***
У Хосока плохой вкус на омег. Уж после свадьбы Кай точно понимает, почему он остался за бортом — корабль же изначально тянуло к самому дну. Если старшего привлекают подобные Хёнсу пустышки, которые свято уверены, что омега создан только «вдохновлять», а альфа должен его обхаживать и заваливать подарками, то отказ ему вполне логичен. Причина, конечно же, не в этом, и Кай все на самом-то деле понимает, просто злится из-за того, что оказался забракованным по дурацкой причине, которая на выпендрежника Хёнсу совершенно не распространялась. Хотя Чимин, который с этим омегой виделся разок, когда они с Юнги ездили в Пусан не столько к Хосоку, сколько просто отдохнуть, говорит, что тогда Хёнсу произвел впечатление вполне себе адекватного парня. Как же все-таки первое впечатление обманчиво, но не для Кая в этот раз. Если бы можно было навсегда вычеркнуть Хосока из своей жизни, Кай бы подписался. Пожалел бы потом, но. Все, что ему остается сейчас, держаться от женатиков подальше, конечно, насколько это возможно при близости их семей. Невольно он все же узнает новости, скорее неприятные. По рассказам родственников Кай знает, что Хёнсу оказался довольно капризным, весьма импульсивным и даже наглым, что, впрочем, сам омега считал своим преимуществом и умением отстаивать личные границы. Настолько близко Кай с ним ни разу не общался, поэтому подобные рассказы считал верным пропускать через определенный фильтр утрировки. Поведение Хёнсу, конечно, можно еще и списать на беременность и скачки гормонов. Но Сокджин неумолим и каждый раз морщит нос, когда при разговоре всплывает упоминание о новоиспеченном зяте. Да и папа Кая не единожды утверждал, что гнильцой от характера Хёнсу тянет за версту. И если Джина еще можно считать предвзятым свёкром, а Тэхёна всегда поддерживающим лучшим другом, то активного и всеми любимого Джисона, который находит общий язык даже с мертвым в силу своей профессии и чрезмерного дружелюбия, омега заставил скрипеть зубами от раздражения буквально сразу же. Если бы в тот момент на его руках не сидела Мунбёль, он бы точно полез в драку. Но все это не его, Кая, дело. Хосок сам виноват, и пусть папы, братья и кто угодно его жалеют и сочувствует, Каю наплевать. Хотелось бы, конечно, чтобы так было, он над этим еще работает.***
В последнее время Хосок взвинчен до предела. На работе бесконечным пламенем горят дедлайны, и он едва успевает закончить все к сроку, а дома теперь совершено невозможно расслабиться. Обстановка у них напряженная, муж постоянно заваливает его не столько просьбами, сколько требованиями, и альфа честно старается во всем ему угодить. Трудно поверить, что Хёнсу ему когда-то действительно нравился. Не долго, но были дни, когда они могли классно провести время и компания друг друга не была столь обременительной, а даже приятной. Увы, чувства не воскресли после свадьбы, и если бы не стремительно развивающийся малыш, Хосок никогда бы не связал себя узами с таким омегой. Да и изначально же оба сошлись без какого-либо намерения создавать семью. Само знакомство оказалось довольно романтичным, хоть и спонтанным, что в купе — весьма в духе любовных романов. Это было в кафе, когда альфе потребовалась розетка и та как раз пряталась под столиком симпатичного омеги, который скучающе скролил ленту обновлений на своем смартфоне. Разговорились, обменялись номерами, погуляли пару раз и Хёнсу сам предложил ему встречаться, а Хосок сдуру согласился, надеясь, что так сможет вытеснить из сердца мелкую занозу. Глупо было полагаться, что эта идея и впрямь выгорит, Хёнсу в отношениях раскрылся совершенно с другой стороны и в целом им обоим было друг с другом скорее привычно, чем необходимо. В итоге из этого ничего не вышло, кроме ребенка, о котором омега сообщил спустя два месяца после разрыва. — Ты слишком много упаковываешь, па, — Хосок тянется вытащить контейнер из пакета, но ожидаемо получает по рукам. — Съедите. Хёнсу надо хорошо питаться, сам он не готовит, ты целый день на работе, чтобы вечером еще с этим возиться, так что не надо мне тут, — Джин грозно смотрит на сына и следом оглядывает кухню, пытаясь вспомнить, что еще хотел положить. Как будто сам он не пропадает в фонде дни напролет, а потом еще готовит им с Намджуном и двум детям, которые живут уже своими семьями. Даже ненавидящий готовить Чимин вместо первичной благодарности за халявную еду воет от того, что папа дискредитирует его перед мужем, но разве можно переубедить в чем-то Ким Сокджина? Готовка в какой-то момент стала для него отдушиной и он порой правда увлекался, из-за чего наготавливал гораздо больше, чем нужно. Однажды Намджун предложил даже открыть собственный ресторан или кафе, но долгов у их семьи и так накопилось слишком много, так что все силы решено бросить на развитие фонда, а готовка так и осталась лишь хобби. Обычно они встречаются на выходных, а сегодня только среда. Хосок заехал к ним после работы — проведать и немного оттянуть время до встречи с Хёнсу. Мысленно он признает, что из него вышел так себе муж, но он честно старается, делает все, что нужно: срывается за арбузом в три часа ночи, разминает омеге отекшие ноги, одобряет его хотелки, которые как бы ненавязчиво тот скидывает в мессенджер с очевидными приписками «красивое, правда?» или «ой, не тебе» и еще много всего по мелочи. И все это совместно с мириадами проблем на работе, хронической усталостью и физической невозможностью успеть все везде и сразу. Хосоку просто хочется банально отдохнуть хотя бы пару часов, ведь тяжело не только Хёнсу. Папа ожидаемо встретил его объятиями и целым столом угощений, собранных на скорую руку. Сокджину немного грустно от того, что видятся они редко — Хёнсу его терпеть не может и потому Сокджин решил лишний раз не приезжать домой к сыну, чтобы не создавать повод для очередной склоки. Внука он очень ждет и надеется, что будет видеться с ним довольно часто. Чимин и Юнги детей пока не планируют и живут теперь в городе, приезжать часто не получается из-за учебы, да и в конце концов им хочется проводить больше времени вместе друг с другом. Хоть дети и росли на его глазах, но стали взрослыми слишком уж быстро. Отпускать Чимина не хотелось, тем более так рано, он ведь едва окончил школу. И хотя Юнги был совсем не против жить в их доме, даже если это означало, что до работы нужно будет добираться значительно дольше, Чимин решил иначе и попросил папу не обижаться на него. Он и не обижается, просто стало как-то совсем одиноко и непривычно, а вымечтанный дом оказался слишком большим для них двоих с Джуном. Одно время Джин даже подумывал о том, чтобы усыновить еще одного ребенка, но осекся: ему уже слишком много лет и всякое может случиться, поэтому все внимание решено пустить на внуков. Третий — малышка Мунбёль его самая родная и дорогая принцесса, а Гиук крошечный комочек счастья — уже на подходе, а там глядишь и другие подтянутся. После теплого ужина с родителями дома Хосока встречает претензия, ведь он вернулся позднее, чем того бы хотел его муж. Ругаться не хочется, да и лишних сил на это нет, но ссора получается на ровном месте, как, собственно и остальные их минувшие и будущие конфликты. Хосок не любит мужа и с горечью признает, что тот его даже раздражает. Но когда малыш Сычен появляется на свет, Хосок действительно готов целовать ноги Хёнсу и искренне благодарит его за то, что решил сохранить