head boy

Теодор ввалился в спальню мальчиков, явно недовольный происходящим. Драко, конечно, сразу заметил настроение Тео, но пока решил ничего об этом говорить. Из кровати Блейза Драко трансформировал большущий круглый стол с кружевной резьбой по краям, идентичной узору на покрывале Забини. Драко никогда не давалась трансформация в лучшем виде, и всегда оставалось что-то, что выдавало прежнюю форму предмета. Теодор мягко улыбнулся, думая об успехах Малфоя в трансфигурации. Плюхнулся на стул с высокой спинкой и обивкой из зеленого бархата и уставился на Блейза, пока Драко ходил за выпивкой, которую Забини втихаря от Филча протащил из закромов особняка своей матери. Миссис Забини овдовела в уже бесчисленный раз, и Теодор даже не потрудился запомнить фамилию нового папочки Блейза — зачем, если новоиспеченный жених умрет при загадочных обстоятельствах через полгода от некого кровоизлияния в сердце? — Малышка Уизли спрашивала о тебе сегодня в Большом Зале. — Правда? — Теодор заинтересованно приподнял брови, ожидая продолжения. Живя с Грейнджер особняком, он перестал слышать свежие сплетни и очень по ним скучал. Даже с Поттером, который обожал болтать с Теодором о подобном, он виделся теперь, если повезет, раз в неделю, — И что именно спрашивает? Забини хитро прищурился, но от Теодора не ускользнул тихий оттенок грусти в темных глазах: — Ничего особенного. Где ты, как ты, почему не бываешь в Зале. — Блейз тихо выдохнул, замаскировав вздох под кашель, — Малфой, куда ты испарился? Драко вынырнул из-под зеленого балдахина, а за ним на стол опустилось несколько бутылок неизвестного, явно дорогого пойла. Теодор одобряюще цокнул, читая этикетку на бордовом стекле бутылки эльфийского вина. Забини бесцеремонно выхватил бутылку из его рук и сразу же откупорил ее непонятно чем. — Мамочка сказала, чтобы мы не напивались, а продегустировали. Драко, держащий в руках смородиновый ром, взорвался хохотом, и Теодор с Блейзом непонимающе на него уставились. Просмеявшись, Драко виновато посмотрел на друзей: — Алкоголь дегустируют, пробуя максимум по рюмочке, — Теодор, пытаясь сдержать улыбку, сжал губы в тонкую линию, — а мы разве собираемся выпить по рюмке? — Конечно, — Блейз и у него выхватил бутылку, — если так хочешь, не нальем тебе больше этой самой рюмочки. Драко обиженно выпятил нижнюю губу и потянулся за нагло украденным ромом. Мягкая, хлопковая ткань закатанной до локтя белой рубашки коснулась щеки Теодора, пока Драко пытался через него отвоевать отобранный алкоголь. Нотт услышал мягкий, древесный аромат ириса и толуанского бальзама, отдающего черной ванилью. Тео не заметил, но постарался не выдыхать, пока его легкие не заполнились запахом Драко. И почему раньше Теодор не замечал, как он пахнет? А пах Драко как тихое и ужасно глубокое море. А может даже океан. Тео нравилось. Малфой наконец-то ухватился за горлышко бесценного напитка и уселся обратно на стул, мимолетно глянув на замершего Теодора. Через час, попробовав понемногу каждый напиток, парни переместились на кровати, разлегшись на аккуратно заправленных покрывалах. — Ты хотел что-то рассказать о Грейнджер? — спросил Забини, перекатываясь на живот и оказываясь лицом к лицу с Драко. — Да, — Драко закинул руки за голову и постарался принять такую позу, чтобы было видно лицо Теодора — Малфою не хотелось пропустить его реакцию на последующие слова, — я водил познакомить ее с мамой… Гермиона, естественно, захотела посмотреть библиотеку. Теодор как в тумане смотрел на Забини, который говорил что-то о «предсказуемости грязнокровки». Так значит, Драко знакомил ее с мамой? Грейнджер говорит, что с Малфоем у нее ничего нет, а Драко чуть ли не прямым текстом кидает ему в