me and my girlfriend (莎千)

АННА Я ступила на лед и почувствовала себя блудным сыном, что наконец вернулся в блаженные объятья матери. С каждым новым шагом просыпалась мышечная память, и я, ласточкой обогнув каток, остановилась возле Саши. Серо-зеленые глаза ласково смотрели на меня из-под полуопущенных век. Одним движением она развернулась, взяла меня за руки и утянула во вращение. Мы кружились всё быстрее, и реальность отступала, пока не остались только мы вдвоем и лед под нами. С осколков памяти стряхнули пыль, и они ясно проступили из глубин прошлого. С тех пор минуло лет восемь-девять. Сборы в Новогорске всегда были временем тяжелым и утомительным. Подростками жизнь била из нас ключом, вынужденное уединение казалось пыткой. И даже строгие тренеры не могли побороть нашу жажду приключений. В перерыве между тренировками Алина рассказала мне, что в полнолуние на катке происходят чудеса и исполняются желания. Той же ночью я потащила Сашу с собой на пустую арену. Сквозь высокие окна твердую ледяную гладь заливало холодным лунным светом. Никто не проносился виражами мимо, ничего не скрипело под чужими коньками, и никого даже не отчитывали сурово — стояла непривычная тишина. Я не удержалась и, затаив дыхание, робко скользнула к центру катка, навстречу лунному свету, где закрутилась ласточкой, пока Саша кругами стремительно объезжала меня. Она двигалась мощными толчками, которые звучно отдавались в царившем безмолвии. Я вышла из вращения, и Саша, плавно вильнув ко мне, резко остановилась. Я взволнованно прошептала: — Саша, давай загадаем желание. Только Алина сказала, что оно должно быть от всего сердца. После, сложив руки на груди и закрыв глаза, я подумала о самом заветном и сокровенном. Когда я их снова открыла, Саша уже закончила и молча смотрела на меня — лунное сияние призрачными бликами отражалось на ее длинных золотистых волосах. У меня на миг перехватило дыхание, когда я встретилась со взглядом ее внимательных и ласковых глаз. Я поспешно отвернулась и нервно спросила: — Что ты загадала, Саша? — Ну, я пожелала, чтобы все мои близкие и родные были живы и здоровы, — Саша пожала плечами. — И больше ничего? — Нет, остального я добьюсь сама. А ты, Аня? Чего хочешь ты? — Я хочу, что мы вместе прошли во взрослые, вместе освоили четверные, вместе попали на Олимпиаду и вместе оказались в топе фигурного катания, — сказала я и потянула Сашу к выходу с катка. Но об одном желании я так и не сказала: о том, чтобы навсегда быть вместе. Когда мы закончили вращаться, я протянула ей руку, чтобы дать пять, и Саша поймала меня, сплетая наши пальцы между собой. Она притянула меня к себе и обняла. И тогда я поняла, что Алина была права, и мы наконец-то получили то, что хотели. После репетиции Саша подвезла меня до самого входа в гостиницу. Перед тем, как мы расстались, она достала из кармана несколько VIP-билетов на гала-шоу и робко пригласила меня и моих соседок на завтрашнее выступление. Я поблагодарила и, пока никого не было рядом, привстав на цыпочки, поцеловала ее в щеку. Затем я быстро отодвинулась и, помахав ей на прощание, забежала внутрь. На следующий день, как и обещала, я привела на выступления своих взволнованных соседок по комнате. Будучи золотой медалисткой, Саша появлялась лишь в финале шоу. Под одобрительные возгласы и аплодисменты тысяч зрителей на трибунах она неторопливо вышла на арену. На ней был черный с золотыми вставками брючный костюм, простой и элегантный, между тем рыжие волосы были стянуты и заплетены в сложный, замысловатый узел. Она стояла в центре катка, позируя, пока не зазвучала музыка. Свет софитов окутал и плавными линиями выточил ее, словно древнегреческую скульптуру. Казалось, ее красота была вечной и неподвластной течению времени. Торжественно вступила музыка, и Саша резко рванула вперед. Я словно вновь увидела ту юную девушку, что шесть лет назад олицетворением злого рока и яростной бури прыгала на льду. Ушло присущее юности легкомыслие, и чувства она выражала теперь куда более уместно и тонко. И правда, она больше не изображала судьбу, а рассказывала свою историю. За стремительным прокатом, отточенными прыжками и фирменным кантилевером я видела ее любовь и преданность фигурному катанию, я видела в ее сердце отчаянную приверженность олимпийскому духу. Это было любовное признание, не кому-то конкретному, а чему-то, что выходило за рамки личных привязанностей. Когда композиция закончилась, зрители зааплодировали, и игрушечные ракеты ливнем хлынули на лед. Саша приветливо махала рукой во все стороны, пока наконец не остановилась передо мной. Она подняла глаза и, поймав мой взгляд, лукаво улыбнулась. Перед тем, как покинуть каток, она протянула ко мне руки и изобразила, что обнимает меня. Я покраснела, и застенчивое тепло укрылось в моем сердце посреди всего шума и суеты. Мы с Сашей