Oh, the werewolf, the werewolf Comes stepping along He don't even break the branches where he's gone Once I saw him in the moonlight, when the bats were flying I saw the werewolf, and the werewolf was crying
Крис не курит, но тянет из пачки сигарету, поднося её к губам. Первая затяжка тяжёлая, едкая, горечью обжигает горло, и охотник запрокидывает голову, выпуская густой дым. Он сидит на крыльце дома МакКолов: Мелисса, наверняка, спит после очередной смены в больнице, а Крис не хочет нести в дом тот груз, которому он изредка позволяет утянуть себя вниз. «Как же красиво Эллисон смеялась». Никотин расслабляет до дрожжи в руках, путает мысли, напоминает о редких весёлых вечерах с женой, проведённых под звёздами на балконе с одной сигаретой на двоих. Арджент растягивает губы в улыбке, широкой, счастливой, ищет в узоре звёзд на небе дочь и жену, скучает безмерно. Кровь Виктории на его руках кажется ещё настоящей, хоть он и знает, что это всего лишь воспоминания о том, как он убил её. Дверь за его спиной тихо скрипит, но охотник даже не оборачивается; на крыльцо, кутаясь в кардиган, выходит Мелисса, молчит, садясь рядом. Она видит, что в чужих глазах блестят слёзы, осторожно тянется к его руке, накрывая своей ладонью. Она чувствовала запах сигарет на его одежде, иногда замечала Арджента, сидящего здесь одного, но она не хочет оставлять его одного с этими мыслями, потому что прекрасно знает, о чём он думает. МакКол не торопит, на секунду замирает, когда Крис отстраняется, свою руку вытаскивает из-под её, только чтобы вновь прикоснуться, на этот раз переплетая их пальцы, держась за Мелиссу, словно за якорь, боясь быть унесённым в открытый холодный океан. — Спасибо, — шепчет Арджент, чувствуя, как она в ответ сжимает его руку крепче.***
Комната Лиама пропахла виной и сожалениями. Он натягивает одеяло повыше, ещё мёрзнет, всё тело ноет от колкой боли. Тара снова одержала над ними верх, снова оказалась сильнее, а они ничего не смогли сделать — Лиам не смог. Он ворочается, пытаясь заснуть, потому что собственные мысли слишком давят на него. Данбар вдруг замирает, когда слышит шаги отца за дверью. — Ты не спишь? — мужчина осторожно проходит в комнату, садится на кровать, отчего матрас ощутимо прогибается под ним. — Как себя чувствуешь? — Уже лучше, — подросток непроизвольно морщится: теперь он чувствует запах смерти повсеместно, порой ему даже кажется, что он сам пропах гнилью. — Мне нужно на работу, я смог взять отгул лишь на пять дней, — мистер Гейер виновато поджимает губы, гладит сына по плечу, будто надеясь согреть. — Ничего, пап, мне уже гораздо лучше, — улыбается оборотень, слабо, ещё болезненно. — Я заварю тебе чай и поеду, ладно? — мужчина вздыхает и нехотя уходит, дверь оставляя приоткрытой. Лиаму так стыдно перед отцом: он ещё помнит разочарованные лица родителей, когда вернулся после того дня в школе, когда изуродовал машину тренера, когда подвёл их. Они должны были накричать на него, разозлиться, но вместо этого молча смотрели таким тяжёлым взглядом, что подросток чувствовал, как жгло его кожу. Лиам боится снова их разочаровать, но на этот раз на кону будет стоять не его место в команде, а жизни его родителей, ведь рано или поздно его сверхъестественные проблемы отразятся и на них, нанесут непоправимый ущерб, что оборотень сам уже получил, смирился и всё ещё пытается научиться жить дальше. Но разве можно будет смириться со смертью? Мистер Гейер достаёт кружку из верхнего ящичка, ставит её перед собой, наливая кипятка, а травы, что передал друид, высыпает в раковину, перемалывая и безжалостно смывая остатки. Взяв в руки нож, мужчина проводит лезвием по венам, наблюдает за тем, как кровь густеет и чернеет на воздухе, медленно стекает в