лицо слова о знакомстве с родителями. Это ведь можно понять только в одном смысле! Тео обязательно задаст себе вопрос, почему его это волнует, но попозже. Ему надо узнать подробности. — А в библиотеке я поцеловал ее, — Драко улыбнулся, заметив, как глаза Теодора потемнели, перекрывая светло-карий цвет. Тео не был настолько глуп, чтобы не заметить провокацию Малфоя. Ясно, конечно, что Драко видит — Теодору не плевать на грязнокровку — но вот понимает ли, почему? Вряд ли. Да и Тео сам не понимает. Прежде, чем Теодор остановил себя, у него вырвалось: — И она ответила? О, вы только посмотрите на Малфоя! Кажется, он только и ждал подобный вопрос от Теодора… Обычно холодный, серый цвет его глаз потеплел, темнея от появившихся хитрых вкраплений. Драко отвернулся от Блейза, сев ровно напротив Тео в позе турецкого султана, и придвинул свое лицо близко-близко к ноттовскому. Теодору даже стало неловко от такой близости. Он теперь явно различал эти самые крапинки в глазах и темные прямые ресницы. Видел прямую, узкую переносицу и хитро улыбающиеся губы. — Да, Тео, она ответила. А-а-а, ну все ясно! Драко хочет вывести Тео на эмоции, но как же сделать это, не упомянув о желании грязнокровки самой поцеловать слизеринского принца? Тео верил и одновременно не верил. Могла Гермиона так … соврать? Так некрасиво, неприятно, ужасно и болезненно соврать ему? О, он еще помнит ее зеленые, казалось бы, ничего не скрывающие глаза. Она стоит перед его глазами сейчас — вместо Драко, внимательно смотрящего на его лицо, вместо Забини, начинающего кое-что понимать, вместо всей комнаты — стоит грязнокровка и с укором качает головой, призывая не верить. Но кто верит сукам? Никто. И Теодор Гермионе не поверил. Широко улыбнулся, нервно провел рукой по темным, кудрявым волосам, почти касаясь носом щеки Драко и ответил: — Когда переспите, расскажешь. Драко удовлетворенно кивнул, будто эти слова были единственным, что он хотел слышать на этом свете. Он будто даже и не опьянел после всего выпитого — ни один из них не опьянел. Последние пару минут были слишком напряженными, и только после того, как они прошли, слизеринцы почувствовали, как с них словно спала огромная давящая пелена тумана. Драко наконец-то отодвинулся от Теодора, и тот облегченно вздохнул. Позади закопошился Забини: — Знаете, мне кажется, прежде, чем Драко трахнет грязнокровку, он сделает это с тобой, Нотт. Теодор рассмеялся, вливая в себя остатки эльфийского вина и падая обратно на покрывало: — Я понимаю, что очень привлекателен, — Тео повернул голову в сторону Драко и обнаружил, что его голова лежит на уровне плеч Малфоя. Задрал голову, весело глядя на почему-то абсолютно трезвого Драко, — но ты же не будешь пытаться соблазнить меня против моей воли? Снова глоток. Недостаточное опьянение до того странного разговора о грязнокровке Тео компенсировал сейчас. К Блейзу прилетела его личная сова, и он удалился в ванную. Драко повернулся на бок, опершись на локоть и снова наклонился к Теодору. Того накрыло недавнее дежавю, и Тео перестал улыбаться, неотрывно глядя Малфою в глаза. — Зачем мне делать что-то против твоей воли, если ты сам этого хочешь? Шутит или нет? Теодор несколько секунд пытался уличить Малфоя в саркастическом тоне, но, не добравшись до сути его слов, не нашел ничего лучше, чем рассмеяться. Драко разочарованно откинулся обратно на подушки: — Скучный ты, Нотт. — Только потому, что не хочу трахаться с тобой? Вернувшийся Блейз приглушенно хихикал, слушая вялую перепалку друзей. Вернулся Теодор поздно. Оставшись наедине с собой, он вновь чувствовал сосущее нечто внутри. Он физически ощущал, как это выкачивает из него всю энергию, все силы. Решив на следующий день