head boy

В ночь перед Хэллуином Гермиона не спала. Мысли о предстоящем ритуале не давали покоя так же, как и сам Теодор. Его характер изменился, и Гермиона прекрасно знала, в чем причина. Вежливый, сдержанный и вместе с тем веселый в начале года, сейчас Нотт был похож на Тома Реддла в школьные годы — замкнутый, злой и грубый. Хотя даже Реддл был более дружелюбен, подумала Грейнджер. Гермиона не помнила, когда в последний раз Тео улыбался ей своей косой улыбкой по утрам так же, как и не помнила того, как он проводил свои последние ночи в апартаментах. Теодор вечно где-то пропадал, появляясь в дортуаре лишь к утру, весь помятый, растрепанный и иногда даже побитый. Куда он ходил? Что он делал? Гермиона была достаточно воспитанной, чтобы не спрашивать, и недостаточно равнодушной, чтобы не беспокоиться. О, она хотела бы не думать о том, где пропадает ее непостоянный коллега по старостату, но мысли были ей неподконтрольны. Она все так же прекрасно управляла своим поведением — годы привычки не сломит какой-то слизеринец, но вот ее мозг был сильнее ее. Быть может, будь Гермиона чуть более расположена к общению с самой собой, она была бы вполне в состоянии здраво оценить движение своих мыслей. Но закрываясь от других, она закрывалась и от себя — это было ее наказанием. Гарри все больше и больше времени проводил с Роном, и Гермиона чувствовала себя как раньше, в детстве, когда она часто обижалась на мальчиков, видя, что без нее им не менее весело. Ее надежной точкой опоры оставался Драко, готовый поддержать ее в любое время. Гермиона прекрасно видела, что ему сложнее, чем ей — он мог потерять единственных близких людей одновременно, и Грейнджер не могла придумать ничего, что могло бы быть хуже. Его стойкость держала и ее тоже, хоть Драко и не знал об этом. Гермиона умела сотворить видимость мужественности, как и многих других положительных качеств, но это никогда не означало, что все это ей присуще. Иногда она с грустью думала о том, что, если бы распределение по факультетам прошло еще раз, она бы не попала на Гриффиндор — исконно гриффиндорских качеств в ней почти не осталось, несмотря на прилежную учебу и все такую же усидчивость. Гермиона вздохнула. Ситуация с Теодором давила на совесть и сознание в целом, и она страстно, как и Драко, желала, чтобы все закончилось. В ночь на Хэллуин она и Драко должны были провести ритуал в Малфой-Мэноре. Гермиона решила быть не слишком дипломатичной и, несмотря на увещевания Драко, решила просто оглушить Нотта и перенести его в особняк. Если уж ей быть совсем честной, то накануне Теодор неслабо прошелся по ее самолюбию, в очередной раз обозвав ее горячий шоколад помойным говном, так что Гермиона не захотела церемониться с ним. А ведь кое-кто совсем недавно просил ее сварить меня это самое «помойное говно», злорадно мыслила Грейнджер, равнодушно скользя глазами по Теодору, с недовольным лицом ходившему взад-вперед по их маленькой кухоньке. Она настолько разозлилась на него, что даже страх перед предстоящим ритуалом померк, оставляя лишь тупую тревогу, ноющую в области сердца. В десять часов вечера, когда все население Замка сконцентрировалось на первом этаже, готовясь к хэллуинской полуночи, Драко и Гермиона пробрались в слизеринскую гостиную и, аккуратно оглушив Нотта, отлевитировали его в дортуар. Надо сказать, Гермиона пережила жуткие треволнения, опасаясь, как бы их никто не увидел. А ведь хорошая была бы картинка — слизеринский принц Малфой, всегда сдержанная и строгая староста девочек Грейнджер и плывущий в воздухе за этой странной парочкой вырубленный заклинанием Теодор Нотт. Да, Макгонагалл это понравилось бы. Когда влекомый волшебством Теодор влетел в апартаменты, Гермиона вздохнула с облегчением — ей показалось, что это была самая сложная часть этой ночи. В одиннадцать, собрав все вещи и переодевшись в более удобную одежду, они вдвоем с Драко аппарировали в Мэнор с прицепом в виде Теодора. Гермиона даже потыкала пальчиком ему в бок — слишком уж бесчувственным он выглядел. Когда он появились в особняке, эльфы сразу же утащили вглубь дома их вещи вместе с Ноттом. Гермиона с Драко пошли расчищать комнату для ритуала — это они не могли доверить эльфам. Гермиона еще не видела Нарциссу, но подозревала, что и не хочет этого — она примерно понимала, как выглядит миссис Малфой и не хотела портить себе настрой ее слишком измученным проклятьем видом. Без десяти двенадцать она и Драко сидели на полу вокруг четко очерченной волшебной пентаграммы. Рядом