***
Добрались мы уже поздним вечером. Я вымоталась в дороге, и последние дни мы совсем плохо ели. В животе было пусто. Уайатт выглядел ещё хуже. Кобыла всё-таки выбросила его из седла, и вся одежда была в налипшей влажной грязи, даже больше чем, моя. Он морщился от боли. Перед нами открыли шикарные кованые ворота. Я спешилась, пока никто из этих мужчин не подошёл ко мне. Терпеть не могу ездить верхом, задница болит неимоверно. Как быстро меняется человек в новых обстоятельствах. Совсем недавно я считала, что женщина моего статуса не может даже в мыслях позволить себе жаловаться на ноющий зад. И уж точно не может сожалеть о том, что не смогла пнуть этого мерзкого типа, который приставил топор к моему горлу, по яйцам. Сейчас же я бессовестно позволила себе и то, и другое. Его Светлость вышел из экипажа, следом за ним — двое его людей, явно заспанные. Я слегка приподняла брови, хорошо же им живётся, точно не просто подчиненные. Так вольно вести себя в присутствии графа самой большой и могущественной провинции в Треспии, могли бы, пожалуй, только очень близкие друзья. К Уайатту подошёл темноволосый мужчина, сонливость выветрилась в нём мгновенно, даже походка выдавала в нём нахала. — Как добрался, блондинчик? Цел? Жаль, — он недобро оскалился и забрал поводья своей кобылы. Та сразу присмирела рядом с хозяином. — Ты же специально это сделал? — я посмотрела прямо в весёлые глаза. — Не понимаю, о чем ты, — легко пожав плечами, сказал он. Он даже не попытался скрыть довольную ухмылку. Его Светлость подошёл к нам. — Добро пожаловать в поместье Пиэль, мисс Ленор, буду ждать вас к ужину, —граф скользнул по нам брезгливым взглядом, — Моя экономка поможет вам привести себя в порядок. Позаботьтесь о своём виде, прежде чем придти в обеденный зал, я не потерплю подобного за столом, — он положил руку нахалу на плечо, — Сирил, проводи их к Хильде, выделите им покои, и не забывайте, что у вас с Дейвом есть ещё работа на сегодня. Не удостоив нас, пыльных и измотанных, больше даже мимолетным взглядом, граф уверенно направился к дверям величественного поместья. — Дейв, забери Намтар, и я обещал ей яблочко, — Сирил улыбнулся своему товарищу, тот коротко хохотнул, — А вы идёте со мной, располагаться. Люди графа повели лошадей в конюшню, я пыталась запомнить всё в мельчайших деталях, так, на всякий случай. Тревога внутри меня постепенно успокаивалась. Нас ожидают к ужину, нам выделят покои, кажется, на данном этапе мы больше подходим под статус гостей, нежели пленников. Стало быть, графу от нас что–то нужно. Сирил провёл нас по мощёной дорожке к центральному входу. Великолепное строение выглядело действительно внушительно. В вечерних сумерках моё внимание привлекли полузакрытые бутоны цветов, что росли вдоль дорожек пышными кустами. Это игра света, или бутоны разноцветные? — Какой интересный сорт роз, — сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь, глядя в крепкую спину Сирила. — Ага, местная достопримечательность… Это не розы, это — Эвиона, гордость Его светлости, — он даже не обернулся, отвечая, в голосе сквозило пренебрежение. И к нам, и к цветам, и, похоже, ко всем остальным. Мы вошли в просторный украшенный холл. Теперь я смогла рассмотреть цветы, что были на улице: в вазах действительно стояли разноцветные бутоны. Я знала множество трав, ядов, но такое видела впервые. Холл был наполнен насыщенным сладким запахом, от него слегка кружилась голова. Поместье сверкало чистотой, а с наших сапог комками падала влажная грязь. Я оценивала роскошь интерьеров, зубы скрипнули от негодования. Вот они, крестьянские налоги, все здесь. В вазах из тончайшего фарфора, в картинах с золочёными рамами, в мраморе белоснежных лестниц, в сверкающем хрустале огромных люстр. К Сирилу засеменила улыбающаяся плотная старушка, увидев нас, она словно наткнулась на стену, и удивлённо остановилась. — Хильда, это… кхм… гости