***
— Ненавижу выбивать долги у таких долбоебов. Вот что он мне собирался сделать ножом для сыра? А как уверенно пошел с ним, блять, махал своей тощей синюшной рукой. — Ненавижу выбивать долги, – ответил Кроули, хмурясь и вытирая платком кровь с лица. Его изматывали подобные задания. Благо, убивать никого не пришлось, хотя Хастур сломал пару ребер и руку тому парню, полезшему к нему с ножом для сыра, который можно было бы просто выбить из рук. Его изматывало бессмысленное насилие. Угроз было бы вполне достаточно. Самому старшему в той квартире было года двадцать три от силы. Нож для сыра, кстати, оказался в плече у тощего конопатого парня, решившего дать отпор. Его изматывало то, что он вынужден тратить свои силы и время на плевые задания, с которыми бы справились даже новички в их деле, вместо того, чтобы заниматься более сложными, более серьезными и более прибыльными делами. Они вышли из дома и прошли к машине. Пока ехали, Кроули отмахивался от всех разговоров с приставучим Хастуром. Он планировал оставить его у офиса и поехать по уже выученному наизусть адресу. — Погнали со мной вечерком, а. Флоренс тебе ждет, – ухмыльнулся Хастур. — Нахуй Флоренс. — Да ладно тебе, нельзя совсем не ебаться – член отвалится. Кроули закатил глаза. — Кто тебе сказал, что я не ебусь? — Ага! – он показал на него указательный палец. – Значит, все-таки у тебя кто-то есть? — И нахуй тебя, – Кроули остановил машину. – Проваливай. — Ладно, окей, нахуй Флоренс, – он поднял руки. – Погнали по пивку хотя бы бахнем. Ты ж пиздец нервный, тебе надо расслабиться. — Ты, блять, глухой? – рявкнул Кроули. Еще чуть-чуть, и он выкинет его из машины собственными руками. — Твою мать, Кроули, что с тобой стало, а? – Хастур как будто его не слушал. – Что изменилось? Где тот Тони Кроули, с которым я познакомился одиннадцать лет назад? Кроули сжал руль. — Еще раз меня так назовешь – сломаю нос. — Не обессудь, – он махнул рукой. – Че случилось-то? Кроули хотел в последний раз послать его, но вдруг задумался. Если такой идиот, как Хастур, о чем-то догадывается, то остальные точно все поймут. Тогда он по-крупному влипнет. Ничего ведь не будет, если они просто выпьют по пинте пива? — Хуй с тобой, поехали, – он завел машину. — Вот это я понимаю! – Хастур одобрительно похлопал его по плечу. — Руку, блять, убрал, – рыкнул Кроули. — Ладно, ладно, остынь, – Хастур поднял руки, сдаваясь. Кроули нажал на газ.***
Одной пинтой не ограничилось. Они вывалились из паба в два часа ночи и закурили. Кроули убеждал себя, что это стоило того, чтобы отвести от себя подозрения. Настроение его стало еще более поганым. — Поехали дальше, а. — Нет, – затянувшись, ответил Кроули. — Да че ты, давай, – Хастур был на веселе, хотя еле стоял на ногах. — Я сказал, нет, – отрезал Кроули. Хастур цыкнул. — Ладно, возможно, с тебя и правда хватит. Они замолчали. Кроули не смотрел на него. Он вызвал себе такси до книжного магазина. Ему не столько хотелось трахаться, сколько не хватало тепла и заботы. Две минуты они стояли молча. Хастур, опустив голову, бездумно пинал какие-то камешки, банки и прочий мусор, валявшийся под ногами. Кроули смотрел в расписанную граффити кирпичную стену перед собой – они уехали не шибко далеко от той многоэтажки с притоном и вонючим лифтом. На его лицо падал красный свет неоновой лампы. Он понятия не имел, что скажет Азирафелю, он просто хотел приехать к нему, сесть на старый диван, выпить