с Грейнджер стоял маленький низкий индийский столик с разложенным на нем необходимыми предметами и сваренным накануне зельем. Гермиона потратила на зелье много времени и, когда оно было готово, признала его самым сложным из всех, что ей доводилось варить и во время война и до нее. Нотт лежал рядышком, на мягком матрасе, будучи оголенным до пояса. Древняя магия, дремлющая в нем, пульсировала, подпитываемая темным волшебством хэллуинской ночи. Место солнечного сплетения светилось едва заметным голубым цветом, и Драко беспокойно поглядывал на него время от времени. Нарцисса лежала в соседней комнате — она была слишком слаба, чтобы находиться в том же помещении, где присутствовала магия, способная излечить ее. В левой руке Гермионы лежала крепко сжатая ею записка с текстом заклинания. Правой рукой Грейнджер гладила католический крестик у себя на груди. Холодный металл охлаждал ее взвинченный ум и успокаивал. Когда огромные старинные часы, висящие между двумя высокими, уходящими в такой же высокий потолок готическими окнами, пробили двенадцать, Драко придвинулся к Гермионе и протянул ей ладонь. Гермиона судорожно отцепилась от своего крестика и взяла в руки позолоченную чашу. Без сомнений полоснула ножом с алмазной рукояткой по напряженной ладони Драко — тот легонько зашипел. — Прости. Он сухо кивнул, обтирая ладонь полотенцем, которое принес один из эльфов. Гермиона влила в чашу с малфоевской кровью кровь еще одного животного, по очереди добавила все измельченные ингридиенты, находящиеся на столике и круговым движением кисти в воздухе быстро все перемешала. Палочкой подняла в воздухе Теодора и аккуратно опустила его в центр магической пентаграммы, и в этот момент у Драко сжалось сердце от вида друга в таком месте. Сама перейдя границу, Гермиона опустилась на колени перед Теодором и аккуратно распределила смесь по груди Тео. Быстро очистив магией руки, Гермиона выжидающе уставилась на Теодора. Через минуту, показавшуюся и ей, и Малфою вечностью, он, не открывая глаз и не приходя в сознание, зашипел от боли. Гермиона нахмурилась. Голубое свечение становилось все ярче, а боль явно усиливалась. Сердце Драко бешено стучало в груди, а у Гермионы, казалось, замерло. Когда свечение начало ослеплять, Грейнджер стремительно призвала записку с заклинанием и свой собственный молитвенник. Дрожащими пальцами развернув пергамент, Гермиона громким, на удивление твердым, голосом начала читать текст на латыни. Теодор уже не шипел — он кричал, но не мог даже пошевелиться, поскольку сила магии не давала ему сделать этого. Чем громче читала Гермиона, тем сильнее раздавалось по комнате свечение, поглощая и ее, и Тео, и тем хуже становилось Нотту. Она заметила, как из его глаз и носа медленно потекла кровь, и ее собственные глаза заблестели от непрошеных слез. Она не сможет его спасти! Ни его, ни Нарциссу! Слишком ничтожна, слишком слаба… Слишком переоценена обществом. Свечение ослепляло, и теперь она абсолютно ничего не видела, кроме белой пелены перед глазами. В последний момент вспомнив про зелье, приготовленное для Теодора, Гермиона из последних сил махнула рукой, призывая его. Нащупав лицо Нотта, она приоткрыла ему рот, пачкая руки в его крови, и влила зелье. Она чувствовала, что Тео давится, но не отнимала руки — промедление может стоить ему жизни. Внезапно свечение схлопнулось, погружая ее неподготовленные глаза в кромешную темноту. Выхватив из заднего кармана черных брюк волшебную палочку, Гермиона, усиленно стараясь не терять сознание, прошептала заклинание, вслепую вырисовывая в воздухе нужный пасс. Она физически почувствовала, как древняя магия застывает в воздухе, удерживаемая сильным и таким же древним заклинанием. Гермиона стремительно провело левой рукой по лицу, снимая слепоту внезапно пришедшим в голову подходящим заклинанием, и уставилась на парящую в воздухе пульсирующую бело-голубым светом консистенцию. Аккуратно ведя ее за собой, она вышла из комнату, не замечая ничего и никого. Войдя в комнату, где была Нарцисса, Гермиона едва не упала, буквально сбиваемая силой влекомой ею магии, но устояла, держась за маленький золотой комодик. Она не видела, в каком состоянии была миссис Малфой. Подойдя к ее кровати, Грейнджер нависла над ней и медленно опустила в нее ту консистенцию, что вышла из Теодора. С Нарциссой ничего не произошло, но Грейнджер знала, что нужно немного подождать. Лишь немного подождать… Глаза слипались, в комнате снова стало темно, и Гермиона отчетливо