Hold me down, I’m so tired now Aim your arrow at the sky Take me down, I’m too tired now Leave me where I lie
— Мне больно, — хрипит Лиам, слабо выгибаясь на постели и стараясь дышать, будто это даётся ему с трудом. — Мне кажется, девять трав плохо справляются со своей задачей, — Тео бросает взгляд на друида рядом, ладонью проводит по взмокшему лбу оборотня, шепчет ему что-то тихо, чего Данбар не слышит за болью. — Они не работают, — по слогам проговаривает Рейкен, глядя на капельницу около себя. — Яд никсы, действует только на оборотней, — Алан подходит ближе, заставляет Лиама посмотреть на себя, фонариком проводит перед его глазами и не видит реакции зрачков на свет, признавая, что толку от священных трав действительно нет — они должны были уже излечить подростка, но тому лучше не становится. — Витамины, которые он ел, вызывали зависимость, подобно наркотику: яд действовал на волка внутри Лиама, но одновременно с этим регулярный приём витаминов поддерживало стабильное состояние тела, разрушая лишь разум... — У него... ломка? — слабо хмурится Тео и морщится, когда по телу прокатывается новая волна чужой боли. — Нет, — поджимает губы Дитон, нервно постукивая каблуком ботинка по кафелю, — он умирает. У Рейкена, кажется, темнеет перед глазами, он не дышит, сжимая дрожащую ладонь Лиама чуть сильнее, будто это позволит ему забрать боль оборотня без остатка. — Мы не можем вывести яд, — напряжённо продолжает Алан, — но это убьёт его, если мы ничего не сделаем, — друид опускает глаза к Лиаму, медлит секунду, тяжело вздыхая: — Яд действует только на волка внутри него, и... если мы избавимся от волчьей силы, то нейтрализуем его. — Избавимся? — недоверчиво уточняет Тео. — Лекарства от ликантропии нет, — напоминает он. — Аконит и этот яд действуют друг на друга взаимоисключающе, — говорит Дитон, постукивая пальцем по локтю, — обычно смертельная доза аконита не убьёт его. Яд заставляет тело отторгать волчью сущность, сейчас у него, считай, аутоиммунное заболевание: его волчья сущность — иммунитет — его же и атакует, поэтому нам придётся избавиться от неё. Мы не позволим Лиаму умереть, если... — Убьём волка внутри него, — шёпотом заканчивается за Алана Тео. — Я не могу сказать точно, навсегда ли это лишит Лиама сил, — друид качает головой, виновато опуская глаза, потому что это всё, что он может предложить, это единственный их выход сейчас, — но другого варианта у нас нет. Рейкен не может назвать это выбором — его у них просто нет. Химера нервно усмехается, облизывает губы, не решаясь сказать что-то ещё, не решаясь согласиться, потому что и этот план рискованный, потому что он тоже может не сработать. — Сколько нужно аконита? — Тео не говорит, что согласен, сразу переходит к делу, вновь чувствуя боль Лиама, позволяя ей течь по своим венам. — Нужна ударная доза... — Дитон прикидывает в голове точное количество, барабанит пальцами по столу, рассуждая вслух: — Жёлтый аконит подошёл бы лучше остальных — быстрый эффект и этот вид может излечить от укуса того, чьё тело отвергло силу оборотня. Но также он очень редкий, — Алан хмурится. — Синий давать слишком рискованно: его понадобится слишком много, это отравит и человеческую часть Лиама раньше, чем яд никсы нейтрализует его, если Лиам не умрёт от боли... — Белый, — Рейкен не перестаёт гладить плечо оборотня, совсем не замечая этого сам. — Врачеватели использовали настойки белого аконита как успокоительное, потому что он притупляет боль, а на человека этот вид аконита действует очень слабо, и даже при большой дозе Лиам не пострадает. — Я позвоню Ардженту, — мгновенно соглашается друид, ища телефон в карманах, и выходит из палаты, осторожно прикрывая за собой дверь. А Тео остаётся с Лиамом, не знает, в сознании ли тот, но обещает оборотню, что он всё исправит, что скоро всё будет хорошо, что он спасёт его любой ценой. — Просто вернись, — глухо просит Тео, пугаясь того, насколько надломленно звучит его собственный голос. — Я всё сделаю: захочешь — уйду. Просто вернись. Пожалуйста, Лиам.***
Видения становятся всё более смутными, мелькают перед глазами слишком быстро, отчего Лиаму не удаётся ухватиться за какое-нибудь одно — его сразу выбрасывает в другое место. — Провал, — грубо шипит металлический голос, и Данбар дёргается, чувствуя чужой страх, пытается спрятаться, но в той темноте, где он оказался, нет ничего. Оборотень ощущает фантомную металлическую хватку на своей шее, хрипит, заходясь болезненным кашлем. Лиама трясёт, когда тяжесть на горле растворяется в новом видении: — Буду приманкой, — насмешливо звучит голос Тео сквозь туман, но теперь Лиам может различить в нём едва уловимую дрожь. — Нет! — в ушах поднимается звон, будто это его затаскивают в ад, раздирая в клочья плоть, чтобы добраться до сердца. — Нет, Скотт! Помоги мне! — Можно, я убью его? — зло рычит Малия; Лиам вспоминает застывшие слёзы в глазах химеры, совсем не чувствуя собственные на своих щеках. — Убей меня, — хрипит незнакомый детский голос, в котором столько страха, что становится холодно. Лиам падает на колени, будучи не в состоянии устоять — перед глазами плывёт, мгла жжётся, проникает под кожу. — Лиам, помоги мне, — и снова Тео — Тео, которого Лиам помнит, которого теперь знает. — Хватит! — Данбар кричит, горло режет острой болью, и он закрывает уши, надеясь прекратить это. — Хватит, — но сил не остаётся, с каждым разом собственный голос всё тише, слабее. — Хватит...***
