Искра

Улица Дюнкерка совсем не изменилась: те же стройные ряды зеленеющих деревьев, тот же флагшток с развевающимся французским триколором, знакомые уху гул автомобилей и рёв мотоциклов — как будто в день прощания время застыло и не возобновляло ход до дня сегодняшнего. От Северного вокзала до дома пришлось добираться своим ходом. Как Адриан и ожидал, никто не приехал его встречать: ни отец, ни его помощница Натали, ни даже любимая тётя, которая, казалось, отправится за ним на край света в любое время дня и ночи, стоит только вежливо попросить. После трёх часов прерывистой дрёмы голова трещала по швам; ещё и постоянные объявления прибывающих поездов давили на воспалённый мозг, так и норовили выгнать на улицу без остановок на туалет или перекус в привокзальной закусочной. Ещё на перроне плеер добил последние два процента зарядки и резко замолк, оборвав энергичное гитарное соло. Среди путешествующих налегке студентов Адриан чувствовал себя вьючным животным: чемодан на колёсиках, рюкзак и сумка, набитые под завязку так, что едва сходились молнии — вывезти на собственном хребте все пожитки из комнаты в лондонском общежитии вышло сложнее, чем представлялось. Год непрерывных дедлайнов и сессий сподвигнул собрать уйму книг на полках, десятки комплектов одежды в шкафу и коллекцию безделушек на рабочем столе. Часть Адриан раздал друзьям на прощальной вечеринке, остальное пришлось везти домой. Пусть лучше пылится в кладовке, чем пойдёт на выброс. Адриану постоянно не спалось в пути. Посторонний шум и ощущение движения не успокаивали; только больше раздражали, требовали открывать глаза каждые пять минут и искать другой способ убить время. Бывало, дорога делилась на шесть степеней принятия: попытки не обращать внимания на раздражители обращались гневом, успокоение — осознанием, что проще дождаться остановки, и смирением со смартфоном в руках. Прочитать статью из «Парижанина», проверить разок-другой все соцсети, отсмотреть подборку видео с котиками — что угодно, лишь бы залипнуть и не думать о сне. Путь из Лондона выпал как раз на ночь. Нужный серебристый автомобиль с «шашкой» на крыше нашёлся на удивление быстро, а вот сумки и чемоданы вместились не сразу. Водитель Мерседеса, пожилой мужчина в элегантном пиджаке, тяжело вздохнул и почесал затылок, только завидел Адриана и его ношу. — Тебе помочь, сынок? — моментально подсуетился он. — Нет, спасибо! Я справлюсь! Адриан улыбался, продолжал делать вид, что всё в порядке и помощь ему не нужна, но дрожащие руки и тщетные попытки захлопнуть багажник говорили об обратном. В конце концов парень сдался — не прошло и минуты. — Его можно поместить в салон к остальным, — водитель открыл заднюю дверцу. — Вы уверены? — Адриан присел на корточки и осмотрел изъезженные колёсики. — Сидения запачкаются. Опыт друзей подсказывал, что местные таксисты очень трепетно к этому относятся. Послушаешь Нино, так ни одна поездка не обходится без нотаций о необходимости поддерживать в машине порядок. Но на сей раз повезло: старик в ответ лишь рассмеялся. Серые полосы на кожаной обивке всё говорили за него. — Ничего страшного! И не такое бывало. Адриан недоумевающе пожал плечами и затолкал чемодан на заднее сиденье Мерседеса, сам сел на переднее. Взгляд опустился на цифровые наручные часы — без пяти семь утра. Точно по расписанию. Вздох облегчения. Паспортный контроль, дорога до дома, размещение — всё просчитано заранее. Отец спросит за любое отклонение от плана. Он всегда был рядом. Весь год его тень являлась в комнату, железный кулак ударял по столу, а строгий голос в голове заставлял подниматься посреди ночи, открывать ноутбук и продолжать отложенный до утра реферат — безделье непозволительно, так учили с детства. Когда с багажом было покончено, водитель такси проверил подключение к GPS и, усмехнувшись, спросил: — Так куда едем? — Сен-Манде. Улица Сакро, девяносто восьмой дом. — язык отвык от этих слов; по привычке Адриан едва не направил машину назад в Туманный Альбион. Вокзал остался позади. На радио заиграла старенькая, но до боли знакомая рок-баллада на немецком. Плавные гитарные риффы, едва заметные за ним ударные. Молодой мужской голос, который, судя по