это чудо. Маленький омежка рождается здоровым и чересчур спокойным — врачам приходится даже пару раз шлепнуть его по попе, чтобы тот, наконец, глотнул воздуха и ознаменовал криком свое рождение. Тревожные звоночки для беспокойства появляются не сразу, Хёнсу правда старается первые месяцы, всегда рядом с малышом, почти не выходит куда-то кроме прогулки с коляской, хотя Хосок постоянно предлагает выбраться в кино или ресторан, да и Джин всегда на подхвате, готовый остаться с ребенком на вечер, день или викенд. Он даже проникается теплыми чувствами к омеге, который оказывается хорошим папой, но все же родительский запал Хёнсу затухает чересчур быстро, хоть это и не заметно поначалу. Поняли они это только потом, оглянувшись назад, а сначала он просто наконец соглашается на предложения Сокджина посидеть с ребенком. Немного погодя Хёнсу полностью оставляет его на Хосока вечерами, когда тот возвращается с работы, и это все вроде бы даже нормально, молодой папа и не должен быть целыми днями в заточении, забывая обо всем, кроме малютки. Да и альфа всегда рад провести время с Сыченом, ведь приходится много работать, чтобы обеспечить семью комфортом, вкусной едой и всем необходимым, и только вечером он может познать все прелести отцовства. Их съемная квартира в центре, чтобы до работы было добираться легче, к тому же рядом есть все необходимые больницы и развлечения, чтобы чувствовать себя в порядке. Такая квартира обходится существенно дороже, но они справляются, точнее справляется Хосок. Муж нигде не работал до беременности, поэтому не получает даже декретные деньги, так что все расходы альфа возложил на свои плечи, но практически никогда не задерживается, зная, что дома его ждет обладатель двух сладющих розовых щёк. Муж, конечно, тоже, но по другой причине. Со временем Хосок начинает замечать, что вечерами время с сыном проводит исключительно он, омега по его возвращении почти всегда сразу уходит из дома или же остается в комнате с телефоном, не интересуясь, что они без него делают. Уборкой тоже занимается только Хосок по выходным или пока сын кушает вечером; себе ужины покупает сам на вынос и ладно он, позаботиться о себе самому совсем не проблема, жил ведь как-то один, но от такого равнодушия омеги к малышу в ужасе задумывается, а все ли хорошо у них днем, достаточно ли внимания получает Сычен? Дальше — хуже. Хёнсу сваливает заботу о сыне на чужие плечи большую часть недели. Благо что помимо Сокджина у Сычена много нянек. С удовольствием возится с ним и Намджун, Чимин после учебы частенько заезжает, а на выходных к нему присоединяется и Юнги, Тэхён всегда готов присмотреть за ребенком и иногда они с Джином приезжают вместе, чтобы полюбоваться на крошечный кнопку-нос, пока малыш сопит во сне, и готовят ужин, даже убираются, за что Хосок обещает поменять код на двери и больше не пускать их вообще. Ему видите ли стыдно. Ёнджун брать ребенка на руки поначалу категорично боится, а Субин как будущий педиатр, напротив, уже сейчас так ловко обращается с малышом (хотя до профильных занятий они дошли только в теории), что все единогласно решают — у него действительно призвание. Даже Уён пару раз выручает Хосока, хотя обычно занят так сильно, что доводит себя до истощения. Только один Кай сторонится ребенка даже на общих семейных посиделках. За все время он ни разу не взял его на руки, ненароком только наблюдая издалека. Вокруг крохи всегда есть те, кто придет на любое кряхтение, обходятся и без Кая, который потерял всякую надежду, когда узнал, что этот ребенок появится на свет. Но именно Кай становится последним спасением Хосока, когда Хёнсу в середине дня куда-то уходит и не отвечает на звонки. Родители и Чимин с Юнги поехали в гости к Ханам в Тэгу, звали и Хосока с Хёнсу, но у альфы не вышло отпроситься с работы, а омега к семье мужа совершенно равнодушен, разве что Джина недолюбливает, ничуть того не скрывая. Тэхён, Чонгук и Ёнджун не могут уйти с работы, а Субин и Уён не берут трубки. В последний раз он звонил Каю лет пять назад. Времени прошло не мало, но их отношения продолжают быть натянутыми, хотя по большей мере они почти и не общаются друг с другом. Кай обычно делает вид, что Хосок невидимка, только уж больно часто заглядывается на «пустоту». По словам Ёнджуна, Кай большой молодец. Он упрямо пытается справиться и угомонить бушующий в нем эмоции и у него это вроде бы даже получается, учеба помогает ему забыться, разве что в течки, когда нервы оголены и все чувства вырываются наружу, он одними губами шепчет имя единственного в своей жизни альфы, на которого не имеет ни малейших прав. Этого Хосок, конечно же не знает, но на свадьбе тот же Ёнджун вместо поздравлений весьма в грубой форме намекнул, что Хосок мудак, а Кай — с виду вполне веселый и обычный — все еще страдает и лучше бы ему, Хосоку, лишний раз с ним не пересекаться. Впрочем, они и так виделись только на семейных праздниках, а Хосок — не тупой. Именно поэтому поначалу он не решается звонить Каю, но выхода у него нет. Ему нужно срочно ехать на работу, буквально на пару часов, а взять разболевшегося малыша с собой он не может. Ловушка, в которой он оказался, не оставляет ему выбора. Он одновременно возлагает на Кая все свои надежды, но в тоже время заклинает под нос: «Не бери, не бери, не бери». — Хён? — голос младшего удивленный. Еще бы, когда это первый звонок за столько лет. — Привет, — Хосок, давно взрослый и зрелый мужчина, так нервничает, что даже начинает наяривать круги по комнате, поглядывая на торопящие его часы. Это все — этот звонок, эта псевдо непринужденная беседа, эта просьба — глупо, но кидать трубку сейчас будет еще глупее, — Ты занят? — Собираюсь идти домой, а что? — Можешь… — он сглатывает, дает себе еще секунду, чтобы собрать все силы для вопроса, — Можешь посидеть с Сыченом пару часов? Я бы не стал тебя напрягать, но никто не может, и я… — Да... — голос поначалу звучит не совсем уверенно, будто (а так оно и есть) Кай ответил быстрее, чем успел подумать. Но он быстро исправляется, продолжая уже вполне решительно: — Да, ладно, приеду. — Возьми такси, я оплачу. — Хорошо, — и Кай отключается, стоит посреди университетского крыльца, пялясь в потухший экран и осознавая, что как был тогда в шестнадцать, так и остался идиотом, который готов сорваться на встречу к альфе. Он только что говорил с Хосоком. И он будет сидеть с его ребенком. От другого омеги. В их чертовом совместном доме. Прелестно. Чем, спрашивается, ты занимался все эти годы, Кай? Доехать получается быстро. Хоть он ни разу и не был там, но знает, где живет Хосок с мужем. На всякий — такой вот — случай. Время в пути дает возможность осмыслить ситуацию еще раз. Да, может, это и не правильно, что он мчится к Хосоку по первом зову, но и по-другому Кай не может. После того, что случилось в Пусане, лететь к нему сломя голову и впрямь безрассудно, он это признает. Но если уж разобраться, то ничего между ними и не было: Хосок сразу обозначил границы, а Кай переходил их раз за разом, пока все не разрушил. Вывод, к которому он приходит уже в тысячный раз: то время уже прошло, Кай вырос, Хосок завел семью. Им предстоит видеться еще целую жизнь и пора бы уже действительно перестать тянуть прошлое в настоящее. В мыслях это проще, чем на деле и позвонить в дверь выходит не сразу. Он еще немного мнется, пытаясь вменяемо ответить на вопрос: «А оно