Его Светлости. Расположи их, и сходи на кухню, вели побыстрее подать ужин. Мы все порядком утомились. А некоторые, — он окинул меня насмешливым взглядом, — Кажется, и вовсе готовы упасть в голодный обморок. И будь добра, не утомляй гостей своей болтовнёй. В этот момент мне показалось, что между человеком графа и добродушной с виду старушкой завязался диалог, в который нас не пригласили. Она пару мгновений настороженно всматривалась Сирилу в глаза, в то время как его лицо светилось все той же хитроватой улыбкой. Мне пришлось признать, что он не лишён обаяния. Но вот что я точно могу сказать о себе — у меня чутье на враньё. На каждый дрогнувший уголок губ, тревожную складку меж бровями, фальшивую улыбку. Когда ты всю жизнь живёшь во лжи, подобные навыки сродни навыкам пользования столовыми приборами. В моём окружении был лишь один человек, которого я не могла раскусить, все остальные же были для меня как на ладони. Эта немая беседа лишь подтверждала мои догадки. Старушка не утомит нас беседами. Она вообще ничего не скажет свыше того, на что ей только что молча дал разрешение Сирил. Прошло всего мгновение, мой простодушный Уайатт даже не заметил перемены настроений. Хильда, наконец, отмерла: — Добрый вечер. Простите мне мою нерасторопность, у нас нечасто бывают гости. Ко мне можно обращаться просто Хильда. Сирил зовёт меня старой варежкой, но он у нас вообще не отличается воспитанием или умом. — Мы заметили, — раздражённо хмыкнул мой друг. — Завтра, когда ты отоспишся, Ромашка, я с удовольствием побеседую с тобой на тренировочной площадке. Посмотрим сколько ума в твой блондинистой головке, — Сирил игриво дёрнул Уайатта за косичку на виске, рассмеялся своему примитивному остроумию, и «по–дружески» хлопнул парня между лопаток. Да так, что Уайатт покачнулся. Я скривилась. Я уже встречала подобный типаж. К таким невозможно относиться безразлично. Их либо любят, либо ненавидят: они не дают людям третьего варианта. И в этом момент, я, со скоростью рассекающей воздух стрелы, неслась к ненависти. — Ох, иди уже отсюда, не задирай гостей! — Хильда уперла руки в бока и пронзила Сирила гневным взглядом. Эти двое намного ближе, чем кажутся. Он послал ей воздушный поцелуй, потом, не думая ни секунды, послал Уайатту такой же. И бодрой походкой пошёл обратно к выходу. Друга передернуло: — Думаю, его лошадь частенько его скидывает. Хильда рассмеялась: — Он всегда такой, не обращайте внимания. Ну же, с дороги нужно как следует отдохнуть! Гостевые спальни у нас на втором этаже. Чувствуйте себя как дома. Гостям Его Светлости я всегда рада. Пойдёмте. Экономка выделила нам по спальне. Остановила молодую девушку в накрахмаленном переднике на лестнице, и велела наполнить нам ванны. Только теперь, когда в выделенных нам комнатах началась суета, я увидела, сколько здесь прислуги. Хотя до этого поместье мне казалось спящим, и даже несмотря на светлые тона интерьеров и яркие цветы, довольно мрачным. Пробежавшись внимательным взглядом по спальне, я подошла к окну. Второй этаж. Умно. Очень сомневаюсь, что я смогу спуститься вниз по лестнице без ведома охраны, надо сказать, весьма специфичной. Это отнюдь не королевские гвардейцы, чьи лица так и светятся благородством, даже если они выбивают всё дерьмо из нарушитей спокойствия и смутьянов. С лицами подобными сопровождению Его Светлости я жила последний месяц. Это лица преступников, наёмников и разбойников. Идеально подобранная компания для продавшегося герцогу ублюдка, Графа Рейнхольда Пиэля. Не чураются грязи, и с упоением валяются в ней, что тот, что другой. Разве что физиономии гвардейцев чище выбриты, и более приятны женскому глазу. — Так как, говоришь, тебя, голубушка, зовут? Я вздрогнула. — Ох, прости дуру старую, что напугала. Я должна была, наверно, постучать, но тут всё равно ещё суетится прислуга. Не думала, что застану тебя врасплох. Тон этой женщины