And the wrists of my mind have the bleeding lines That remind me of all the times... I have committed Dirty, dirty crimes that are perfectly form-fitted To what I've done and what I'm doing
Часы на запястье тикают слишком громко, Тео кажется, что движения стрелки с каждым разом всё медленнее, и это давит на него слишком сильно. Прошло восемь часов — восемь чёртовых часов с того момента, как химера вернулся, а Лиама всё нет. Рейкен не знает, куда идти: подростка ищет весь город, но имеет ли это значение, когда шериф знает, что в этом нет толка: оборотень не потерялся в лесу, не заблудился, он где-то не в этом мире, и единственное, что может сделать Тео, — это смиренно бездействовать. Алан рассказал про ритуал поиска, которым когда-то воспользовался Скотт для того, чтобы найти неметон. Рейкен слышал об этом, пока собирал информацию об истинном альфе Бейкон Хиллс, но так же он знал и обратную сторону этой медали: неметон стал маяком для чудовищ, всего сверхъестественного, что только могло существовать, и Тео даже предположить боится, как это может отразиться на самом подростке. Дитон предупредил, что это может закончиться плохо и для химеры, — его состояние всё ещё нестабильно, температура приблизилась к норме, но она по-прежнему слишком низкая. — Забери меня, — шепчет Рейкен, глядя на безмятежную гладь озера, куда приехал в надежде, что и Лиам окажется здесь. — Забери меня вместо него. Тео обречённо морщится, но взгляд от воды не отводит, ждёт, сидит неподвижно час, два, три, считает секунды, позволяя сожалению медленно разъедать его изнутри. С каждой минутой надежда на возвращение оборотня угасает, холодным пеплом остаётся на ладонях, и удержать её в руках не получается. Рейкен слишком погружён в свои мысли, почти спит, потому что это ему так и не удалось — ни у Дитона, ни в комнате подростка. Он не слышит, как к нему подходят со спины, поздно чувствует холод чужой ладони и вскакивает, опрокидывая кого-то на землю, подминая под себя, только после этого встречаясь взглядом с зелёными глазами, что сейчас кажутся стеклянными. — Мне холодно, Тео, — Лиам жмурится от глухой боли, чувствует лишь её отголоски, потому что ему слишком холодно: руки едва шевелятся, он не может контролировать своё тело. — Господи... — Рейкен отшатывается от подростка, торопливо стягивая свою куртку. — Холодно, — он едва шевелит посиневшими губами, позволяет надеть на себя куртку, моргает медленно, устало, а во взгляде пустота — тёмная и абсолютная. — Ничего не говори, — Тео не позволяет ему стоять, поднимает на руки, несёт к машине. — Прибереги силы, сейчас мы приедем к Алану и всё будет хорошо. Обещаю. А собственное сердце колотится как бешеное, потому что в груди у Лиама тишина: два медленных удара, на которые приходится десяток рваных Тео. Данбар ледяной, податливый, слабый. Рейкен пристёгивает его, торопливо садится рядом и заводит машину, выруливая к шоссе. Он свободной рукой тянется к чужому запястью, сжимает его, концентрируется на одном единственном: словах Хьюитта в канализации. «Ты не можешь забрать чужую боль, если тебе всё равно». Тео не всё равно, ему не всё равно, но Лиам рядом хнычет, слабо хмурится, а Рейкен не может ему помочь, по венам не бежит чужая боль, по ним струится страх. В ушах тихий звон, голос Тары, смеющийся, шипящий, ведь Тео не смог забрать его боль, он ничуть не изменился. — Ещё немного, — химера руку не убирает, то и дело поправляет свою куртку на нём, гладит, заставляет посмотреть на себя, умоляет не засыпать. — Ещё немного, пожалуйста, потерпи. Алан вздрагивает, когда Рейкен небрежно толкает дверь, очевидно, что-то роняет и рявкает на незнакомых людей в ветклинике, приказывая убраться им поскорее. Дитон ни слова не говорит об этом, бросается к