мне точно надо?» Старший открывает дверь после первого звонка, ждал, и тут же начинает суетиться, предлагает Каю чай, выдает тапки, запихивает в шкаф какую-то вещь, которая лежит не на своем месте. — Прости еще раз. Хёнсу не отвечает, но я уже миллион сообщений отправил, он должен приехать, — Хосок оправдывается. Выглядит он неважно: круги под глазами, будто не спал ночью, волосы слишком длинные, словно нет времени подстричься, и в голосе столько мешанины из беспокойства, нервозности и злости, что Кай еще раз мысленно дает ответ на свой вопрос: «Еще как надо». — Сычен немного приболел, он только что уснул, так что скорее всего и не побеспокоит тебя, но если проснется, дай ему пюре, а если будет кашлять, вот этот сироп. Младший внимательно его слушает, запоминая. Вроде бы ничего сложного, они частично это проходили на парах, хоть с детьми, конечно, все иначе, и это уже специализация Субина. Но если малыш будет спать, задача значительно упрощается. Хосок обещает, что это займет не больше трех часов и еще несколько раз повторяет, что Хёнсу должен скоро вернуться, пытаясь больше убедить в этом себя, чем Кая. Когда они с Сыченом остаются в квартире одни, Кай позволяет себе осмотреться. Некоторые вещи разбросаны, но в целом квартира даже чище, чем его комната. Хосок всегда любил порядок, и он скорее спать не ляжет, чем будет жить в бардаке. Тэхён раньше постоянно ставил его в пример всем им троим: ни он, ни ЁнЁны убираться ненавидят, да и, нужно признать, сам папа тоже. Кай не знает, занимается ли домом Хёнсу, но уже наслышан от папы и братьев, что тот слишком часто гуляет с друзьями, пользуясь тем, что с малышом есть кому остаться. Вряд ли у него есть на это время. Утолив свое любопытство, он заглядывает в детскую, где в манеже с высокими бортами спит почти полуторагодовалый кроха. Это, наверное, впервые, когда Кай так близко его рассматривает. Теперь ни у кого нет сомнений, Сычен очень похож на отца и омега одновременно умиляется пухлым щечкам и отбивается от волны сожаления о том, что это ребенок от другого омеги. Кай сейчас не горит желанием иметь детей. Сначала он хочет выучиться и поработать, но если так вышло бы, что он забеременел незапланированно, то как бы он повел себя? Оставлял бы малыша на родственников, как Хёнсу, чтобы не упускать годы молодости и попытаться еще немного пожить жизнь, или посвятил бы всего себя ему, как это сделал папа, когда узнал о том, что носит под сердцем Ёнджуна? Кай не уверен, не знает, что правильно, но то, с каким отчаянием в глазах Хосок просил его о помощи, невольно заставило его чувствовать то же, что и альфа. Одно Кай знает наверняка: он бы точно не хотел, чтобы его муж, чтобы Хосок, так разрывался из-за его безалаберности в отношении их общего ребенка. Но и Хёнсу он судить не берется, толком ничего не зная. Тот мог столкнуться и с послеродовой затянувшейся депрессией, и с отцовским выгоранием, однако реальность все же такова, что сейчас с его сыном сидит другой омега, тот, чье место Хёнсу занял. Сон у Сычена крепкий, разве что частота дыхания выше, чем нужно, а судя по сопению, носик уже начинает закладывать. Насмотревшись на ребенка и убедившись, что не нужен ему прямо сейчас, Кай устраивается в гостиной, где раскладывает учебники и конспекты за низким столиком, чтобы продолжить заниматься. Периодически он заглядывает в спальню малыша, проверяет его самочувствие и сон, а потом продолжает учить гистологию, будь она неладна. Хёнсу так и не появляется. Зато Хосок присылает с десяток сообщений, беспокойно интересуясь, все ли в порядке. Когда Кай внезапно слышит хныканье, то спешит в комнату Сычена. Тот уже сидит, весь красный, а бусинки слез скопились в уголках глаз. Кай тут же подхватывает его на руки и охает: он явно не рассчитал, что тот уже не мало весит, хотя быстро к этому привыкает. Ребенок получает свое пюре (даже Каю прилетает, правда на футболку, а не в рот), носик снова дышит свободно после капелек, а градусник показывает температуру тридцать семь. Не так уж и плохо. Гистология забывается сразу же, когда не желающий больше спать Сычен раскладывает перед Каем игрушки на ковре и они вместе вливаются в непонятную для взрослого, но очень увлекательную для ребенка игру, правила которой старшему омеге, конечно же, никто не рассказывает. Речь малыша еще невнятная, он лопочет что-то совсем неразборчивое, и из всего потока Кай выхватывает только отдельные слова, часто переспрашивает, что явно не нравится мальчику и он так забавно хмурит брови, что хочется его затискать. Чаша равнодушия Кая к этому ребенку стремительно заполняется теплотой и любовью, не удивительно, что вся семья от него в восторге, он и Кая очаровал всего за два часа. Хосок влетает в квартиру словно на пожар и замирает перед двумя увлеченно раскладывающими кубики омегами. — Все в порядке? — В полном, — Кай смотрит на него с улыбкой, наверное, впервые после того случая в Пусане, — Температура еще есть, но он поспал и больше не хочет, так что мы решили немного поиграть. — Спасибо, я сейчас вернусь, — с порога Хосок даже не вымыл руки, так что спешит в ванную и быстро возвращается, тут же подхватывая малыша. Пухлые ручки обнимают отца за шею, но сам мальчик поглядывает на Кая, играть с которым ему очень понравилось. — Спасибо, — еще раз благодарит Хосок, — Ты спас меня. Это приятно. — Я не спешу, так что ты можешь поесть или сходить в душ, мы поиграем пока, — предлагает свою помощь Кай. От мужа Хосока все еще нет весточки, альфа весь в мыле от спешки и волнения, ему нужно немного времени, чтобы прийти в себя и Кай, понимая это, не может просто так уйти. Перед ним все-таки Хосок, который хоть и разбил его сердце, но остался навечно в его осколках и тут уже ничего не поделать. В глазах альфы он считывает благодарность смешанную с каплей отчаяния. Все это время Хосок так старался держать дистанцию с Каем, чтобы сейчас вот так полностью положиться именно на него. Вряд ли кто-то сможет осознать всю степень его стыда за себя и свое поведение раньше, ведь Хосок совершенно искренне считал, что любить Кая как омегу для него не нормально, причинил столько боли в первую очередь именно ему, хотя и ненамеренно, во вторую — себе, веря, что так будет лучше, но в итоге не смог убежать ни от собственных чувств, ни от Кая. Только теперь поздно. Пока альфа принимает душ и ужинает, омеги перебираются на диван, чтобы посмотреть мультики. Происходящая суета на экране Сычену очень нравится, а Каю нравится наблюдать за его реакцией на совершенно банальные вещи. И Кай не меньше удивлен тому, что за эти пару часов забывает обо всех своих тревогах, о лабораторных, коллоквиумах, мятом халате с пятном от кофе в его рюкзаке, который он не приведет в порядок до завтра, о том, что утром слышал, как Уёна тошнит в ванной и что нужно рассказать об этом папе, о том, что не знает, как отсюда добираться до дома и что на проездном закончились деньги. Мир неожиданно сузился до щекастого чуда рядом с ним, которое так похоже на Хосока. — Он тебя еще не утомил? — альфа уже в домашней одежде, сытый и чистый, хоть и не выглядит отдохнувшим, но уже хотя бы без тени беспокойства на лице. — Нет, мы теперь с ним лучшие друзья. — А Субин знает? — и они оба прыскают, больше не чувствуя того напряжения, что скручивало их все эти годы. Вот так очень хорошо, вот так бы всегда. Но реальность не так сказочна, как этот минутный эпизод и оба это, к сожалению, прекрасно осознают. — Мне нужно домой, на завтра много чего готовить. — Да, прости, что отвлек. — Все в порядке, ты можешь звонить мне, если нужна помощь, я… буду рад, — на самом деле свободного времени у него не так уж и много, он почти до вечера готовится в библиотеке либо в квартире у Субина и Ёнджуна, но позаниматься у Хосока, пока Сычен спит, и потом наверстать дома ночью сейчас не кажется ему проблемой. Сегодня все старания Кая по искоренению или хотя бы запечатыванию на семь замков своих чувств разбились вдребезги. И он больше не представляет, как ему игнорировать Хосока, когда тот сморит на него с такой теплотой, как сейчас. Справится ли он? Теперь ведь и малыш ему очень нравится, сидеть с ним не тяжело, а если к этому еще бонусом идут встречи с альфой, то он как дурак на все согласен.***