был показательно вежливый, глаза любопытными и подозрительными, мои руки сами собой скрестились на груди, пытаясь отгородиться от этого пронзительного взгляда. — Ленор Рада. Для друзей просто Лени, — я натянула дружелюбную улыбку, —Давайте оставим формальности. Мой спутник — мой добрый друг Уайатт. Его матушка, очевидно, не думала, как будет сложно с произношением его друзьям, но вы быстро привыкните, Хильда. Экономка тепло мне улыбнулась: — Я принесла вам пару нарядов к ужину, надеюсь, после ванны вы почувствуете себя лучше. Я осмотрела дорогие, вышитые камнями платья. Когда спишь на холодной земле, верхом глупости кажется рядиться к ужину. — Так что привело вас к нам в поместье? У нас не часто гости, а мне, скучающей экономке, кроме задиры Сирила и пообщаться–то не с кем, вы уж заранее простите мне моё любопытство. А вот и расспросы. Думай, Ленор, да побыстрее. Я аккуратно подбирала слова, от чего-то мне казалось, что каждое слово в присутствии этой женщины обернётся против меня. — Мы случайно встретились в Айвидейле. Я травница в поисках редких видов растений. Волею судеб оказалась на одной дороге с Его Светлостью, — я сделала глупый вид, — Ой, простите, Хильда, я не уверена, что могу это рассказывать. Не хочу оказаться в неловком положении… Горящее в глазах любопытство Хильды сменилось разочарованием, как только она поняла, что ей не удалось расположить меня к сплетням. — Да, конечно, вы простите меня, уверена, Его Светлось сам мне всё расскажет, если сочтёт нужным… — экономка осеклась, поняв, что сболтнула лишнего. — Вы близки? Вы выглядите сердцем этого дома. Щеки женщины покраснели, она казалась простодушной, но болтать, по–прежнему, не спешила. — Граф Рейнхольд просто с почтением относится к моему возрасту, вот и балует меня особым отношением. Что ж, я вас совсем заболтала, отдыхайте, не буду мешать, — Хильда ещё раз улыбнулась, и спешно покинула мою комнату. Это выглядело почти побегом. Стоя у зеркала в позолоченной раме, я расчесывала свои непослушные колючие волосы. Недостатков у меня было немало. Обостренное чувство справедливости, длинный язык, упрямство сверх всякой меры, способность влипать во всякую хрень, и вот это проклятущее воронье гнездо. Когда я была маленькой, дядя часто дразнил меня, говорил, что именно мои волосы отражают меня как человека. А ещё говорил, что у мамы были такие же… Не завидую маме. Я посильнее дёрнула запутавшийся в жёстких узелках гребень. Ему тоже не завидую, я переломала их, наверно, уже с десяток. Отшвырнув теперь уже щербатый гребень на постель, я раздражённо выдохнула, собирая так и нерасчесанные волосы в высокий пучок. От них пахло ароматным мылом, а моё тело окутывал шёлк дорогого платья. Близость к прежней жизни немного сгладила мрачность на моём лице, но впалые щеки и глубокие тени под глазами ясно показывали, что новый её образ мне на пользу не идёт. Спиной почувствовала, как кто–то вошёл. Поправила повязку на глазу, приложила её плотнее. — Это я. Прошу простить за беспокойство, — тихий голос, полный любви и тепла. Всегда вызывающий во мне смешенные чувства. Благодарности и лёгкого стыда, за свою же неискренность. Уайатту, как и мне, предоставили одежду, из-под закатанных рукавов светлой рубашки расцветал огромный лиловый синяк. — Хорошо же тебя прокатила эта тварь, — я прошлась подушечками пальцев по его предплечью, — Напомни позже сделать тебе мазь. — Пустяки, всё пройдет, — он перехватил мои пальцы и посмотрел мне в лицо, — Я так испугался за вас, Моя… — Ленор. То, что мы больше не в лагере разбойников, никак не отменяет наши прежние договоренности, — я снова нервно поправила повязку на глазу, — Болтай поменьше, мне не нравятся эти стены и напускное благодушие этой их экономки. — Простите, — он опустил глаза. Я подняла пальцами его подбородок, снова заставляя посмотреть на меня. — Что бы там граф не сказал нам за ужином — молчи. Говорить буду только я. В конце концов, это моя вина, что мы вообще оказались здесь. Граф Рейнхольд очень влиятельный человек, и он близок с Осмондом. Он опасен, и его милость нельзя воспринимать как должное. Уайатт взял моё лицо в ладони и с жаром заговорил: — Ваше милосердие не ваша вина, ваше большое сердце никогда не станет вашей слабостью. Я мысленно закатила глаза. Как же мне хотелось быть столь же наивной. До сих пор бы в шелках ходила. А мои волосы были бы проблемой моей прислуги. Я заправила другу выбившуюся прядку за ухо и снисходительно улыбнулась. — Простак ты, пропадёшь без меня. — Пропаду, — он с готовностью кивнул головой и припал губами к моим рукам, словно умирающий от жажды. Я отняла его лицо от своих ладоней, и нежно поцеловала в уголок рта. — Не здесь. — Простите, — он снова внимательно изучал моё лицо, — Скажите, как вы не побоялись выйти к графу Рейнхольду, что если бы он узнал вас? — Я похожа на дуру? — Нет, но вы бываете безрассудны. Я хмыкнула. Тут даже спорить бесполезно. — Его не было. В тот день у меня лицо к вечеру ломило от вежливых улыбок и приветствий, неужели ты думаешь, что я не заметила бы присутствие такого мужчины, как Рейнохольд Пиэль? В глазах Уайатта мелькнула тень ревности, но он быстро справился с эмоциями, и снова поцеловал тыльную сторону моей руки. — Нас ждут к ужину, но вы так ослепительны в этом платье, что едва ли кто–то вспомнит о еде и вине. Мой взгляд весь вечер будет прикован только к вам. Я устало вздохнула, обняла его за талию, и положила голову на крепкое, надёжное плечо. Мой взгляд беспокойно блуждал по комнате. Узкая и косая полоска света лежала на полу, дверь была закрыта не до конца. — Уайатт… это ты не закрыл дверь, когда вошёл ко мне? — Мне казалось я плотно её закрыл, Моя… — Тшш! Нас слушают загадочные сквозняки, включай голову, и молчи как можно больше. Гладкие перила скользили под пальцами, туфли были слегка тесными, но сегодня от меня не требовалось работы в лагере или тренировочных боев, лишь ужин. Впервые за время, показавшееся вечностью, оказаться в окружении прислуги, знатного мужчины, и столового серебра. Стук каблуков был невероятно громким в этой гнетущей тишине, и, войдя в обеденный зал, я, разумеется, тут же привлекла внимание Его Светлости. Судя по его лицу, платье и правда сидело прекрасно. Глаза графа на мгновение заинтересованно задержались на мне. Взгляд огладидил обнажённые плечи, спустился к лифу, вышитому золотыми нитями, и остановился на талии, подчёркнутой тонким поясом. Он подарил мне сдержанную улыбку. — Так намного лучше, присаживайтесь. Я прошла к накрытому столу. — Где же ваш спутник? Невежливо отказывать хозяину в гостеприимстве. Вас могли бы отправить в темницы, но пригласили к ужину, я ждал благодарности, но никак не подобной неучтивости. — Мой друг даёт нам возможность побеседовать наедине. Это не неучтивость, а чувство такта, но для вас, милорд, это вероятно весьма размытое понятие. Уголок рта графа дрогнул в злой улыбке. — Какого вы мнения обо мне, мисс Ленор? — Вам в красках? Я могу быть весьма красноречива. Ко мне подошла девушка, наполняя мой бокал вином. Как только она закончила, Рейнхольд сразу нетерпеливо махнул рукой, показывая, что разговор приватный, прислуга удалилась бесшумно. — А вы всегда ужинаете в одиночестве, Ваша Светлость? Должна сказать, это весьма печально. — Кто вы, Ленор? Оставьте сплетни для моей экономки. Приехали в поисках редких трав? Вздор. Я никогда в это не поверю. Ваши движения, ваша мимика, умение вести беседу, это не замаскировать ни дублёной кожей, ни пылью на сапогах, ни даже грязью под ногтями, — мой взгляд метнулся к пальцам, что держали нож и вилку, я едва сдержалась от того, что бы смущённо отвести взгляд. Да, руки уже не те, — Не молчите. Моё расположение не бесконечно. — Вы удивительно проницательны, милорд. — А вы умеете заговаривать зубы, — он