Тео с минуту смотрит на телефон оборотня в своих руках: «Будь осторожен» — это всё, что отец Лиама ответил на сообщение «от сына» о том, что тот останется на ночёвке у друга. Рейкен прячет телефон в карман, опускаясь в кресло напротив Лиама; он вертит в руках ведьминский мешочек, боясь отпустить его хоть на секунду, отчаянно цепляясь за надежду спрятаться от Тары хотя бы сейчас. Тео поднимает взгляд к часам, висящим над дверью палаты: Арджент должен быть здесь уже совсем скоро, но спокойнее ему не становится — Рейкен пытается унять загнанное сердцебиение, дрожь в руках, но чем дольше ждёт, тем больнее становится. Тео непроизвольно дёргается, когда в палату наконец заходит охотник. — Дитон скоро придёт, — Крис стягивает пальто, оставаясь в рубашке, закатывает её рукава, ставя на стол около постели Лиама баночку белого порошка. — А пока помоги мне, — Арджент достаёт из сумки верёвку, встречаясь с немым вопросом в чужих глазах. — Он может обратиться, — отвечает Крис, — оборотни не контролируют это при отравлении. Придётся его связать, чтобы он не навредил себе. Тео знает это, он знает об оборотнях больше, чем кто-либо, но взять себя в руки у него не получается — паника заглушает все его мысли. — Эй, — Крис осторожно касается его плеча, заставляя Рейкена отмереть. — Ты нужен ему, — медленно говорит он, и химера сжимается от его слов, потому что сердце охотника бьётся слишком ровно для лжи; это не попытка вынудить Тео помочь — Крис действительно верит в то, что говорит. — Ты сказал, что у тебя получилось достучаться до Лиама в лесу. Ты смог это сделать, потому ты его якорь, Тео. И Лиаму нужно, чтобы ты был рядом, потому что так ему будет проще вернуться. Рейкен лишь заторможенно кивает, и Крис не требует от него большего. Шумно выдохнув, химера встаёт по другую сторону постели Лиама и помогает протянуть верёвку, завязывая её на его запястьях и пропуская под поручнями кровати. — Вам приходилось делать что-нибудь подобное? — Тео нужно что-то большее, чем отчаянная надежда, потому что он разучился верить в лучшее. — Мой отец... — на лице охотника едва заметно проскальзывает тоска, больше похожая на стыд. — Он получил укус, но его тело не приняло его, что приковало его к инвалидному креслу и могло убить в любой момент, однако Жёлтый аконит излечил его, вновь сделав человеком. Это не совсем то же, что сейчас происходит с Лиамом, но мы сделаем всё, что сможем, — без осечки говорит Арджент. — Мы спасём его любой ценой. Тео кажется, что он сходит с ума все те полчаса, как капельницу с девятью травами заменили на аконит: у Лиама началась лёгкая лихорадка, в сознание он не приходит — так и спит, изредка вздрагивая, когда дыхание сбивается с ритма. Рейкену не нужно даже боль его забирать, потому что Белый аконит притупляет и её; чувство собственной бесполезности начинает разрастаться в груди вместе с тревогой. Крис стоит рядом с Дитоном, сложив руки на груди и оперевшись на стену; он не сводит с оборотня глаз, следит за каждым его вздохом, считает, сколько раз поднимется его грудь, и дёргается, когда дыхание Лиама вновь учащается, но на этот раз гораздо сильнее. — Он обращается, — тихо говорит Арджент, привлекая внимание Тео. Когти Лиама показываются почти сразу после слов охотника: Данбар воет, глаза горят ярко и бесконтрольно, и он выгибается в спине, отчего верёвка сильнее впивается в кожу, хоть ещё и сдерживает его; клыки царапают губы, на ладонях проступают капли почерневшей крови, и поручни протяжно скрипят, когда оборотень с утробным рыком резко дёргает руки на себя, пытаясь вырваться. — Это плохо или хорошо? — Тео не отводит взгляд от Лиама, у него самого когти лезут, когда он забывается в желании хоть как-то облегчить чужую боль, но не смеет сдвинуться с места. — Аконит действует на яд... — Крис не успевает договорить, подхватывает ведро с пола, подлетая к оборотню, который, всё-таки сорвав верёвку на левой руке, машинально наклоняется на бок, когда его выворачивает наизнанку. Лиама тошнит гнилью, чёрной кровью, среди которой видны багровые пятна ещё свежей, не заражённой. Рейкен перехватывает его руку, потому что Данбар почти