Только вот Хосок больше ему не звонит, хотя омега прекрасно знает, что помощь тому нужна практически постоянно — на неделе с Сыченом нянчились Чимин и Сокджин, о чем Кай узнает на их посиделках у Чимина и Юнги в квартире, которые в последнее время из-за всеобщей хронической занятости в дурацкой взрослой жизни получается организовывать не часто. Поводом встретиться всем снова становится день рождения Чонгука, на который семейство собирается полным составом. Приезжают даже Минхо и Джисон, хотя заранее предупредили, что не смогут из-за раскашлявшегося Гиука, но малыш быстро поправился и они с Мунбёль, которой уже скоро («Еще не скоро, котеночек», — поправлял ее Минхо) исполнится целых пять лет сосредотачивают на себе все внимание взрослых, задаривающих их конфетами и подарками, будто день рождения у них, а не у Чонгука. Вместе с ними затисканным мог быть и Сычен, если бы его родители безбожно не опаздывали. Сокджин нервно поглядывает на экран телефона каждые две минуты, и, когда они решают не ждать опаздунов и садятся за стол, Намджун его у мужа отбирает. Два свободных стула остаются прямо напротив Кая, а Чонгук наконец получает свои поздравления. Когда Хосок и Хёнсу все-таки приезжают, по ним сразу видно, что они ругались. Измученный дорогой Сычен куксится на руках у отца, а омега даже не оборачивается, прямиком идет к свободному стулу и, усевшись, тут же хватается за открытую бутылку белого вина. А и без того переживавший Сокджин будто ужаленный подрывается с места, чтобы скорее взять внука. Они торопливо переговариваются с Хосоком, о чем именно, Кай не слышит, но догадывается, что скорее всего Джина интересует, когда ел Сычен и что вообще у них случилось. Затем взгляд Сокджина перехватывает Тэхён, кивает без каких-то пояснений, и омега с ребенком на руках уходит наверх. Хосок садится рядом с мужем, совершенно от него отстраненный, оглядывает стол, но не чувствует голода, а Джисон решает сказать тост, чтобы перестать акцентировать внимание на разругавшейся паре, за что Хосок ему очень благодарен. Они скандалили так громко, что к ним постучали соседи. Не ставя никого в известность, Хёнсу всю ночь провел с друзьями, занес бесконечно звонящего ему мужа в чс, пришел только под утро пьяный и проспал до самого вечера, отказываясь помочь с купанием ребенка и вообще куда-либо ехать с ними. У него уже были свои планы на вечер, в которые ни сын, ни муж, ни все их семейство конечно же не входили. Сначала Хосок попытался поговорить спокойно, выяснить, в чем собственно проблема, предложил сходить к семейному психологу, съездить в отпуск за границу, чтобы оторваться от рутины, на что получил только смех и средний палец. Да, еще был хлопок дверью, после которого Сычен начал плакать и Хосоку пришлось немного отложить дальнейший разговор, чтобы не пугать сына еще больше и как можно скорее успокоить. Поговорить все же получилось и, оказывается, не нужны Хёнсу ни психологи, ни путешествия, ни муж с сыном. «Лучше бы сделал аборт! — в сердцах бросил он, пиная лежавшую на полу игрушку, чем довёл и альфу, — И ты бесполезный!» Слово за слово кричать все же начали оба, в ход пошла и всякая мелочь со стола, летящая то в стены, то друг в друга, двери хлопали так, что едва не срывались с петель, а Сычен заливался рёвом, хотя его и отнесли в другую комнату. После прихода соседей они немного остыли, омега вроде как начал собираться, даже выбрал наряд для Сычена и одел его после купания, но в машине они снова сцепились. И тогда Хёнсу признался, что устал и ничего не хочет. Он правда пытался, надеялся, что привыкнет, что хотя бы инстинкты ему помогут, но те не пробудились, к ребенку он не чувствовал ничего, кроме скуки, которая непременно охватывала омегу наедине с Сыченом. Противоречивые чувства в тот момент сбили альфу с толку: с одной стороны легкомысленное поведение Хёнсу и его вечное перекладывание заботы о нелюбимом сыне на чужие плечи, с другой — он никогда не оставлял Сычена одного, пока не находил себе замену, тот всегда был сыт и чист, хоть и через силу, но Хёнсу ведь пытался делать то, что нужно, и делал. Может, тут и правда вина Хосока, нужно было больше времени уделять сыну с самого начала, дать мужу больше свободы, но тогда им бы не на что было жить и кто знает, помогло бы это стать Хёнсу хорошим родителем или только быстрее бы отдалило его от семьи. Слишком много «бы». Нет смысла сокрушаться о том, что не сделано, ничего не вернуть. В чувства Хосока приводит ощутимый пинок под столом. Подняв взгляд, он видит перед собой Кая, в чьем взгляде плещется беспокойство, и ненавидит себя еще больше, чем когда-либо. Ничего не вернуть. Как же сильно он ошибся тогда. Хотя кое-что вернуть все же вышло. Младший больше его не сторонится, снова смотрит в глаза, снова разговаривает с ним и вот сейчас ободряюще улыбается лишь краешком губ и это сродни живительному эликсиру — помогает альфе немного расслабиться. Кай кивает ему на любимые альфой острые закуски (которые, между прочим, именно он помогал готовить) и спустя время вечер все-таки начинает приобретать и яркие краски тоже. Хосок общается, вливается в шуточные споры, смеется с отцовских шуток, много ест и даже разговаривает с Каем, из-за чего удивление сидевшего рядом Уёна быстро сменяется ехидством. Наверняка проберется ночью в комнату младшего и изложит по пунктам план, как отбить чужого мужа, будто хоть что-то в этом смыслит. Дай ему волю, он и презентацию в поверпоинте подготовит, но жаль, что так и не научился делать анимационные переходы, а без них не интересно. Когда темнеет, Хосок с Юнги выходят покурить на крыльце и обсудить всякую ерунду. Они сдружились после знакомства и часто так пропадают, а Чимин любит их дразнить, называя это старческой болтовней. Еще Чимин в шутку ревнует мужа к Хосоку, как тот делал это поначалу, когда не знал, что они братья, чем здорово достает обоих. В этот раз он слишком занят спором с Ёнджуном, так что уйти удалось практически незаметно. На самом деле курит только Юнги, который все никак не избавится от пагубной привычки, а Хосок просто сидит рядом, не пытаясь отстраниться от дыма. Его это успокаивает. До тех пор, пока за их спиной не появляется на первый взгляд злющий Сокджин. Брови его нахмурены, но в глазах скорее обида, чем злость, и от этого все внутри сжимается, предвидя что-то далеко не хорошее. — Хосок, — он дожидается, пока сын подойдет ближе, и говорит почти шепотом, — Хёнсу открыл уже третью бутылку вина и сцепился с Минхо, когда тот попытался ее у него