кофе или чай – он был согласен даже на обожаемое Азирафелем какао – и крепко его обнять. Подъехало такси. Кроули выкинул окурок в сторону и двинулся к машине. — Слушай, – вдруг сказал Хастур. Кроули обернулся и бросил на него сощуренный взгляд, скрытый очками. — А ты бывал на родине? — О чем ты, мать твою? – он оперся рукой о крышу такси. — Ты был когда-нибудь в Ирландии? Опять он со своей Ирландией, настырный ублюдок, подумал Кроули. — Мы же ездили в Белфаст на задание, ты не помнишь? — Я не про сраный Белфаст, – Хастур цыкнул, – ты меня понял. Кроули слегка пошатнулся. Он несколько молча смотрел на Хастура, а потом прочистил горло. — Раза три. В детстве. А что? — Мы поедем или как? – спросил таксист с северным акцентом. Хастур выбросил окурок примерно туда же, куда и Кроули. — Просто, – пожал плечами Хастур. – Увидимся. — Ага, бывай, – Кроули махнул рукой и ввалился в машину. Таксист оценивающе взглянул на него, понял, кого ему предстоит везти и что, к счастью для Кроули, лучше разговор не завязывать, включил счетчик и нажал на газ. Кроули, откинувшись на спинку заднего сиденья, смотрел перед собой и качался при поворотах, забыв пристегнуться. Он думал о словах Хастура. Причем тут, блять, Ирландия? По радио играла песня, которую он слышал не впервые. Он вслушался в слова. Молодая девушка пела что-то про любовь, как это обычно и бывает. А потом она задалась вопросом, знаешь ли ты, как это чувствуется, когда тебя оставляют в одиночествеМысли об одиночестве захлестнули его. — Переключи, пожалуйста, – буркнул Кроули. Водитель посмотрел в зеркало заднего вида. Выражение лица его пассажира говорило о том, что переключить определенно стоило. — Как скажешь, приятель, – пожал плечами таксист и переключил радиостанцию. На другой волне играла какая-то энергичная и жизнерадостная песня с незапоминающейся мелодией. Кроули не возражал. Наконец они подъехали к книжному магазину. Кроули достал из кармана бумажник, вынул оттуда пару купюр крупного номинала. — Сэр, мне кажется, тут больше, чем нужно, – таксист, подняв брови, бросил на него удивленный взгляд. — Возьми, – протягивая ему купюры, настойчиво сказал Кроули. Таксист, помешкавшись, взял деньги. Кроули открыл дверь. В него ударил поток прохладного ночного воздуха. — Благодарю, сэр. Доброй ночи. — Ага, тебе тоже, – он вывалился из машины и, пошатываясь, двинулся к магазину. Такси умчалось прочь, визгнув шинами. На улице, обычно оживленной днем, не было ни души. Кроули сунул руку в карман, едва не плюхнувшись в лужу, и достал ключи. В теплом свете фонаря он рассмотрел их и нашел нужный. Он подошел к двери и привалился к ней лбом. Вставить ключ в замочную скважину удалось с первого раза, все-таки не зря он получал свои заработанные нечестным путем деньги – меткости у него было не занимать. Распахнув дверь, он на ощупь дошел до лестницы. Тихо матерясь и чуть ли не прилипнув к перилам, чтобы не упасть, он осилил лестницу и вошел в квартиру, в которой, к его удивлению, горел свет. В прихожую вышел Азирафель. На нем были очки в тонкой круглой оправе. — Кроули? Что ты тут делаешь? Кроули уставился на него с приоткрытым ртом. — Решил заехать. — Зачем? – Азирафель скрестил руки на груди. Блять, он, кажется, недоволен, подумал Кроули. Его мозг не мог выдать ни одной веской причины, почему он приехал. Он надеялся, что Азирафель как-нибудь сам догадается. — Я, ну... – он взмахнул рукой. — Ты что, пьяный? – строго