всаживает когти в друида, рвётся, рычит — не контролирует себя. Его предплечье в хватке Тео ощущается внезапно хрупким, когда Лиам пытается вывернуться; кость с гулким хрустом ломается в руках Рейкена, но он не отпускает, держит крепко, сжав зубы, потому что выбора нет. Данбар пытается подняться, сгибает колени, но его удерживают на месте, не давая даже возможности сдвинуться. — Лиам, всё хорошо, — Арджент зовёт его, надеясь, что это поможет; он ловит на себе разгневанный взгляд янтарных глаз и понимает, что тот его не слышит. — Лиам, ты в безопасности, — Тео отводит руку Данбара в сторону, заставляя посмотреть на себя. — Всё будет хорошо, слышишь? — он позволяет ему вонзить когти в своё предплечье, подходит ближе — настолько, что Крис дёргается к нему, хватая за плечо, потому что Лиам тянется к горлу химеры в попытке вцепиться в него когтями. — Ты сможешь, — глаза Тео загораются в ответ на грязно-янтарные огни чужих глаз, когда ладонь оборотня ложится на его шею, ощутимо сжимается, но когти вдруг исчезают, оставляя за собой лишь смазанные неглубокие следы. Грудь Лиама вздымается в рваном вдохе, Данбар одёргивает руку, хватаясь за простыни и вновь выгибаясь на них, болезненно вскрикивает, прежде чем потерять сознание. Тео с трудом концентрируется на биении сердца Данбрара, которое едва слышно за стуком собственного где-то в горле. — Чем ты думаешь? — внезапно шипит Крис, оттаскивая Рейкена в сторону от кровати и заставляя запрокинуть голову, чтобы осмотреть мелкие царапинки, что затягиваются на глазах. — Вы сказали, что... — химера сглатывает, нервно облизывая губы, и ладонью прослеживает места прикосновений Лиама к его шее, — что я его якорь, поэтому... Это же сработало? — тихо спрашивает он, заглядывая охотнику за спину. — Будем надеяться, — Алан слабо качает головой, с тумбочки подхватывает платок и тянется к оборотню, чтобы стереть с его подбородка чёрные пятна. Тео взглядом скользит по предплечью подростка, где след от его ладони остался побледневшим синяком. Поджав губы, Рейкен просит друида осмотреть руку Данбара, потому что, хоть он и слышал треск уже срастающейся кости, хоть Лиам и был обращён — был оборотнем, когда химера схватил его, — синяк ещё не прошёл. — Выглядит как растяжение, — успокаивает его Дитон. — Придётся пока обойтись шиной, но, когда он придёт в себя, стоит сводить его на рентген: может быть трещина. Рейкен кивает, и, кажется, он слишком сильно напуган тем, что снова навредил Лиаму, потому что Арджент кладёт руку на его плечо, останавливаясь совсем рядом. — С ним всё хорошо, — вкрадчиво говорит Крис, а Тео едва не вздрагивает, возвращаясь к реальности, — это случайность. Химера вновь кивает, устало проводит ладонью по лицу, чувствуя, как действительно успокаивается: Арджент не тот, кто будет врать. — Тебе стоит поесть, — напоминает он, в последний раз сжав его плечо. Вязкий страх перед происходящим не отпускает окончательно, но Тео послушно соглашается, проглатывая благодарность, которой Крис от него не требует. Рейкен садится в кресло напротив Лиама, разворачивает шуршащую обёртку остывшего сэндвича и крутит его в руках, не отрывая взгляда от оборотня, потому что еда стоит поперёк горла, пахнет червивой гнилью, и Тео сплёвывает укушенный кусок в урну, продолжая держать сэндвич в руках, создавая иллюзию для самого себя, что всё в порядке. Крис оборачивается на короткий стук в дверь, зная, что это Мелисса; она места себе не находит, но сама уже сделала всё, что могла, для Лиама. Арджент почему-то оглядывается на Тео, который в ответ вскидывает брови, будто интересуясь, что случилось, — будто он в полном порядке и внутри всё не скрипит от туго натянутых прямо поверх голых костей нервов, готовых вот-вот лопнуть и позволить его сломанному телу развалиться на мелкие кусочки. Крис лишь мотает головой, делает вид, что верит чужой лжи, и лжёт в ответ, не говоря ничего приободряющего, будто в этом нет необходимости. — Ему стало лучше? — нетерпеливо шепчет Мелисса; её силуэт мелькает лишь на мгновение в дверном проёме, и Тео вспоминает, каково это на самом деле бывать в больнице. Не в аду, где окровавленная боль затмевала рассудок, а в больнице, где чужие отчаяние и безутешность давили на внутренности, потому что о собственном страхе Тео старался не думать. Он слушал, как за приоткрытой дверью палаты, ставшей клеткой, дрожит голос матери, а Тара закрывала уши брата, притягивая его к себе. Тео слышал лишь стук её сердца и пытался заставить своё биться так же свободно, так же быстро и правильно. И сейчас Рейкен концентрируется на том живом, что бьётся в груди Данбара, прикрывает глаза, вслушиваясь только в звук размерного сердцебиения — сердце Лиама за эти жалкие полчаса не пропустило ни одного удара, когда у самого Тео едва получается дышать.***