тембру, ещё вчера был мальчишеским, так и норовил убаюкать, однако и он был бессилен перед лицом бессонницы в транспорте. Под конец второго куплета он, словно осознав это, внезапно перестал усыплять и усилился, на втором дыхании выдал по-настоящему взрывной припев. Адриан дослушал до конца, но так и не вспомнил ни названия, ни исполнителя. Осталась лишь мелодия, крутящаяся в голове в сто первый раз. Пробить бы, но «Шазам» приказал долго жить вместе с телефоном. — Вы случайно не знаете, кто поёт? — не нашлось идеи лучше, чем спросить у таксиста. Тот, поджав губы, покачал головой. Адриан облокотился на дверь и уткнулся лбом в стекло. Город постепенно просыпался: загорались огни в окнах домов, открывались магазины и кондитерские, уплотнялось движение на дорогах. Давно погасла подсветка возвышающейся над Сеной Эйфелевой башни. Из пелены иссера-синих облаков медленно и неохотно выполз белый сияющий круг. Совсем скоро должен будет открыться и старый-добрый коллеж «Франсуа-Дюпон». Казалось, с выпускного бала прошла целая вечность; после трёх лет лицея и первого студенческого года Адриан едва ли мог назвать себя тем беззаботным, жизнерадостным мальчишкой, которому посчастливилось встать в пару с главной красавицей класса. В огнях светомузыки она блистала в золотистом платье с выразительным декольте — у парней на танцполе отвисла челюсть. Меховая отделка в районе плеч и чёрные вплетения в белокурый хвост делали её похожей на пчёлку — среди них она наверняка стала бы королевой. Все одноклассники желали оказаться с ней на танцполе, но выбор пал на него, верного соседа по парте. Настоящая награда за выслугу лет. Когда пришло время энергичной песни, диск-жокей поставил её — меланхоличную рок-балладу на немецком. Зал с ума сходил. Девчонки подпевали, парни слэмились, пока не кончится припев, кто-то даже поднял огонь зажигалки над головой и едва не окатил выпускников противопожарной пеной. Девушка-пчёлка до последнего не хотела лезть в эту бучу — не королевское это дело, прыгать среди пропитанных потом холопских телес. Сдалась в последний момент: лучше рискнуть, чем отпустить туда кавалера. — Только через мой труп ты будешь веселиться один! — она взяла его руку и, подобно русалке, утянула за собой в пучину. Как они пережили ту ночь, помнилось смутно, но без оттоптанных носков и сорванных голосов не обошлось. Спутница, в эйфории, выбралась из здания коллежа совсем другим человеком — ни капли былого пренебрежения, только безудержное жажда развлечений. Она вернулась бы, и вместе они танцевали бы хоть до рассвета, но правила есть правила: Натали ждала у входа ровно в час тридцать. — Я буду скучать, — прощальный поцелуй в щёчку завершил этот вечер на высокой ноте. — Не грусти. Ещё спишемся, — обнадёжил Адриан. Тогда он действительно на это надеялся. Но круговорот жизни затянул сначала в череду экзаменов, затем пропустил через изнурительную летнюю практику в отцовском агентстве, а ближе к осени оставил на пороге технологического лицея с мыслями о бакалавриате. «Интересно, где она теперь», — мелькнуло в голове. После коллежа их дороги разошлись. Ещё будучи лицеистом, он краем уха слышал, что она уехала из страны и стала то ли актрисой, то ли моделью; поиск в интернете не дал результатов. Единственным напоминанием остался совместный полароидный снимок — спасибо, мадам Бюстье и её страсти устраивать любительские фотосессии после уроков. Пейзаж за окном постепенно преображался: на смену широким, оживлённым проспектам Десятого округа пришли узкие улочки города-сателлита; небоскрёбы и памятники архитектуры остались позади, уступив место пятиэтажным новостройкам и редким особнякам, обнесённым двухметровым металлическим забором. Среди них Адриан едва опознал родной дом: ограждение заросло алыми листьями дикого винограда, побелели бежевые стены со стороны фасада, ожил мраморный фонтанчик во дворе. Ремонт совсем свежий — резкий запах акриловой краски ударил в нос, как только юноша открыл дверь и сделал шаг из машины; до сих пор не разобрана сетка строительных лесов у торца, не вычищены от мусора садовые дорожки. Вытаскивать чемодан и сумку пришлось вдвоём — одноцветные лямки запутались в ремне безопасности и никак