2005 г.
Голова была тяжёлой, точно вместо мозга внутри лежал слиток из свинца. Лита с трудом расцепила глаза и поднялась в кровати. Судя по её состоянию, она нарушила главный принцип: количество выпитого алкоголя должно быть равно количеству выпитой воды. Она повалилась обратно на спину и зарылась с головой под одеяло. Пылинки кружились в свете из окна, а лёгкий уже ноябрьский ветер колыхал занавески, которые её тётя назвала «цветом июльской росы». Когда Лита вылезла наружу и направилась на кухню опустошить целый графин воды и выпить пару таблеток аспирина, часы, встроенные в духовку, показывали 7:12. Когда она наконец привела себя в порядок в ванной и переоделась — 8:05. — Литиция? Лита застыла у тетиной комнаты и, приложив топорщащиеся волосы, приоткрыла дверь. Тётушка кружила у мольберта с парой кистей, зажатых между пальцами. На её голове была повязка, которая не давала прядям осыпаться на лицо. — У тебя все хорошо? — тётя отвлеклась от холста и обернулась. На её правой щеке была алая краска, растертая, точно пальцами. — Литиция? Только тётушка и мама звали её Литицией. Для папы она была Тутти-Лутти, для Коди — Леверетт, для остальных — просто Литой. — Да, отлично, — она прошла в комнату, вдоль и поперёк заваленную коробками с картинами и красками. — Тот парень, что привёз тебя вчера, — тётя прищурилась, ожидая на литином лице каких-то эмоций. — Мне стоит волноваться? Лита едва ли помнила, как Дерек привёз её домой — лишь как его руки раз за разом поднимали её, готовую встретиться коленями с асфальтом. Она хрипло рассмеялась. — Нет, — для убедительности пришлось покачать головой, потому что тётя продолжала цепко впиваться в её лицо взглядом. — Мы вместе играем в пьесе. — Что за пьеса в этом году? — «Укрощение строптивой» Шекспира, — Лита подошла чуть ближе, заглядывая на холст. — Чего ты рисуешь? Тётя посмеялась — и её смех с тех пор, как она начала пить, был больше похож на гавканье собаки. — Эмоции, которые чувствовала в коме, — она отошла на несколько шагов назад и скептически осмотрела картину. На большей части холста было написано нечто чёрное и графитное, и ровно по центру можно было рассмотреть огромное чудовище. Оно выглядело, точно ожившая тень, не имеющая начала и конца, лишь сияющие красные глаза. — Жуть какая, — поделилась Лита, качая головой. — Да, знаешь, опыт не из приятных, — тётушка Ливви издала несколько коротких смешков, и Лита пихнула её в бок со словами «да ну тебя». — Эту я пишу для себя. Вон те, — она махнула головой в сторону большой коробки у двери. — На продажу. Их купил какой-то хряк из Сан-Франциско. Тётушка не любила мужчин: не только, потому что была лесбиянкой, но и потому что видела в них опасность и превосходство. В прочем, и девушек у неё было не много. В свое время она встречалась с красивой блондинкой Амандой, но после того, как та умотала в Европу с каким-то богатым мужиком, тётя пошла в отрыв — тот самый, где бутылка настойки улетает вмиг. Сейчас от тёти пахло лекарствами, и весь её столик у кровати был засыпан блистерами и баночками, а не пустыми бутылками. Но Лита знала: бывших наркоманов и алкоголиков не бывает. Вопрос времени, когда тётя вернётся к выпивке. — Этого хватит, чтобы покрыть счета из больницы? — Должно, — тётя утвердительно покачала головой, но было в этом что-то нерешительное. — Литиция, ты же знаешь, что это не твоя забота? Лита поджала губы. Как взрослая женщина могла не понимать, что её жизнь напрямую была связана с жизнью племянницы? Тётя подошла ближе к Лите и взяла её ладони в свои, холодные и постреканные: одно из лекарств сушило кожу так, что даже губы трескались. — Всё будет хорошо, Литиция, — произнесла она одними губами. — У нас с тобой. Лита почувствовала, как в сердце что-то заныло, точно бритвой прошлись. Ложь во благо — очень губительна. Она знала, что верить не стоит, но поверила. Она уже было кивнула, как на лестничной площадке что-то с грохотом