кружку, растворяясь в воде; раны на запястьях затягиваются, не оставляя ни следа. Гейер подхватывает кружку и возвращается в комнату к сыну, натягивая мягкую улыбку, за которой кроется пустота. — Не забывай пить витамины, — мужчина оставляет яд на столике у его кровати, наклоняется, чтобы укрыть Лиама получше. — Скоро всё пройдёт. — Спасибо, — оборотень отзывается глухо, ждёт, пока отчим уйдёт, и только после этого тянется к чаю, приподнимаясь на локтях. Он глотает таблетки, выпивает всё до последней капли, надеясь убедить себя в том, что это поможет, должно помочь. Но дрожь в руках всё равно не проходит, глаза слипаются, и Данбар позволяет себе отдохнуть; он слишком устал думать о своих ошибках. Ощущение реальности сменяется холодной тревогой, которую Лиам уже чувствовал, стоя посреди леса в грозу перед Тео. Оборотень снова здесь — поглощён чужой иллюзией. Данбар не сразу понимает, где он: помещение смутно напоминает лабораторию врачевателей, а в углу полусидя спит химера. Но вернулся бы сюда Тео? Лиам не знает, когда это происходит, он просто оказывается посреди полутьмы логова Ужасных Докторов, не в силах осознать себя в пространстве — его здесь будто и нет: ни пошевелиться, ни коснуться чего-то он не может. Рейкен ворочается, слабо хмурится и подскакивает на месте, когда холод ползёт вдоль позвоночника. Тео хватается за голову, взъерошивая волосы, жмурится, успокаивая сердцебиение. Он надеялся спрятаться, думал, что Тара не найдёт его здесь, но с каждым разом она всё ближе: Тара придёт за ним рано или поздно — бежать бессмысленно. Химера боязливо смотрит в глубь помещения, где с лязгом на пол падает что-то металлическое, и паника топит его окончательно, не позволяя вздохнуть. Рейкен больше не может так: он скрывается от стаи Скотта, охотников и даже простых полицейских последние полтора месяца, и за это время кошмары его истощили — Тео не помнит, когда последний раз спал нормально, когда у него не тряслись руки, когда он чувствовал себя живым. Так не может продолжаться, он просто не выдержит. Рейкен когтями проводит от изгиба локтя к запястью, шипит от глухой боли, что за страхом едва чувствуется, а раны не заживают: химера не позволяет себе исцеляться. Кровь заливает руки, пол, пропитывает одежду и штаны, а Тео всё смотрит, словно заворожённый, не двигается, но облегчения не чувствует. Тревога застревает в горле, в глазах темнеет от потери крови, и порезы медленно затягиваются, посиневшие пальцы вновь розовеют, когда Рейкен сгибается пополам и растирает слёзы по щекам, оставляя кровавые разводы, потому что ему страшно — страшно умереть так, страшно умереть, убить себя, страшно. И истерика сдавливает виски, рвётся наружу неконтролируемо: — Прости, — Тео прижимает к груди руку, та вся в горячей крови, он извиняется перед Тарой, просит прощения, потому что не может сделать это сам, но должен. — Прости меня. Лиам пытается отдышаться, когда его снова вырывают из видения, на этот раз сразу возвращая к реальности. Он судорожно оглядывает комнату, чувствует, как тошнота подступает к горлу, будто это он пытался себе вены вскрыть. Кончики пальцев противно покалывает, Данбар едва успевает добежать до ванной, падая на колени. Облегчения нет, страх глухо звенит в голове, и оборотень понять не может, что с ним творится.***