отпил вина, — Я всё ещё не получил ответ. — Скажем так, я девушка весьма капризная. Граф усмехнулся. — Я заметил. — Я не ищу статусов и богатой жизни, я бегу от принудительного брака. И сейчас у меня нет ничего, кроме моих навыков, и любимого мужчины. Такой ответ вас устроит? — Вы, очевидно, издалека? Я кивнула. — Раджахилийка. — А ваше лицо? — Рейнхольд тактично кивнул на повязку. — Была нетерпелива, родилась раньше срока, не лучшее моё решение. Его Светлость улыбнулся. — Как и все остальные. Я попробовала прекрасное на вкус вино, и отсалютовала бокалом в сторону графа. — Туше. — Мисс Ленор, я буду говорить прямо, вы поставили меня в весьма неловкое положение. — А вы ввели меня в замешательство. Не думала, что в этих краях настолько всё плохо. Впрочем, как вы и сказали, это не касается чужестранки, — я учтиво склонила голову. — Вы же понимаете, что я не могу теперь вас просто отпустить? — он выдержал паузу. — Но как я и сказала, мне нечего вам предложить. — У вас острый ум, и судя по всему, неплохие навыки целительства, раз вы даже Бьянку вытащили с того света. — А у вас повсюду глаза и уши. — Это моя земля, было бы странно, если бы я чего–то не знал. — И что вы хотите от меня? Я не целительница, я разбираюсь в травах, знаю, какие грибы и ягоды ядовиты, но не более. Вы могли бы найти достойного лекаря, если вас что–то беспокоит. — Увы, но даже лучшее из них не смогли мне помочь. Вот что, мисс «не лучшее решение», я страдаю от бессонницы, сильных головных болей, и иногда невластен над собственным телом, — он кивнул на свою руку, что держала вилку, только сейчас я заметила, что она мелко подрагивает, — Если вы сможете решить хоть одну из этих проблем, мне нужен будет от вас только рецепт. А после я отпущу вас, и вашего… спутника. Мы забудем о произошедшем, и я лишь попрошу вас больше никогда не попадаться мне на глаза. Ваши тайны я сохраню, и никому не скажу, что вы гостили в поместье Пиэль, а вы в ответ сохраните мои. — А если я откажусь? — Не откажетесь. Вам же дороги ваши близкие? Жители Айвидейла, и та разбойница с её людьми? Все эти люди целы до тех пор, пока вы не делаете глупостей, до тех пор, пока мы уважительно сотрудничаем. — Это угроза? — Ну что вы! — вежливо рассмеялся граф, — Просто дружеское предостережение. — Вы уже что–то сделали моим людям? — Пока не было на то причины, — его губы растянулись в мягкой красивой улыбке. Ложь. Я напряглась. Его Светлось спокойно вытирал рот белоснежной салфеткой. — Я вас оставлю. Сообщите мне о своём решении, и пусть ваш спутник спускается к ужину. Поблагодарите его от меня за нашу уединенную беседу, я не сразу оценил по достоинству эту затею, — он встал из–за стола, прихватил бокал с недопитым вином, — И, наверно, мне стоит вас предупредить… Моим слугам было велено пересчитать столовое серебро после ужина, особенно ножи. Не думаю, что вам удастся обзавестись оружием. Это было бы ещё одним вашим не лучшим решением. Вот теперь он совершенно точно застал меня врасплох, лицо вспыхнуло. Я отложила нож в сторону, и правда, глупая была затея, на что я рассчитывала? Но Рейнхольд всего этого уже не увидел, он больше даже не повернулся в мою сторону, покидая обеденный зал.***
Я приняла предложение Его Светлости. Едва ли у меня был выбор, я тревожилась за друзей, тревожилась за лагерь разбойников. И понимала, что из этой ситуации нужно выпутываться самой. Пиэль показал мне кладовую, и на пару дней моя тревожность сменилась едва ли не детским восторгом. Здесь было множество целебных трав, которые уже были измельчены и готовы к использованию, много книг, которые я сочла полезными, а о назначении некоторых порошков я даже не знала. Мы больше не ужинали в одиночестве, тот вечер был исключением. Компанию Его Светлости за столом всегда составляла его экономка и двое его людей. Сирил же был представлен нам как правая рука милорда, и второй по важности