отнять. Потом я спросил у него, сколько Сычен спал сегодня днем, чтобы уложить к Гиуку, если что, уже сейчас, но он… послал меня, — для Джина это становится такой же неожиданностью, как и для Хосока. Да, его муж терпеть не мог папу, всегда об этом заявлял открыто и не стесняясь, но чтобы вот так прямо отправлять Сокджина в далекое пешее — до такого еще не доходило. Юнги конечно же все слышит, на улице слишком тихо, и даже шепот не оставит слова в секрете. Он тушит сигарету и подходит к ним. — Пап, — рука Мина ободряюще ложится на плечо омеги, — Он просто пьян, не воспринимай так близко. — Я пойду заберу его домой, — Хосок потирает виски, с сожалением поглядывая на Сокджина. Последнее, что он хочет, видеть как ужасно и незаслуженно муж обходится с его папой, который позволил Хосоку вылезти из скорлупы отчаяния и купаться в любви и заботе. А теперь дарит столько же любви их с Хёнсу малышу. Омега сына хоть и не нравится Сокджину, но он никогда не позволял оскорблять или унижать его, не высказывал претензий за то, что тот не помогает альфе ни с уборкой, ни с готовкой, ни уже даже с ребенком, ничем не попрекал его, хотя в последнее время следовало. — Давай Сыни останется у нас сегодня? — Сокджин берет сына за руку, сжимая пальцы своими. Когда рядом с ним два таких прекрасных сына-альфы, ему легче переварить ситуацию и отпустить. Обида разъедает его не столько за себя, сколько за Хосока, который весь вечер сгорает от стыда и столько времени терпит нелюбимого мужа со всеми его выходками и загулами лишь ради того, чтобы Сычен рос в полной семье. Потому что так принято. Но много ли пользы дает мальчику такой папа, много ли любви он получает и какой пример с него возьмет. Эти мысли не отпускают и Хосока уже долгое время. И пусть в машине после откровений мужа он еще колебался, события сегодняшнего вечера помогают ему наконец принять сложное, но наиболее правильное решение. Утром Кай узнает, что Хосок подал на развод. Об этом сообщает даже не сам Хосок, а скинувший гифку с дикими танцами в общий чат омег Минхо, которому об этом разумеется сказал представляющий интересы Хосока Джисон. И все снова переворачивается с ног на голову, Кай будто рождается заново, весь такой ожидаемо веселый, не пытающийся скрыть своей радости (и самую каплю злорадства). Хосок, конечно, не падал перед ним на колени, не клялся в любви, и развод, конечно, абсолютно не означает, что теперь путь к сердцу альфы расчищен и Кая там очень ждут. Не значит он и то, что у омеги вообще есть хоть какой-то шанс занять вакантное место, но сам факт того, что Хосок вскоре не будет связан с другим, сеет в груди омеги ростки абсолютного счастья. Откуда-то даже вновь появляется надежда, хотя её Кай все еще пытается придушить, чтобы не делать себе больнее. По сути он-то уже не маленький, школу окончил, азы профессии постигает с большим усердием, даже водительские права получил в отличие от Уёна, которого аж третий раз отправляют на пересдачу практики. Выходит, у Хосока больше нет аргументов, чтобы так бессовестно его отшивать. Кроме одного: Хосок больше к Каю ничего не чувствует. Омега на сотню процентов уверен, что между ними была взаимность раньше, но есть ли она сейчас — самый главный вопрос, на который Кай хоть и хочет узнать ответ, но в то же время боится.***
— То есть, ты не против? — Джин наблюдает за Тэхёном, который с головой залез в холодильник семьи Ким, пытаясь выискать, что бы еще пожевать. У них дома ничего вредного не водится, чтобы не дразнить Уёна, и даже ёнджуновы заначки с чипсами и шоколадом, про которые тот забыл после переезда, он уже все обчистил. — Я только за! — отвечают ему из холодильника, — Я мечтаю об этом уже четверть века, прости господи. Если эти придурошные не сойдутся в самое ближайшее время, то я им… — он наконец высовывается с пирамидой из сыра, сладкого творожка и шоколадного бисквита в руках, которая в этот момент, прерывая угрозу, чуть не падает, но Тэхён с милым «эть» успевает все поймать, — Еще не придумал, но они точно пожалеют! — Звучит страшно, — Джин показательно хватается за сердце и осматривает количество еды на столе, что пугает его уже всерьез. Он ведь прежде и сам его заставил вкусняшками, а Тэхёну и этого оказалось мало. Тут и сладкое, и соленое, и горькое разом, — Ты решил не ждать внуков, и сам залетел что ли? — Сплюнь! Я просто жутко голоден, и вообще Ёнджун сказал, что будет следующим, — старательный бутерброд из всего, что нашлось на столе, едва помещается в руках Тэхёна, а Джин на это безобразие смотрит с ужасом, ограничиваясь ореховыми конфетами, — Субин-и божий одуванчик, на все соглашается, что бы Ёнджун не предложил, так что с внуками все под контролем, они в процессе. На это старший беззлобно хмыкает. Он безумно любит Ёнджуна, но иногда ему становится жаль Субина, из которого муж и тесть вьют веревки. А вдобавок немного жаль, что с Юнги такое не прокатит. — Говорят, что омеги выбирают себе альф, похожих на их отцов. — Ну, нет, все, что объединяет Субина и Чонгука, — кроличьи повадки, — Сокджин аж давится чаем, — Да не в этом смысле! И больше Тэхён не пытается переубедить Джина, который не перестает придурошно смеяться и друга заодно заражает на хихиканье. Вроде бы взрослые люди, а на глупые шутки реагируют будто подростки. Здорово иметь кого-то такого совершенно дурного, но близкого и понимающего, да еще и сохранить эту связь в течение долгих лет. — Так а что насчет наших несмышленышей? — вспоминает старший, вдоволь отсмеявшись и утерев слезы. Они и раньше обсуждали, что свести детей было бы славно, в конце концов, безумная по началу идея Тэхёна Джина тоже в итоге заразила. А когда они узнали, что малыш Кай влюбился, то, казалось, что все складывается более чем идеально. Если бы не тупые принципы Хосока. — Можем поехать в семейную поездку и оставить этих двоих на заправке, пусть сами разбираются. — Не, с Сыченом Хосок никуда не поедет, мы с Джуном уже пробовали его вытащить, — это правда. Хосок в последнее время взвинчен от усталости и груды проблем, которые почему-то хочет решать исключительно самостоятельно. Все-таки взяли они мальчика уже самостоятельного, баловали-баловали, залюбили, а тот все равно боится быть обременительным. У Джина душа болит за наделавшего немало глупостей старшего сына. Глупостью Джин считает его ссору с Каем и замужество с Хёнсу, но, разумеется, никак не Сычена. Он невольно перескакивает мыслями на внука, задумывается о его щечках и внезапно улыбается так одновременно по-дурацки и зловеще, что даже Тэхён напрягается. — Есть идея получше.***