Собственный крик причиняет боль; Тео непроизвольно дёргается в попытке встать, но металл кандалов привычно обжигает ледяную от ужаса кожу запястий и лодыжек, ошейник не позволяет сделать лишний вдох, и Тео уже знает, где он. — Нет, — он жмурится, не желая верить в то, что увидит. — Нет! — голос, искажаясь, отражается от стен чужим, бьёт по ушам, но видение не рассеивается, оставляя химеру в операционном кресле; лёгкие в тяжёлой и тщетной попытке вздохнуть наполняются болезненным страхом. — Тео Рейкен допустил ошибку, — безжизненный металлический голос шипит совсем рядом, и Тео напрягается всем телом, потому что знает, что боль не разбудит его от этого кошмара. — За ошибками следует наказание. Рейкен кричит, срывая голос, его подбородок держит в металлической хватке один из Врачевателей, заставляя разжать челюсти, чтобы Тео не сломал собственные зубы друг о друга; искусанный кусок кожи привычно горький, солоноватый от собственной крови, оставшейся после предыдущего раза, и чей-то чужой — тех, кто умер в этом кресле совсем недавно и зовёт Тео за собой. Грудная клетка по ощущениям ломается, ртуть заполняет всё доступное пространство между органами, впитывается в плоть, делая её гнилой, необратимо испорченной, отравленной, как и весь Рейкен сам. Взгляд химеры судорожно мечется по сторонам в безнадёжной, отчаянной вере в то, что на этот раз его спасут, за ним придут — кто-нибудь остановит это; но единственное, что он замечает, — это худощавую чёрную фигуру в углу лаборатории: уродливая горбатая тень подрагивает, будто в свете свечей, и Тео не может разглядеть её лица, но чувствует, что тень улыбается ему, оголяя звериный оскал. Рейкен вздрагивает, когда просыпается, когтями царапает металлическую поверхность стола, жадно хватая воздух ртом и не сразу пряча когти обратно. — Проснулся? — Арджент поднимает на него взгляд, только когда химера встаёт из-за стола, оставляя в кресле пальто охотника, которое было накинуто на его плечи. — Он не приходил в себя? — Тео сонно морщится, нервно трёт глаза, и слабо кивает, когда Крис протягивает ему стаканчик кофе — ещё горячего до жжения в кончиках пальцев. — Нет, — охотник качает головой, проверяя капельницу с физраствором. — Ты проспал почти четыре часа, как и Лиам. — Ясно, — сухо отзывается Рейкен, опомнившись, когда сам же царапает себя, вновь не заметив, как выпустил когти. — А Дитон? — Состояние Лиама стабильно, но Алан решил, что будет не лишним изучить вопрос подробнее, пока у нас есть время, — выдыхает Арджент, устало разминая шею. Тео скользит взглядом по впалым щекам Лиама, замечает испарину на его лбу, дрожащие в беспокойном сне ресницы, изредка сжимающиеся кулаки, впившиеся в кожу верёвки. — Я могу... развязать его? — спрашивает Рейкен, нехотя отводя взгляд от подростка. — Да, думаю, в этом больше нет необходимости, — кивает охотник, доставая нож из кармана, чтобы поскорее расправиться с узлами. Тео осторожно укладывает перебинтованную руку Лиама на простыни, освободив её от верёвки, и не отпускает — пробует забрать его боль, невесомо касаясь участка горячей кожи между футболкой и бинтами. Потемневшие вены рассеиваются, едва ли поднявшись выше запястий, и Рейкен замирает, заметив, что на него смотрят не привычно искрящиеся зелёные глаза, а кристально чистые голубые, в которых нет ни намёка на волчий огонь золотой радужки. — Позови МакКолл! — Тео лишь беспомощно оборачивается к Крису, который облегчённо выдыхает и, бросив верёвку в сторону, уходит из палаты. — Где мы?... — Лиам заметно напрягается, шепчет охрипшим голосом, пытаясь приподняться на локтях. — В больнице? — Не спеши, — химера помогает ему, чувствуя внутри лёгкость от осознания, что Лиам пришёл в себя. — Как ты себя чувствуешь? — он осторожно касается его лба тыльной стороной ладони, задерживая руку на мгновение. Лиам непонимающе хмурится. — Я... — он опускает взгляд по-прежнему голубых — Тео не почудилось — глаз на иглу под кожей и только сейчас замечает шину на правой руке. — Я чувствую себя странно, — он морщится, напряжённо глядя на свою ладонь и... пытаясь выпустить когти. — Я не чувствую... силу, — в его голосе отчётливо звенит отчаяние. — Лиам, послушай, — Тео вздыхает слишком тяжело, отчего Данбар напрягается, поднимая на него глаза. — Мы смогли вывести из твоего организма тот яд, которым тебя отравили, но... — Рейкен видит, как Лиам нервно вдыхает, пытаясь уловить в воздухе хоть что-нибудь, он смотрит на дверь, за которой не слышит ни звука — не слышит даже стук сердца химеры. — Этот яд убил бы тебя, если бы мы ничего не сделали. Нам пришлось... — Нет, — голос Лиама вздрагивает: он не желает в это верить. — Лиам, не нужно! — Рейкен тянется к нему, повышая голос, но слишком поздно. Данбар выдёргивает катетер раньше, чем Тео успеет