Лиаму, понимая, что его состояние ещё хуже, чем было у химеры. — Что с ним? — Тео вертится рядом, осторожно и нерешительно держится за Лиама, всё ещё тщетно пытаясь забрать его боль. — То же, что и со мной? Мне казалось, я выглядел получше... Эй, друид, что с ним? — голос предательски дрожит, Рейкен неосознанно его повышает. — Он умирает? Почему он, чёрт возьми, замерзает?! — Я не знаю... — Алан проводит скальпелем вдоль посиневшей кожи, наблюдает, как медленно затягивается порез, а кровь вытекает сгустками, потому что сердце оборотня почти не бьётся. — Вы же всегда всё знаете! — Тео уже кричит, не сдерживается, он не может контролировать себя — он не слышит сердца Лиама. — Сделайте хоть что-нибудь! Дитон бросает на него короткий взгляд, сразу возвращая своё внимание к оборотню, смотрит тяжело, пытаясь понять, что делать, потому что просто отогреть мальчишку будет мало: несмотря на тёплое помещение, температура его тела за эти короткие три минуты упала на градус. Им нужно устранить причину, по которой Лиам не может согреться. — Простите, — Рейкен поджимает губы, — я не должен был кричать... — Сними с него футболку, — перебивает его Алан и бросается к ящикам, ища шприц и эпинефрин. — Знаешь что происходит с телом в глубокой стадии гипотермии? — он действует чётко, набирая достаточное количество адреналина. — При падении температуры до двадцати восьми градусов человек умирает: фибрилляция предсердий, желудочков, паралич дыхательных путей, смерть, — друид пальцами растирает намеченное место аккурат над сердцем. — До больницы мы его не довезём в таком состоянии, но... — Делайте! — командует Тео. — Иначе он точно умрёт. Дитон вводит иглу под кожу; Рейкен слышит, как угнетённые удары сердца в груди подростка с каждой секундой учащаются. Когти и клыки оборотня появляются из-за количества адреналина в крови, кожа приобретает мягкий розовый оттенок, и грудная клетка вздымается в первом свободном вдохе. — Он не сможет контролировать обращение, — поясняет Алан. — Это только согреет, но лучше ему не станет: он израсходует все силы. — Плевать, — Тео ведёт плечом, нервно сжимает-разжимает ладони, облизывает губы, — главное, что будет жив. — Он не чувствовал боль, пока температура была столь низкой, — добавляет друид и тянется за градусником. — Держал когда-нибудь обмороженными пальцами горячую кружку? Чувство то же самое, — Дитон многое повидал, это сразу понятно: он сдержан, он контролирует и панику, пока Рейкен мечется между желаниями сбежать и закричать. — Помоги ему справиться с этим, — Алан смотрит излишне пристально, Тео едва дышит. — Обезболивающие могут пагубно сказаться на нём сейчас, я ничем ему не помогу, но ты можешь. Тео знает, он правда хочет, но боится, что бесполезен сейчас. Он дрожащими руками касается предплечья оборотня, прикрывает глаза всего на мгновение и концентрируется только на чужой боли, что холодом проникает под кожу, стремительно струится по венам, тяжестью оседает внутри. — Не перестарайся, — Дитон говорит отчего-то тихо, уходит за одеялами в соседнюю комнату. А Тео уже плевать на своё состояние, он не отходит от подростка ни на минуту за те чёрт знает сколько часов, что Лиам здесь. Рейкен слабо клюёт носом, но не позволяет себе уснуть, ждёт, пока Данбар придёт в себя. Химера чувствует себя ужасно виноватым, ненавидит себя, но все мысли заняты только тем, что подросток живой, что он дышит. — Эй-эй, — Тео судорожно сглатывает, когда замечает, как оборотень с трудом открывает глаза, загнанно дышит, пытаясь открыть рот и сказать что-нибудь. — Лежи, — командует Рейкен, а вены на его руках чернеют с новой силой, паутинкой тянутся до предплечий, скрываясь под футболкой, выглядывая из-под неё на шее, заставляя Рейкена сдавленно вздохнуть от боли. — Хочешь