слышала биение своего сердца. Вдруг она вспомнила про Теодора в соседней комнате и подорвалась на месте. Она ведь не знает, в каком состоянии оставила его! Освободив от такой магии, прожившей в нее всю жизнь, она вполне может отправить его на верную смерть… В этом-то и заключалась вся опасность ритуала. Гермиона как могла быстро вбежала в комнату, где оставила Драко и Теодора. Последний все так же лежал посередине пентаграммы, а рядом с ним на коленях сидел Драко, взяв лицо друга в ладони. Когда он обернулся на вошедшую девушку, Гермиона заметила — нет-нет-нет — она заметила слезы в его глазах. Забыв про жуткую слабость, она подлетела к парням и, не обращая внимания на тупую боль в коленях, приземлилась рядом с Драко. Он посмотрел на нее так отчаянно, что Гермиона решила, что смерть для нее после такой ошибки — не такой уж и плохой вариант. — Он не дышит. — Драко произнес роковые слова едва слышно, но каждая буква вырезала на ее сердце шрам и кричала громче самой громкой банши. Теодор был болезненно бледен. Руки безвольно вытянулись вдоль тела, и Гермиона сквозь пелену, застилающую глаза, заметила, что его ногти содраны в кровь — он цеплялся ими за бетонный пол в агонии боли, когда она вытаскивала из него магию. Гермиона содрогнулась над его телом, осознавая произошедшее. — Нет… — она схватила Тео за руку, дергая его на себя и царапая его спину о холодный пол. — Нет. Гермиона грубо оттолкнула Драко от Нотта, занимая его позицию, и наклонилась над лицом старосты мальчиков. На его темных ресницах дрожали от слабого сквозняка капельки крови и слез, а почти белые, искусанные до мяса, губы были плотно сжаты. — Я не могла тебя убить. — голос звучал сухо и равнодушно, и любой наблюдающий со стороны решил бы, что Гермиона — неумелая актриса уличного театра, пытающаяся выудить из себя эмоции скорби. Она судорожно провела рукой по темным кудрявым волосам, слипшимся от грязи и пота и прижалась своим горячим лбом к его холодному. — Я не могла, не могла, не могла. Она снова махнула рукой, подзывая к себе остатки зелья и отчаянно пытаясь влить их в Тео. Гермиона чувствовала, как уползают последние минуты, когда была еще хоть какая-то надежда. Внезапно она подняла глаза кверху, глядя на темный далекий потолок. — Драко, — он поднялся, не смотря в ее сторону, — сходи к Нарциссе. Малфой беспрекословно вышел из комнаты, и, когда его шаги затихли за массивной дверью, Гермиона поднялась с колен и покрепче перехватила волшебную палочку. Медленно навела ее на Теодора и, набрав в легкие побольше воздуха, крикнула что было мочи: — Авада Кедавра! Стремительный зеленый луч коснулся его тела, и в ту же секунду Теодор дернулся и захрипел. Гермиона снова упала на колени, отметая слабую мысль о том, что у нее скоро вылетят коленные чашечки. Теодор стонал, сжимая грудную клетку, но — Боги! — был жив. Гермиона остервенело накладывала на него обезболивающие заклинания, и через минуту он перестал стонать, провалившись в бессознательное состояние. Но он дышал. Магией подняв его в воздух, Гермиона быстро вошла в комнату, где лежала Нарцисса. Возле ее кровати стоял Драко, а напротив самой Нарциссы — доктор Филлипс. Мимолетно отметив его мутный взгляд, Гермиона мгновенно определила, что он под Империусом Драко. Увидев дышащего Теодора Драко метнулся к нему, пожирая глазами поднимающуюся и опускающуюся грудную клетку друга. Сердце Малфоя разрывалось от благодарности Гермионе, которая, казалось, готова была упасть от усталости, едва удерживая Нотта в воздухе. Опустив Тео на соседнюю кровать, она рухнула рядом на пол и ударилась бы головой, если бы Драко ее не поддержал. Через полузакрытые глаза она видела, что к Нарциссе возвращался здоровый цвет лица и ногтей. Ее состояние выдавала страшная худоба, но ей это предстоит устранить самой, когда будет восстанавливаться. Доктор Филлипс, выполнивший свою часть работы, стоял каменным изваянием, и никто не думал отпускать его. — Мистер Филлипс, — в тишине голос Драко прозвучал особенно громко, — сделайте все возможное, чтобы ему стало лучше, — и он указал на Теодора, который теперь просто спал, нахмурив во сне темные брови. Учтиво кивнув, доктор подошел к Тео и начал обследование. Видя исчезающие синяки на теле Теодора и возвращающийся к его лицу здоровый цвет, Гермиона провалилась в темноту. Драко, обнимающий ее в это время, заметил, как ее разжавшиеся пальцы выпустили из кулака серебряный католический крестик. Драко наклонился к ключицам Грейнджер и поцеловал крест.