перехватить его руку; он отталкивает ладонь химеры, игнорирует его просьбы успокоиться, глядя, как по локтю с каждой секундой стекает всё больше крови — он не регенерирует, — и смотрит на свои руки, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. Это ведь неправда? — Лиам, какого чёрта! — Рейкен грубо хватает его предплечье, прижимая к изгибу локтя полотенце, чтобы остановить кровотечение. — Держи, — командует он, дожидаясь, пока Данбар послушно положит свою руку поверх тряпки. Химера накладывает жгут чуть выше локтя, пережимая вену и убирая травмированную руку подростка в сторону, чтобы самостоятельно остановить кровь. Лиам не сопротивляется, послушно сидит, будто тряпичная кукла, и вздрагивает, когда Тео повторяет: — Нам пришлось! — слишком резко, слишком грубо. — Иначе бы ты умер, слышишь? — Лиам дышит тяжело: он и с силой оборотня не смог никого уберечь, а теперь и вовсе будет бесполезен. — Но это только на время. Лекарства от ликантропии нет. Это временно, — чётко проговаривает Рейкен, ловя его потерянный взгляд. — И когда?... — Данбар поджимает губы, не решаясь договорить. — Этого мы не знаем. Раньше ни Дитон, ни Арджент ничего подобного не делали, — с каждым словом Лиам становится всё мрачнее. — Но волк остался внутри тебя, просто дай себе время. — Я больше не оборотень, — шепчет Данбар, сжимая руки в кулаки. — Пока что, — убеждает его химера. — Только пока что. Ты жив, и это главное. Лиам больше ничего не говорит, мысли мечутся из стороны в сторону, останавливаясь на одном вопросе: что ему теперь делать? Он не Мейсон или Стайлз, он находчив в битве, он должен защищать город, должен победить никсу, чего не смог, даже будучи оборотнем, а теперь... — Голова не кружится? — Тео вырывает его из мыслей, убирая полотенце в сторону и ища в ящичке тумбочки бинт и вату. — Немного, — стыдливо признаётся Лиам, чувствуя себя до боли в груди беспомощным. — Это пройдёт, — старается успокоить его Рейкен, завязывая бинт узлом. — Что-нибудь болит? — Тео спрашивает так обеспокоенно, что становится тошно. Неужели Лиам теперь настолько хрупкий? — Нет, — Данбар хмурится, прислушиваясь к своему телу: он просто чувствует слабость — удушающую и тяжёлую. — МакКол тебя осмотрит, — Тео отходит всего на шаг, чтобы откинуть полотенце в мусорку, но Лиам едва успевает остановить себя, чтобы не потянуться за ним следом в страхе, что химера сейчас уйдёт. — Мы можем уехать? — он почти умоляет. — Мы... — Рейкен задумывается, пряча руки в карманы. — Я не думаю, что это хорошая идея, — он кривит губы, виновато опуская взгляд на окровавленные простыни. — Твой отец сейчас в больнице, я могу позвать... — Нет, — резко прерывает его подросток: меньше всего он сейчас хочет, чтобы его жалели или беспокоить отца. — Мы можем уехать куда-нибудь из больницы? — от Лиама пахнет страхом, когда он говорит про больницу, и это странно. — Я не хочу здесь оставаться. — Мелисса скоро закончит, думаю, она будет только за остаться с тобой , — Тео не очень хочет уводить его из больницы, но подросток напуган, и Рейкен идёт на уступки, тем более что он может оставить ему ведьминский мешочек и Тара тогда его не найдёт. — Я могу увезти тебя хоть сейчас, но перед этим... — Ладно, — торопливо кивает Лиам, сползая с постели, и вдруг осекается, добавляя уже тише: — Только если ты останешься. Рейкен на секунду замирает, обдумывая чужие слова: навряд ли Лиам сейчас хочет оставаться один, но почему он просит именно Тео сидеть с ним? — Я останусь, — уверенно соглашается химера. — Но мы покажем тебя МакКол, ясно? Она просто осмотрит тебя, — Тео старается не давить, но не спрашивает — ставит условие, с которым Данбар, поджав губы, соглашается. Лиам будто и не здесь ещё: он смотрит на Мелиссу неверяще, на её вопросы отвечает тихо, сдавленно и заметно сторонится, несмотря на нежность и аккуратность в каждых движении и слове женщины. Лиам смотрит в одну точку на стене, пытаясь сконцентрироваться на волке внутри себя, связь с которым утеряна; он так боится, что это навсегда. Тогда, на крыше больницы, это свалилось на него неожиданно, месяц назад Данбар всё ещё сомневался, сможет ли он правильно распорядиться полученной силой, нужна ли она ему, но сейчас — сейчас он знает, что нужна, сейчас он хочет защитить Бейкон Хиллс, и не имеет значения, что с ним будет дальше. — Накладывать гипс нет нужды, — говорит МакКол, садясь на стул напротив него. — Твоё общее состояние стабильно, но я бы всё равно не советовала тебе покидать больницу, — настойчиво продолжает она, — и больше никогда не смей выдёргивать катетер, — хмурится женщина. Теперь он может умереть даже от такого, а раньше он выдерживал многочисленные раны, боролся за жизнь, ловил пули, был сильным. — Извините, — опускает взгляд Данбар. — Миссис МакКол, — подаёт