Синька

- Лера, ну, почему ты не хочешь признавать очевидного? – не унималась Томина, наблюдая, как одновременно и смущается, и негодует ее спутница. Они пришли в один из самых любимых клубов Ларисы, где Лера с удивлением видела, как извиваются в танце, прижимаясь друг к другу, самые разные парочки. Она смотрела с неким ошеломлением, недоумением и любопытством на происходящее вокруг. Прожектора практически ослепляли, а музыка била по ушам. - Здесь не обращают внимания на то, кто кого любит. Здесь расслабляются, чего и тебе советую, - прошептала Лара, обдавая ушко брюнетки горячим дыханием, от которого мурашки пробежали по коже. – Я ничего тебе не сделаю, пока сама не попросишь. Лариса обняла ее за талию и медленно повела на танцпол. Через какие-то секунды от зажатой Леры не осталось и следа. Девушка расслабилась, подстраиваясь под ритм мелодии, совершенно не переживая, что Томина все еще держит ее в объятиях, плавно поглаживает ладонями спину, учащенно дышит. Лере было спокойно и хорошо. Может, она махнула лишнего в ресторане. Лара предупреждала, что смешивать напитки – идея плохая. Но разве можно контролировать себя, когда хорошо? Музыка, казалось, длится бесконечно. Лариса прекрасно понимала, что в такой характерной обстановке, под расслабляющую мелодию и после долгого стресса, Лера поддастся. Но все-таки, давить на брюнетку не хотелось. Тут другое было замешано. Непривычный прежде для Томиной комфорт, чувство уюта и тепла, которое она от своих партнерш редко получала. Эгоцентризм нынче в моде. А тут перед ней - мягкая и плавная, домашняя и строптивая, нерешительная и серьезная. Убойная смесь. Повинуясь очарованию момента и долгому воздержанию, Томина, чуть придвинулась к Лере, обнимая ее крепче, запустила пальцы в шелковистые пряди и неторопливо принялась покусывать мочку ушка, отчего Лера дернулась и попыталась отстраниться. Широко распахнутые ореховые глаза смотрели с недовольством. - Помни, я не сделаю того, чего ты не захочешь, - Лариса посмотрела в беззащитные оленьи глаза. Губы сами потянулись к губам девушки. Лера зажмурилась, почувствовав невесомое прикосновение к губам, и вспыхнула. Целоваться с женщиной было непривычно и ново. Целоваться с Томиной – естественно. Лера решила, что сходит с ума, на глазах у всех поддаваясь этому порыву. Но очарование момента схлынуло, стоило девушке открыть глаза и заметить, как стоящий у барной стойки мужчина пялится в их с Ларисой сторону. Она заледенела и сжалась в комок. Женщина отстранилась и испуганно уставилась на нее: - Что-то случилось? Не понравилось, да? Прости, - она говорила быстро, обеспокоенно. Но Лера только отрицательно помотала головой, вцепилась Ларисе в руки и прошептала: - Видишь того мужчину? - женщина проследила в указанном направлении. – Он мне не нравится. Пойдем отсюда, а? - Хорошо, пойдем, милая. Через несколько минут они были на свежем воздухе, и паника, охватившая Леру в клубе, постепенно улеглась. Но на сердце все равно было неспокойно. Томина по дороге к припаркованной на углу машине, обернулась и спросила: - Чем тебя так этот мужик напугал? – Лера грустно улыбнулась. - Тем, что он – мой муж…. Томин опять засиделся в кабинете допоздна. Торопиться домой ему было незачем. Иногда, под вечер, его одолевали меланхолия и апатия. Он думал, что жизнь прожита зря, если кроме Ларки, ему и дело-то передать свое некому. Нет, он, конечно, был доволен тем, чего добился собственными потом и кровью, но разве важны его заслуги, если о них некому рассказывать. Некому передать опыт. Тася была права, что связалась с этим Кирсановым. Он бы молод, красив, богат. Семен же давно отслужил свое. Он и вел-то себя, как ржавая развалюха. По вечерам он вспоминал свою бывшую жену. Представлял, как сложилось