***
На следующий вечер, стоило лишь Тан Фану выйти из своей комнаты, как на него тотчас налетела Дун-эр. — Братец Тан! Братец Тан! Ты еще не видел новый образ братца Суй? — хихикая, выкрикнула она. За ужином они оба еле сдерживали смех. — Гуанчуань, куда делись твоя борода с усами? — поинтересовался Тан Фан. — Брился неаккуратно. Мне не идет? — Суй Джоу скосил на него взгляд. — Неплохо, но мне ты больше с бородой нравился. — Тогда отращу обратно. Всю оставшуюся часть ужина Суй Джоу грустно молчал, а когда наконец покинул кухню, Тан Фан несильно пнул Дун-эр под столом. — Чего это с ним? Вон как расстроился. Уверен, это все ты! Чего хихикала как дурочка?***
Незаметно пролетела еще одна неделя. После ужина Тан Фан с Суй Джоу уходили в свою комнату. Тот читал ему книги, трактаты ученых, однако, чем дальше, тем меньше Тан Фан воспринимал прочитанное. Казалось, даже военный чиновник Суй Джоу, что теперь усердствовал над книгой, нахмурив брови, понимал больше него. Тан Фан медленно засыпал под тихий глубокий звук его голоса, сон смешивался с размытыми воспоминаниями, которые происходили как будто даже и не с ним. Ярко светит солнце. Бородатый добрый человек наклоняется к кролику. Кролик совсем не боится его, ведь тот всегда ласков с ним, гладит, чешет за ушком, кормит с рук вкусностями. Тот что-то мягко говорит, подносит зверька к лицу, прижимается губами к его носу. Кролик равнодушно жует, дожидаясь, пока человек с добрым, но грустным лицом не отпустит его, чтобы дать еще морковки и почесать спинку. Тан Фан открыл глаза. Суй Джоу все еще читал под подрагивающим светом свечи. Тан Фану хотелось бы тоже, как тому кролику, положить голову ему на колени, чтобы заботливые сильные руки гладили его по спине, почесывали за ушком, чтобы тот шептал ему ласковые слова своим бархатистым голосом, наклонялся и чмокал в нос. Чем Тан Фан хуже зверюшки? Каждый вечер перед сном Суй Джоу целовал его, нежно, долго, так, что, казалось, заклятье вот-вот должно спасть, но ничего не происходило. К концу недели Тан Фан начал замечать, что как будто стал сильнее горбиться. Ходить прямо стало тяжело, спина болела, хотелось опуститься на четвереньки, чтобы снизить нагрузку на позвоночник, так что Тан Фан предпочитал большую часть ночи проводить в кровати, вылезая лишь поесть или посидеть с Суй Джоу на ступеньках, любуясь ночным небом. Каждый вечер все трое собирались на ужин, болтали о всякой ерунде, о произошедшем в Северном Дворе и о том, как Дун-эр играла с соседскими ребятишками. Лишь Тан Фану рассказать было нечего, поскольку из своей дневной жизни он не помнил ничего, кроме неясных картинок. Но даже так именно в эти моменты ему казалось, что он обычный человек в кругу близкой и любящей семьи. Нет никакого заклятия, завтра с утра он встанет, наденет свою белую форму с черной шляпой и пойдет в префектуру. Его взгляд остановился на последней оставшейся в тарелке фрикадельке. Он уже было потянулся к ней, как вдруг его палочки столкнулись с еще одной парой. Тан Фан поднял на Дун-эр устрашающий взгляд. — Как нехорошо, маленькая барышня! Я первый ее увидел! — Младшим надо уступать! — показала ему язык Дун-эр. — Будешь столько есть, растолстеешь и замуж никто не возьмет! — пропыхтел Тан Фан, старательно воюя палочками за несчастную фрикадельку. — Да ладно, отдай ты ее ребенку, — улыбнулся Суй Джоу. — Там в котле еще парочка завалялись. Горячие. Сейчас принесу. — Ну уж нет! — рассмеялся Тан Фан. — Это дело принципа! Но стоило ему вновь потянуться палочками к тарелке, как все тело сковала ужасающая боль. Он давно не испытывал ничего подобного. Тан Фан закричал, перед глазами потемнело, а в ушах раздался уже успевший позабыться голос Цинцзы: «Снова ослушался хозяина, зайка? А ведь я предупреждала, во второй раз наказание будет