воды? Химера следит за тем, как Лиам обессиленно хмурится, медленно моргает, но вернуть контроль над телом пока не может. Тео приходится отпустить оборотня, он обещает, что сейчас вернётся, дрожащими руками ищет бутылку воды на полочках, и едва не бежит обратно, приседая к подростку. — Вот так, — он помогает ему приподняться, к губам подносит воду, позволяя сделать пару жадных глотков, вытирает его подбородок и укладывает обратно, поправляя одеяла. — Всё закончилось, теперь тебе нужно отдохнуть, — говорит тихо, вновь держится за его руку, забирая его боль. И Лиам закрывает глаза, не может сопротивляться той слабости, что сковывает всё тело. Тео устало вздыхает, убирает его волосы со лба, смутно вспоминая, что Данбар сидел с ним точно также всю ночь, караулил его, охранял, ещё не будучи уверенным в том, что это не химера причина всех проблем.***
Рейкен слабо стучит пальцем по колену, вздрагивает, когда понимает, что засыпает. Дитон проверяет температуру Лиама, говорит, что посидит с ним пару часов, а Тео следует поспать. Но химера спит всего полчаса, возвращается к оборотню, стирает выступившие капельки пота на его висках, замечает, как тот болезненно хмурится — Лиаму больно, Рейкен позволил причинить ему эту боль. Данбар приходит в себя редко, просит воды и вновь засыпает, дрожит от холода. — Ты как? — Тео в очередной раз закрывает бутылку, помогает лечь, отмечает про себя, что Лиам выглядит лучше, глаза уже не такие безжизненные, он дышит полной грудью. — Можно мне в туалет? — оборотень едва может приподнять уголки губ, и его голос охрипший. Он спрашивает, потому что сам встать не может, и эта беспомощность ужасает, заставляя осознать, что они оказались бессильны против никсы — он не смог ничего сделать. — Не торопись, — Тео стягивает с него одеяла, сажает на диване, опуская его ноги на пол. — Скажи, если станет плохо, — он видит, как Данбар откидывается на спинку, привыкает к вертикальному положению, отзывается тихим мычанием. Рейкен подтягивает к себе его кеды, легко зашнуровывает, не затягивая слишком сильно, чувствует, что ноги у оборотня ещё холодные. — Держись за меня, — Тео помогает ему встать, выжидает пару мгновений и ведёт Лиама в ванную только после того, как тот кивнёт, говоря, что всё в порядке. Рейкен нехотя оставляет его одного в небольшой комнатке и, прикрывая дверь, видит, как тот опирается на раковину, не в состоянии стоять ровно самостоятельно. Тео не отходит далеко, оборачивается к Алану, вставшему рядом: — Его состояние стабилизировалось, нам нужно сообщить шерифу Стилински, что мы нашли его, — друид сухо приподнимает уголки губ, протягивает ему пару баночек с травами: — Да и его отец наверняка с ума сходит. — Я отвезу его домой, — соглашается Рейкен, прячет травы в карман. — Позвоните шерифу. Дитон кивает, на секунду задерживает взгляд на двери и скрывается за углом, оставляя химеру одного. Тео запрокидывает голову, прислоняясь к стене, слушает всё ещё слишком медленное сердцебиение оборотня за дверью, а Лиам стоит перед зеркалом, разглядывая свои глаза, что больше не золотые. Он не может обратиться, не чувствует клыков, не чувствует силы, будто его лишили её. Это состояние пугает, подросток не привык быть слабым, а сейчас он не может даже самостоятельно встать с кровати, его всё ещё знобит, и выглядит он болезненно бледным. — Лиам? — дверь за спиной осторожно скрипит, Тео останавливается на пороге, выглядит не менее уставшим, что Данбар замечает только сейчас. — Прости, ты просто не отвечал. — Я не слышал, — виновато поджимает губы Лиам — он не слышит ничего, он будто заперт в душной коробке, где воздух вот-вот закончится. — Ты не мог бы... — он чувствует себя мерзко, будучи настолько беспомощным. — Сейчас, — Рейкен оказывается