчивость. — Оглох?! Мне повторить?! — я перешел на крик, рядом со мной вздрогнул и со свистом втянул в себя воздух Кириос. — Нет, Ваша Светлость, я понял, — его голос был спокойным, ни капли волнения. В следующую секунду он рывком оторвал Бьянку от земли и поставил на ноги. Она не издала не звука, тряпичной куклой обмякая в его руках. — Вставай, малышка! — он зло зашептал ей на ухо, — Сейчас будет шоу! — он схватил ее под руку, и подвел к своим парням, — Держать! Крепко! Что бы ни случилось! Они тут же схватили ее за руки, а она казалась по-прежнему ко всему безразличной. Я напряжённо ждал, и готовился ко всему. Неожиданно, Сирил отошел от нее и двинулся в толпу, по которой прокатились испуганные вздохи. — Дейв, отойди от него! — он подошёл к мужчине, что все ещё дергался в захвате Дейва. — Нет! — вдруг закричала Бьянка — Не трогай его! — Ага! Все-таки родственники? Только слепой бы не догадался! Дейв, отойди я сказал! Дейв медленно разогнул локоть, которым удерживал мужчину за шею, а потом вывел его заломанную руку у него из-за спины и толкнул к Сирилу. Еще одно ужасное мнгновенье, крики. И вот уже мужчина лежит животом поперек прилавка, с которого катятся и разбиваются об землю яйца. Одной рукой Сирил вдавливает его лицо в разбитую скорлупу, царапая ему кожу, другой заносит острый меч. — Дейв, вытяни-ка ему руку! Правую! Ту самую, в которой его смелая сестрица сейчас держала вилку! Дейв не колеблется ни секунды, его лицо ничего не выражает, будто бы это обычный случай. Боже, какое прошлое было у этого человека? Толпа испуганно вскрикивает, чумазые детишки за спинами своих родителей надрывно плачут, Бьянка что-то кричит и умоляет, а вокруг меня словно бы пузырь из тишины. Только звон в ушах, заторможенность картинки, и тупая боль в висках. — Твоя сестра устроила этот бардак, кому-то отвечать придется! — мужчина в руках Сирила зажмуривает глаза и глубоко дышит, — Дейв, сколько ему там не хватило? — Два серебряных. — Вот как? Значит, одной кисти будет маловато! Толпа напрягается, вместе с ней настораживаются и люди Сирила, кладут руки на оружие, готовые к любому повороту событий. Мужчина с расцарапанным скорлупой лицом что-то беззвучно шепчет, наверно, молится. Сирил бросает на меня мимолетный взгляд, я киваю, и опускаю веки, не хочу это видеть. В эту же секунду тяжелый меч опускается, и я слышу, как он врезается в дерево. Женщины кричат, я отмечаю глухой удар чего-то тяжелого об землю, и открываю глаза. Молодая девушка, что стояла ближе всех, упала в обморок. А меч Сирила оставил глубокую борозду в деревянном торговом прилавке. Рядом с бороздой в сантиметре пальцы мужчины, все ещё на ладони, и целая кисть, всё ещё принадлежащая телу. Он хватает его за волосы и поворачивает лицом к себе: — В следующий раз, Рыжик, это будут ладошки твоей отважной сестрицы, по одной за каждый серебряный. Подумай об этом хорошенько, иначе качать ребеночка в ночи придется самому. Сирил выпускает его волосы из хватки, и напоследок прикладывает головой об столешницу, рассекая мужчине лоб. Дейв помогает ему удержаться на ногах. Сирил уже подходит к его сестре, и поднимает из пыли вилку: — Запомни моё лицо, малышка, ещё одна такая выходка, и этот день станет последним твоим счастливым воспоминанием, — он вкладывает ей вилку в онемевшие пальцы, она беззвучно всхлипывает, — Так, парни, воссоединить счастливое рыжее семейство, и прекратить это унылое завывание в толпе! Тишина! — его голос, словно хлыст прорезает воздух, от неожиданности, я слегка