голос Тео, кивая на дверь, и плевать, что она его ненавидит, сейчас главное — Лиам. Лиам остаётся один едва ли на две минуты, но стены неумолимо давят на него, сжимаются, не давая вздохнуть, отчего Лиам слишком сильно концентрируется на дыхании, забывая, как это делать. Лёгкие кажутся недостаточно большими для вдохов, кровь будто перестаёт циркулировать, все мышцы в теле стягивает тупой болью до судорог от напряжения, и Лиам не слышит ни слова из коридора — он будто заперт глубоко под землёй, погребён заживо, и воздух вот-вот закончится. — Мы можем уехать, — Тео тихо прикрывает дверь, натянуто улыбается, надеясь подбодрить подростка, но тот в ответ смотрит бесцветно, лишь слабо кивая. Рейкен не знает, что делать, как помочь, что сказать, он просто остаётся рядом, заставляет Лиама надеть его куртку, потому что сам Данбар всё ещё в тех же футболке и кофте — слишком лёгкая одежда для зимнего вечера. — Голоден? — Тео замечает, как тот задерживает взгляд на автомате со снеками, когда они выходят в коридор. — Не знаю, — Лиам неуверенно пожимает плечами. — Кажется. В машину Арджента Лиам садится уже с пакетиком сока, ёжится, успев замёрзнуть меньше чем за пять минут, проведённых на улице. Тело будто и не его совсем — тяжёлое, неповоротливое, уязвимое. — Пристегнись, волчонок, — Тео даже не замечает, как называет его так, запоздало осознаёт это, но исправиться не решается, заводит внедорожник, трогаясь с места. Данбар молчит почти всю дорогу, сжимает пальцы на длинных рукавах чужой куртки и отводит взгляд от приборной панели, пытаясь высмотреть что-то за окном, будто ища среди безжизненных голых деревьев кого-то. — Твои глаза, — говорит Рейкен, надеясь отвлечь его, — они голубые. Мне казалось, они зелёные. — Да, — глухо отзывается Лиам, косясь на своё отражение в мутном стекле. — У меня от рождения голубые глаза, как у отца. Биологического, — сразу добавляет он. — Но после того, как Скотт укусил меня, они стали зелёными. Мейсон думает, что это из-за того, что я часто злюсь, поэтому глаза непроизвольно светятся, даже когда я не обращён, и жёлтый при смешении с природным голубым дал зелёный, — Данбар кусает щёку изнутри, прислоняясь виском к стеклу. — И если сейчас они голубые, то я точно больше не оборотень, — горько усмехается он, — потому что в данный момент я очень зол. — Пока что, — исправляет его Тео. — Что? — Лиам переспрашивает не слишком заинтересованно. — Пока что не оборотень, — Рейкен старается придать своему голосу твёрдости, ободрить Лиама хотя бы немного. — Помнишь, я же говорил, что это временно. И Лиам снова молчит, не пытается уличить Тео во лжи, потому что сам хочет в неё верить. Стоит им войти в дом МакКолов, как Данбар сразу исчезает в ванной, проводя там почти полчаса, рьяно разглядывая чистые голубые радужки, в которых нет ни одной привычной золотой искорки. Он пытается сделать что угодно — оголить клыки, когти, сверкнуть янтарными глазами, обратиться, зарычать, но он не чувствует своего волка, как бы ни старался, — внутри лишь пустота, впивающаяся в плоть иглами. — Тебе нужно поесть, — Тео стоит у стены напротив ванной, сложив руки на груди, и не торопит, терпеливо ожидая ответа. Лиам ничего не говорит, разворачивается, проходя мимо химеры на кухню, и Рейкен отчётливо чувствует запах тревоги, исходящий от него. Там, в коридорах больницы, Данбар жался к нему, будто боялся чего-то. Может быть, он просто помнит произошедшее в ту ночь с Мелиссой, но Рейкен знает, что в астрале оборотень мог видеть и его воспоминания, ведь провёл там куда больше времени, чем сам химера. Рейкен знает, что после своего возвращения оттуда подросток соврал, что ничего не видел. — Что там было, в темнице Рубина? — Лиам сидит ссутулившись, вертит ложку в руках и наконец поднимает к нему глаза — они всё такие же непривычно голубые. Тео сглатывает, отводя взгляд в сторону. Он секунду мешкает, не решаясь сказать хоть что-то, и заставляет себя остаться, потому что невозможно бегать от этого вечно. Может, если он расскажет об этом кому-нибудь, станет легче? — Там был ад, Лиам, — нервно усмехается Рейкен. Настоящий ад — кромешный и бесконечный, всепоглощающий. — Я попал в чёртов порочный круг, из которого не мог вырваться, — Тео говорит торопливо, чувствует, как с каждым словом его всё сильнее накрывает паника: он будто добровольно прыгает обратно в ту расщелину, откуда смрадит собственной смертью. — Каждый раз одно и то же: я просыпаюсь в морге в одном из металлических ящиков под трупы — иронично, не правда ли? — и он вновь натягивает на губы кривую усмешку. Вдоль спины ползёт леденящий душу холод, будто химера снова там, заперт в том кошмаре, что с каждым разом душит сильнее. Тео морщится, чувствуя, что за улыбкой не может скрыть наворачивающиеся на глазах слёзы, и