в разы суровее!» — Нет! Пожалуйста, нет! — рыдал Тан Фан, корчась от боли. — Я не заметил! Я не подумал! Я забылся! Пожалуйста! «Не успеешь снять заклятие до рассвета — навсегда лишишься разума». Боль прошла. Продолжая содрогаться в рыданиях, Тан Фан открыл глаза и поплывшим от слез зрением разглядел искаженное от беспокойства лицо склонившегося над ним Суй Джоу. Он придерживал Тан Фана за плечи, прижимая к себе, чтобы тот во время приступа не бился головой об пол. — За что ты так со мной?! За что?! — в отчаянии закричал Тан Фан, вырываясь из его рук. — Теперь все кончено! Все пропало! С рассветом я навсегда стану тупым кроликом! Зачем ты отдал мне приказ?! Ты говорил… Ты обещал, что не будешь этого делать! — Прости, прости, — бормотал Суй Джоу, еще крепче прижимая его к груди. — Прости меня, Тан Фан. Я виноват… — Что мне делать?! Что мне теперь делать? Почему? Почему ты так и не полюбил меня?! — рыдал Тан Фан, не в силах сдержать нахлынувшие страх и отчаяние. — Братец Тан, что с тобой? — плакала подле него Дун-эр, пытаясь напоить его водой. Однако тот так сильно трясся, что все проливалось мимо ему на грудь. — Твои зубы… и спина… Суй Джоу шикнул на нее и взглядом указал на дверь. Отставив чашку в сторону, девочка послушно убежала с кухни, вытирая слезы. Тан Фан растеряно скользнул языком по ровному ряду зубов, а рукой — по спине, которая вправду почему-то странно болела и чесалась, а затем замер, глядя широко раскрытыми от ужаса глазами на Суй Джоу: два передних зуба вытянулись, а на прежде стройной спине торчал горб, не дававший выпрямиться и вытянуть ноги. Это открытие повергло Тан Фана в еще большую панику. Скрючившись на полу, он разрыдался вновь. Суй Джоу обнял его, крепче прижимая к себе и бормоча бессмысленные извинения и утешения. — Я же говорил! — плакал Тан Фан, цепляясь за его одежду. — Я же предлагал тебе себя! Но ты не захотел! Ты не смог полюбить меня умным и красивым! Дождался! Теперь я безмозглый урод! Что может измениться до рассвета?! Гуанчуань! — он слегка отстранился и схватил Суй Джоу за руку, с мольбой заглядывая в глаза. — Скажи, чего ты хочешь? Я все сделаю! Только полюби меня… Я много чего умею! Могу ртом! Не хочешь? Можешь взять меня. Грубо, нежно — как хочешь! Я даже не пикну! Могу кричать, если тебе нравится! Не нравится? Не хочешь? Да разве кто захочет такого калеку, как я?! — Нет, не говори так, — с болью в голосе пробормотал Суй Джоу, обхватив его залитое слезами лицо. — Не говори так. Мне не нужно ничего. Мне нужен лишь ты, Тан Фан. Думаю… Думаю, я люблю тебя. Уже давно люблю. — Правда? — тот несколько успокоился, продолжая лишь непрестанно икать после безудержной истерики. — Тогда поцелуй! Выдохнув и зажмурившись, Суй Джоу выполнил его просьбу. — Не работает! — Тан Фан со злостью дернул себя за пушистое ухо. — Целуй еще! Крепче! Может, ты целуешь слишком слабо, поэтому не выходит? Суй Джоу снова прильнул к его губам, на этот раз неумело углубив поцелуй и проникнув языком в рот. Тан Фан тоже был не силен в подобном, да еще и нервничал ужасно, так что вышло все как-то скомкано, рвано. И снова безрезультатно. — Скажи еще раз, что любишь меня! — потребовал Тан Фан. — Только теперь уверенно, без сомнений в голосе. Как можно более искренне. И сразу целуй! — Я люблю тебя, — Суй Джоу смутился и, закрыв глаза, снова прильнул к его губам. Выглядело достаточно правдоподобно — Тан Фан поверил, но на заклятье это никак не отразилось. Спустя полчаса, в течение которых Суй Джоу бесчисленное множество раз повторил слова признания и зацеловал Тан Фана так, что у обоих опухли губы, тот в отчаянии вцепился себе в волосы, изо всех сил сдерживая вновь подступавшие рыдания. — Должно быть, я что-то упустил в тексте проклятия. Какую-то мелочь. Любовь… любовь… поцелуй любви… — Тан