рядом мгновенно, возвращает подростка к дивану, давая ему возможность передохнуть. — Я отвезу тебя домой. Тебе стало лучше, так что в ближайшие дни всё пройдёт, — Тео стоит напротив, облокотившись на стол. — Нужно просто отдохнуть. — Не надо меня успокаивать, — Лиам хмурится: от того, что химера ведёт себя настолько осторожно с ним, становится тошно. — Я в норме, — отрезает он. Рейкен не отвечает, ждёт, пока друид объясняет оборотню, что им удалось лишь стабилизировать его состояние, но это не значит, что ему сразу станет лучше, поэтому не стоит торопиться. Лиаму, разумеется, не нравится ситуация, но он послушно кивает, потому что сил действительно нет, сейчас он хочет только спать. А виски пульсируют от чужих скомканных воспоминаний в его голове. Оборотень помнит мост из сна, чей-то крик, мольбы о помощи, помнит Тео, стоящего над ручьём, где ледяная вода забирает очередную белую лилию. Лиам помнит мост из сна — мост, где умерла Тара Рейкен. До самого крыльца дома Данбара Тео почти несёт подростка на себе, не горит желанием встречаться с его отчимом, но выбора нет. Рейкен помогает Лиаму лечь, приносит все одеяла, что смог найти, и оставляет на тумбочке травы, напоминая ему, что нужно будет заварить их и обязательно выпить настой. — Эй, — оборотень с трудом остаётся в сознании, устало разглядывает Тео, что стоит, оперевшись на дверной косяк и сложив руки на груди. — Я дождусь твоего отчима, а потом уеду, так что не переживай, — хмыкает химера, думая, что его присутствие раздражает. Лиам хмурится, откидывается на подушку, отворачиваясь, чтобы Тео его не видел, ворчит, что не это имел в виду, и натягивает одеяло до макушки. — Спасибо, — едва слышно шепчет оборотень, закрывает глаза, когда слышит тихий смешок со стороны. «Спасибо?» — Рейкен сжимает кулаки, ногтями оставляя на ладонях алеющие полумесяцы. За что? За то, что по его вине Лиам оказался здесь? Едва не умер? И проваляется в постели добрую неделю, а то и больше? Тео пытается не злиться, отвлекается на звук приближающихся к дому шагов и прикрывает дверь в комнату уже спящего подростка, спускаясь вниз по лестнице, где на пороге стоит запыхавшийся мистер Гейер. — Он дома? — мужчина стягивает пальто, небрежно бросает сумку на пол и выжидающе смотрит на Рейкена. — С ним всё в порядке? — Ему нужен покой, — Тео отвечает мягко, пытаясь успокоить его, потому что это правильно, так нужно — Лиаму нужен не химера, а кто-то любящий и родной, кто-то, кто действительно поможет. — В скором времени он будет в полном порядке. — Спасибо, — Гейер облегчённо вздыхает, жмурится, будто сдерживая слёзы, и коротко, но крепко обнимает Рейкена, повторяя, что безмерно благодарен. — Моя работа закончена, так что я пойду, — Тео не перестаёт натянуто улыбаться, прощается, торопливо сбегая. Объятия мужчины ощущаются тяжестью, химера хочет смыть это чувство с себя, потому что он не заслужил благодарности. Он не оборачивается, направляется прямо к пикапу, дрожащими руками вставляя ключ зажигания, и не видит, как мистер Гейер у окна провожает его взглядом, затянутым мглой.***
К вечеру в полицейском участке становится тихо: за последнее время худшее, что происходило в Бейкон Хиллс, — это пропажа Лиама, но с его возвращения прошло почти четыре дня, и все ощутимо расслабились; шериф прощается с последними офицерами, и только Перриш ещё сидит за своим столом, разбирая тонны бумаг перед собой. Ноа хмыкает, но его не трогает, проходит в свой кабинет, дверь не закрывает — хватается за беретту в кобуре, заметив движение в углу комнаты. — Чёрт возьми! — Стилински зло шипит. — В следующий раз я выстрелю и не буду извиняться! — он оборачивается на подскочившего Джордана и прячет пистолет, обращаясь уже к нему: — Всё в порядке, сидите, помощник. — Прошу