Пятничным вечером семейство Чон решает не ждать Кая и начать без него. Это впервые за долгое время будут их узкие семейные выходные, когда собрались даже Уён и Ёнджун, оставивший мужа дома зубрить кучу материала к предстоящей контрольной. И начать их они решили с пятницы, устроив марафон кино. Ёнджун и Тэхён рассаживаются по разным концам дивана, Уён падает между ними, разместив голову на коленях папы, а ноги закинув на подлокотник со стороны старшего брата. Чонгук выплывает из кухни, пританцовывая с огромной тарелкой нарезанных фруктов, и ставит их на столик, забирая себе гроздь винограда и втискиваясь между мужем и боковиной дивана. Эх, видели бы его подсудимые, которые ужасаются от одного только упоминания, что их дело отдано прокурору Чону. Его даже адвокаты боятся, ведь выиграть против него почти невозможно. Никто из его рабочего окружения и представить не способен, что Чонгук на самом деле может быть таким легким на подъем, веселым и любящим семьянином. Семейство все еще не решило, какой фильм будут смотреть, так что недовольный этим Ёнджун хмуро листает список триллеров, предложенных поисковой системой, бракуя уже второй десяток лент, пока остальные опустошают тарелку. На телефон Тэхёна звонко приходит сообщение, следом за ним еще одно, и еще, что заставляет его недовольно цокнуть и все-таки потянуться за гаджетом, чтобы посмотреть, кому там неймется. Это конечно же Джин, не умеющий писать большим текстом. «— Ни на что не намекаю — но намекаю — это не учебная тревога». Других объяснений и не нужно. Тэхён сразу же понимает, в чем дело, и гаденько хихикает, в момент оживляясь. План до безобразия дурацкий, но за неимением других вариантов решено воспользоваться именно им и сотворить маленькую ложь во имя общего блага. В первую очередь — блага двух запутавшихся детей. — Так, малышня, сейчас всем вам будет звонить Хосок, просить посидеть с Сыни. Кто придумает самую правдоподобную отмазку, тому дам сто тысяч, — дети не успевают удивиться или возмутиться, только Уён подрывается на локтях, чтобы заглянуть в глаза папы «Ты серьезно?», как тот уже отвечает на звонок. — Хосоки, привет, — голос его действительно звучит удивленно, — Ой, а я не в городе, солнышко, прости. Что? А Чонгук со мной. Точнее я с ним, отправили в командировку, так и навязался за компанию развеяться. Знал бы, что нужна будет помощь, остался бы, — рядом сидящий Чонгук едва не хрюкает от беззвучного смеха сквозь плотно сжатые губы, что-то печатая в своем телефоне, а в глазах Уёна внезапно появляется осознание, в отличие от все еще ничего не понимающего Ёнджуна. — Это что было? — недоумевает он, стоит Тэхёну отключиться. — Па заделался сватом, — поясняет свою догадку средний сын, заваливаясь обратно на колени, а Чонгук подтверждающе угукает, протягивая отлично справившемуся мужу виноградинку. — Не боитесь, что все опять закончится как тогда? — Ёнджун с сомнением переводит взгляд с отца на папу. Он вроде бы и хочет свести обожаемого братишку с любимым хёном, но опасается. Сложный период в жизни Кая, когда тот метался от апатии к истерике, он был не рядом, но повторного опыта с личным присутствием явно не хочет. Они оба для него близки, Ёнджун любит и брата, и Хосока, но не уверен, что оставлять их наедине безопасно, а ещё боится, как бы история и впрямь не повторилась вновь, только уже с большим ущербом. Может, и правда этим двоим лучше держаться подальше друг от друга, хоть в последнее время они и снова поладили. — За эту часть отвечает Намджун, ничего не знаю. Наше дело… — но договорить не успевает, поскольку теперь уже звонит телефон Уёна. Тот лениво смотрит в экран с подписью «Хосоки-хёни» над забавной детской фотографией и просто отключает звук. — Не ответишь? — удивляется Чонгук, который был более чем уверен, что сын поборется за обещанный Тэхёном приз. — Не, я на репетиции, — за что получает сопровождаемый радостным писком чмок в макушку от папы с последующим «Умница». — А если он позвонит Субину? — Ёнджун хватается за свой пока еще не звонящий телефон. На это Чонгук поворачивает к нему экран своего смартфона, где открыт чат с зятем, в котором он просит не отвечать на звонки Хосока до конца дня и не говорить ничего Каю, чтобы эти двое не смогли избежать встречи. Куча стикеров от альфы выражают полное согласие и обещают молчать во что бы то ни стало. Субин врать не умеет от слова совсем, и лучший вариант для него — просто не отвечать на звонки. Как и ожидалось, следом Хосок звонит Ёнджуну и тот даже успевает обидчиво буркнуть, что о нем вспомнили в последнюю очередь, прежде чем поднимает трубку и страдальческим голосом заливает, как ему жаль, что он не может помочь, ведь лежит скученный в предтечке и вряд ли доедет в таком состоянии, а Субин будет в университете до вечера и, ах, такой рассеянный, забыл телефон дома. Врать почти не приходится, гиперактив и правда скоро начнется, только вот чувствует себя Ёнджун самым лучшим образом. — Кай нас убьет, когда узнает, — резюмирует он с отключенным телефоном в руках. — Ну ничего, фильм досмотреть успеем, давай включай уже что-нибудь!***
Несмотря на то, что Хёнсу сам пришел к Хосоку с намерением быть вместе и растить сына, выпорхнул он из недовитого семейного гнезда в тот же день, когда услышал заветное слово о разводе. Будто и сам хотел давно, но не решался. Все-таки муж его полностью обеспечивал, и именно к этому он тянулся еще тогда, в Пусане, но все же спать на диване у друга оказалось для него лучше, чем быть связанным оковами отцовства. Хоть в последние недели Хёнсу и проводил с Сыченом мало времени, без него стало сильно труднее. Первое время ему на удивление больше всего помогает Джисон, который приехал в Сеул как адвокат альфы. Обычно Ханы останавливались в доме Намджуна и Сокджина, потому что однушка Юнги и Чимина чересчур мала, чтобы приютить целую семью с двумя детьми. Но в этот раз Джисон сам предложил свою помощь не только как адвокат, но и как друг, чтобы посидеть с ребенком, пока Хосок занят делами фирмы. Нужно признать, что опытный Хан, который до второй беременности Минхо сам сидел с Мунбёль в декрете почти два года, справлялся с ребенком прекрасно. Он умудрялся так занять Сычена в течение дня, что тот спал крепким сном всю ночь беспробудно, хотя обычно всегда поднимал Хосока уж пару раз точно. А еще Джисон готовил поразительно вкусный омлет, позволяя другу поспать с утра лишние пятнадцать минут. Что расстроило Хосока больше всего — Хёнсу совсем не заявил прав на малыша и отказался от опеки над ним. С имуществом оказалось сложнее, и здесь уже омега выставил запрос на часть совместно нажитого, хотя сам в покупку новой машины и техники не вложил ни воны. Но Джисон быстро урегулировал этот вопрос и ни у кого в суде не оставалось причин затягивать процесс надолго. Развод и так растянулся почти на месяц и в результате Хосок почувствовал, будто с его плеч свалился тяжелый груз. Ни он, ни Хёнсу больше не будут мучить друг друга. После отъезда Джисона (он не все время был рядом, тоже уезжал на выходные или Минхо приезжал с детьми) Хосок всерьез хотел нанять няню, но получил за это по голове от Сокджина, который в тот же день делегировал свои руководительские обязанности на толковых помощников и стал проводить почти весь день с Сыченом. Иногда он забирал его к ним с Намджуном домой, давая сыну возможность отдохнуть, но Хосок не соглашался на это слишком часто. Он бы и рад всего себя посвятить сыну, но, к сожалению, деньги не падают ему с неба, а от родителей финансовую помощь он больше ни за что не примет (Джун пытался). Из-за упрямства и настойчивости папы он вынужден раз за разом просить именно родственников сидеть с малышом. Хосоку уже и правда стыдно, ведь когда и Сокджину необходимо уезжать решать вопросы в фонде, приходится просить кого-то еще, а у них ведь наверняка и своих забот хватает. Конечно, они соглашались и заверяли, что всегда готовы, но Хосоку казалось, что никто просто не может прямо сказать, что он уже задолбал всех своими проблемами и слишком часто отнимает личное время на помощь с ребенком, которого заделал по тупости. Ни один из членов семьи так не думал. Но Хосок постепенно сходил с ума от отчаяния и когда никто