Фан принялся судорожно повторять текст проклятия, пытаясь понять, что не так. — Ответ должен быть очевиден! Эх, мне бы сейчас мои прежние мозги… Что произошло в тот день? Во время погони погиб Лин Чаодун… Цинцзы обвиняла меня. Кто-то из нас должен умереть? Нет, бессмыслица! Как тогда целовать? Суй Джоу слушал его со скорбным выражением лица. — Я сказал, что Цинцзы проститутка и что я не хочу обсуждать с ней любовь… Вот оно! Наверняка все дело в этом. Ну конечно! Цинцзы же проститутка! Что для нее может служить лучшим доказательством любви? Постель! — Я не думаю, что… — начал было Суй Джоу. — Не спорь со мной! — возмутился Тан Фан. — Может, у тебя еще какие идеи есть? Нет? Тогда это наш единственный вариант! Гуанчуань, ты же сказал, что любишь меня? Так докажи это! — Но ты ведь не хочешь, — тихо проговорил Суй Джоу, опустив голову. — Я хочу жить! — с надрывом воскликнул Тан Фан. Добраться до комнаты Тан Фан смог только с помощью Суй Джоу. Опускаться до того, чтобы ползти на четвереньках не хотелось. Суй Джоу закрыл дверь, и Тан Фан принялся судорожно развязывать пояс и нижние одежды, стараясь лишний раз не поворачиваться к Суй Джоу спиной, чтобы тот не видел его безобразный горб. Добравшись до нижней рубахи, Тан Фан с ужасом обнаружил причину, почему так чесалась спина: вдоль позвоночника от хвоста до ворота она была покрыта белой пушистой шерстью! — Я останусь в рубашке, если ты не против, — бросил Тан Фан, избавившись от штанов и распахнув нижние одежды, чтобы обнажить грудь. — Не зажигай свечи. Будет лучше, если ты не сможешь видеть, какой я сейчас. Представляй меня таким, как раньше, ладно? Не смея поднять на Суй Джоу глаз, он залез на кровать и лег на спину, полностью открывая себя ему. Его знатно потряхивало, но не от стыда или страха того, что сейчас произойдет. Все это было мелочью по сравнению с тем, что через несколько часов он мог потерять себя и лишиться жизни. — Мне помочь тебе раздеться? — спросил он застывшего у кровати Суй Джоу, пытаясь унять дрожь в голосе. — Я сам, — хрипло ответил тот, схватившись за пояс. — Я никогда не был… к тому же с мужчиной, — нервно добавил он, наконец разобравшись с одеждой. — Я был. Уже, — закусив губу, Тан Фан схватил его за руки, увлекая его в постель и заставляя нависнуть над собой. — Ты можешь делать со мной все, что хочешь, — как можно более соблазнительно прошептал он, гладя Суй Джоу по рукам, плечам и шее. — Ты говорил, что любишь меня. Не может быть, чтобы ты не представлял этого. Что бы ты хотел сделать со мной сейчас? Я весь в твоей власти. Любая фантазия. Скажи мне. — Я… хочу, чтобы тебе было приятно, — ответил Суй Джоу, запнувшись. — О, это легко, — обрадовался Тан Фан, пытаясь припомнить, что вытворяла с ним первая хозяйка. — Тебе просто нужно приласкать меня. Знаю! У меня чувствительные уши и хвост. Вот, они очень мягкие — потрогай, — он схватил руку Суй Джоу, притягивая ее к своим ушам. — Видишь? — Тебе нравится? — растерянно спросил тот, гладя его по уху. Тан Фан отчаянно закивал головой, хотя, по правде сказать, таких легких прикосновений он практически не ощущал. Даже привычных в таком случае мерзких мурашек не было. — Можешь еще здесь, — Тан Фан вновь схватил Суй Джоу за руку и притянул ее к своему паху. — Здесь будет приятно. Когда чужие пальцы тронули его мягкий член, Тан Фан вздрогнул, но тотчас заставил себя успокоиться. Неловкие прикосновения Суй Джоу мало походили на умелые действия первой хозяйки. — Если войдешь, я тоже получу удовольствие, — соврал Тан Фан, пытаясь прогнать воспоминания о том, как прежний владелец грубо и больно брал его до крови. — Только сначала лучше подготовить, — поспешил добавить он, заметив, что Суй Джоу дернулся. — Я сам сделаю. Я умею! — мысленно отругав себя за то, что не захватил с кухни