человек в поместье после него. Каждый день в этом месте мне приносил новые удивления. Начиная от панибратских отношений Рейнхольда с его людьми, возрастной экономки со своим мужчиной за общим столом, и заканчивая наёмником, которому в руки граф вверил полную власть над своим поместьем. Я чувствовала на себе настороженный взгляд Рейнхольда, видела, как опасливо он каждый раз принимал от меня лекарства, которые, к слову, всегда были недейственными. Но так же я не могла не оценить удачное стечение обстоятельств, я была у Осмонда буквально под носом, в самом богатом поместье в Треспии, и на его несчастье, у меня тоже были глаза и уши. Теперь вечера я проводила в кладовой, а днём мы с Уайаттом тренировались, по-прежнему, безрезультатно. Тяжёлый меч мне не давался, он не ложился в руку, и пальцы каждый раз болезненно ныли от сильной вибрации, когда Уайатт за пару ударов выбивал его из моих рук. Вопросов нам никто не задавал, нам дали полную свободу действий, и приняли нас как гостей, но и из поместья не выпускали. Я поняла, что пока не приготовлю подходящее лекарство для графа, вряд ли отсюда выйду, и безвыходность моего положения снова нагоняла на меня тревогу. Ведь меня ищут, а значит, застрять здесь надолго было бы снова не лучшим решением. Но эта пара дней всё же дала мне долгожданную, пусть и беспокойную передышку. Сон не шёл. Бесконечное беспокойство, кажется, скрутило мои внутренности в тугой узел. Я не доверяла никому, ни фальшиво улыбчивой экономике, ни графу, что пытался внушить мне чувство ложной безопасности, ни даже этим молчаливым стенам. Я приложила ладонь к стене, по другую её сторону спал Уайатт. Единственный человек, к которому я могла бы без страха повернуться спиной. Единственный, которому от меня ничего не нужно, готовый отдать за меня жизнь, слепо следующий за мной всюду. Я скривилась, однажды, я закончу эти мучающие его отношения. Но не сейчас. Сейчас мне слишком одиноко, и, пожалуй, всё–таки страшно. Сейчас он мне… нужен. Я снова нервно поправила повязку на глазу. Меня начинало беспокоить это движение. За прошедший месяц я так к этому привыкла, что пальцы покалывало от незавершённого действия. Без этого я не могла уже уснуть, не могла проснуться, и часто стала задаваться вопросом, а буду ли я её поправлять, если её не будет? Ответ, что я давала сама себе, совсем не радовал. Наверное, это нервное. Тяжело вздохнув, я перевернулась на другой бок. Одеяло мешает, тело потеет, а без него покрывается липкими, холодными мурашками. Подушка тоже влажная, хоть в комнате и не душно. Я раздражённо откинула одеяло в ноги. Нужно впустить воздуха, скоро кончится ночь, а я так и не сомкнула глаз. Я усмехнулась, в моей голове это прозвучало забавно. Пальцы снова дрогнули от необходимости поправить повязку, я заставила себя опустить руку, не донеся её до лица. Настежь открыла окно. Ветер сразу захлопал подолом моей сорочки, прошёлся по ногам и груди. Тревога слегка отпустила. Я вдохнула сладкий цветочный запах, и упёрлась руками в подоконник, разглядывая темноту сада. — Здравствуй, птичка, пустишь внутрь? — одновременно с тихим голосом запястье сковала железная хватка. Я в ужасе шарахнулась в сторону, больно задев плечом оконную раму, — Цветочек, ты меня сейчас уронишь, и ты шумишь, — рука вокруг моего запястья сжалась сильнее. Жизелла крепко держала пальцами второй руки выступающий камень кладки, находясь чуть ниже окна. — Ты до смерти меня напугала, как ты нашла меня? — я обхватила её руку в ответ, подтягивая её к подоконнику, — Черт, какая высота, ты же оставила в лагере кого–то за главного, если я не удержу твою задницу? Жизелла лишь усмехнулась, и спустя мгновенье, уже спрыгнула с подоконника в мою спальню. — Надеюсь, я не наделала шума, я слишком долго тебя выслеживала, чтобы нам не дали возможности поговорить. Я скрестила руки, зябко обхватывая плечи: — Что–то случилось? — она