дергаюсь. Люди Сирила едва ли не волоком подводят Бьянку к брату, и отдают ее тому в любящие объятья. Он тут же хватает ее в охапку, загораживая спиной от них, гладит по волосам, целует в грязные щеки, и что-то шепчет. Меня мутит от осознания того, во что я превратился. Я слышу спокойный голос Сирила рядом с собой: — Ебучий ты мясник, доволен? — Да, — выдавливаю я, с трудом сдерживая рвотный позыв, — Закончить без меня, все перепроверить дважды, я жду на въезде в деревню. Беру свою лошадь под узду и ватными ногами двигаюсь к дороге. Деревню окружает небольшой перелесок. Я подхожу к ближайщему дереву и опираюсь на него спиной. Ноги подкашиваются. Пытаюсь глубоко дышать. Что меня так шокировало, то, что на моих руках теперь кровь, или жестокость Сирила? Казалось бы, я знал, с кем связываюсь, но его веселый нрав и жизнерадостность здорово пускают пыль в глаза. Я боюсь этого человека. Но еще больше я боюсь себя. Я дал ему полную свободу действий, и тем не менее, он никому не навредил. Так кто из нас хуже? Мне встречались наёмники с тягой к жестокости, и Сирил не был на них похож, и но все же эта сцена вывернула меня наизнанку. Как и прошлая, когда под крики рыжей Бьянки избивали ее мужа. Боже мой, человек умер! Я развернулся лицом к дереву и обхватил ствол ладонями. Крепко его сжимая, я старался сконцентрироваться на ощущении шершавой поверхности под ними. Мир воруг снова закружился в безумном танце. Ком в горле рвался наружу. Сколько я так простоял? Я стараюсь глубоко дышать. Время замерло. Спазм, и меня рвет желчью, я уже второй день не ел. Всё ещё хватаюсь за дерево, чтобы не упасть лицом в собственную рвоту. Ничтожество. Жаль, Бьянка промахнулась, все мои мучения кончились бы сегодня же. На моё плечо ложится тяжёлая рука, я слышу голос, снова играющий веселыми нотками и сарказмом, ставший привычным так быстро: — Что, милорд, полощет? А так бывает, когда ты мразь, — он улыбается и разводит руками, мол «ничего не поделаешь», но в глазах нет огоньков, что освещают все вокруг, лишь пустота, — Мы закончили, Кощей малодушный, потом пересчитаешь, оклемывайся и поехали нахрен отсюда.

***

Наши навьюченные серебром лошади устало брели по тропе. Смеркалось. Мы объехали ещё пару ввереных мне нищих деревушек. К счастью, всё прошло относительно гладко. Какой-то мужчина ввязался с Дейвом в драку, но быстро остыл, уткнутый лицом в землю. Больше проишествий сегодня не было. Я еле держался в седле, уже не разделяя свое тело и боль, расходящуюся по нему бесконечными волнами. Сирил ехал рядом молча. Мы снова плелись позади всех. Я не мог ехать быстро, и он просто держал свою лошадь рядом. Пару раз за дорогу даже подхватывал меня под локоть, когда я норовил слететь с коня. — Вам, ваша хрупкость, нужно ездить экипажем. Свалитесь под ноги своей кляче, и возможно, она сломает вам шею. Не то чтобы я был против такого поворота, но не хочу быть виноват. Очередная петля меня совсем не прельщает. — Почему ты такая невыносимая, язвительная сука? — у меня нет сил на эти пикировки. — Потому что вам это нравится, — сухо констатирует Сирил. — Что это с тобой? Я думал, морда кирпичом — не твой стиль? Даёшь моральную оценку моим действиям? — Я? — он засмеялся, сначала показалось, что даже вполне искренне, — У меня что, на лбу написано «Безгрешен»? — Нет, у тебя точно нет. — Я думаю сейчас о Кириосе. Не обольщайтесь, не весь мир крутится вокруг вашей дворянской задницы. Желторотый мальчишка, бледный, как мел с момента, как мы вышли из первой