упало. А потом ещё пару раз, и ей показалось, что она даже услышала громкое чертыхание. — Я пойду в школу, — Лита подхватила сумку и, получив поцелуй от тёти в макушку, вышла из квартиры, прикрывая за собой дверь. На лестничной клетке, прикованный цепью, стоял её старый сломанный велосипед, а около него сидел Дерек (сначала она увидела его взлохмаченную макушку, а потом уже его самого). — Ты чего тут делаешь? — она подошла ближе, заставляя парня оторваться от работы и поднять голову. — Решил на запчасти распродать? Дерек встал на ноги и отряхнул джинсы, на которые налипли целые комки пыли. В его руках Лита признала гаечный ключ и ещё какую-то деталь. — Боюсь, он бы весь обошёлся долларов за пять, — он усмехнулся, бросая на велик оценивающий взгляд, и покрутил шестеренку на одном пальце. — Я починил его. Глаза Литы округлились, и она тут же уперла руки в талию. — Быть того не может. Детали для этой модели уже не выпускают. Дерек отошёл в сторону, не в силах сдержать улыбку, так и рвущуюся наружу. Он обеими руками указал на транспорт и кивнул. — Проверяй. Лита перекинула сумку через плечо и отцепила велик, введя четырехзначный код. Она вывела его на лестничную площадку, прокатив в обе стороны. — Как? — она осмотрела конструкцию: колеса чуть подкачены, цепь смазана, а на щеке Дерека виднелось пятно от машинного масла. Он пожал плечами, мол, ничего особенного, но что-то внутри так и подпрыгивало от одной литиной улыбки. Она была не просто рада, он чувствовал этот сладкий запах с сахарным привкусом — она была в восторге. Ещё когда Лита была в больнице, он объездил половину городских автозаправок и мастерских и в итоге ему пришлось пригрозить одному ценителю раритетов, что он натравит на них пожарную безопасность за отсутствующий огнетушитель. — Питер увлекался механикой, — соврал он и не успел и глазом моргнуть, как Лита налетела на него с объятиями. Она неловко уткнулась Дереку в шею, вдыхая приятный запах одеколона и мелиссы. От одного этого аромата внутри все дрожало, точно она шла по канату над пропастью. — Спасибо! — почти что прошептала Лита, и Дерек почувствовал мурашки на предплечьях. Лита отстранилась и, подхватив велик, быстро спустила его на улицу. Там уже стоял тот, на котором Дереку единожды удалось ее подвезти. Она быстро заскочила на свой, упираясь в землю одной ногой. — Кто быстрее до школы? — она подмигнула Дереку и, не дожидаясь, пока он сядет на свой велосипед, надавила на педали. Начало ноября выдалось прохладным. Ветер залезал под тонкую водолазку и в дырки на джинсах, и весь воздух трещал приближением калифорнийской, но все-таки зимы. Лита чувствовала это первые несколько минут, пока её дыхание не сбилось от резвого вращения педалей. Ноги с непривычки иногда срывались вниз и, если бы не плотная джинса, то икры точно царапались бы об острые края. Поворот налево, прямо, дальше до ветеринарной клиники, снова налево мимо дома с зелёной крышей, мимо сада с уродливым садовым гномом и на другом конце улицы школа. Лита смогла бы проехать этот путь с закрытыми глазами, и она была твёрдо уверена в своей маленькой победе, как вдруг боковое зрение уловило фигуру Дерека. У самой школьной парковки он её обогнал и спрыгнул на землю, вознося свободный кулак в воздух в доказательство своей победы. — Мне нужен реванш! — Лита затормозила и опустилась с велика. Сердце колотило в грудную клетку. Дерек покосился на здание школы за спиной. Ученики уже сгрудились во дворе и стекались в большие двери. — Как насчёт сейчас? Лита вздернула брови. — Предлагаешь прогулять школу? Вместо ответа Дерек снова запрыгнул на велик, придерживаясь носком кроссовка о землю. Лита ещё раз бросила взгляд на школу. Выбор был между несколькими уроками физики, литературы и дополнительным занятием с миссис Дулиттл и днем, который она могла провести с парнем, который забавно трепал свои волосы и щурился из-за солнца. — Знаешь парк рядом с домом Синтии? — Лита