взглянул на него Азирафель. — Да, – твердо сказал Кроули, радуясь, что хотя бы на один вопрос он знает точный ответ. Азирафель вздохнул и снял очки. — Что случилось, Кроули? — Да не чтобы случилось, – он оперся о шкаф, так удачно оказавшийся рядом и не давший ему упасть. – А ты чего не спишь? – Кроули нахмурился. — Я работаю. Если быть точнее, работал, пока не пришел ты. Его возмутило то, что Азирафель был вынужден работать ночью, а не спать в охренительно мягкой и удобной кровати. — А почему ты работаешь ночью? — Потому что не успел доделать кое-что вечером. Кроули почувствовал резкое желание работать, не покладая рук, отдать ему все без остатка, лишь бы он не перенапрягался. — Может, тебе помочь? Азирафель терпеливо вздохнул. — Чем ты можешь мне помочь, Кроули? — Чем угодно, ангел, – он выпрямился настолько, насколько мог, чтобы не сваливаться на пол. — Ты что-то понимаешь в бухгалтерских отчетах? Он нихрена не понимал в бухгалтерских отчетах. — Я быстро учусь, – заверил он. Азирафель покачал головой, подошел к нему и начал снимать его пальто. — Ты чего? – Кроули недоуменно моргнул. — Не будешь же ты спать в пальто, – объяснил Азирафель. — Мне можно остаться? – Кроули широко улыбнулся. Надо будет его отблагодарить, подумал Кроули. Купить дорогущее вино, кремовый торт и какую-нибудь старую ветхую книжонку, которые любит коллекционировать Азирафель. — Полагаю, у меня нет выбора. Ты не водил в таком виде, я надеюсь? — Не-а, на такси приехал. — Что ж, уже неплохо, – он повесил пальто в шкаф. – Идем в гостиную. Кроули поплелся за ним, попутно цепляясь за все косяки. Азирафель включил свет и переставил небольшую стопку книг с дивана на журнальный столик. — Присядь, – он мягко дотронулся до крепкого твердого плеча, обтянутого черной тканью, и заодно снял с него очки. Кроули хотел коснуться его в ответ, но Азирафель куда-то ушел. Кроули посмотрел ему вслед, постоял посреди комнаты с очками в руках и плюхнулся на диван. К счастью, Азирафель быстро вернулся. В руках у него были плед и подушка. — Спать будешь здесь. Кроули нахмурился. — Не понял. — Ты будешь спать здесь, в гостиной. Не со мной, – объяснил Азирафель — Почему? — Потому что ты, черт возьми, заявился ко мне пьяный в два часа ночи! – ответил Азирафель на повышенных тонах. Кроули посетило то малознакомое ему скребущее изнутри чувство – стыд. Какой же он, блять, эгоист. Его разрывало на части от того, что Азирафель отвергает его, пускай не до конца. — Прости, – он опустил голову и собирался встать. – Я тогда это... пойду, что ли. — Нет, – отрезал Азирафель, – ты останешься здесь. Кроули поднял на него глаза. Теперь он точно ничего не понимал. Взгляд Азирафеля смягчился. Он сел рядом с Кроули, отложив подушку и плед в сторону. Он потянул к нему руку и дотронулся до щеки, провел по ней, затем – по волосам. — Что у тебя случилось, дорогой? Он не впервые так его называл, но каждый раз был особенным, каждый раз внутри него что-то переворачивалось и наливалось теплом. — Я устал, – он уткнулся лбом ему в плечо. – Я не про то, что я весь день на ногах, понимаешь? Другая усталость. Мягкая рука вновь провела по рыжим волосам. Азирафель его гладил. Кроули зажмурился. — Еще этот, блять, со своей Ирландией. — Кто? – уточнил Азирафель. — Мой... э-э-э... мой коллега спросил меня, бывал ли я на родине. Я не понял, переспросил, он ответил, что имеет ввиду Ирландию. — У тебя не ирландский акцент, – заметил