масло, он облизал пальцы. — Ты пока можешь продолжать. И не забывай целовать меня. Периодически. Суй Джоу нагнулся и прижался к губам Тан Фана, неуверенно спустился к скулам, шее, ключицам. Тот зажмурился надеясь, что легкая дрожь во всем теле сможет сойти со стороны за возбуждение. — Я не могу, — Суй Джоу вдруг резко отстранился, сев на колени. — Почему? — Тан Фан распахнул глаза. — Я сделал что-то не так? Суй Джоу нахмурился и отвернулся. Тан Фан подскочил и схватил его за плечи, боясь, что тот попытается сбежать. — Это потому, что я мужчина, да? — спросил он. — Если тебе противно, можешь не трогать меня там. Хочешь, ложись — я сам все сделаю? Можешь представить, что я нежная барышня. Или ты волнуешься потому, что не хочешь изменять своей невесте и будущей жене? Не волнуйся, об этом никто не узнает. Я никому не скажу! Это особенный случай. Ты делаешь это, чтобы спасти мою жизнь! Нет? — он обхватил Суй Джоу за лицо, стараясь заглянуть в глаза. — Я понял! Дело в моем уродстве, да? — он в отчаянии замотал головой, стараясь подавить вновь подступающую к горлу истерику. — Просто закрой глаза! Думай о том, каким я был, когда ты влюбился в меня! — Дело не в этом, — Суй Джоу опустил голову и сжал кулаки, крепко, до белых костяшек. — Я не могу перестать думать о твоих прошлых хозяевах и… Тан Фан удивленно уставился на него, а затем отпрянул, одернув руки. — Тебе противно! — воскликнул он, озаренный ужасной догадкой. — Тебе омерзительна сама мысль, что я позволил кому-то прикасаться ко мне, да? Как грязная девица из борделя… Ну конечно! Ты такой правильный и чистый. Собирался жениться и быть верным жене до смерти? Гаунчуань! Ты поверишь мне, если скажу, что тоже был таким? Я бы никогда… То, что произошло, было не по моей воле! Ты не можешь осуждать меня за то, что я не смог ослушаться! Я боялся… я не хотел… По щекам Тан Фана потекли горькие слезы, стоило лишь вспомнить, как он сам прежде отреагировал на подобные оправдания Цинцзы. Он не понимал, да и не хотел понимать ее, продолжая осуждать и презирать. От одной мысли о том, что Суй Джоу испытывает к нему нечто подобное, сердце сжалось от боли. — Все не так, — Суй Джоу поймал его лицо ладонями и прижался к его лбу своим. — Я не могу тебя осуждать. Я просто не понимаю… Ты же такой хороший, светлый… К тому же послушный и абсолютно беззащитный из-за проклятия… А они пользовались этим. И я видел следы на твоем теле. Синяки и… Как только рука поднялась?! — Второму хозяину нужны были деньги, — Тан Фан разрыдался от переполнявших его сердце признательности Суй Джоу и жалости к себе. — Ты же знаешь, у меня ничего нет. Перебирался от жалования к жалованию. Он велел отдать Дун-эр, но разве я мог? Я спалил котел и из-за простуды сил не хватало, чтобы убирать дом… Он был очень зол… Но это все неважно, правда, — вспомнив о своей цели, Тан Фан силой воли заставил себя вытереть слезы и улыбнуться. — Я знаю, ты хороший человек. И я не против. У тебя есть мое согласие. Можешь делать, что хочешь. — Как я могу, зная все это? — Суй Джоу зажмурился, опустив голову. — Если ты не будешь грубым, то все нормально, — попытался улыбнуться Тан Фан. — Но и не нежничай слишком сильно. — Но ведь тебе не нравится. Я вижу по твоей реакции. — Неважно, нравится мне или нет, главное, чтобы тебе понравилось. Ты ж любить меня должен! — вспылил Тан Фан. — Просто трахни меня уже! Хватит ныть! Что ты мне теперь прикажешь, сдаться и остаться навсегда тупым прожорливым кроликом?! Я столько терпел, чтобы снять проклятие! Потерплю еще ночь! — Мне понравится, если тебе понравится, — продолжал упрямиться Суй Джоу. — Мне не понравится! Что бы ты ни делал! — закричал Тан Фан, со злостью швырнув в него подушкой. — Да, от твоих прикосновений меня тошнит! Они напоминают мне о первой хозяйке, которая