чуть склонила голову набок. Дерек кивнул. — И пруд в центре? — Тоже да. — Тогда увидимся там! Лита вскочила на велик, тут же толкаясь ногой, и полетела вперёд. Она пару раз обернулась назад, чтобы удостовериться, что Дерек мчался за ней с такой улыбкой, что заставляла её смеяться. Ветер обросил волосы назад, а дыхание перехватило. Складывалось ощущение, что в эту самую секунду дышать не хотелось совсем, а грудь была полна кислорода. Дерек обогнал её и даже вскинул обе руки вверх, ладонями навстречу ветру. И тогда услышал литино пение. — Cheri, cheri lady, going through a motion, - по памяти воспроизводила она, и Дерек понял, что в пьяном виде поёт она чуточку лучше. — Love is where you find it, listen to your heart. — Это что, Modern Talking? — Ага, — Лита нажала на педали, едва не соскальзывая с них ногами. — Гимн свободы. — Я думал, It's my life — гимн свободы. Лита зарулила в парк и, пронесясь мимо ряда лавочек и беседующих на них старушек, крикнула: — Свобода многогранна, Дерек! Чуть больше наложившись на педали, он проехал за ней через аллею и оказался на поляне. Лита уже спрыгнула с велика и, оперев его о скамейку, плюхнулась на траву у озера. И почему-то только смотря на неё сейчас, он понял. Лита Леверетт — и есть воплощение свободы. — Садись, — она обернулась и похлопала по земле рядом с собой. Солнце отражалось на водной глади, и несколько уток вальяжно плавало в самом центре озера. Оно было совсем небольшим: на велосипеде объехать его покругу заняло бы минут восемь. — Мы часто гуляли здесь с мамой раньше, — Дерек сел рядом, и Лита случайно (а, может, и нет) коснулась его колена своим. — Мы тоже. Тётя обожала рисовать уток и пейзажи, а мама каталась на велосипеде вокруг озера, — Лита повела плечами, смотря прямо вдаль. Она не видела сейчас того, что было перед ней: как большой селезень вылез на сушу и забавно отряхнулся, как ребёнок на том конце пруда умолял родителя побросать уткам хлеб. Лита видела свое детство. Ссадину на коленке от падения, мамины тёплые руки и лейкопластырь с Хэллоу Китти. — Лита? — Дерек коснулся её плеча, и она дернула головой. Видение пропало, словно его никогда и не было. — Что случилось с твоими родителями? Лита невесело усмехнулась, а потом щёлкнула пальцами. Почему-то не хотелось показывать, что было очень больно. — Я не рассказывала? — она вновь посмотрела на озеро и подняла гальку, что была разбросана от места к месту (одна из них сейчас впивалась Дереку в правую ягодицу). — Короткое замыкание. Они не успели ничего понять, как весь дом уже был в огне. Лита запустила камушек в озеро, и тот шлепнулся о гладь три раза, прежде чем упасть на дно. — Оказалось, продавец не предупредил их о проблемах с проводкой и электричеством. Был суд, нам выплатили компенсацию, но никаких «нас» уже не было. Были только… — Ты и твоя тётя? — закончил Дерек, но это было ровно то, что Лита хотела сказать. — Мы купили квартиру, а она оформила опекунство. Вот и всё. Вот так одна искра уничтожила мою семью. Она повела плечами от порыва прохладного ветра и растёрла слезу по щеке. — Холодно? — и Дерек, не дожидаясь её ответа, стянул с себя кожаную куртку и повесил на её плечи. Лита одними губами прошептала «спасибо». — А у тебя что? — она подобрала ещё одну гальку и запустила её в воду, в этот раз просто так. Та плюхнулась, поднимая брызги. — Что за семья, кроме чокнутого дядюшки с дорогущей тачкой? «И кроме прикола обрастать шерстью по желанию и по полнолуниям», — про себя усмехнулся Дерек. — Ну, — все-таки он поскреб подбородок. — У меня есть младшая сестра, Кора. И старшая… — Лора Хейл? — Лита сильнее закуталась в куртку; кожа приятно заскрипела под прикосновениями. — Я видела её награду в музыкальном классе. — Ага. Сейчас она учится в музыкальном колледже, — Дерек прислушался к листве, которой шуршал ветер. Мальчишка на том берегу все-таки выпросил у родителя хлеб, но вместо того, чтобы кидать его