с улыбкой скопировала мою позу и хищно сверкнула глазами. Я слегка напряглась. Не к добру, — Жизелла, всё в порядке? — рукой мягко коснулась её плеча. Я не успела даже понять, что происходит, как резкая боль разлилась от руки по всему телу, вынуждая меня застонать. Но тишину комнаты нарушило лишь моё тихое мычание. Сухая рука Жизеллы плотно сжимала мне рот. Два сильных пинка тяжёлыми сапогами по икрам уронили меня коленями на холодный мраморный пол. Теперь боль, кажется, была повсюду. Я сжала зубы. Больше ни звука. Слеза скатилась на пальцы разбойницы. Она толкнула меня коленом в спину и я окончательно упала на пол, отчего заломленная за спину рука взорвалась новой вспышкой. — Ты прекрасно знаешь, о чем пойдёт речь, Ленор, или как там тебя? Лживая сука! Где твой заступник, когда он так тебе нужен? — её пальцы закрывали мне нос. Воздуха поступало чертовски мало, голова начинала кружиться, — Я знаю, что ты не пикнешь, здесь тебе тоже не друзья, ты бы точно не хотела, чтобы чтобы они узнали, что у тебя разлад с твоей компанией. А теперь говори, за сколько ты продала меня и моих людей?! Она сильнее прижала худое колено к моей спине, я почувствовала, как оно пересчитывает мои позвонки, Жизелла убрала руку. Я хрипло глотнула воздуха, голова закружилась с новой силой. Губы предательски дрожали, выдавая во мне девчонку, неспособную справится с тем грузом, что она сама на себя взвалила. Влажные глаза надеялись увидеть Уайатта, вдруг он нас услышал? Я всхлипнула. Боже мой, какое, должно быть, жалкое зрелище. — Я не понимаю, о чем ты! — Тогда дыши глубже, возможно, будет не так больно, — зло зашептала она мне в ухо, и увела мою руку ещё дальше за спину. Кажется, я почувствовала, как плечо выходит из сустава. Уткнувшись лбом в пол, я зашипела от боли: — Ты там совсем одичала в своих лесах, я не понимаю, о чем ты говоришь?! — Я говорю о своём лагере, от которого осталось только пепелище, и об обгоревшей заднице Таки, пока мы, подгоняемые пожаром, спасали свои пожитки! Это дело рук сраного графа и его людей, никто, кроме тебя и твоего белобрысого дружка, не знал, где мы находимся! — И ты явилась ко мне, потому что знала, что с ним не сладишь? Вот он обрадуется, — я повысила голос, но сразу перешла на шепот. Потому что Жизелла была права, нельзя было разбудить людей Рейнхольда. Мне это будет не на руку, — Скажи, Жизелла, на кой черт мне сдавать твой лагерь? Это была не я! Разбойница снова дёрнула мне руку, я заскулила. — И я бы даже поверила, если бы мы не встретили королевских гвардейцев. Представь себе, главнокомандующий королевской гвардии ищет разноокую женщину, и её светловолосого спутника, ничего не напоминает? Черт, а вот это совсем плохо. — Какую песню мне пела твоя брешущая на каждом углу подружка с глазами–блюдцами? Раджахилийская дворянка? Сбежавшая из-под венца с любовником? Такая ладная сказочка была. Ты действительно производишь впечатление избалованной барышни, романтично сбежавшей со своим принцем. А тебя, оказывается, ищет королевская гвардия! Какова вероятность, что сняв с тебя повязку, я обнаружу там вполне себе здоровый глаз? Ммм? Она сильнее придавила меня коленом. Мысли в голове лихорадочно сталкивались друг с другом, руку я уже не чувствовала, лишь колено на спине, что так больно вдавливало меня в пол. Жизелла потянулась к куску кожаной повязки на лице. — Вот сейчас и посмотрим, кто ты такая! — она рывком сняла повязку, заглядывая мне в лицо. Её глаза расширились от удивления, — Чёртова ведьма! Лицо разбойницы было прямо напротив, в огромных глазах читалась недоумение, хватка на руке ослабла, Жизелла замерла буквально на секунду. Мне хватило. Я резко подалась вперёд и со всей силы врезалась ей лбом в нос. Меня ослепила боль от удара. От неожиданности она отпустила руку. Жизелла тихо охнула, схватившись за нос, но не издала почти ни звука, видимо, тоже не желала привлекать