— Критическое состояние! — двери больницы с силой ударяются о стены, когда в коридор закатывают сразу троих пострадавших. Мелисса бросает бумаги, подбегая к сотрудникам скорой, помогает толкать койку, на которой лежит мужчина — он жмурится от боли, выгибается на жёстком матрасе и сдавленно дышит, хватаясь за руку МакКол: — Мне больно, — он смотрит на женщину покрасневшими от слёз глазами, его ладони горячие из-за лихорадки. — Пожалуйста... — он сжимает её запястье сильнее. — Больно... — Всё будет хорошо, — Мелисса убирает с его взмокшего лба волосы, держит за руку, пока врач рядом вводит обезболивающие. Она проводит не меньше двух часов с поступившими пациентами, узнавая, что приступ у всех троих начался внезапно, симптомы одинаковые и причину установить не удалось. Кожа у всех бледная, тела будто обескровлены, потому что сердца едва бьются, кровь густеет. МакКол бегает от одной койки к другой, лавирует между врачами и не даёт себе передохнуть, потому что их жизни сейчас на грани. — Пульса нет! — она подрывается с места, когда у мужчины пищит аппарат. — Требуется реанимация! — Мелисса проверяет дыхание, подзывает к себе подоспевшего медбрата, а сама хватается за набор для интубации. Но всё тщетно: по чужим губам стекает капля чёрной крови, грудь в последний раз рвано вздымается и линия пульса больше не меняется на экране. Он не дышит почти полчаса, Мелиссу заставляют отойти от тела: его увозят в морг почти сразу, а МакКол дрожащими руками расписывается в журнале, оставаясь на скамейке рядом — она никогда не привыкнет к тому, что спасти удаётся не всех, пусть она даже и имени его не знает. — Мелисса, — чужой голос звучит как в тумане, к ней подбегает рентгенолог, перебирая бумажки в руках. — Помнишь, ты приводила мальчишку? Хмурого такого, — он протягивает МакКол снимки, что всего полчаса назад сделал только что умершему пациенту. — У него были такие же? Что это? — Я не... Я не знаю, — Мелисса внимательнее осматривает символы, качает головой, не верит. — А у остальных двоих? Тоже? — Да, — мужчина из папки достаёт ещё снимки. — Я ни разу до этого ничего подобного не видел...***
Вечерняя прохлада окутывает улицу, погружая её в тишину; Тео вертит на пальцах ключи, останавливается у пикапа: возвращаться в квартиру Арджента нет желания; идти к Лиаму страшно, потому что извинений не хватит, чтобы искупить вину, что давит на химеру; а оставаться у Дитона кажется неоправданным, потому что Рейкен лишний: здесь, в этом городе, в этой «стае». Поэтому он выбирает привычное и не самое худшее, тем более что на парковке около ветклиники его навряд ли поймают полицейские. Тео дышит глубоко, устроившись на заднем ряду пикапа, не хочет думать ни о чём, жмурится, прежде чем расслабиться в надежде поспать хотя бы пару часов. Он складывает руки на груди, успокаивает дыхание, проваливаясь в сон, как стук в окно заставляет его вздрогнуть. Рейкен шипит проклятия, не понимая, как его нашли и здесь, тянется к окну с противоположной стороны, не успевает сфокусироваться. — Удобно? — беззлобно усмехается Лиам, а его запах просачивается в машину, отчего Тео становится дышать труднее. — Более чем, — хрипло отзывается химера, хмурится, рассматривая синяки под глазами подростка — выглядит он усталым, невыспавшимся, больным, но всё равно улыбается. — Там же есть диван, — Данбар локтями опирается на дверцу, наклоняется, чтобы заглянуть внутрь. — И? — Рейкен даже не слушал, о чём оборотень говорил ему, был слишком занят разглядыванием редких, едва заметных веснушек на его скулах и щеках. — Господи, — Лиам тяжело вздыхает, на секунду отворачивается, будто пытаясь скрыть смешок, и возвращает взгляд к Тео, который лишь нахмурился сильнее. — У мистера Дитона есть диван, там спать будет куда удобнее, так что будь добр... Рейкен с места не двигается, его настораживает чужая улыбка, его забота. Тео готов сквозь землю провалиться, потому что даже если Данбар делает вид, что всё в порядке, между ними чёртова пропасть, и химера вот-вот в неё упадёт. — Ты либо сам пойдёшь, либо я тебя потащу туда по асфальту, — вздыхает оборотень, ловит на себе прищуренный недоверчивый взгляд и хмыкает: — Не беспокойся, сил