не смог помочь ему посидеть с Сыченом, вновь оказался вынужден звонить Каю. Хоть они и наладили отношения, Хосок абсолютно уверен, что после того, как беспощадно заявил Каю, что не рассматривает его как омегу, просить посидеть с ребенком от другого он не имеет ни малейшего права. Но Хосок просит, потому что выбора у него нет. А Кай соглашается, вновь даже не задумавшись, будто (так и есть) только и ждал, когда такая просьба ему поступит. — Опять вспомнил обо мне последним, — фыркает он вместо приветствия, на что старший пытается пристыженно оправдаться, но безуспешно — Кай уже уходит мыть руки, чтобы скорее затискать малыша. По пути к дому Хосока он лишь с третьей попытки дозвонился до папы, чтобы выяснить, о каких таких делах его любимых родственников упомянул просящий присмотреть за сыном альфа. Кай как раз ехал с учебы, а домочадцы по идее ждали его для семейного просмотра фильма, вряд ли все они отказали бы альфе только из-за этого. Подвох весьма очевиден и уж чего Кай точно не ожидал, что отец выхватит трубку и настоятельно будет рекомендовать ему брать ситуацию в свои руки. Если бы не страх снова быть отвергнутым, то Кай так и поступил бы, но опыт прошлого сильно притупляет его решительность, да и поведение Хосока не дает Каю такой уверенности во взаимности, как раньше. Поэтому он просто играет с Сыченом остаток дня, а потом болтает с альфой на кухне, когда тот предлагает выпить чаю с пирожными, которые купил в знак благодарности. Они говорят обо всем, кроме чувств друг к другу. Сычен незаметно для взрослых съедает крем с обоих десертов и Хосок переживает, не появится ли у него сыпь. Он помнит, как в детстве не углядел за Уёном, который стащил шоколадку с его стола и которого потом с жуткой сыпью и удушьем увозили на скорой. И хотя взрослые его ни в чем не обвиняли, Хосок долго не мог себя простить и плакал всю ночь, пытаясь слезами вымыть из глаз воспоминание о задыхавшемся мальчике. У Сычена аллергии нет, но большое количество сладкого может спровоцировать нежелательную реакцию (такое уже случалось, хоть и отделался малыш только легкими покраснениями), а Хосок теперь переживает за двоих, порой накручивая себя совершенно без повода. — Эй, — рука Кая ложится поверх его руки, — Все в порядке. Ты ведь знаешь что делать в случае чего. И я с тобой, я почти врач, помнишь? — он ободряюще ему улыбается, чуть сжимая пальцы. Паниковать раньше времени нет смысла, с Сыченом все хорошо и он очень даже со счастливой мордашкой сидит между взрослыми, невольно становясь маленьким купидончиком и совершенно не понимая, почему за него так волнуются. А Кай так и не убирает руку, наслаждаясь моментом. Никто и не против.***
К сожалению родителей с обеих сторон они не сходятся так быстро, как бы всем хотелось. Но к радости Кая Хосок начинает обращаться к нему чаще и довольный омега несется на выручку практически сразу после занятий, подменяя Джина. Вообще Сокджин мог бы и дальше сидеть с внуком вплоть до вечера, но выдумывал себе кучу дел, а иногда и правда таковые имелись, ведь не могли же всем и всегда заниматься только его помощники. В фонде забот немерено, так что после приезда Кая он спешил работать, тайно надеясь, что вот уже сегодня у этих двоих точно все получится. Он даже попытался сам выведать у Хосока, что тот чувствует к Каю, но после провальной попытки подговорил на это и Чимина, и даже Юнги. Но Хосок о своих чувствах распространяться не спешил и всех этим уже порядком достал. Этим утром за Сыченом приглядывает Юнги. Впрочем, друг должен остаться с ним на весь день. У папы какие-то завалы в преддверии рождества — детям из приютов и малообеспеченных семей кроме того, что нужно купить подарки, так теперь еще распределить, а позже и раздать, так что дел у него невпроворот. У Чимина панические попытки подтянуть хвосты к сессии, а у Юнги стоял только первый урок, так что остаток дня он вызвался посвятить малютке. Они с Чимином планируют малыша только через пару лет, но по правде, Юнги хотел бы уже сейчас. Он и сам готов уйти в отпуск по уходу за ребенком, но для этого нужно, чтобы у Чимина уже имелась стабильная работа, а это возможно только после выпуска из университета. И Юнги действительно проводит с маленьким омежкой весь день, но вечером Хосок почему-то застает в квартире Кая. — Привет? — появление младшего для него неожиданность, Юнги не предупреждал, что уйдет. В последнее время Кай часто ему помогал, и Хосок снова предпринял попытку выстроить дистанцию хотя бы для того, чтобы дать Каю больше свободы, а не тратить все его драгоценное время на присмотр за чужим ребенком. Только Хосок совсем не понимает, что Сычен для омеги давно не чужой, а сам Хосок — все еще. — У Юнги-хёна появилось какое-то дело, поэтому я его сменил. Омега лишь приподнимает уголки губ, утаивая за этой улыбкой правду. Не будет же он говорить, что заявился сам и буквально выгнал Юнги домой. Сычен сидит на коленях Кая, смотря мультик по телевизору. Он удостоил отца только мимолетным взглядом и снова уткнулся в экран, где любимые персонажи впутались в очередную историю. Кай поддерживает его за животик, не давая упасть, а альфа внутри Хосока едва не воет от того, насколько правильна картина перед ним. С развода прошло чуть больше двух месяцев, но воспоминания о Хёнсу вместе с Сыченом уже стали совсем размытыми, будто тот вообще никогда не был рядом. К слову, за это время он ни разу не дал о себе знать даже телефонным звонком, и поначалу Хосок переживал, что Сычена травмирует разрыв с папой и он будет постоянно о нем спрашивать, но вопреки опасениям сын ждал папу только поначалу. Видимо холодность Хёнсу была для него привычной и потому уход не стал настолько болезненным. Зато Кая Сычен теперь выспрашивал почти также часто как «деду» и это совершенно не удивительно. Как не удивительны и чувства Хосока, которые при всех попытках их задушить, уничтожить и вырвать с корнем до сих пор остаются неизменными. Для Хосока Кай не друг и не брат, а омега и в этом он бессилен. — Поговорим? — Кай будто читает его мысли, но правда в том, что именно с целью долгожданного разговора он здесь. Они всю ночь проболтали с братьями, собравшись в комнате Уёна, и Кай оказался настолько преисполнен решительности, что прибежал сразу же после окончания пар. Взгляд альфы только придает ему уверенности в том, что несмотря на страх и всю ту боль, которую он снова может испытать, попытаться однозначно стоит. Почти шесть лет назад они вот также на кухне вели почти такой же разговор. Теперь Кай больше не бросающийся в крайности подросток, но и за плечами у Хосока уже неудавшийся брак и малютка-сын. — Все еще думаешь, что я твой маленький братишка? — начинает Кай, сжимая кружку. Слова даются трудно, неосознанно вспоминаются все брошенные в пылу фразы и сердитое лицо Хосока на лестнице. Еще тогда следовало бы поговорить нормально, а не таить обиды и душить слезы, прячась друг от друга. — Давно не думаю, Кай-я, — это, наверное, впервые, когда он признает это вслух, а не только в пучинах разума. — Только пытаюсь убедить. Кай выдыхает, кажется, он не дышал, пальцы на кружке расслабляются, сердце бьется еще чаще, но в уже более радостном ритме. — Черт, — Хосок резко подрывается, чем внезапно пугает успевшего расслабиться Кая, запускает пальцы в волосы и едва не воет, меряя небольшую кухоньку шагами, — Я не знаю, как теперь быть, Кай, я