не хотели отпускать. В полумраке салона только наощупь можно было разобраться, что к чему. Совместными усилиями багаж всё-таки удалось спасти из тисков автомобиля: Адриан развязывал, а таксист принимал, удерживал чемодан от резкого крена вниз, пока оба колёсика не опустились на землю. Как тут не отщипнуть из бумажника на три евро больше. Ничего не стоит: после лондонских кэбов парижские тарифы «Убера» казались подозрительно дешёвыми. — Славного денька, сынок! — сказал на прощание таксист. Автомобиль тронулся с места и вскоре скрылся за поворотом. Семь тридцать на часах. Продолжительный выдох. Он успел. Бессмысленные расспросы сегодня отменяются. Ожидать тёплую встречу было бы наивно. Особняк, по-видимому, ещё спал, но стоило приоткрыть дверь, чтобы вздрогнуть и понять, как сильно недооцениваешь жильцов. Натали, словно часовой, стояла в холле, прямо у входной двери — достаточно, чтобы кого угодно застать врасплох. Как всегда, в свежем костюмчике с фиолетовой брошью в форме павлиньего хвоста. Как всегда, лишённое малейшей эмоциональности лицо. — С возвращением, Адриан. Как прошла поездка? — ни интереса, ни радости. Простая формальность. Испуг, однако, быстро сменился едва скрываемым негодованием. «Что ей мешало заехать за мной на вокзал?» — Избавь, Натали, — устало, на выдохе произнёс он и поставил чемодан с сумкой перед лестницей. — Лучше помоги мне. Она покачала головой. — Боюсь, не получится. Доктор запретил поднимать тяжёлые грузы, — руки оставались за спиной. — Доктор? — юноша нахмурился; не мог поверить, что железная леди дома Агрестов вообще способна что-то повредить. — Что за доктор? Когда отец впервые нанял Натали, о ней говорили в городских новостях, а Википедия выделила под её биографию небольшую страничку. Так Адриан узнал, что новая домоправительница ни много ни мало в подростковые годы состояла в олимпийском резерве, а к ним пожаловала прямиком из полиции — уволилась после забастовки на Плас-де-Фет. Он так и не разобрал, из-за чего сыр-бор тогда загорелся: сперва в силу возраста, а затем стало всё равно. — Позову мсье Герена, — бросила Натали и скрылась за дверью, так и не ответив на вопрос. Как всегда, нежелание отвечать на вопросы. В такие моменты рука тянулась к смартфону — проверить, не указано ли в послужном списке случайно ГУВБ Франции. Для разведчиков молчуны на вес золота. Адриан вздохнул и, прислонившись спиной к стене, осмотрелся. Несмотря на наружный марафет, в холле ничего не поменялось: те же расписные узоры на белом мраморном полу, те же колонны, те же картины, написанные в импрессионистской манере. На местах кресла из кожи, комоды и журнальные столики, разве что кубки, грамоты и остальные награды времён коллежа перекочевали в отдельный стеклянный шкафчик. Шторы по обыкновению занавешены, и только люстры не давали холлу погрузиться в полумрак. Наконец, лестница всё такая же неудобная — узенькие ступеньки, тоненькие перила. Ещё в детские годы Адриану, заядлому любителю скатываться по наклонам на собственных ягодицах, не посчастливилось потерять равновесие и с криком рухнуть прямиком на подставку с вазой. Воспоминания о разбитом в кровь носе и отцовской ругани с тех пор удерживали его от любых неосторожностей при подъёме и спуске. Ни в жизнь он стал бы тащить тяжёлые вещи на второй этаж в одиночку. Максимилиан Герен, широкий, грузный пожилой мужчина из отцовской охраны, подоспел на удивление быстро. Не проронив ни слова, он поднял чемодан с сумкой так, будто это пустая картонная коробка, и понёс наверх. Длинные, крепкие, словно у гориллы, руки совсем не дрожали под тяжестью веса, который Адриан едва дотащил домой; на угрюмом, сплющенном, как у бульдога, лице не дрогнул ни один мускул. Короткой ногой он открыл незапертую дверь и осторожно, чтобы ненароком ничего не разбить, положил багаж рядом с кроватью. — Спасибо, сэ… мсье Герен, — привычка не отпускала и в родном языке. Телохранитель кивнул и поспешил удалиться. Рюкзак с плеч — и Адриан, раскинув руки, упал на родную кровать. Он опередил график — самое время забыть о плане и немного расслабиться. На полноценный сон не хватит времени — нужно быть на завтраке в восемь тридцать. Отец захочет повидаться.