ласкала меня против воли! А от одной мысли, что ты войдешь в меня, озноб прошибает! Хочешь знать, что мне может понравиться? Ни пальцем меня не касайся, ляг и дай мне взять тебя. Ну, что скажешь? Понравится тебе такое? — Попробуем и узнаем, — улыбнулся Суй Джоу, поднимая голову. — Мне тоже кажется, что так правильнее будет. Ты все равно лучше знаешь, что и как… И, если что, я неплохо переношу боль. Тан Фан смутился. — Тогда… Если ты не против, думаю так тоже можно, — неуверенно кивнул он. — Но ты не волнуйся! Больно точно не будет! К тому же ты же должен полюбить меня еще больше — я сделаю все, чтобы доставить тебе удовольствие! Только принеси с кухни масло. Простое обычное сойдет. Вернувшись с бутылочкой, Суй Джоу снова разделся и лег на живот, спрятав лицо в подушке. — Я не похож на миниатюрную красавицу, но со спины это не так в глаза бросается, — пояснил он. — Если хочешь, можешь перевернуться, — смущенно проговорил Тан Фан, гладя его по спине. — Так целоваться удобнее. — Я не подумал, — нервно рассмеялся Суй Джоу, переворачиваясь на спину. — Можешь связать мне руки, — внезапно предложил он. — Если тебе так будет спокойнее. Чтобы убедиться, что я точно не буду тебя трогать. — Я тебе верю, — ответил Тан Фан, вскарабкавшись сверху и окидывая его взглядом. От осознания того, что Суй Джоу так легко согласился передать ему инициативу и не пытается делать что-то против его воли, на душе внезапно стало легче. — У тебя красивое тело, — прошептал Тан Фан, опустив руки ему на грудь. Суй Джоу густо покраснел.***
Отчаянный поцелуй, которым Тан Фан напоследок впился в губы Суй Джоу, тоже не помог снять проклятия. Тан Фан упал на Суй Джоу и глухо застонал в одеяло от охватившего его бессилия. — В чем я ошибся? — рыдал он. — Что я упускаю? Тот молча гладил его по спине. — Ты точно любишь меня? — Тан Фан поднял красное от слез лицо и заглянул Суй Джоу в глаза. — Может, я сделал что-то не так и ты теперь разлюбил меня? Так и знал! Я не должен был соглашаться! — Все было хорошо, — Суй Джоу напряженно улыбнулся. — А даже если бы и нет, я не разлюбил бы тебя из-за подобного. Это не так работает. — Тебе хоть немного понравилось? Ты думал о том, что любишь меня, когда целовал? — спросил Тан Фан, вытирая слезы. — Да, — кивнул Суй Джоу. — А тебе как? — Было неплохо, — смутился Тан Фан. — Думаю, мы все же должны попробовать и наоборот. Цинцзы наказать меня хотела, показать, что значит быть послушным чужой воле рабом. Проститутки в борделях не делают того, что им нравится. — Уверен, ты ошибаешься и дело совсем не в этом, — Суй Джоу снова погрустнел. — К тому же, в моем случае, это не было похоже на наказание. Просто несколько… необычно. — Ладно, — Тан Фан приподнялся и сел. — Что мне тогда делать? Я не могу просто сидеть и ждать конца! У тебя есть идеи? Суй Джоу молча лежал, задумчиво глядя на него, а затем вздохнул и покачал головой. — Тогда мы должны проверить мою теорию. Будем пробовать, пока не получится! — Только не делай ничего против воли, — сдался Суй Джоу. — Ни тебе, ни мне это не понравится. — Хорошо, — кивнул Тан Фан. — У меня есть кое-какие соображения на этот счет. Садись. Дождавшись, пока Суй Джоу послушно выполнит его просьбу, Тан Фан забрался к нему на колени, обвив шею руками. — Я сам все сделаю, ладно? — прошептал Тан Фан, поближе прижавшись к нему всем телом. — Ты не трогай меня.***