уткам, принялся жевать сам. — Ещё есть мама. Бабушка Роуз и дедушка Гарфилд. А ещё сестра бабушки Роуз, Мэри, и тётя Карла по папиной линии со своим мужем Чипом. Лита удивлённо подняла брови, когда Дерек принялся загибать пальцы. — Это объясняет наличие такого гигантского дома, — она нахмурилась и тихо хихикнула. — Хотя все ещё не объясняет то, что он находится посреди чёртовой чащи! В детстве Дерек этого тоже не понимал. В его мечтах он всегда жил в небольшом светлом доме где-то в центре или лофте под минимализм — Лора была бы в восторге. Может, заходила бы к нему в гости. Лита боднула Дерека плечом и одной рукой потянулась к его ребрам, чтобы пощекотить. Он тут же взвизгнул и подпрыгнул на ноги, пятясь назад. — Ты не какой-нибудь бешеный шизик со странной семьёй, который расчленяет людишек в лесу? Дерек нервно засмеялся и зашёлся в кашле. — Естественно, это мой обычный вторник. Лита поднялась с насиженного места и принялась оттряхивать траву с джинсов. — Напару с дядюшкой Питером, да? — она улыбнулась и бросила взгляд на озеро, на котором птицы собирались в какую-то коммуну. — Знаешь, почему нельзя кормить уток хлебом? — Не-а. — Потому что они за-хлеб-нутся.***
2014 г.
Когда стучат в дверь первые три раза, Лита натягивает на голову одеяло и зарывается глубже в кровать. Когда раздаётся череда ударов, доходящая до десяти, она больше напоминает взрывы бомб. Лита крепко зажмуривается и кладет на лицо подушку. Следующие десять настойчивых удара наконец заставляют её подняться и засунуть ноги в тапочки. Голова гудит и кружится, а язык прилипает к нёбу. — Иду! Кто-то упорно колотит в дверь, и та несколько раз дергается и дрожит. Лита проходит мимо зеркала в маленьком коридоре и замечает свое отражение: за ночь тушь размазалась, помада оказалась в уголках губ, а волосы сбились в колтун. — Секунду! Лита приминает чёлку и кончиками пальцев оттягивает веки. Стирает чёрные круги от туши и плещет в лицо полные ладони прохладной воды из умывальника. Лита распахивает дверь именно в тот момент, когда Дерек поднимает руку для очередного удара. — Что ты здесь делаешь? — Лита собирается облокотиться плечом о дверной косяк: не потому, что не хочет пускать Дерека внутрь, а потому что не думает, что разговор затянется. — И тебе доброе утро, — он оглядывает её лицо и поднимает правый локоть выше. — Подумал, тебе пригодится. В его ладони Лита признает зажатый стакан лимонада: кубики льда, долька лайма и пузыри — все по красоте. — Боюсь, этого мне не хватит, — она усмехается. Во рту так сухо, что кажется, что язык вот-вот лопнет. По губам Дерека растягивается довольная улыбка, и он вздергивает второй локоть. Сквозь бумажный пакет проглядывают очертания ещё минимум трех стаканчиков и одной бутылки. — Проходи, — Лита кивает и проходит дальше, в гостиничный номер, — фейс-контроль пройден. Дерек шагает внутрь и захлопывает дверь. Небольшая прихожая погружается во тьму, и он идёт дальше, пока не выходит в зал. Номер оказывается однокомнатным, у окна с широкой рамой стоит кровать и комод, у противоположной стены — узкий высокий шкаф. Длинный стол отделяет спальню от кухни, состоящей из маленького холодильника и тумбы. Лита скрывается за дверью, где располагается небольшая ванная с душевой кабиной и полками — единственное, что Дерек успел увидеть, когда проходил мимо. Лита раскручивает кран, и вода льётся в раковину и на подставленные ладони. Дерек садится на край кровати и оглядывается внимательнее. Почему-то он ожидал увидеть обычный гостиничный номер: вылизанный, сырой и голый. Однако вместо этого сразу видит место, где живёт Лита. Одеяло в сиреневых фиалках сползло на пол, на дверном косяке висит три полотенца, все пастельных цветов, а на комоде лежат картины — некоторые из них он узнает, потому что их рисовала литина тётушка, а вот некоторые подписаны «Литиция Л.» — Ты привезла их с собой? — Дерек кричит, чтобы перекрыть шум воды. Лита переспрашивает, и