бы, не отпусти он тогда ее от себя. Если бы он настоял на своем. Сейчас, возможно, ему не думалось бы об этой рыжеволосой дурочке, которая очаровала его с первого взгляда. Собственная сентиментальность раздражала мужчину. Он хотел быть суровым, властным, но даже перед подчиненными притворяться не мог. В конце концов, что он приобретет, если перестанет быть собой? От неприятных дум отвлек телефонный звонок. Номер был ему незнаком. Семен нахмурился и попытался вспомнить, где видел этот набор цифр раньше, но так и не смог. Настойчивая трель продолжалась. Устало вздохнув, Томин нажал на кнопку принятия вызова. - Алло? – слышался шум машин и легкое шипение. - Алло? Семка? – звонкий голос резанул слух. Томин вспоминал, кто на другом конце. – Томин, ты? - Я, - неуверенно ответил мужчина. – Кто это? - Салага! Ты меня не узнал?! Да я ради тебя в Москву приехал, можно сказать! - Русый? – Томин почувствовал, как сердце затопило теплой волной. Друг. Это его друг. – Русый! - Он самый! Он самый! – задорный смех почти оглушал. Голос теперь действительно казался таким знакомым и родным. - Ты где? Ты как? Черт, поверить не могу! – апатия пропала, сменившись предвкушением встречи. - Да вот, собственно, на свою новую квартиру еду. Теперь я москвич, - уже заржал Русый, а Томин решил не откладывать встречу в долгий ящик. - Когда увидимся? - Как доеду, приглашаю в гости. Позвоню через час, адрес продиктую! И Томин, - пауза была бесконечной. – Водки бери, а не как мне на проводы! - Заметано, друг. Рад тебя слышать. - А я-то как рад… В жизни Таси нередко происходили ситуации, когда она могла положиться только на себя. Она всегда была одинока. Даже когда вокруг сновала толпа. Но сейчас для нее все изменилось. Она знала, что есть люди, которые ее простят и примут обратно, несмотря на детское поведение и капризы. Ей было стыдно. Как никогда в жизни. Перед Маем в большей степени. Тася еще никогда не встречала таких искренних и преданных людей. И была уверена, что больше не встретит. Девушка, ежась от холода, шла к автобусной остановке, надеясь, что ее примут, когда она вернется домой. Ветер нещадно забирался под тоненькое пальто. Эта рыжая дуреха опять была одета не по сезону. Синевский всегда ворчал на нее за такое безрассудство. Но Тася лишь усмехалась. А сейчас, присев на прохладную лавочку и положив рядом скромную сумку с теми вещами, которые когда-то привезла к Кирсанову, Ромина сидела и ждала последнюю маршрутку, которая увезет ее из этого района к ближайшей станции метро. Ей пришлось о многом подумать. Многое решить. И она пришла к выводу, что ребенка оставит. Не потому, что это дитя Германа, Боже упаси, а потому, что она готова. Готова заботиться, любить, дать крохотному существу то, чего она сама не получила, и даже больше. Транспорт все не ехал, а ноги совсем онемели. Постепенно, девушка стала чувствовать, как кружится голова. Хотелось прилечь. Тасю снова затошнило, но она не могла встать, чувствуя внезапную слабость. Слезы сами полились из глаз. Она испугалась. - Девочка, с тобой все в порядке? – обеспокоенно поинтересовался склонившийся к ней мужчина в сером пальто. На руках - тонкие кожаные перчатки. Он был большим. Действительно большим. Девушке подумалось, что он сейчас где-нибудь в лесу ее закопает. - Все нормально. Я просто устала, - испуганно просипела Тася, вжимаясь в спинку скамейки. Мужчина понимающе хмыкнул. - Не бойся. Я ничего тебе не сделаю, - он улыбнулся. Его серьезное до этого лицо в миг стало почти детским, добрым и даже красивым. Тася никогда не видела, чтобы простая улыбка так преображала человека. – Давай в больницу отвезу. Даже в темноте видно, что ты совсем бледная. - Не надо. Домой хочу, - всхлипнула девушка. Мужчина провел ладонью по