Wolves asleep amidst the trees Bats all a swaying in the breeze But one soul lies anxious wide awake Fearing all manner of ghouls, hags and wraiths For your dolly Polly sleep has flown Don't dare let her tremble alone For the witcher, heartless, cold Paid in coin of gold He comes he'll go leave naught behind But heartache and woe Deep, deep woe
Горячий душ — тщетная попытка Тео согреться, потому что руки всё ещё холодные, и лёд внутри неумолимо распространяется, добираясь до сердца. Рейкен руками упирается в стену, опуская голову и позволяя потоку воды обжечь спину, смыть с химеры фантомный запах чужой крови. В соседней комнате царит тишина, Тео прислушивается к Лиаму, который ещё спит, — сопит в подушку, изредка ворочаясь. А Рейкен проснулся не от кошмаров, не от страха — просто очнулся в какой-то момент, понимая, что в его голове покой, долгожданный и так сильно им желанный. Мысли, совсем недавно кружившие штормом внутри, сейчас заняты лишь тем, кто заставил его заново научиться дышать. Это чувство сродни свободе, которую Тео не чувствовал, кажется, никогда. У него получится. Он сможет жить нормально — Лиам заставляет его надеяться на это, думать о завтрашнем дне. Данбар может не защищать его, не делать ничего, но химера всё равно будет цепляться за него, потому что больше никого рядом нет. И Тео осознанно готов верить в иллюзию заботы о себе со стороны, даже если это только на время, только чтобы разобраться с Тарой, он всё равно будет поддаваться эмоциям и этому лживому теплу, потому что нуждается в нём больше всего. Спрятав лицо на мягком полотенце, Рейкен чувствует прохладу, струящуюся по полу, морщится, ищет носки в куче одежды на тумбочке рядом с ним и не может привыкнуть к этому: не может ходить босиком, потому что помнит холод больницы под ногами, кровь, что стекала по его груди ниже, заливая пол и ступни, грязно-алые следы на гладкой, точно лёд, поверхности. Он никогда не забудет того, что произошло, не сможет, не захочет, потому что именно это вынудило его стать лучше, измениться. Он наконец поднимает взгляд к зеркалу, замирая, будто его окунули в холодную воду и держали, пока он не захлебнулся. «Я заберу и его сердце». На запотевшей поверхности буквы растекаются каплями воды, Рейкена внезапно охватывает злость, что сейчас сильнее страха: он не верит в происходящее, остервенело и нервно проводит рукой по зеркалу, стирая надпись и останавливая себя от вспышки гнева — звон разбитого стекла разбудит Лиама, а его Тео не хочет тревожить. Его Тео не отдаст. И Лиама не придётся спасать, его нужно просто защитить, просто не дать оказаться там же, где и Рейкен. Химера не позволит ему пострадать. «Его сердце», — перед глазами всё плывёт, Тео не может отдышаться, жмурится, концентрируясь на сердцебиении подростка совсем рядом. Слишком рядом. Как так получилось? Нужно было остаться одному, убить себя, найти в себе силы сделать это, потому что из-за того, что Тео так сильно цеплялся за надежду выжить, теперь его место может занять Лиам, который этого не заслужил, — никогда бы не смог заслужить подобного. В комнате ощутимо прохладнее, чем в душной ванной, Рейкен сразу задерживает взгляд на мирно спящем оборотне, будто не слушал стук его сердца всё это время и Лиама здесь уже могло не быть. Химера слишком расслабился, слишком поддался эмоциям, это сделало его слабым, уязвимым, этого не должно было случиться, ему нельзя забывать о разнице между ним и подростком. — Эй, — Данбар сонно морщится, на мгновение открывает глаза, лениво щурясь. — Что-то случилось? — Расскажу, если пообещаешь не издеваться, — перед ним Тео улыбается, заставляя свое сердце биться в ровном ритме. — М-м... — усмехается оборотень. — Ладно, обещаю. — Я боюсь пауков, — даже врать не приходится, — а у тебя в ванной был один, — и Лиам улыбается ещё шире, потому что это так нормально, правильно — боятся пауков, а не берсерков или призраков, быть обычными. — Ты обещал не издеваться, волчонок, — напоминает Рейкен. Будильник оборотня