— Прости, я больше не смогу, — Суй Джоу без сил опустился на кровать. После нескольких раундов он окончательно выдохся, тогда как Тан Фан, как и говорила первая хозяйка, после превращения стал более выносливым и энергичным в постели. Он упал на спину подле Суй Джоу, безучастным взглядом буравя потолок. Его последняя надежа рухнула. Разум постепенно мерк и больше вариантов, как снять проклятие, не оставалось. До рассвета, судя по светлеющему за окном небу, оставалось не больше часа. — Цинцзы соврала мне, — обреченно проговорил Тан Фан. — Дала надежду, чтобы я мучился столько времени, терпел, изводил себя верой в то, что это все временно и я смогу вернуться к нормально жизни. В противном случае я бы покончил с собой еще в первую неделю. А ей нужно было, чтобы я страдал… Она ни за что бы меня не отпустила. Суй Джоу обнял его за шею и прижался губами к виску, шумно дыша. — Я не заслужил этого, — из глаз Тан Фана полились слезы. — Я старательно учился, сдал экзамен, трудился в префектуре на благо страны, перебирался от жалования к жалованию. Даже взяток не брал, чтобы прокормиться. И все для чего? Чтобы я больше месяца позволял избивать и насиловать себя, не сопротивляясь? Каждый день терпеть боль и наконец сдохнуть глупым зверем? Разве я заслуживаю такого, Гуанчуань? — Нет, — тихо прошептал тот, обхватив его за голову и прижимая к себе. — Нет. — Гуанчуань, — продолжал Тан Фан, переполняемый жалостью к себе, — первая хозяйка предполагала, что, когда проклятие станет необратимым, я могу продолжить превращаться в человека по ночам. Только это буду уже не я. Неразумный зверь в моем обличье, который будет скакать на четвереньках и справлять нужду там, где ест, — он шмыгнул носом. Его передернуло от омерзения. — Гуанчуань, я не хочу, чтобы мое тело продолжало жить так. Я все-таки чиновник, ученый муж, у меня есть гордость. Если я буду простым кроликом, Дун-эр хоть сможет играть со мной. Я никому не помешаю. Но если я стану этим… Гуанчуань, убей меня тогда, ладно? И похорони. Обещаешь? Суй Джоу молчал. — И о Дун-эр позаботься. Не прогоняй ее, — вспомнил о девочке Тан Фан. — Она мне как сестра. Накопи на приданое и выдай замуж за хорошего человека, когда вырастет. Прошу тебя. Можешь продать все мои пожитки. Среди книг могут быть достаточно ценные. Больше мне нечего тебе предложить за это. Ты же не бросишь Дун-эр, Гуанчуань? — Не брошу, — тихо пообещал Суй Джоу, продолжая сжимать Тан Фана в объятиях. — Поцелуй меня еще раз, на всякий случай, — попросил Тан Фан, и Суй Джоу послушно выполнил его просьбу, слегка подняв голову. Чуда не произошло и Тан Фан замолчал, ожидая конца. Внезапно его разум охватило странное спокойствие. Жалость к себе, гнев, страх исчезли. В голове была абсолютная пустота. Кажется, он смирился со своей судьбой. — Сколько времени осталось? — равнодушно бросил он, повернув голову к окну. — Полчаса, не больше? — Мне позвать Дун-эр? — спросил Суй Джоу, подняв наконец голову. Его голос дрожал. Тан Фан ничего не ответил. Он и не слышал вопроса, продолжая безучастно глядеть на светлеющее небо. — Жунцин, мне так жаль, — бормотал Суй Джоу, гладя его по голове и лихорадочно целуя в губы, щеки, подбородок. — Мне так жаль, что я не смог тебе помочь! Ты из кожи вон лез, чтобы я полюбил тебя, и у тебя получилось. Я же, кажется, старался недостаточно… Как можно тебя не любить? Ты такой умный, открытый, честный, добрый, красивый, замечательный… А я… Разве мои чувства могли быть взаимны? Я так надеялся, что моей любви хватит на нас двоих, но, видимо, очерствевшее в боях сердце солдата не способно на такое… Прости меня, Жунцин… На лицо упали теплые капли, и Тан Фан, будто очнувшись ото сна, перевел удивленный взгляд на Суй Джоу. Тот плакал, прижимая Тан Фана к себе и бормоча извинения. «Даже я уже смирился, почему он так переживает?» — Тан Фан протянул руку и коснулся щеки Суй Джоу, вытирая слезу. Суй Джоу выглядел таким грустным из-за него, что Тан Фан невольно вспомнил о том, как тот ворочается во сне, мучимый кошмарами. Он казался несчастным и одиноким тогда, а с появлением Тан Фана его сон стал лучше. Сердце внезапно сжалось от жалости, стоило лишь представить, как Суй Джоу будет тут совсем один без