короткому ежику темно-русых волос и в приказном порядке объявил: - Домой только после больницы. Не хочу, чтоб такой милый ребенок коньки отбросил…. Гордей проснулся, почувствовав, что ему тяжело дышать. Он открыл глаза, обнаруживая чью-то голову аккурат на переходе шеи в грудину, и широко улыбнулся. Голова была вполне узнаваемая. Густая шапка рыжих волос. Май сопел, щекоча ровным дыханием кожу у ключицы. Сразу вспомнилось то, что произошло. И то, как произошло. Внутри потеплело. Мужчина аккуратно сместил голову Синевского на соседнюю подушку и повернулся к нему всем телом. Он мирно спал, лишь ресницы чуть дрожали. Разумовский подумал, что таким красивым дизайнера никогда не видел. Хотя, возможно, не хотел видеть. Тонкие пальцы, длинная шея, острые плечи. При всей своей видимой хрупкости, Май определенно был мужчиной. В нем ведь не наблюдалось той женственности и манерности, присущей некоторым «людям творчества». Он лежал рядом, в опасной близости. И хотелось потрогать его еще. А потом еще. Касаться, где только можно. Целовать и так истерзанные губы, и густые ресницы, и музыкальные пальцы. «Гордей, ты помешался. Ты еще об этом пожалеешь. Очень скоро. Ты слишком близко к нему подобрался. Куда теперь?» Мужчина откинул одеяло и встал с кровати. Тихо, стараясь не шуметь, он натянул джинсы, и прошел на кухню. На полочках нашлось кофе. Турка нашлась на подоконнике, подозрительно зеленая внутри. Пришлось отмывать. Он так увлекся, что не заметил, как за спиной нарочито громко кашлянули. Лера смотрела на него в упор, как снайпер на жертву. В своем кремовом пеньюаре она была великолепна. Великолепна и раздражена. Интересно, Гордей на всех так действует? - Потрудись объяснить, что ты забыл на нашей кухне. И спасибо, что хотя бы надел штаны. - Понимаешь, Лерун, я бы с радостью тебе объяснил, но это не твое дело, - улыбаясь, Гор разлил кофе по двум чашкам. Лера благодарно кивнула и добавила в напиток две ложки сахара. - Зачем ты так с ним? – упрямо продолжала девушка. Она же не дура. Понимает, что с первой встречи с Разумовским в Мае творилось что-то. - Лера, чтоб ты знала, он сам меня соблазнил. Вчера именно он проявил настойчивость. Я даже обалдел от изумления, - очи сияли, как у младенца. Бесхитростно и невинно. - И ты воспользовался, чтоб потом опять втоптать в грязь и окончательно добить. - Женщины, ваша логика поистине непостижима. Именно так я и хотел поступить, поэтому сижу здесь, болтаю с тобой и даже сварил кофе. Конечно, я хочу его унизить. Я даже рубашку по такому поводу не надел. - Не язви, а то глаза вырву, - брюнетка заметно расслабилась и отпила большой глоток из керамической, смешной чашки в форме собачьей морды. Май взрослый мальчик, и если понимает, чем ему это грозит, то сам все решит. – Что скажет Герман, когда узнает? - Он не узнает, - отрезал Гордей, поставив полупустую кружку на стол. – К чему? - Он же твой друг. А друзья должны делиться такими сплетнями. - Он друг, которому я предпочитаю не рассказывать лишнее. И представь, что будет, если он узнает? Может, под покровом ночи проберется и порежет Синьку на лоскуты. Охота тебе потом прибираться? - Гор, что тебе от Мая нужно? Он ведь влюбится в тебя. - Ревнуешь? – ехидно поинтересовался Разумовский, а девушка опять нахмурилась. «Какая, к черту, любовь?» - Опасаюсь. - Это правильно. Опасайся, - Гордей встал и направился в спальню, но на пороге обернулся. – Не знаю, зачем и как надолго, но он нужен. И знаю, что я сволочь, так что не сверли меня так глазами. Гордей вернулся в кровать, пока Май не проснулся. Осторожно забрался под одеяло, притискиваясь ближе к сопящему Синевскому. Гор зарылся носом в его приятно пахнущую макушку и подумал, что думать будет потом. Когда время свободное выдастся.