столько боли тебе причинил, столько нервов потрепал, надеялся, что ты меня разлюбишь и все это наваждение закончится, но прошло столько лет, а я все также… люблю тебя, — он садится перед младшим на корточки, затем обессиленно опускается на колени и руки омеги тут же тянутся к нему, разглаживают взлохмаченные волосы, гладят затылок. А сам Кай улыбается, понимая всю глупость ситуации, в которую они сами же себя и загнали. — У тебя закончились причины отталкивать меня, хён, — он сползает со стула, обнимая старшего, немного дрожит от радости и неверия. Руки Хосока горячие и даже через ткань футболки Кай это ощущает. Он кладет голову на плечо старшего, жмурясь довольным котом и возрождая забытое чувство из детства, но до конца так и не может осознать, что это все взаправду, а не его очередной сон. — Я так обидел тебя. — Еще как. — И я теперь такой старый. — Эй, — младший тут же отстраняется, — Хватит. То я для тебя маленький, то ты для меня старый — самому не надоело? Забудь уже о возрасте. Я люблю тебя, — он обхватывая лицо альфы ладонями, тем самым заставляя смотреть на себя, — Люблю, слышишь? И ты меня любишь, ты сам сказал! Так что давай бери ответственность, как Хёнсу под венец вести, так ты быстро решился, а меня… Но тут неожиданно Хосок чмокает его в губы, обрывая тираду. Одним маленьким касанием загладить вину за столько лет у него конечно же не получится, но остановить поток пусть и резонных обвинений — вполне. Омега приходит в себя быстро и уже сам настойчиво тянется к губам, о которых мечтал все эти годы. По собственным убеждениям и из-за упрямства Кай ни с кем не встречался и не целовался, но настойчивости в этом деле ему не занимать и он даже валит Хосока на спину, наседая сверху. — В этот раз так просто не отделаешься. — И не собираюсь. — Хочу быть с тобой, — Кай еще ближе льнет к старшему, сильнее прижимает колени к его бедрам, удерживая, будто по-прежнему боится, что вот сейчас альфе снова что-то взбредет в голову и он опять оттолкнет. Но Хосок этого делать не собирается. Он столько лет бегал от Кая и от себя самого, и не сделал лучше никому из них. Только зря время потратил, а ведь уже давно мог вот так обниматься с любимым омегой, забирать его из университета, болтать за ужином, делить постель. Стоило просто подождать, как Юнги ждал Чимина. Может, немного дольше, но все же. — Будь со мной, Кай, — тихо, но твердо просит он о том, о чем должен был просить уже давно, — Пожалуйста.***
Новость о том, что они теперь встречаются, разлетается за считанные мгновения. Когда твои братья Ёнджун и Уён, а папа Тэхён, то удивляться не приходится. Даже Минхо шлет ему поздравительные голосовые полночи, не давая спать, а «эта благородная эпоха» оживает впервые за долгое время и разрывается от сообщений, приходится даже отключить уведомления. Жаль только нельзя отключить Уёна, который приехал с репетиции раньше обычного, накинулся на младшего с объятиями, чуть было не завалив его на пол, и стал кричать так, что наверное из-за него Минхо и услышал новости аж в Тэгу. Для Тэхёна это лучший подарок под Рождество и к предстоящему дню рождения. Наконец-то его давняя мечта свести детей стала явью, но больше всего он рад не за себя, а за сына, рад, что Кай, наконец, перестанет терзаться от неразделенной любви и будет счастлив. Теперь определенно будет! Легкая обида на Хосока томилась в Тэхёне все эти годы, но в разы сильнее он надеялся, что в конечном счете эти два влюбленных друг в друга дурака наконец-то будут вместе. К тому же он теперь сможет гораздо больше времени проводить с Сыченом и гордо звать его внуком, ведь раньше Джин дразнился тем, что у него их три, а у Тэхёна только два. Хорошо хоть Минхо и Джисон вовсе не против, что у их детей есть самоназначенные дедушки, тем более, что нет родных. У Минхо и Юнги разные отцы, своего Юнги не знает и не признаёт, отец Минхо умер когда тот был еще совсем маленький, а их папа — спустя пару лет после операции Юнги. Отец Джисона ушел из семьи, когда мальчику было пятнадцать, завел новых детей, совершенно не интересуясь своим первенцем, только лишь присылая деньги на праздники. Мама умерла еще до их знакомства с Минхо, и отец даже не приехал на похороны, из-за чего они окончательно разругались и больше не выходили на связь друг с другом. Может, именно поэтому оба так обрадовались, когда Юнги познакомил их с Кимами, а потом и с Чонами. Их маленькая семья вдруг стала большой и счастливы были не только они, но и старшие, которые обрели новых детей, а потом еще и внуков. И теперь у Тэхёна их совершенно точно три, двое из сыновей в надежных альфьих руках, а Уён стремительно исполняет свою мечту, готовясь к прослушиванию в Национальном театре Кореи. Это ли не счастье? Следующим днем Кай снова сидел с малюткой Сыченом и после они все трое приехали в дом Чонов. Так просто Тэхён не собирался их отпускать и нагло конфисковал у альфы внука, уходя показывать ему подарки, которые вообще-то прикупил к Рождеству, но купит новые. — Хосок, — Чонгук кивает альфе в сторону двери, ведущей на веранду. Они все мило побеседовали за ужином, решили за чаем дождаться как обычно задерживающегося на репетиции Уёна, который сообщил, что едет еще час назад, и тут вдруг Чон внезапничает серьезным тоном, — На минутку. Омега вдруг начинает паниковать несмотря на то, что некоторое время назад Чонгук сам подталкивал его к Хосоку. И даже папы нет, чтоб спросить, чего это отец удумал. На улице морозно, но они здесь ненадолго. — Ты же знаешь, что ты мне как сын, — начинает Чонгук. Если бы Хосок не был знаком с ним все эти годы, то мог бы испугаться, все-таки Чон его гораздо крупнее и выше, еще и городской прокурор. К тому же Чонгук очень ревностно оберегает своих омег и Хосок некоторое время был уверен, что после того случая в Пусане и вовсе потерял его доверие. Но Чонгук всегда был и остался к нему добр и заботлив скорее как старший брат, нежели отец. Поэтому Хосок его совсем не боится, только вот очень даже зря, — Но если ты еще раз доведешь его до истерики, я тебя убью, — говорит он без доли шутки во взгляде, что у Хосока и впрямь проходится холодок по коже. Одному богу известно, как Чонгук удержался от смеха. — А я распакую по пакетам, — в дверях неожиданно появляется Кай, который не смог отговорить себя от того, чтобы не подслушать разговор. Вот еще, придумали тут! Он стремительно сокращает расстояние между ними и обнимает альфу. Своего альфу, исподлобья поглядывая на Чонгука и безжалостно его сдавая: — Пойдемте в дом уже, а, нашли место. И вообще, отец, ты больше всех топил за наши отношения, не пытайся казаться строгим! А Хосоку не нужны угрозы, пусть и шуточные, чтобы сделать Кая счастливым. Так уж вышло, что он сильно облажался и не заметил, что его персональное счастье всегда было рядом с ним с самого детства. Череда допущенных ошибок едва не разлучила их навсегда, но даже если они не истинные, неужто не сама судьба толкала их друг к другу все это время? Разве не ее нити окружили и стягивали их, болезненно сжимаясь, когда оба пытались убежать от этих чувств? Хосок готов благодарить и судьбу, и всех богов, и сводников родителей, и, конечно, самого Кая за то, что сейчас может сжимать его ладонь в своей. Теперь он будет дарить этому омеге всю свою любовь и ласку, извиняясь перед Каем много-много раз, пока тот безмятежно спит теперь уже всегда только рядом с ним.