прощения за поздний визит, — Арджент отталкивается от стены, каблуком ударяя о кафель, — я по поводу дела Тары Рейкен. — Пришлось покопаться, — ворчит шериф, потому что Бейкон Хиллс превратил его в параноика и такие внезапные появления всяких арджентов в его кабинете пагубно отразятся на его нервной системе. — Делу одиннадцать лет, — он звенит ключами, открывая нижний ящик стола, и бросает перед охотником тонкую папку, на которой красным выведено лаконичное «дело закрыто». Крис быстро просматривает документы, медицинские справки, которые подтверждают, что тело девочки было разорвано дикими животными уже посмертно, и многочисленные фотографии, на которых Тара лежит мёртвая в лесу с неестественно выгнутой ногой и выпотрошенной грудной клеткой. Хоть Арджент и сомневается, что это может чем-то помочь, но вдруг полиция что-то упустила, вдруг есть ещё что-то важное. — Я могу ещё чем-то помочь? — Ноа вздыхает, смотрит тяжело, устало, но спрашивает искренне. — Только скажите, и я постараюсь... — Этого достаточно, — Крис кивает в знак признательности, уже собирается уходить, как вдоль позвоночника холодом ползёт неприятное знакомое чувство. — Арджент? — Стилински видит, как охотник достаёт пистолет, откидывает папку на стол, жестом показывая шерифу молчать. Арджент сквозь жалюзи осматривает пустое помещение, слышит, как за его спиной встаёт Ноа, держа беретту наготове. Тишина гнетущая, осязаемая, но Крис всё отчётливее слышит чей-то голос, что звучит сладко, маняще. — Где цербер? — охотник выходит из кабинета, замечает бумаги, что упали со стола Перриша, но самого помощника шерифа не видно. Он оборачивается на Стилински, без слов предлагая разделиться, заворачивает за угол, не опуская пистолет и толкая дверь в кладовку, где ещё холоднее, чем в коридоре. Пение становится громче, оно звучит будто только в его голове, тихо, ненавязчиво. Крис слышит сдавленное рычание, направляется к камерам и выглядывает из-за дверного косяка, стреляя, как только замечает никсу, перед которой на коленях стоит цербер — его форма медленно тлеет, оголяя почерневшую от сажи кожу, по которой трещинами тянется пламя. Арджент выуживает из кармана смесь рябины и трав, кидает их под ноги Таре, а Перриш смотрит стеклянным взглядом, не шевелится, даже когда рябина на полу загорается синим, отпугивая никсу. — Какого чёрта это было?! — Ноа смотрит на помощника, что безвольно падает, а его кожа ещё горит. — Нужно увести его отсюда, — Арджент морщится, прячет пистолет, приседая к Перришу. — Я принесу одеяла, — Стилински чертыхается, выбегая из помещения. Крис не смеет прикоснуться к церберу — жар его силы чувствует даже на расстоянии; он лишь осматривает полицейского, замечает запёкшуюся кровь на его ушной раковине и всё меньше понимает, с кем они действительно имеют дело.***
Тео не находит себе места все те четыре дня с момента, как Лиам вернулся. Рейкену приходилось пару раз навещать его, чтобы проверить состояние оборотня, передать новые травяные настойки, но не более, а подросток спал каждый раз, когда химера приходил. Тео не осмеливался задерживаться, но боль его забирал, поправлял одеяла и старался скрыть следы своего присутствия, вновь оставляя Лиама одного, подальше от себя, в безопасности. Дитон обещал вернуться в ближайшие пару часов, но Рейкен даже не следит за временем, скучающе перечитывает бестиарии, пытаясь выяснить, что делать. Его клонит в сон, усталость ощущается привычно тяжело, потому что кошмары вернулись, они стали ярче, чётче, и Тео боится засыпать один. Он захлопывает книгу, откидываясь на спинку кресла, запрокидывает голову, давая себе возможность немного отдохнуть, и слышит протяжный скрежет шин на улице, чувствуя в воздухе кровь. — Где Дитон? — Арджент рычит: цербер едва не загорается, больно обжигает кожу даже сквозь одеяла. — Его нет! — Рейкен отталкивает охотника, болезненно морщится, взваливая Перриша на свои плечи. — Не трогайте его! — рявкает на Стилински, когда тот пытается помочь. Химера оттаскивает Джордана к столам, укладывает его на металлическую поверхность, глядя на затягивающиеся ожоги на своих руках, шипит и замечает, что охотник и шериф смотрят на него. — Я в порядке, — он усмехается — неужели они волнуются? — и возвращает взгляд к Перришу: — Что она с ним сделала? — Тео даже не сомневается, что это была Тара. — Она... пела, — охотник подходит ближе, показывает на кровь, что идёт из ушей и вскипает на коже цербера. — Очаровательно, — морщится Рейкен, внимательнее осматривая Перриша. — Это мало что дало. — Дитон будет через десять минут, — информирует шериф Стилински, пряча телефон в карман униформенной куртки. — Есть идеи? — Арджент не слишком много знает о церберах, но надеется, что Тео осведомлён в этом лучше него. — Он обратился неосознанно, а значит, пытается исцелиться, — Рейкен скорее размышляет вслух, чем утверждает, — но у него идёт кровь... Он борется против фантомной боли, Тара что-то сделала с его восприятием, она не ранила его физически... — химера кусает губы, хмурится, постукивая пальцем по бедру и внезапно выпуская когти. — Нужно вернуть его в сознание. — Что ты хочешь сделать? — Ноа дёргается в его сторону, когда Рейкен заносит руку над телом Джордана. — Возможно, спасти ему жизнь, — Тео криво улыбается, не ждёт, пока шериф успеет перехватить его руку, когтями впивается к горячую плоть, чувствуя, как пламя мгновенно охватывает всю его руку до самого плеча. Волна жара откидывает их в разные стороны: Рейкена с силой впечатывает в стену, охотник успевает оттянуть Ноа от цербера, а Перриш на столе воет от боли, но в его взгляде появляется осознанность. — Сработало, — сдавленно усмехается Тео, прижимая обожжённую руку к груди. — Кто ж знал... — жмурится, сгибаясь пополам, едва не скулит. Стилински теряется в пространстве от удара, не сразу поднимается с пола и нервно оглядывает металлические ящики вдоль стены, ища среди многочисленных баночек обычные воду и полотенце. Он бросает их химере, небрежно говоря, что благодарен, но в следующий раз было бы неплохо предупредить о последствиях. Рейкен только устало и сухо улыбается в ответ, зубами открывает бутылку и морщится, выливая холодную воду на опалённую кожу. Ожоги затягиваются гораздо быстрее, чем раньше, исчезают на глазах, чему Тео пытается не придавать сильного значения, хоть и понимает, что становится сильнее, но не знает почему. Джордан выглядит напуганным — очевидно, не помнит ничего из произошедшего и дышит глубоко, надрывно, но в помещении становится ощутимо легче дышать, когда цербер не норовит загореться в любую секунду. Дитон выглядит запыхавшимся, когда врывается в комнату, но немного успокаивается, когда понимает, что все живы. — Что она со мной сделала? — Перриш натягивает куртку шерифа, спрыгивает со стола, проводя ладонью по обнажённой коже живота, где совсем недавно были следы от когтей химеры. — Существует легенда в греческой мифологии, — Алан вытирает со стола кровь и сажу, смотрит, как полотенце медленно пропитывается грязно-коричневой жидкостью, а Рейкен рядом едва слышно усмехается — будь здесь Лиам, то наверняка бы смог рассказать обо всех чёртовых мифах на свете. — Она повествует о юноше, Орфее, что обладал невероятным талантом, и музыка его была чарующе прекрасна. Его возлюбленная, Эвридика, умерла, и, чтобы вернуть её из царства мёртвых, ему нужно было пройти мимо привратника — Цербера, — Дитон рассказывает складно, тихо, будто задумавшись. — И Орфею удалось обмануть адскую гончую: он усыпил её своим пением.