Азирафель. — Потому что я не из Ирландии, – просто ответил Кроули. Азирафель на него вопросительно посмотрел, хоть он этого и не видел. — Мать родом из маленького городка в шестидесяти километрах от Дублина, – после недолгого молчания продолжил Кроули. – Она уехала оттуда в юности. Говорила, ее душило то место. Я тогда не понимал, о чем она. Она переехала в Штаты, там встретила отца. У него там все намешано: шотландцы, итальянцы, голландцы, немцы, ирландцы – он говорил, что даже мексиканцы, но, мне кажется, пиздел. Когда мне было семь, она взяла меня с собой в Ирландию. Там было... странно. И мы туда ездили три года подряд, и каждый раз было странно, – он икнул. – Прошу прощения. Потом мы вернулись туда, когда мне было семнадцать, и я понял. Я там чужой. Хастур спросил про родину, и я в полной мере осознал, что у меня нет этого ощущения родины. Большую часть жизни я где-то, постоянно езжу. Последние четыре года почти не выезжаю из Лондона и близлежащих городов, и это вроде как прогресс, – он хмыкнул. — А Штаты – не твоя родина? — Я там нигде так и не осел. В детстве переезжали часто. Родители много лет живут во Флориде, но я туда не приезжаю как к себе на родину – я приезжаю в гости к родителям. Ты бы им понравился, – он невесело усмехнулся и замолчал. – Нахуй он вообще меня спросил об этом? Только хуже сделал, еблан. Мне даже слово это не нравится – родина, – скривился он. — А какое больше подходит? – Азирафель пропустил рыжие пряди через пальцы. — Дом. У меня нет дома. Есть квартира в Мэйфере, большая, классная, но... это не то, понимаешь? – он замолчал. – Я просто... блять, я не привык никому жаловаться. — Мне кажется, ты не жалуешься. — А что тогда? – он поднял голову. — Ты делишься переживаниями, тем, что накопилось у тебя внутри, видимо, за долгое время. В этом нет ничего зазорного, – он прижал его к себе второй рукой. Кроули обхватил его поперек спины и прижался головой к его груди. Вот почему он такой невозможно милый и добрый? — Прости меня за все, – тихо сказал он. — Я не держу на тебя зла, дорогой. — Ты же даже не знаешь, как меня зовут. Он осознал, как странно и даже дико это звучало. Они знакомы уже пять месяцев, а он так и не сказал Азирафелю свое имя. — И как же? — Энтони Дж. Кроули. — Позволь спросить, а что значит Дж? Кроули издал какой-то странный звук, похожий на "нгк", означающий, что он не в состоянии внятно ответить. Азирафель понимающе кивнул. — Красивое имя, – он улыбнулся, – чмокнул его в макушку. – Ты обязательно со всем справишься. — Почему ты так уверен? — Потому что ты сильный. Возьмешь отпуск, отдохнешь – станет легче. Кроули нервно посмеялся. Если бы он только знал, что отпуск ему светит только на два метра под землю, и его ангел не попадет на похороны. — Что тебя рассмешило? – беззлобно спросил Азирафель. — Мой милый, наивный Азирафель, – Кроули огладил его спину. – В моем деле нельзя взять отпуск, – он сильнее вжался в мягкое тело. – Я так хочу тебе все рассказать, – прошептал он, – так хочу, но не могу. Он почувствовал, что вот-вот заплачет, почувствовал слабость и беспомощность, почувствовал себя жалким пьяным ничтожеством. — Я понимаю. — Нет, – он завертел головой, – ты не понимаешь. Я... блять.. я нажрался, как свинья, испортил тебе вечер. — Не говори так, дорогой. — Но так и есть! – он поднял голову и посмотрел на него загнанным взглядом. — Мне не очень приятно, что ты приехал ко без