тогда он поясняет: — Картины. Ты привезла их с собой? — Нет, — Лита закручивает кран и набирает мицелярную воду на ватный диск. — Тётя умерла два года назад, а у меня никак не доходили руки расправиться с её деятельностью. Лита растирает чёрные круги под глазами и закалывает волосы детскими заколками — единственными, что были, когда она собиралась в Бэйкон Хиллс. — У неё было выкуплено место на аукционе и на складе. Там-то они и хранились, — отвечает Лита из ванной, расправляясь с зубной щёткой и пастой. — Ты видишь только то, что не продалось. Или что она не хотела продавать. Дерек присматривается к самой верхней картине, что подписана Литой. На ней он узнает ночное небо и звезды: если ему не изменяет память, то это созвездие Лебедя. — Как ты узнал мой номер? — Лита сплевывает пасту и полощет рот. — Я спросил. — Они не имеют права разглашать эту информацию, — Дерек слышит, как вновь льётся вода, и как скрипит дверца тумбочки, точно её захлопывают ногой. — Что ты им сказал? Дерек усмехается и поднимается с места. Он поднимает пакет и, пересекая комнату за четыре больших шага (большего и не требуется), водружает его вместе со стаканом на длинный узкий стол. — Вообще-то, — он достает содержимое на столешницу. Лёд тает, и стенки стаканчиков покрываются влагой. — У меня есть харизма. — Ага, — Лита щёлкает выключателем в ванную и оказывается в дверном проёме, — наслышана. От Стайлза. Дерек оглядывается и вытирает влажные ладони о джинсы. План «Б» гласил пробраться в окно. Ему бы удалось это сделать, потому что у соседних номеров открытые балконы с решетками, а с первого этажа свисает козырёк, но этим Дерек уже не делится. Лита садится на стул напротив него и подтягивает к себе ближайший стаканчик. Сначала пьёт через трубочку, а потом отбрасывает её в сторону и осушает лимонад залпом через горлышко. — Обычно я так не напиваюсь, — она отставляет стакан в сторону и берет второй. Жидкость впитывается в сухой рот, как в губку. Дерек упирается ладонями в столешницу и скрещивает ноги. Без косметики Лита выглядит максимум на двадцать один. Он видит её крохотные веснушки на носу и только сейчас замечает два белых шрамика: один на брови, он пересекает её почти посередине, а второй на верхней губе. — Почему? Лита поднимает взгляд, не выпуская стакан из рук. — Слыхал о вреде алкоголя? — Нет, — Дерек качает головой и быстро хмурит брови. — Я о том, почему вчера. Лита жмёт плечами и прикладывает пустой стаканчик ко лбу. Лёд перекатывается внутри, а капли приятно остужают. — Не знаю. Мой психиатр говорил, что триггеры вызывают воспоминания, — литин голос звучит отчужденно. Дерек замечает, как с непринуждённого он похолодел и покрылся коркой льда. — Я подумала, что если воссоздать ситуацию, то это станет триггером. Чем-то типа спусковым крючком. Лита замолкает. Она не говорит, получилось или нет, а Дерек не спрашивает. Он только подвигает ближе к ней бутылку воды и помогает наполнить пустой стакан. Лита принимает его из его рук и опустошает в два раза быстрее, чем предыдущий. Благодаря льду, оставшемуся на дне, вода достаточно холодная, чтобы приятно остудить горло. Как и на любое следующее утро после пьянки, она клянётся, что пить больше не будет никогда. Перед глазами бегут размытые образы, часть из которых едва ли смахивает на реальность. Сначала, точно в диофильме, Лита видит тётушку Ливви. Кадр первый: она пьёт бокал шампанского и кружится по комнате в одной кружевной сорочке под фильм с Ален Делоном. Кадр второй: она едва дотягивается до пятой бутылки дрожащей рукой, отчего вся тара летит на пол с громким звоном стекла о стекло. Кадр третий: тётушка на больничной койке в распашонке со звёздочками и снежинками, которую надевают на всех пациентов. Она слишком светлая, отчего тётина кожа кажется ещё серее, а круги под глазами вытягиваются чуть ли не до подбородка. Её голос дрожит, а рука больше не держит: ни кисть, ни бутылку. Кадр