заглянуть к отцу, Теодор завалился спать, а через несколько часов проснулся от собственного крика. Причиняя непередаваемую боль, раскалывалось сердце. Пальцы дрожали, ноги не держали совершенно, а когда Теодор все же попытался встать, подкосились, и он упал рядом с кроватью. Единственное, чего Нотту хотелось — свернуться калачиком в углу комнаты, вырвав сердце. Его ночная рубашка была совсем мокрой и сбилась с тела, оголяя плечи, блестевшие в лунном свете ночи. Он едва различил, как дверь в его комнату буквально слетела с петель — он всегда ставил надежные охранные чары, которым его научил отец, и открыть его комнату Алохоморой было невозможно — и пройдясь по этой самой двери, к нему вошла Грейнджер. Ему захотелось застонать еще сильнее — настолько он не хотел ее видеть после рассказа Драко — но сделать, конечно, он ничего не мог. — Теодор, дай мне посмотреть, — он сжимал руки на груди, ударяя кулаками в грудь и не давая Грейнджер доступа к своему сердцу, — Теодор! В следующую секунду над его ухом прошелестело тихое «Инкарцеро», и руки расползлись в разные стороны, сдавленные могучими морскими веревками. Теодор запрокинул голову назад, будучи не в состоянии удержать ее в вертикальном положении. Как может он позволить помочь ему? Как может он позволить ей прикасаться к нему? Она врет! Все, что она делает — это врет! В голове проносились быстрые картинки его диалогов с ней, перемежающиеся оголенной спиной Грейнджер с этой прелестной серебряной цепочкой на шее. Да, он счел ее прелестной, потому что она была такой. А вот Гермиона прелестной не была. Она всего лишь очередная потаскуха, чьи манеры ненамного лучше и изящнее той же Гринграсс. Всего лишь очередная потаскуха, научившаяся не сразу вываливать все свои грязные мысли парням в руки, ожидая их воплощения в реальность. Очередная грязная шлюха, выводившая его на эмоции через его лучшего друга! Теодор слабо отдавал отчет в том, что происходит. Он почувствовал, как его рубашка исчезла с его тела, а грудь обдало невероятным холодом –приятным и успокаивающим, потому что за секунду до этого это место неистово горело. Потом он ощутил силу какого-то заклинания, и боль в сердце практически сошла на нет. Наступила оглушающая тишина. Тео смог поднять голову, посмотрев перед собой. Гермиона сидела перед ним на коленях, пальцы ее левой руки чуть подрагивали, но правая рука, в которой она держала палочку, была тверда. Грейнджер аккуратно встала, отряхнув с колен несуществующую пыль, и внимательно осмотрела Тео с головы до ног. Внезапно ему стало холодно. Он ощутил, как туго стягивавшие его руки веревки ослабли, и он потерял точку опоры, медленно сползая на пол, все так же будучи не в силах удержаться на ногах. Гермиона подхватила его за плечи, удерживая от жесткого падения, и шептала ему что-то, несмело гладя по намокшим волосам. Потом она, все еще сидя рядом с ним на полу, волшебной палочкой сменила постельное белье и наложила очищающее заклятие на самого Теодора. Медленно отлевитировала Нотта на его кровать, укрыв одеялом до самого подбородка — он так попросил - и встала рядом с постелью. Теодор быстро проваливался в сон, но еще чувствовал присутствие чужого человека, а потому, приоткрыв один глаз, спросил: — Останешься? — Нет, — она подоткнула ему одеяло, а он проследил за этим нехитрым движением глазами, — это ведь уже не мое дело. Этой ночью у тебя все будет хорошо, а утром ты отправишься в больницу Святого Мунго. Тео вздохнул, слушая ее ровный, безэмоциональный голос. Но он готов поспорить на весь Нотт-Мэнор, если он не слышал дрожи в ее шепоте, когда она гладила его, успокаивая, и не видел блестевших от непролитых слез глаз, когда она смотрела на то, как он кричит.