только сейчас замечает, что дышит слишком загнанно; он сжимает руки в кулаки, набирая побольше воздуха в лёгкие. Он никогда не думал, что говорить об этом будет настолько тяжело. — Как только я выхожу в коридор, я нахожу Тару. И она точно такая же, какой видел её Лиам здесь: уже мёртвая, бледная, изуродованная самим Рейкеном и Врачевателями. — А потом... Потом она вырывает своё сердце из моей груди. — Она безжалостно ломала ему рёбра каждый раз, смотрела в его глаза с холодной ненавистью. — И бежать некуда, Лиам, — Тео едва не смеётся, отчаянно разводя руками и не переставая улыбаться. — После сотого раза не так больно физически, ты привыкаешь к боли, уже и не чувствуешь её, но страшно каждый раз, как в первый... Он пытается убедить себя в том, что ему не нужно, чтобы Лиам жалел его, не нужен ответ, но внутри всё дрожит от повисшего молчания. Рейкену кажется, что он содрал с себя кожу, и он не знает, чего он ждёт от подростка, поэтому просто отворачивается, пытаясь унять дрожь во всём теле и накатывающую на него истерику. Конечно же, Лиам промолчал, Тео, — ты ведь заслужил это. Данбар не съедает и половины, морщится, отставляя тарелку в сторону, и смотрит на химеру, будто ждёт разрешения выйти из-за стола. Кровать в опустевшей комнате Скотта достаточно большая, чтобы Рейкен поместился рядом, сохранив расстояние между ними, но Тео слишком боится не согреть Лиама, а сжечь его дотла своим присутствием. — Ты ведь не убивал её, — чужой вопрос рвёт тишину в клочья до поднимающегося в ушах гула, и Тео непонимающе хмурится, останавливаясь в дверях. — Я видел всё. Видел тебя на мосту, — поясняет Данбар, — видел, как Врачеватели достали труп твоей сестры из воды, как они сломали ей рёбра, как... — он говорит сбивчиво, тихо, но этого достаточно, чтобы у химеры перед глазами всплыли воспоминания того вечера. — Но я был там — я позволил им сделать это с ней! — Рейкен перебивает его, не позволяя продолжить. — Её смерть — моя вина. И ничто это не изменит. — Я пытался убить Скотта, — шепчет Лиам, уставившись на замок рук. — И я не просто смотрел, как он умирает, я сам пытался растерзать его, — его голос слабо дрожит; Данбар помнит всё произошедшее тогда до мельчайших деталей, и от этого так страшно — Лиаму иногда кажется, что он контролировал себя, понимал, что делал. — Мне было шестнадцать, а я повёлся на твою тупую лесть о своих возможностях, позволил тебе влезть мне в голову... Я... я почти убил его, — Лиам рвано вздрагивает, поднимая на Тео глаза, а химера чувствует запах его стыда вперемешку со страхом. — Но меня остановили — у меня были те, кто мог меня остановить. Суперлуние заставило меня это сделать? — горько усмехается он. — Отличная отмазка, но это не отменяет того, что я правда допустил возможность того, что твои слова — правда. Я запутался, я сделал это, потому что считал... Я даже не знаю, чем я это считал, я... я просто испугался. И тебе хватило пары фраз, чтобы я решился сделать это, и я бы скорее всего убил Скотта, если бы был один, — нехотя признаётся он, показывая собственную гниль, не боясь произнести это вслух, оголяя собственные страхи, будто в ответ на то, что рассказал ему Рейкен. — А ты, Тео, был один. И тебе было девять, — химера забывает дышать, слушая всё это. — Сколько Врачеватели пытались заставить тебя убить Тару? Год? Год, Тео. — Ты помнишь тот наш разговор? — Рейкену страшно согласиться, потому что... не он здесь жертва, нет, — он убийца. — Урывками, — кивает Данбар, позволяя им отойти от темы. — Ты говорил, что не слышал её голоса весь год до её убийства, а я... я ушёл, — он морщится, будто вспоминать это ему больно. — Я мало что запомнил... Иногда я приходил в себя, но оказывался в другом месте. Я почти полностью потерял контроль над собой после... После того твоего кошмара, когда ты... когда ты весь был в крови, — Лиам качает головой не в состоянии восстановить цепочку событий. — Бесконечная череда провалов в памяти сводила меня с ума, чётко я помню только злобу... Гнев... Постоянный и такой... яркий. Я же... Я мог навредить кому-нибудь... и даже не помню этого... — Ты не сделал ничего непоправимого, — тут же успокаивает его Тео, всё ещё не смея подойти. Даже будучи под контролем никсы, оборотень отталкивал всех от себя — теперь Рейкен понимает, что оборотень не подпускал его к себе нарочно — пытаясь защитить от себя же. — Я помню, как кричал на тебя, — Лиам извиняется перед ним. — Видимо, я много чего наговорил... — Плевать, — вырывается у Рейкена, — я заслужил. — Нет, — твёрдо отрицает Данбар, хмурится. — Я много врал тебе: говорил, что ты заслужил второй шанс, что ты изменился, а сам не верил в это, — в Лиаме будто что-то сломалось: он говорит много и быстро, боится, винит себя в том, что заставила его сделать Тара. — Я не хотел