срабатывает едва ли через пару минут, противно дребезжит абсолютно отвратительной мелодией, и Тео, стащив с Лиама одеяло, предлагает ему кофе, находя возможность сбежать из комнаты, что заполнилась той духотой, просочившейся из ванной, — мерзкой и холодной, напоминающей, что Тара придёт за Лиамом, не за химерой. Подсознание Рейкена кричит бежать, увести никсу прочь, как можно дальше, сделать что угодно, лишь бы не подставлять оборотня, лишь бы уберечь его от себя. Данбар не хочет в школу: это кажется так не вовремя, но он слезает с постели, опуская глаза к матрасу химеры. Что-то снова не так: Тео что-то скрывает. Оборотень приглаживает растрёпанные после сна волосы, подхватывает с пола рюкзак, выуживая из бокового кармашка баночку витаминов, и, закинув сладко-горькую таблетку в рот, оставляет их на постели, потягивается, уходя в ванную, где пахнет тревогой. Лиам смотрит на своё отражение, отмечает, что синяки под глазами стали больше, и думает о том, что отец стал совсем редко появляться дома не то, что ночью, а даже днём. Но и это к лучшему — чем дальше он от них с Тео, тем проще его отгородить от всего этого.***
— Благодаря Калаверас мы смогли приблизиться к расшифровке, — Алан двигает к химере книгу с пожелтевшими страницами, которые, кажется, рассыпятся в руках, будто осенние листья, если к ним прикоснуться. — С рунами сложнее, этого языка нет в словарях, но зато остальное — это диалект алгонкинского. Я нашёл нечто похожее здесь, — Дитон показывает фотографии стен полуразрушенных храмов, на которых вырезаны слова, идентичные тем, что у химеры на рёбрах. — Это займёт время, но я смогу перевести почти всё. Тео пытается помочь, ищет в словарях хоть что-нибудь, стараясь отвлечься от мыслей о Лиаме. Может стоило сказать? Рейкен сомневается, он слишком боится увидеть разочарование в чужих глазах, услышать, что это он виноват, вновь оказаться в одиночестве. И ещё больше его пугает, что он мог бы не услышать подобного от подростка, потому что Лиам же такой правильный, пытается быть как чёртов Скотт — бета бы наверняка сказал, что вместе они справятся, что всё будет хорошо, что это не вина Тео. Рейкен ненавидит его за это, ненавидит за то, что тот подставляется, лезет спасать его, не думает о себе. Но Лиам почему-то не ненавидит его в ответ, а должен, мог бы после всего, что произошло. Верит ли оборотень в то, что Тео изменился? Или просто пытается убедить его в этом, потому что так будет проще находится рядом с химерой? Рейкен не знает, боится узнать, потому что если нет, то его попытки ухватиться за подростка, как за спасательный круг, бессмысленны, а Тео всё равно держится за него из последних сил. Лиам равняется на Скотта, руководствуется его принципами — в своих он запутался. Рейкен хмурится, потому что осознаёт, что ищет в Данбаре то, за что мог бы его бросить. Но даже если Лиам действительно его ненавидит, разве может Тео его в этом винить?***
Металлический шкафчик звонко лязгает, когда Лиам слишком сильно его захлопывает, уйдя глубоко в свои мысли. Он даже не представляет, с кем они имеют дело, как бороться против того, что лишь играет с ними, ещё не показав всей своей силы; никса ведь могла их убить, но не стала. Оборотень хмурится, взгляд задерживает на дверце крайнего шкафчика, что давно починили, но он ещё помнит, как сломал его, не смог совладать со своим гневом, и мерзкое чувство стыда вновь заставляет внутри всё стянуться тугим узлом. Вся остальная команда уже на поле, Лиам один в раздевалке, пустым взглядом рассматривает свой номер на майке и вздрагивает, чувствуя знакомый густой холод, стремительно окутывающий всё помещение. За спиной оборотня стоит девочка, и ему впервые удаётся её рассмотреть, заметить гниль на шее, что переходит в редкую чешую под густыми мокрыми волосами; впалые бледные щёки, на которых появляются ямочки, когда она улыбается; глаза, такие же как у Тео, но бледные, мёртвые. Губы Тары дрожат будто от холода, она хрипит, пытаясь что-то сказать, а Лиам смотрит на