него. Тан Фан просто исчезнет, не останется ни воспоминаний, ни сожалений, а Суй Джоу с Дун-эр, которые так любят его, останутся здесь с пушистым зверьком на руках. — Не плачь, — приподнявшись над Суй Джоу, Тан Фан погладил его по щеке. — Почему ты плачешь? Ты будешь не один. С тобой останется Дун-эр. Она хорошая девочка, тебе будет не так одиноко, как прежде. А еще теперь ты можешь со спокойной душой разлюбить меня и жениться. Суй Джоу подавил всхлип и покачал головой. — Это не так работает… Ты можешь не оставлять меня? Тан Фан растерялся. Раньше он не задумывался о том, что значат для Суй Джоу эти чувства и что с ним будет, когда все закончится. Тот должен был просто влюбиться в него, снять проклятие и все, но теперь, видя, как тот расстроен, Тан Фан почувствовал, что в этом есть доля и его вины. Суй Джоу было бы сейчас намного проще, откажись он помогать ему. — Я буду тут, — пробормотал он, сдерживая слезы. — То есть это буду не совсем я, а кролик, но ты можешь гладить его и чесать за ушком. Ему это нравилось, я помню. А если я буду на ночь превращаться в человека… Сейчас подумал, тебе наверно будет очень тяжело покончить со мной. Зря я тебя попросил. Если будет очень грустно, ты можешь и меня, то есть его, гладить, пока не разлюбишь… — Что ты чувствуешь ко мне? — внезапно спросил Суй Джоу, и Тан Фан запнулся, недоуменно уставившись на него. — Я… — он понял, что прежде совсем не задумывался о своих чувствах к Суй Джоу. — Я не знаю… Мне нравится, что ты рядом. Ты очень хороший, заботливый, добрый. Вкусно готовишь, с тобой интересно поговорить… А еще очень милый и привлекательный. Месяц, проведенный с тобой, не был похож на наказание. Скорее, на благословение. Так счастлив в последний раз я был только в детстве. Я бы… я бы хотел всегда жить так с тобой… — из глаз Тан Фана полились слезы, они капали на лицо Суй Джоу, перемешиваясь с его. — Каждое утро ходить на работу, по вечерам дожидаться друг друга и ужинать вместе с Дун-эр. А потом… Я бы лежал у тебя на коленях, а ты бы гладил меня по голове и что-нибудь рассказывал. У тебя очень приятный голос и сильные руки. Я бы спал с тобой и обнимал, чтобы у тебя не было кошмаров. И целовал… каждый вечер… — Поцелуй меня сейчас, — попросил Суй Джоу, гладя его по спине. — Это не поможет, ты же знаешь, — горько улыбнулся Тан Фан сквозь слезы. — Поцелуй меня на прощание. Если хочешь. — Хочу, — прошептал Тан Фан. Наклонившись, он закрыл глаза и прижался к губам Суй Джоу своими. Он целовал его долго, нежно, самозабвенно, не желая отстраняться. — Я… — наконец оторвавшись, прошептал он, гладя Суй Джоу по лбу. Однако договорить не смог, внезапно охваченный ужаснейшей болью. — Нет-нет! — закричал он, хватаясь за Суй Джоу. — Почему сейчас? До рассвета же еще есть несколько минут! Я хотел провести их с тобой! Я столько не успел тебе сказать, Гуанчуань! Я… я люблю тебя! Так люблю… Его голос сорвался на душераздирающий крик. Боль была сильнее обычной и все никак не заканчивалась. Тан Фан плакал и корчился на руках Суй Джоу, сжимая в руках одеяло. Тот прижимал его себе и баюкал, рыдая вместе с ним. Тан Фан в последний раз дернулся, с отчаянием заглядывая в заплаканные глаза Суй Джоу, и мир вокруг померк.***
Солнце поднималось над Пекином, город оживал. На улицах появлялись первые заспанные прохожие, радующиеся июньскому теплу, ларьки и уличные закусочные открывали свои двери. Тут и там раздавались крики, смех, оживленный шум. Первый луч проник в комнату, освещая кровать и сидящего на ней мужчину, что, склонившись, гладил по голове стройного юношу, свернувшегося калачиком у него на коленях. Полоса света достигла лица Тан Фана, ресницы дрогнули. Поморщившись, тот открыл глаза и с удивлением поднял голову. — С добрым утром, — улыбнулся Суй Джоу, наклоняясь к нему.