тебя заломать мне хватит. Рейкен морщится, но из пикапа выходит, нарочно громко хлопнув дверью. К Лиаму близко не подходит, ведь если бы оборотень не бросился его спасать, то мог бы избежать всего этого: Тара не утащила бы его за собой, сейчас он был бы в порядке. — А ты чего не в школе? — Тео заходит в ветклинику следом за ним, нервно постукивает пальцем по локтю, сложив руки на груди. — Плохие дети получают угольки вместо подарков на Новый Год, — он пытается отшутиться, потому что напрямую спрашивать о самочувствии Лиама стыдно. — Ну, — усмехается оборотень, — у меня есть официальное разрешение не посещать учебное заведение следующие... — он говорит это заумным голосом, наигранно задумывается, — сколько угодно дней! Мир не схлопнется, если Лиам Данбар пропустит парочку биологий. Рейкен может отличить настоящую улыбку от той натянутой фальшивой, которой улыбается сейчас Лиам. Подросток смотрит на него пустым уставшим взглядом, что изредка соскальзывает вниз, что-то ищет на запястьях Тео, когда тот снимает куртку, оголяя руки. Лиам не хотел выходить из дома ближайшую неделю, не мог оторвать себя от постели, но во снах видел только химеру и боялся, что это снова предупреждение. В последнее время на оборотня навалилось слишком много проблем, слишком много чужих жизней зависят от него, а он сам сейчас просто хочет спрятаться, найти виноватого и свалить всё на него, потому что виноватый есть... Лиам одёргивает себя от этих мыслей: нет, Тео вовсе не виноват в том, что Тара здесь. Разве? Это же он её убил, она здесь из-за него. Но Скотт бы не стал искать крайнего: все ошибаются. Ошибаются? Убийство Тары — это просто ошибка? Данбар скрипит зубами, уставившись на свою доску, взглядом пробегает по фотографиям пострадавших: их убил не Тео, их убила никса. Их тоже убил Тео — просто не своими руками, но убил. Он во всём виноват. — Ты точно в порядке? — Рейкен заставляет себя спросить это, потому что от Лиама пахнет странно: от него глухо пахнет гнилью. — Живой, и на том спасибо, — усмехается Лиам, вновь натягивает улыбку, за которой прячет сомнения, страх, потому что чужой голос в голове становится громче, повторяет, что «рано или поздно Тео убьёт и тебя, и Мелиссу, и Криса, и твоих родителей, и Дитона — всех, кто тебе дорог». Но разве Тео — это не тот мальчишка, что плакал на руках у Лиама? Разве он не остался таким же: потерянным и одиноким, с грузом вины, которую заглушали приказы врачевателей? — Я в полном порядке, — зачем-то уточняет Данбар, потому что химера смотрит выжидающе, не верит ему, но спросить боится. Их обоих отвлекает хлопнувшая за Мелиссой дверь — женщина выглядит взволнованной, торопливо проходит вглубь помещения, выкладывая на стол перед Дитоном снимки. — Скажите мне, что это не то, о чём я думаю, — МакКол поднимает глаза к Алану, ждёт ответа, прекрасно понимая, что это именно оно, что всё становится гораздо хуже. — Они такие же, — подаёт голос Лиам, пальцем проводит вдоль символов на рёбрах. — Абсолютно идентичные тем, что у Тео. — И что это значит? — Мелисса нервно кивает. — Мы думали, что ей подойдёт только тело Тео, — хмурится друид, поджимая губы. — Но, видимо, никса решила перестраховаться и поискать себе и другие сосуды. — Один из них умер, — тихо добавляет она, показывая на крайний рентгеновский снимок и доставая прозрачный пакет с пробирками из сумки: — Это всё, что мне удалось достать. Дитон забирает его, отходит к соседнему столу, разбирая стеклянные пробирки, и МакКол выуживает из кармашка сумки перчатки, подходя ближе, предлагая свою помощь. Тео смотрит на снимки и, кажется, не дышит: кто-то умер из-за клейма, не выдержал того, что оно сделало с телом. Неужели его самого ждёт подобная смерть? Рейкен совсем забывает