деревни. Я хотел бы с ним поговорить, но нянчусь с вами, что бы вы не навернулись с коня. Поэтому, будьте любезны, заткнитесь. Сосредоточьтесь на езде, и мы быстрее доберемся в поместье. — Вот как? Удивлен, что тебя беспокоит кто-то, кроме тебя самого. — Только этот малый, — он спокойно пожимает плечами, — Хотя нет, ещё кое-что. Я всё-таки не очень понимаю что тут за хрень, и меня это раздражает. Мне кажется, что у меня полная картинка, но как будто бы не хватает какой-то части мозаики. Какого черта происходит, милорд? — Сирил, отпусти людей, у нас ещё одна встреча, — я тяжело вздыхаю. Конечно, я помню об этой встрече, это самый долгожданный и важный момент этого дня. Момент, когда боль наконец отступит. На темной дороге осталось только две лошади. Сирил велел всем отправляться в поместье. Я наблюдал, как напоследок он подъехал к Кириосу, спешился, и взяв его кобылу под узду, о чём-то с ним спокойно говорил. Кириос напряженно сидел в седле, и казалось, даже не дышал. Сирил тяжело вздохнул и надавил пальцами на переносицу, пряча лицо от собеседника. Постоял так немного, о чём-то размышляя. Потом, в заботливом жесте похлопал пацана по колену. Кириос испуганно дёрнулся, но взял себя в руки и спокойно кивнул. Сирил саданул ладонью по крупу лошади, пустив ее в галоп, и вместе с Кириосом шумным, пыльным вихрем умчались и другие. Тень в кустах я заметил не доезжая до места. Лорд Ксавьер, несмотря на свою тучность, прекрасно передвигался в темноте, не издавая звуков и сливаясь с тёмными пейзажами. Максимально неприятный человек, с голосом, подобном старой пружине. Рядом с ним я всегда начинал испытывать зуд под кожей, и долгое время после не мог отделаться от этого фантомного чувства. — Граф Рейнхольд, вы так задержались сегодня, я уже пошел к вам навстречу. У вас снова неприятности? — скрипнул Ксавьер одновременно с моими зубами. — Все в порядке, — я спешиваюсь, стараясь выглядеть менее жалко, — Я чувствую себя чуть хуже сегодня, дорога далась мне нелегко. Слышу позади себя как ловко спрыгнул на землю Сирил, и едва различимый в ночи лязг металла в ножнах. Я спиной почувствовал его напряжение. Вряд ли такие, как он, хоть кому-то доверяют. Впрочем, этот жадный козел точно доверия не стоит. — Ох, сынок, мне жаль это слышать. Я помню мучения вашего отца, словно это было вчера, — равнодушным тоном запричитал Ксавьер. Разумеется, ему не было никакого дела ни до меня, ни до отца, — У вас новый… — он замялся, подыскивая слово, — Помощник? Глаза Ксавьера в упор сверлили лицо Сирила, однако, тот никак не реагировал, и отвечал безразличным взглядом. Интересно, это принципиальность, или невежество? На самом деле, я знал ответ, оттого с каждым днём всё больше проникался симпатией к наёмнику. Я посильнее пихнул его локтем под ребра. — Ах да, — Сирил напустил на лицо простодушную маску, и сделал вид, будто только вышел из глубокой задумчивости, — Милорд, рад встрече, — он, наконец, вежливо поклонился. Клянусь, я слышал, как от этого движения заскрипела его шея. — Да, это Сирил, он заменит Федо, — я болезненно скривился, как неприятно все-таки это звучало вслух, — Сирил и его люди уже несколько недель живут и работают в моих владениях. — Ваш прошлый визит в деревню наделал много шума. Перед глазами всплыло заплаканное лицо Бьянки, кулак сжался, ногти воткнулись в ладонь: — Да, я только сегодня узнал, мне очень жаль… Ксавьер махнул рукой у меня перед носом, словно отмахиваясь от моих слов: — Ваши методы, Рейнхольд, меня мало заботят, надеюсь, впредь