лишнего внимания к нашим девичьим беседам. На пальцах, что она прижала к лицу, тут же проступили кровавые дорожки. Я не могла пошевелить рукой, поэтому, перекатившись на бок к Жизелле, со всей злобой и отчаянием ударила её коленом в живот. Разбойница сложилась пополам. Я внутри ликовала. Не давая себе времени на пустое самодовольство, я быстрее отползла в сторону кровати. Попыталась сесть и прислонилась к изножью, выравнивая дыхание и заставляя свою руку вновь шевелиться. Жизелла, всё ещё лёжа на полу, цедила проклятья, перемежая их матами на всё разбойничьи лады. — Не подходи ко мне, бешенная стерва! — я задыхалась от ярости и страха, — Какая я тебе ведьма? Всплыло наружу твоё дикарское невежество? Ты видела, что там произошло. Его светлость знал, что я целительница, до того, как кто–то ему об этом сказал! У тебя в лагере крыса! Не в том месте ты устроила охоту на ведьм! — стушевавшись, разбойница уставилась на меня. Я усмехнулась, — Что? Не подумала об этом, да? Тебе голова нужна, чтоб косички носить? Опираясь ладонями на пол, Жизелла поднималась, из разбитого носа капала кровь, взгляд был расфокусирован, пару раз руки поскользнулись на красных каплях. — Ты не та, за кого себя выдаëшь, — она зло сплюнула, зубы тоже окрасились в красный. — Это не твоё собачье дело! Я не сдавала твоих людей! Убирайся к чёрту из моей спальни, и не поворачивайся к своим людям спиной. Добрый совет тебе от бывшей подруги. — Это ты верно заметила, бывшей. Я не стану связываться с девкой, которую ищет королевская гвардия. Уж не знаю, чем ты им так насолила, но твои проблемы нам не нужны. Извинений не жди. И выгребай дальше сама, — она швырнула в меня зажатую в окровавленных пальцах повязку. Провела рукавом по разбитому лицу. Довольно улыбнулась. — Ты же не думаешь, что твоя подружка всё ещё с нами? Хрена с два я потащила бы в новый лагерь ещё одну крысу. Я замерла. Делия. — Что ты с ней сделала? — голос предательски дрогнул. — Оставила её в Айвидейле, как и твою сраную пичугу. Там их заберешь. Если они тебе нужны, — она выгнула тонкие брови, — Если тебе вообще кто–то нужен. Королевская гвардия рыщут как псы по всюду, я пока не сдала, не была уверена. Но я могу передумать. Убирайся с этих земель, они злые, что черти в аду. По головке точно не погладят. Это мой тебе совет, от бывшей подруги. Во мне едко растекалась обида. Вот как. Теперь я совсем одна. — Хорошо, что ты оставила Делию в Айвидейле, рядом с тобой её глаза-блюдца превращаются в бешено вращающиеся тарелки, ты достала её. И меня. Убирайся, — зло отрезала я. Губы снова задрожали, как у обиженного ребёнка. Я сжала онемевшую руку в кулак. — Надеюсь, больше не свидимся, — она самодовольно усмехнулась, — А теперь, займись–ка уборкой, подруга… Она двинулась к окну, вытирая уже подсохнувшую на своих ладонях кровь о штаны. Я отвернулась. Чувствовала себя преданной. Жизелла, вместе с которой я провела месяц в лесах, деля кров и еду, сочла меня осведомительницей Рейнхольда, той, из-за которой сожгли лагерь. Если так, то она и сама выдаст меня королевской гвардии за кисет серебрянных. Дело дрянь. Изображение поплыло, глаза заволокло слезами. Когда я повернулась в следующий раз, разбойницы уже не было. Лишь кровавая мазня на полу, и красные отпечатки от пальцев на подоконнике. Вот так, в одночасье, граф Рейнхольд лишил меня друзей. Я оглядела свою сорочку, она тоже была в крови. Резко сдернув её с себя, я швырнула её в сторону измазанного мрамора. Сползла на пол. Так и легла, ощущая голыми телом холодный камень. Теперь, наконец, потекли слезы. Жгучие и злые. Я была хорошей ученицей в стране разбойников, и много чему научилась: метать ножи, зашивать наживую раны, худо-бедно держать тяжёлый меч… и ещё одному навыку, который вырвался из меня прямо сейчас. — Блядское проклятье! — прошептала я срывающимся голосом, глядя на своё измазанное кровью ночное платье.