неё, замерев от страха и ещё чего-то очень странного, — от чувства, что он должен остаться. Никса кладёт руки на свою грудь, расцарапывая гнилую плоть и позволяя оборотню увидеть, что за её рёбрами нет сердца. Лиам отступает, упираясь в шкафчики, дышать не может, потому что вокруг смрадит смертью, отчего перед глазами плывёт, и Данбар бросается к выходу, оборачиваясь, лишь когда отбежит достаточно далеко — туда, где есть живые люди. Он знает, что есть два состояния при страхе: кто-то бьёт и бежит, кто-то не может шевельнуться. Но произошедшее не было похоже ни на то, ни на другое, это было нечто иное: Тара хотела что-то показать, о чём-то предупредить, но не смогла. Предупредить. Лиама прошибает холодный пот, он судорожно ищет телефон в кармане и звонит Тео, выбегая на улицу, оглядывается по сторонам. — Что, Данбар, призрака увидел? — смеётся кто-то из команды, встречая его у трибун. — Отвали! — рявкает оборотень, нервно кусая губы и слушая гудки, которые наконец обрываются: — Тео, ты где? — слишком испуганно, слишком нервно. — Это Алан, — голос друида вгоняет подростка в ступор. — Где... Где Тео? — повторяет Лиам, останавливается, испугавшись, что опоздал. — Я не знаю, он ушёл минут двадцать назад, телефон, видимо, забыл, — Алану не нравится встревоженный тон оборотня, но спросить, что случилось, он просто не успевает. — Я понял, спасибо, — Данбар сбрасывает звонок, замирая на месте. Куда Тео мог пойти? Как его найти? Он снова сбежал? А если Тара найдёт его раньше? Лиам срывается с места, просит Нолана предупредить тренера, что его не будет, и направляется в ветклинику, надеясь по запаху отыскать Рейкена. В голове звенящая пустота, оборотень даже не чувствует усталости от того, что бежит несколько километров без передышки, адреналин пульсирует в висках, позволяет сконцентрироваться, и Лиам останавливается у круглосуточного магазинчика, что всплывает в голове лёгким дежавю, но на этот раз Данбар не отпустит Тео.***
Рейкен стоит, оперевшись о стену, разглядывает продукты на стеллажах напротив; продавец спит за кассой, но Тео не торопится, поэтому даже не думает его будить. Он устало морщится и дёргается, поворачиваясь к выходу, когда колокольчик над дверью коротко звенит, оповещая о новом посетителе: на пороге стоит Лиам, раздражённо ведёт плечом и взглядом встречается с химерой. — Эй, Рейкен, — рычит, направляясь прямо к нему. — Какого чёрта ты здесь делаешь? Опять сбежать захотел? — Я не собирался убегать, — Тео смотрит в зелёные глаза, изредка переливающиеся золотом, поджимает губы. — Я собирался избавиться от никсы. — Избавиться? Это как же? — оборотень ещё не остыл, ещё злится, перевести дыхание не успел, отчего дышит неровно, заправляя выбившиеся пряди волос назад. — Она привязана ко мне или к своему сердцу в моей груди, — химера чувствует себя отвратительно, потому что всё ещё думает о том, чтобы сбежать: так хочется спрятаться от всего мира, забыть о происходящем, — так что... — Ты всё ещё не выкинул эту чушь из головы?! — Лиам плотно сжимает зубы, хмурится сильнее. — Знаешь, ты был таким с самого начала: лживым импульсивным ублюдком, и я долго не мог понять, чем пахнет твоя ложь, пока не увидел, как сильно ты хотел быть успехом, — он шипит, едва сдерживаясь. — Да, Тео, я видел тебя, когда врачеватели сказали, что ты провал, и ты был даже больше напуган, чем когда мы отправили тебя к сестре. Так боишься не оправдать чужих ожиданий? Думаешь, твоя смерть сделает кому-нибудь лучше? — Но я провал, Лиам, — перебивает его химера, — и удел провалов — смерть. — Ты же сказал, что не хочешь умирать? Лжец! — оборотень хватает его за грудки, вжимая в холодильник за спиной, отчего стеклянные баночки тихо звенят, ударяясь друг о друга. — Как ты не поймёшь, что смерть не выход? Ты просто трус и ищешь лёгкий путь. Ты изменился, Тео, но как только Тара тебя прижала, ты снова решил убить себя, да? Гораздо проще же надеяться, что смертью ты искупишь все свои грехи! Тео не хочет умирать, но он не знает что делать