позволять тебе помочь мне, потому что боялся, что ты можешь обмануть. Я боялся тебя, — признаётся он. — Но теперь ты можешь услышать моё сердце — я не вру. Ты не заслужил этого, — медленно повторяет Лиам, смотрит на Тео взглядом, переполненным болью, — ты изменился. Тео слишком сложно принять это всё, свыкнуться с тем, что в чьих-то глазах он не монстр, но он слышит чужое сердце: Лиам не соврал ни разу. Рейкену удаётся выдавить из себя одно единственное «спасибо» внезапно севшим голосом, пока подсознание занято лишь цветом чужих глаз: они всё-таки не совсем голубые — васильковые, ясные. — Спокойной ночи, — Рейкен прерывает молчание, но уходит не сразу — выжидает мгновение, чтобы убедиться, что Лиам не попросит остаться. Тео прикрывает за собой дверь и ищет, где спрятаться от этого непривычного чувства. Лиам доверяет ему. Тео будто научился заново дышать, в голове вертятся чужие слова, столь желанные и честные, и он впервые за долгое время чувствует себя по-настоящему живым.***
Ночь сгущается над Бейкон Хиллс, но Тео не спит — лежит в гостиной, бесцельно рассматривает стены не в силах заснуть. И на этот раз бессонница не топит его в тревоге, Рейкен даже рад, что не спит, сохраняя чувство реальности, раз за разом прокручивая в голове слова Лиама. В доме царит тишина, за которой химера слышит даже чужие голоса на соседней улице, редкий скрежет шин на дороге, чей-то смех на лужайке у дома напротив и... всхлип. Тео садится на диване рывком, прислушиваясь к любому шороху на втором этаже; он слышит, как Лиам ворочается, заглушая сбившееся дыхание подушкой, беззвучно плачет, жадно хватая воздух ртом и растирая слёзы по щекам. Лиам плачет. Рейкену хватает секунды, чтобы подняться на ноги, он взбегает по лестнице, зная, что Данбар не слышит его, но у двери в спальню всё равно замирает, стиснув зубы и взявшись за ручку. Тео толкает дверь, потому что теперь его слова будут что-то значить для Лиама — теперь он может помочь ему. — Лиам? — химера чувствует, как язык немеет; он не знает, с чего начать, когда видит, как тот вздрагивает, вновь проводя тыльной стороной ладони под глазами, шмыгая носом. — Я услышал, что ты проснулся. — Всё нормально, — торопливо заверяет его Данбар, успокаивая дыхание, а Тео, прикрыв за собой дверь, проходит к кровати, прекрасно зная, что тот врёт. — Кошмары? — осторожно спрашивает химера, садится на край постели, замечая новые слёзы в уголках чужих глаз. — ...да, — глухо шепчет Лиам, прикусывая губу изнутри и комкая край одеяла. — Хочешь... поговорить или я могу посидеть с тобой? — Тео физически больно видеть Данбара таким. Его не учили быть искренним, его учили убивать, обесценивать чужие эмоции, пользуясь ими для своей выгоды, — его не учили, как успокаивать детей, его не учили быть открытым и честным. Но Тео постарается быть таким для Лиама. — Там снова были они... — у Лиама с губ срывается всхлип, он больше не может контролировать слёзы и вновь тянется к лицу, прячась за ладонями и судорожно вздыхая. — Бретт и Лори, и я не смог... Я не... — его губы дрожат, он болезненно морщится, давясь словами. — Я же теперь вообще никого не смогу защитить?... Я... Я не хотел эту силу, я боялся её, но она была нужна мне, — Данбар задыхается, захлёбывается в удушающем отчаянии. — Нужна мне сейчас, я... Она нужна мне, без неё я... бесполезен... — Лиам, — Тео ловит его потерянный взгляд, и подросток снова хмурится, поджав губы; он жалкий, слабый, он никого не спас — Рейкен видит сотни невысказанных слов в его глазах и знает, каково это — оказаться на самом дне. — Твоя сила не определяет тебя, — Тео неосознанно тянется к нему, беря в свои руки его ладони, дрожащие, вспотевшие, влажные от слёз. — Даже Хейден, — Лиам слабо тянет руки на себя в неуверенной попытке вырваться, — она же была мертва... Я не... Рейкен вдруг отпускает его ладони — Лиам вздрагивает в ответ — и осторожно обнимает его, чувствуя, что тот затихает, не смеет пошевелиться. Тео хочет его спрятать, защитить, но внутри всё сжимается в это короткое мгновение, пока Лиам не дышит. Данбар всхлипывает, нерешительно касается пальцами чужой спины и, будто убедившись, что химера не против, тут же комкает ткань футболки, жмётся ближе, больше не сдерживаясь: ему страшно до тошноты. — Меня, — тихо говорит Рейкен, выдыхая ему в макушку, — ты спас даже меня, — он осторожно проводит по его взъерошенным светлым волосам, позволяет подростку прижаться ближе. — Лори и Бретт не твоя вина, Лиам. И Хейден умерла не из-за тебя, — продолжает он, чувствуя, как Лиам дрожит, и обнимает его крепче, будто пытаясь забрать его боль. — Ты спас город от Дикой Охоты. Ты в одиночку бросился на Жеводанского зверя. Ты спас Мейсона, — Тео с трудом находит слова, всё ещё боясь сказать что-то ещё, но Лиаму хватает и этого.