подавить свой страх, а перед глазами коротко темнеет от паники. — Он был человеком, Тео, — Лиам шепчет, выводит его из ступора, осторожно касаясь его плеча. — Ты химера, ты выдержишь и худшее, это не убьёт тебя, — голос спокойный, уверенный. — Да... — Рейкен прикусывает щёку изнутри до крови, морщится, отзывается совсем тихо, — Ты прав... Прости, я не знаю что на меня нашло, я просто... Запаниковал. Тара убила ещё кого-то — кто-то умер из-за него. Тео делает рваный вдох, стараясь не думать ни о чём. Он морщится, выходит подышать, а оборотень остаётся, наблюдает за тем, как Дитон и МакКол обсуждают отсутствие реакции чёрной вязкой крови на аконит. Лиам чувствует запах, что сейчас не похож на гниль, будто эта жидкость живая, и она манит его. Подросток прикусывает язык, понимая, что не дышит, руки дрожат непроизвольно, он ищет в карманах баночку витаминов, отходя как можно дальше от друида. Ему становится хуже, но причин для этого он не видит.***
— Поедешь к Ардженту? — Лиам толкает дверь, заглядывая в пикап через открытое окно. — Да, — врёт, потому что в квартиру охотника он не вернётся, остановится где-нибудь около клиники и там заночует. — Не хочешь... остаться у меня? — подросток поджимает губы, на Тео не смотрит, разглядывает пятна на кожаных креслах. Лиаму страшно оставаться одному, он бы пошёл к Мейсону или Скотту, к Хейден, если бы мог, но здесь только Тео, только он понимает его сейчас. — Поодиночке опасно, — оправдывается Данбар, пытается усмехнуться, — да и если она придёт, то будет проще вдвоём... — Ладно, — Рейкен глушит мотор, ловит на себе благодарный взгляд. Он отвечает раньше, чем подумает; ему самому страшно, но он бы не решился попросить оборотня остаться. Он идёт следом за подростком, рассматривая его напряжённую спину, чувствует недосказанность между ними — Лиам о чём-то молчит, очень старательно, но плохо, потому что Тео не слепой, он видит, как трясутся его руки, что синяки под глазами становятся выразительнее, что Данбар дёргается на любой громкий звук и яркий свет, потому что плохо спит. Его дом изменился за эту короткую неделю: внутри воздух спёртый, плотный, пахнет странно — тревогой и чем-то знакомым, тяжёлым, но ещё не слишком сильно, чтобы Тео мог понять, что это гниль. Лиам даже не спрашивает, оставить ли свет: сам в темноте спать не может, снова. Данбар часто ворочается, уже в полудрёме скулит, дышит сдавленно и окончательно уснуть всё равно не получается, а Тео даже не пытается закрыть глаза — он должен успокоить Лиама, утешить хоть как-то, поддержать, но с места сдвинуться не может, не знает, помогут ли оборотню его слова, его прикосновения. Данбар попросил остаться с ним, потому что неосознанно доверился, а Рейкен себе не доверяет, и кошмары из-за этого его не отпускают. Сердце в груди замирает, когда Тео окутывает до боли знакомый холод, сухие листья тихо шелестят под ногами, химера отступает, озираясь по сторонам. — Нет, — он когтями впивается в ладони, потому что не мог снова оказаться здесь. — Нет! — он бросается по коридорам, что замыкаются словно лабиринт, ведут к Таре, чей голос всё громче, отчётливее. — Те-ео, — она хрипит, оказываясь совсем рядом, отчего Рейкен оступается, падая на пол, игнорируя боль от удара. — Тара, пожалуйста, — он пытается отползти, но сестру не отталкивает, боится даже прикоснуться к ней. А её ладонь опускается ему на грудь, Тара медлит, чувствует, как колотится её сердце в чужой груди. Мокрые волосы спадают на её лицо, не позволяют Тео рассмотреть глаза сестры, и в следующее мгновение грудь пронзает острой болью, когда рёбра вновь ломают, и со щеки химеры соскальзывает сухая слеза. Пространство вокруг сужается, душит Тео, вновь заставляет его вспомнить, каково это — расплачиваться