со своей жизнью — его ли эта жизнь вообще? — Зачем ты это повторяешь? — Тео даже не старается выглядеть самодовольным, не натягивает маску, потому что в этом никогда не было смысла. — Ты пытаешься нести ответственность за мои ошибки, но я не твоя проблема, Лиам. Моя смерть никому не сделает хуже! Зачем ты продолжаешь искать во мне что-то хорошее? — Потому что нашёл, — Лиам говорит слишком громко, слишком резко, что заставляет химеру на секунду замереть, — и даже больше, чем ты думаешь. — А если ничего не получится, если это — единственное правильное решение? — Рейкен чувствует, что хватка на его груди усиливается. — Правильное? — Лиам скалится, рывком притягивая его к себе, чтобы вновь вжать обратно. — Издеваешься? Всё ещё так сильно хочешь сдохнуть?! — Да послушай ты меня! Я тебя спасти пытаюсь! — Тео не выдерживает, пытается оттолкнуть подростка, повышает голос: — Либо я, либо ты и ещё чёрт знает сколько людей. Ты этого хочешь? Мне выбирать, не тебе! — Выбирать? — зло усмехается Лиам. — И это ты называешь выбором?... Длинная лампа над их головами внезапно моргает, привлекая их внимание и вынуждая отвлечься от спора, тихо дребезжит. — Чувствуешь? — почему-то шепчет оборотень. — Стало холоднее. — Это потому что ты, придурок, прижал меня к холодильнику! — Рейкен наконец скидывает с плеч чужие руки, отталкивая его от себя. Лиам делает короткий тяжёлый шаг назад, чувствуя, что это даётся ему с трудом, и понимает почему, опустив взгляд к ногам: воды уже по щиколотку, а они даже не почувствовали. Подросток поднимает глаза к Тео, тот выглядит ещё испуганней: всё его тело немеет от страха, потому что это он привёл сюда Лиама. — Она здесь. Они бросаются к двери, но та не поддаётся, оборотень бьёт по стеклу, вкладывая в этот удар всю злость и силу, на которые способен, но лишь пачкает стекло кровью, морщится, разминая руку, сбитые костяшки которой заживают на глазах. Тео пробует выломать дверь в подсобку — от удара дерево только скрипит, а ходить всё сложнее: ледяная вода почти достаёт до колен. Но он бьёт снова, он не позволит им умереть здесь, не позволит Лиаму умереть здесь. — Эй, — подросток смотрит на него тем взглядом — обеспокоенным, напуганным: он боится за Рейкена. — Телефон не ловит. — Нужно забраться повыше, — Тео перехватывает его за запястье, тянет за собой, не позволяя отстраниться, а страх сковывает движения, царапает рёбра под кожей. — Там был кассир! — вспоминает оборотень, ускоряясь, заставляя Рейкена следовать за ним к кассе. — Нужно его вытащить! А Тео боязливо смотрит меж стеллажей, вздрагивает, заметив движение в конце прохода и упавшую на пол картонную коробку с верхней полки. Она пришла за ними. Лиам останавливается, так и не дойдя до мужчины за стойкой, кажется, и не дышит, медленно поворачиваясь к химере: — Почему я не почувствовал? — голос тихий, безжизненный, они стоят перед трупом. — Он мёртв, как мы могли не заметить? — и он срывается на сдавленный крик: — Твою мать! Тео не отвечает, подталкивает оборотня к стойке, забираясь на неё следом и наблюдая, как быстро мутная вода заполняет всё вокруг, оставляя всё меньше шансов на спасение. Рейкен слышит тихий хруст льда в своей голове: не такой, когда он трескается, нет — с таким звуком ломают пальцы о холодную застывшую гладь. Его кошмары просачиваются в реальность. Люстры на потолке всё чаще гаснут, камеры на широком экране перед трупом кассира задерживают картинку, отстают на секунды три-четыре, а в тишине электрического жужжания холодильников и лампочек раздаётся всплеск воды. — Там! — оборотень показывает за стеллажи, внимательно следит за водой горящими глазами. — Лиам, — Тео зовёт его тихо, вода уже достигла уровня стола. — Лиам, где кассир? Данбар не успевает ответить, его за лодыжку тянут в воду, расцарапывая кожу и с силой выгибая ногу в коленном суставе в другую сторону, отчего оборотень вскрикивает, хватаясь за Тео, пытаясь выбраться из воды, но мужчина за его спиной не отпускает, смотрит помутневшим взглядом на