четвёртый: Лита опустошает бокал за бокалом, морщится и тянется за новой банкой. Её лицо подозрительно похоже на тётушкино, а из-под больничной рубашки выглядывает кружево ночного халата. Лита трясёт головой и сминает стакан, насколько только хватает силы кисти. — Знаешь, почему у алкоголика не падает температура? — она поднимается с места и упирается ладонями в столешницу. — Потому что градус понижать нельзя. Любимая шутка моей тёти. Дерек видит, как литины губы трогает нервная, грустная улыбка, отчего уголки ползут вниз. Он трёт лоб рукой и проводит ладонью по лицу — отчего-то не может сказать Лите, что все будет хорошо. Зато может сказать кое-что другое. — Собирайся. Я отвезу тебя кое-куда. Лита поднимает голову и проводит руками по карманам; только сейчас понимает, что все ещё одета во вчерашнее: джинсы да голубая блузка. И то, и то провоняло алкоголем и улицей. Лита подходит к комоду и открывает третий ящик, берет вещи и скрывается за дверью ванной. Её она не прикрывает, чтобы иметь возможность крикнуть Дереку в комнату: — Есть уточнения? Или это тайна? Дерек усмехается, поднимается с места и делает несколько шагов по комнате, разминая ноги. — Давай так: я не спрашиваю тебя о том, откуда ты знаешь об оборотнях, ты не спрашиваешь меня об этом, — он скребет ногтями подбородок и вертит из стороны в сторону шеей. Смотрит на щелку, оставшуюся между стеной и дверью в ванную. Её хватает, чтобы увидеть не только узкую полоску света, но и то, как Лита стягивает с себя джинсы и, быстро расправляясь с пуговицами, блузку. Всё вместе она бросает в корзину для белья, не сортируя. В небольшом зеркале над раковиной Лита видит Дерека, и его взгляд быстро соскальзывает с ее ног на лопатки, а потом на лицо. Он тут же трясет головой и отворачивается слишком показательно для ничего не значащего жеста — скорее всего, пытается доказать нечто самому себе. Чувствует себя недостойным смотреть и видеть это. Лита наоборот еще какое-то время смотрит на его отражение через зеркало. На то, как он сначала складывает руки на груди, перекатывается с пяток на носки, а потом зарывается пальцами в свои взъерошенные волосы. Лита помнит, какие они на ощупь — и пальцы, и волосы. Первые теплые и чуть шершавые, а вторые — колкие и жесткие, а еще пахнут мятой и мелиссой. Она прикрывает глаза и чувствует, как дерекова челка щекотит ей шею и ключицы, пока теплые губы находят ямочку между косточками и спускаются ниже, к грудной клетке. Это что-то среднее между воспоминанием и фантазией — такой реалистичной, что на какую-то секунду Лита уверена, что Дерек стоит позади нее. Что его теплые ладони смыкаются на ее талии и перемещаются выше, а дыхание опаляет кожу за ухом. Дерек едва слышно покашливает, и Лита тут же инстинктивно дергает плечом. — Ты скоро? Она поднимает рубашку в сиреневую полоску и набрасывает ее на себя, быстро отгораживая шрамы по всей грудной клетке и животу рядом пуговиц, которые плотным рядом скрывают тело. — Да, секунду. Дерек больше не смотрит и поворачивается только тогда, когда Лита стучит пальцами по дверному косяку. На ней снова джинсовая юбка и кеды с белыми носами и посеревшими шнурками. — Поехали. Лита набрасывает на плечи поверх рубашки темно-джинсовую куртку и закрывает номер отеля. Они спускаются вниз по лестнице, застеленной красным ковром, по текстуре некогда напоминающей что-то бархатное. Лита не замечает (или не хочет), как Дерек на ресепшене подмигивает девушке за стойкой, у которой он достал информацию о литиной квартире за обещание поужинать. Бумажку, на которой она ровными цифрами написала свой номер, он выкинул в мусорку на втором этаже, как только с его губ сползла сладкая улыбка. Они загружаются в машину. Лита чувствует, как в салоне все еще пахнет алкоголем, некрепким и приторным; тем, что она вчера пила. Она даже позволяет себе усмехнуться, представляя, что от нее, должно быть, несло точно также. Сидром, пуншем и