за свои грехи смертью. — Пожалуйста, — одними губами и совершенно обессиленно шепчет Рейкен, он не считает, который это раз, почти не двигается с места, запоминает только оглушающую боль, что сливается в бесконечную агонию. Но и она вдруг стихает: Тео сглатывает, открывая глаза, Тары не находит, но от кистей к локтям струится горячая кровь. Химера боязливо опускает взгляд, только сейчас понимая, что держит чужое сердце — горячее, ещё бьющееся в его руках. Тошнота подступает к горлу мгновенно, Рейкен оглядывается назад, услышав чьё-то слабое дыхание: посреди коридора Лиам, прижав ладонь к разодранной грудной клетке, захлёбывается кровью, вздрагивает в последний раз, и его зелёные глаза потухают, как только пальцы замерзают окончательно. Тео держит не чужое сердце — это сердце Лиама. Данбар приподнимается на локтях, сонливость пропадает мгновенно, потому что в воздухе звенит кровь. Он находит химеру взглядом — тот прижался к стене, вытянув ладони перед собой, будто пытаясь на них что-то найти. — Тео? — у Лиама глаза сияют, он поглядывает на закрытую дверь, прислушивается к тишине на первом этаже. — Тео, ты в порядке? — он встаёт с кровати, нерешительно подходя ближе, потому что металлический запах смешивается с животным ужасом. — Лиам, — Рейкен отвечает не сразу, поднимает на него загнанный взгляд, смотрит на оборотня неверяще. Здравый смысл тонет в страхе, Тео всё ещё не может понять, где он, не уверен, что всё ещё не спит, — помоги мне... — он умоляет Лиама спасти его, и только тогда Данбар понимает, что у того руки по локти в крови, свежей и горячей. — Какого чёрта... — шепчет оборотень, когда его виски холодеют. Он стаскивает со спинки стула свою футболку, приседает к химере, осторожно тянет одну его руку на себя, стирая кровь, ища на коже раны, а Рейкен не сопротивляется, всё смотрит на подростка, разглядывает его грудь, где мерещится зияющая пустота среди вывернутых рёбер. — Что случилось? — Лиам тянется к второй его руке, мятой тканью ведёт от изгиба локтя, чувствует, как футболка насквозь пропитывается кровью. — Откуда столько крови? Эй! — он замечает, что химера не смотрит на него — теряется в собственных мыслях. — Тео, ты пытался что-то сделать с собой? «Ты пытался убить себя?» — Нет, — звучит тихим эхо, когда Рейкену удаётся выдавить из себя хоть слово, — я просто проснулся... И... — Кошмары? — Данбар осматривает его запястья: следов ран нет, но это без сомнения была кровь Тео, а порезы могли уже затянуться. — Ты помнишь, что там было? — и он снова видит, как Рейкена будто клинит, уносит новой волной паники в холодный океан. — Дыши, слышишь меня? — Лиам заставляет его поднять взгляд на себя: тогда, при панической атаке, это помогло. — Просто дыши, всё в порядке, ты не ранен... — А ты? — хрипит химера, а подросток не понимает, что он имеет в виду. — Это была твоя кровь, Тео, — объясняет Данбар. — Твоя, не моя. Но у Рейкена перед глазами разодранная грудь оборотня, и когда он увидел кровь, мозг отключился, остались только страх и едва различимый хрип Лиама с вывернутой грудной клеткой, убитого. — Что там случилось? Там была Тара? — Данбар поджимает губы, запоздало понимая, что вопросы сейчас будут лишними. — Там был ты, — и Тео ещё чувствует тепло его сердца в своих руках. — Я... Я сделал... Я убил тебя. — Это был сон, — Лиам его руки не отпускает, держит по разные стороны, будто боится, что Рейкен правда пытался навредить себе снова. — Это был ещё один кошмар, неправда. Слышишь меня? Тео жмурится, заставляя себя поверить в чужие слова, успокаивает дыхание, когда Лиам помогает ему сделать вдох, говорит с ним, повторяет, что это был сон, что нужно дышать. И эгоистичность своей мольбы о помощи Рейкен осознаёт слишком поздно.