химеру. Мокрые руки скользят по чужим, Рейкен не может удержать Лиама и когтями впивается в плоть, наконец ухватившись достаточно хорошо, чтобы подтянуть его к себе. Подросток делает тоже самое, оставляет глубокие порезы на запястьях химеры, с трудом удерживая равновесие, когда Рейкен прижимает его к себе, не даёт упасть. — Нормально? — Тео даже не смотрит на свои порезы, заставляет Лиама показать его рваные раны, тянущиеся от изгиба локтя к ладоням. — Да, я в порядке, — Данбар морщится от боли, пытается отдышаться и вновь переводит взгляд к воде. — Он был мёртв. Мёртв, — повторяет он, будто пытаясь объяснить это себе, а не Тео. — Нужно выбираться отсюда. Холодильники подсвечивают воду, позволяя разглядеть в ней хоть что-то, но высмотреть никсу или мёртвого кассира не получается: на поверхность всплывают пакеты снеков и лёгкие продукты, отчего взгляд химеры беспорядочно мечется, пока рябь на воде не утихнет. — И как ты предлагаешь это сделать? — Лиам больше не пытается вырваться, он намертво вцепился в чужую ладонь, задевая кожу когтями. — Попробуем разбить стекло, — уровень воды поднимается, морозит щиколотки, пахнет гнилью. — Думаешь, что теперь получится? — оборотень говорит тихо, рассматривает помещение, ища способ выбраться. — Ладно, — не дождавшись ответа, он морщится. — Мы можем подобраться к окнам так, — и показывает на автоматы с газировкой вдоль стены. Голос у него спокойный, но Тео это не обманет, он чувствует, как сбивается его дыхание, чувствует дрожь в его теле, его страх. Рейкен кивает, ногой скидывает со стола всё лишнее и подталкивает подростка вперёд, поддерживая, пока тот забирается выше, проползая по автоматам дальше к окнам. — Тео, — собственное имя звучит оглушающе громко, тягучим эхо разбивается о стены — Тара зовёт его. — Тео, — Лиам замечает его ступор, но никсу он не слышит, говорит громче: — Давай, и не смей даже думать умереть здесь, я тебя не брошу. Рейкен сжимает зубы от мысли о том, насколько хорошо держится подросток, не позволяя панике поглотить его, и насколько сильно напуган он сам, отчего сердце стучит глухо и медленно. Он лезет следом за Лиамом, почти забирается достаточно высоко, чтобы не касаться воды, но ледяная хватка на его ноге пускает волну колких мурашек, отражаясь ужасом в глазах: Тео скидывают в воду и он не успевает даже расслышать крик Лиама, когда головой ударяется о что-то металлическое, теряясь в ощущениях и пространстве. Данбар не думает, бросается следом, когтями разрывая мёртвую плоть мужчины, что не чувствует этого, тащит Рейкена глубже, не давая Лиаму даже ухватиться за него. А перед оборотнем появляется Тара, быстро, внезапно, она улыбается, прежде чем закричать так громко, что даже под водой Лиам жмурится, закрывая уши. Тео неосознанно делает рваный вдох, лёгкие заполняются водой, что болью отдаётся во всём теле, и последнее, что он помнит, — чужие глаза, горящие, испуганные, золотые. Он рвётся из хватки мужчины, отталкивается от него ногами, и воздуха катастрофически не хватает. Рейкен всплывает на поверхность, сплёвывая кровь, давится водой, что причиняет боль, когда его тошнит. — Лиам, — он не успевает вздохнуть, хрипло кричит, оглядываясь по сторонам. — Лиам! И осознание происходящего приходит слишком поздно: Тео всплыл не в магазине — он посреди того самого озера и вокруг ни души, он не слышит запаха оборотня, не слышит его сердцебиения, не чувствует его рядом. Рейкен не хочет в это верить, ныряет, пытается разглядеть хоть что-нибудь, но понимает, что всё напрасно — он один здесь, он не спас Лиама, ничем не помог. До берега химера добирается с трудом, упирается в землю, позволяя мелким камням впиваться в кожу, когда он ударяет её, надеясь почувствовать боль. Он дрожит от страха, сгибается пополам, жмурясь и сдерживая болезненный крик, что разрывает его изнутри. Тошнота подступает к горлу, у Тео перед глазами темнеет, когда его выворачивает наизнанку, и чувство беспомощности остаётся внутри пустотой — необъятной, мерзкой до дрожи в руках.