предупреждения, к тому же пьяный, но... – он мягко улыбнулся. — но я не могу на тебя долго сердиться, – признался Азирафель. У Кроули забегали глаза. Опять он искал в нем ответы и снова не находил. — Почему, Азирафель? Азирафель тихо посмеялся. — Глупый, глупый Кроули, – он покачал головой. Он коснулся его губ своими, коротко, легко, нежно. Кроули широко раскрыл глаза, уставившись на него. Все встало на свои места. Как он мог быть так слеп и глуп? Как мог не замечать то, что у него было под носом? — Я... – он то открывал, то закрывал рот не в силах подобрать слова, – я не часто говорю о своих чувствах, но... – он запнулся, – ты, наверное, сам все знаешь. Азирафель крепко обнял его, тихо шурша рубашкой, нащупал его руку и накрыл своей. — Я тебя тоже, Энтони. Кроули прижался к нему еще ближе, больше не сказав ни слова. Они так и уснули на диване в обнимку. Утром Кроули проснулся накрытый пледом.***
Кроули подошел к толстым деревянным дверям, постучался и вошел. Босс сидел в костюме за десятки тысяч фунтов, откинувшись в кожаном кресле, и курил сигару, как и полагается боссам мафии. Он выглядел шикарно для своих пятидесяти лет, у него не было ни одного седого волоса – подкрашивал, но вряд ли кто-нибудь решался ему это сказать. — Я слышал крик за дверью. Почему ты ударил Хастура? — Ирландский ублюдок лез туда, куда не надо, – ответил Кроули. — Что-то имеешь против ирландцев? – босс выгнул бровь. Кроули мысленно закатил глаза. И он туда же. — Имею против бестактных долбоебов вроде Хастура. Я пришел, – продолжил он, – чтобы узнать точное время, когда я должен пристрелить этого Мэнсона, а не обсуждать Хастура. — Мэйсона. — Мэйсона, – повторил Кроули. Босс вздохнул и затянулся сигарой. — Про тебя ходят разные слухи. Нашел себе подружку? Или дружка? – хитро улыбнулся он. Блять, блять, блять. Надо было не в челюсть бить, а сразу язык вырвать. — Поэтому и я вмазал Хастуру. Босс поднялся с кресла. Улыбка сползла с его лица. — Мне ты тоже вмажешь? – он цыкнул. – Ты не следуешь указаниям, отклоняешься от планов, хамишь, а теперь дерешься с другими. — Но вы же дали мне это задание, – возразил Кроули. – Лигур – лучший снайпер, чем я. — Ты работаешь чисто, несмотря на своенравность, – он снова затянулся и выпустил едкий дым. – Положи руку на стол. Кроули подчинился. — Кроули-Кроули. Ты ценный сотрудник, профессионал своего дела. А твоя работа над проектом по кибербезопасности компании просто блестящая – ты превзошел сам себя, – босс выдержал паузу. – Но ты слишком много себе позволяешь. Босс железной хваткой прижал руку Кроули к столу и прислонил к ней сигару. Кроули молча сжал челюсть и пальцы на другой руке, с трудом сдержавшись от того, чтобы не скривиться. — Думаешь, раз ты умнее Хастура и Лигура, то ты умнее меня? Думаешь, что можешь пойти против меня? Только попробуй, и я отрежу твои яйца и заставлю тебя их сожрать. Ты понял? – он повысил голос. — Да, – процедил Кроули. — Знай свое место. Босс отпустил его руку. Кроули убрал ее со стола, и ни один мускул на его лице не дрогнул. — В девять на сцену пригласят Мэйсона. Я пожму ему руку, ты дашь ему поболтать пару минут и пустишь пулю в его лоб, а потом скроешься. Пусть не останется ни одной записи камер, ни одной улики. Ничто не должно даже косвенно указывать на мою причастность. — Есть, сэр. — Можешь идти, – он махнул рукой в сторону двери. – Где взять винтовку, ты знаешь. Кроули вышел за дверь и вызвал лифт.