горьковатой водкой. От тёти хотя бы пахло вином. Дерек тут же дает по газам и направляется в ту часть города, где за промышленной частью скрывается трасса и выезд с табличкой «Вы покидаете Бэйкон Хиллс. Возвращайтесь скорее». Однако до туда он не доезжает нескольких километров и паркуется у другой, менее броской и более старой, точно она появилась здесь до того, как сам город. «Заповедник Бэйкон Хиллс. Не входить после наступления темноты». — Мы направляемся к тебе в гости? — Лита хлопает дверцей машины, когда ноги касаются корявого асфальта. Лесной массив начинается сразу после дорожки из гравия и камня. Дерек присоединяется к ней. — Почти что. Он ставит машину на сигнализацию и поднимает ржавую цепь, что брынчит кольцами, поеденными коррозией. Лита проскальзывает под ней, ступая на территорию заповедника. Сначала деревья стоят совсем негустым подлеском и только потом сходятся все ближе друг к другу, вплоть до того, что в некоторые места не дотягивает солнце. Лита рада, что туда Дерек и не стремится: он идет четко вперед, словно ищейка, точно зная, что собирается найти. Она давно не испытывала этого чувства — абсолютного понимания, что именно ищешь и что тебе необходимо. Лита бредет за ним, стараясь поддерживать тот же темп и даже наступать на следы от дерековых кроссовок. Несмотря на то, что Дерек даже по сухой листве ходит почти бесшумно, сейчас его ноги оставляют глубокие печати в земле. Лита же поддевает каждой ногой ворох опавших листьев, и те разлетаются по ветру. — Хорошо, что мы не ходили с тобой на охоту, — наконец Дерек оборачивается через плечо, и в его голосе сквозит улыбка. Намекает на то, что она топает будь здоров. — Зато вряд ли ты меня здесь потеряешь, даже если мы разделимся, — парирует Лита и проводит ладонью по ближайшему к ней стволу. Труха тут же остается на ее пальцах. — Что мы ищем? — А что ты помнишь об этом месте? Дерек маневрирует между деревьями и лишний раз втягивает носом здешний воздух, такой знакомый, что отдается в груди болезненными толчками ностальгии. Когда Лора уехала в колледж, она много раз говорила, что скучает именно по этому воздуху. Теперь Дерек ее понимает. — Твой дом, — Лита задумывается, поднимает взгляд на дерекову спину перед собой. Футболка на нем красиво обтягивает каждую мышцу, особенно хорошо это видно, когда он сводит лопатки. — И поляну, на которой… Каждый год в конце лета мы с Одри и Коди устраивали здесь ночевку в палатке. Дерек огибает одно большое дерево и трет переносицу пальцами. Ему хочется спросить еще о так многом. О том, о чем лучше спрашивать, когда Лита находится в полном сознании и контролирует каждое свое действие. Чем она занимается? Что случилось за секунду до той аварии? Почему Беркли? Встречается ли она с кем-то? Он видел ее пальцы, она не носит кольцо, но это совсем не значит, что у кого-то оно сейчас не лежит готовое в бархатной коробке. И что этот кто-то не ждет ее возвращения из Бэйкон Хиллс прямо сейчас. Однако вместо всего этого Дерек только морщится, чувствуя, как каждый второй вопрос царапает что-то в его груди, и спрашивает совсем другое: — Как это ощущается? Он больше ничего не поясняет, но Лита понимает. — Паршиво, — она горько усмехается. — В первые дни я чувствовала себя так, будто потеряла саму себя. То, что вообще делало меня мной — опыт, воспоминания, людей. Абсолютно всё. Исключая, конечно, те моменты, когда врачи меня собирали по кусочкам и заново ставили на ноги, огромные части из меня будто вырвали навсегда. Лита останавливается, упирается руками в колени и дышит почти беззвучно, даже Дерек едва различает неровные вздохи. Видит только, как вздымается и опускается ее грудная клетка. Прошло еще слишком мало времени, чтобы пережить это. Если какой-то конкретной даты — полгода, года, десяти лет — вообще может быть достаточно. — Я не знаю, что сделало меня той, кем я являюсь сейчас. Не знаю, как я менялась, какие решения принимала, не говоря