вы будете отбирать людей посдержаннее. Иначе стараниями вот таких вот… — он смерил Сирила презрительным взглядом, — Кхм… помощников, вы очень быстро сделаете брешь в королевском бюджете. Я нечасто испытывал желание набить от души кому-то морду, но сегодня был именно тот случай. — Такого больше не повторится. — В таком случае, не смею вас больше задерживать, время позднее, а вам необходим отдых. Королева Мегарис шлёт привет, и она, и герцог Осмонд, молятся о вашем благополучии, — ухмыляясь, заскрипел Ксавьер, протягивая кисет. Рядом со мной скептически фыркнул Сирил, выдав себе под нос что-то вроде «Старый пиздабол». Я даже не успел расслышать, поспешил перебить его реплику своим голосом, более громким, чем обычно. — Сколько здесь? — я указал глазами на кожаный мешочек в своей ладони. Ксавьер, к счастью, Сирила не услышал. — Штуки по две-три на день, придётся научиться экономить. Моя рука безвольно опустилась, эта мысль холодными мурашками пробежалась вдоль затылка. В прошлый раз было больше, но я и так почти дошел до ручки. Что же будет теперь, когда они намеренно дают меньше? — Спокойной ночи, Рейнхольд, и приведите себя уже в порядок, — он беззвучно сошел с тропы, удаляясь в лес, и растворяясь в темной ночи. Я все так же стоял без движения, сжимая в ладони такой драгоценный мешочек. — Ау! — Сирил толкнул меня в плечо. Я очнулся, и тут же стал развязывать верёвочки кисета. Он молча наблюдал. Пальцы не слушались, руки мелко подрагивали, на меня волнами накатывало раздражение. Головная боль утомила окончательно, снова подбиралась тошнота. Я давно понимал, что на крючке, но сегодня особенно остро ощутил, как он уже проткнул мое горло. Пара синих горошин выкатились на ладонь, она предательски дрогнула, и несколько таблеток упало на землю. — Подними! — рявкнул я на Сирила, он лишь удивленно приподнял брови, но все-таки нагнулся и собрал рассыпанные горошины. Осмонд не был дураком, он крепко держал меня за яйца, и в этих мешочках было четко выверенное количество так необходимых мне таблеток. Он прекрасно понимал, чем быстрее они кончаются, тем легче я соглашаюсь на любые условия Совета. К концу месяца практически ничего не оставалось, и в такие дни я мог ненавидеть всё, что меня окружает, вплоть до каждого солнечного луча. Я чувствовал лишь агрессию, беспомощность и бесконечную тупую боль. Проглотив сразу три таблетки, я ладонью вытер со лба выступившую испарину. Ещё двадцать минут мучений, и можно будет выдохнуть, ноги превратятся в вату, а в голове будет блаженная пустота. Меня слегка мотнуло, Сирил среагировал моментально, удержал за предплечье и посмотрел мне в глаза тяжелым нечитаемым взглядом. В этот момент прорвало плотину накопленной за эти пару дней агрессии, я резко выдернул свою руку, и зло зашептал: — Ну что, Сирил? Как твоя мозаика? Сложилась? Он хмыкнул. — Сложилась, — бесстрастный, спокойный тон, в глазах больше ни тени его веселых искорок, — Пиздец, ты конченный, конечно… Я ухмыльнулся. — Приятно познакомиться, уверен, мы друг друга стоим, — и в первые за все время нашего знакомства, протянул ему руку. Сирил, разумеется, проигнорировал рукопожатие, моя ладонь так и застыла в воздухе. — Ты не сядешь на лошадь в таком состоянии. Пройдемся, пока тебя не отпустит, — тон приказной, какого хера он себе позволяет?! Но ответить я ничего не успеваю. Сирил уже идёт к своей лошади, берет ее под уздцы, и начинает медленно вести ее рядом с собой по тропе, при этом весело насвистывая. И кто еще из нас конченный?!