уже почему. У меня будто украли то, что принадлежит мне по праву, понимаешь? — Лита бьет себя ладонью по бедру и наконец распрямляется. Сует руки в карманы куртки и возобновляет движение. Сначала она ровняется с Дереком, а потом идет дальше так, точно знает конечную цель. Однако она понятия не имеет, что движет ей сейчас, внутреннее наитие или знание из самых закромов памяти, но откуда-то она догадывается, что через пару метров, за большим развесистым ильмом будет то, к чему они шли. Она останавливается у высокого толстого дерева, обхватить которое получится, разве только навалившись на него всем телом и растянув руки. На нем-то она и видит выскобленный рисунок чем-то острым. Сердце с инициалами внутри — L + D. Палец сам тянется и аккуратно обводит каждую букву. — Мы были влюблены, — констатирует Лита, не отрывая взгляда. Дерек останавливается за ее спиной. — Были. Слова впервые не колят горло и не заставляют легкие сжаться в болезненном спазме — все, что чувствует сейчас Дерек, это горечь потери и желание подойти ближе. Он слушается и подается вперед так, что Лита практически чувствует его напряженную грудь лопатками. Дыхание перехватывает, и она задерживает воздух в легких, не в силах полноценно вдохнуть или выдохнуть. По предплечьям бегут мурашки, и нечто мягкое и горячее сжимается на ее плече — пальцы Дерека. Всё замирает. Тишина кажется такой оглушительной, что на какое-то мгновение Лита думает, что у нее заложило уши, как в тот самый момент аварии, когда скрип шин перерос в сплошной белый шум, который затопил ее со всех сторон. Только когда это молчание разрывается, словно мыльный пузырь, до нее доходит что-то помимо звона бесконечности: дыхание Дерека. Такое же прерывистое, как у нее, в такт движению его пальцев, которые подхватывают прядь ее волос и отбрасывают их с плеча за спину. Неконтролируемый полувыдох-полустон срывается с литиных губ, когда Дерек наклоняется ниже, и его опаленное дыхание врезается ей в шею. Он не целует ее, не касается, но этого уже достаточно, чтобы Лита запрокинула голову чуть назад и вбок, подставляя пульсирующую венку его взгляду. Перед глазами скачут картинки, которые смазаны, точно фотографии, снятые на старую камеру-мыльницу с крупным зерном, но Лита даже среди этих фигур и контуров различает определенные детали — те самые паттерны, о которых ей твердили и психиатр, и невролог. Подобное уже случалось — и колючая челка Дерека, и его скомканное горячее дыхание, и его желание. Это, точно пулеметная очередь, поражает каждую клетку литиного тела, заставляя покачнуться на месте. Еще секунда — и она готова резко развернуться, забросить руки ему за спину, пробраться пальцами под футболку, впиться губами в его губы и податься всем туловищем вперед. Сейчас кажется таким малым — ощущать Дерека только кожей на шее и плечом его пальцы, что продолжают смыкаться на нем. Когда воздух пронзает телефонная трель, ни Лита, ни Дерек не соображают этого сразу. Она дергается, едва не касаясь носом дерева, а он хмурит брови. Разочарованный вздох срывается с губ так тихо, что литин слух его даже не улавливает. — Это Скотт, — сипло шепчет Дерек еще перед тем, как достает телефон из кармана. Непослушные пальцы с трудом находят кнопку для принятия вызова. — Да? Лита расстегивает замок на куртке и, сгибая руку в локте, припадает ей на дерево. Опускается лбом на предплечье и переводит дыхание. Каждый цикл вдоха и выдоха дается с трудом, словно она так долго находилась под толщей воды, что теперь легкие неправильно качают кислород. Каждое воспоминание опускается на ее плечи тяжелым камнем. Когда Дерек отрывает руку от телефона и засовывает его обратно, его взгляд концентрируется на единственной точке — инициале L, выбитом им когда-то давным-давно на дереве. Он несколько раз тяжело вздыхает и сцепляет зубы. — Дерек? — зовет Лита. Она приподнимается и ребром ладони проводит по лбу. — Всё в порядке? — Бретт мёртв.