покинули Милан в один день, но в разных направлениях. Я вернулась в Москву готовиться к выпускным экзаменам, а Саша улетела в Канаду лечить и без того перегруженную лодыжку. Когда мы расставались у выхода на посадку, Саша в бейсболке обняла меня и не отпускала. Близился вылет, люди сновали туда-сюда. Наше прощание затянулось, и Плющенко, стоявший поодаль, то и дело бросал на нас пытливые взгляды. Я не могла позволить себе чего-то большего, кроме как нежно гладить ее затылок и успокаивающе говорить: — Ну, давай же, если ты не отпустишь меня, я пропущу свой рейс. Будь послушной, поправляйся быстрее после операции, и мы скоро увидимся. Огорченная, Саша наконец отпустила меня. Внезапно она и правда напомнила мне большую собаку. Я приподнялась на цыпочках и погладила ее по макушке. Только я отстранилась, как Саша поймала мою руку, поднесла к губам и нежно поцеловала. Она ласково, но решительно пообещала: — Я вернусь, Аня. И скоро. Утром, полмесяца спустя, я дописывала диссертацию в библиотеке МГУ, когда на экране телефона высветился звонок от Саши. Меня это удивило. Разница во времени вынуждала нас в основном переписываться между собой, и лишь московскими вечерами мы общались по видеосвязи. В это время в Канаде было за полночь, и, обеспокоенная, что с Сашей что-то случилось, я выскочила в коридор и ответила на вызов. — Аня, ты сейчас в универе? — шум в трубке искажал низкий голос Саши. — Да. Почему ты звонишь в такое время? Что-то случилось? — Я вернулась и стою на лужайке перед зданием экономфака! — возбужденно выпалила Саша. — Ты серьезно? Я уже выхожу! — положив трубку, я выбежала из библиотеки. Возле здания кафедры я заметила знакомый черный адидасовский костюм. Саша стояла на дорожке у травы и, несмотря на костыли, старалась держаться прямо. Волосы вернулись к родному русому оттенку и шелковистым золотом укрывали ее от неприветливой московской весны. Очевидно, она тоже увидела меня, и лицо озарилось яркой улыбкой, которой бы хватило, чтобы разогнать всю весеннюю непогоду. В одно мгновение шум и людская толпа для меня исчезли, и она стала всем моим миром, который я когда-то потеряла и вновь обрела. САША Вообще-то я ненавижу летать. Мне не нравятся вещи, которые я не могу контролировать, и полеты на большой высоте — одна из них. С самолетами связаны не самые приятные воспоминания: ребенком меня впервые испугала турбулентность, чуть позже утомляли бесконечные перелеты от турнира к турниру, а после провала на Олимпиаде я возвращалась в Москву, разбитая и одинокая. Так что большая часть времени в полете для меня проходит во сне. Тренерский штаб Плющенко работал со мной уже много лет, знал мои привычки и всегда заказывал билеты в самом хвосте — там, где обычно меньше народа, и мне не мешали бы спать. Однако на рейсе из Милана в Канаду, сев в самолет, я не завернулась в плед, как обычно, чтобы уснуть. Мне не верилось в реальность происходящего, — в то, что потерянную любовь возможно вернуть, — и потому я с нетерпением ждала сообщений от Ани. Я включала и выключала экран телефона, снова и снова перечитывая нашу переписку за последние два дня. Меня настолько поглотило это занятие, что я не заметила, как ко мне подсел Плющенко. — Что делаешь? — Плющенко подтолкнул меня и сказал: — На тебя совсем не похоже — зависать в телефоне во время полета. — Да так, ничего, — я в панике засунула телефон в карман и спросила: — Вам что-то от меня нужно? — Ничего? — с подозрением прищурился Плющенко, передразнивая меня, и продолжил: — Раз уж ты в порядке, я хотел бы узнать о твоих дальнейших планах. Ну вот, скажи, что будешь делать после операции? — Смотря, как пойдет восстановление. Я бы хотела кататься, пока могу. — Надежды было мало, и я приуныла. Плющенко понимал это не хуже меня и ободряюще пожал мое плечо. Настроение поднялось, и я с улыбкой продолжила: — Но если не повезет, и карьеру придется заканчивать, то жалеть не стану. В любом случае, лед я точно не оставлю. Поступлю на факультет спортивной медицины, а после выучусь на тренера по технике. — Ну, значит, я первым позову тебя работать в «Ангелах Плющенко»? — Спасибо, — я улыбнулась и искренне его поблагодарила: — Я хотела сказать «спасибо» не только за это предложение, но и за все последние четыре года. Без вашего доверия и поддержки я бы вряд ли добилась того, чего в итоге добилась. Плющенко широко раскинул руки и, как часто делал после прокатов, заключил меня в объятья, похлопал по спине и прошептал: — Саша, я всегда буду гордиться тем, что учил тебя. Спустя долгое время он наконец отпустил меня и нерешительно произнес: — И еще один момент. Может, я лезу не в свое дело, но за столько лет ты мне стала, как родная, поэтому я все-таки спрошу. Саша, в Милане ты встретила Аню Щербакову, и она же провожала тебя в аэропорту. Это был не вопрос, поэтому я не стала отвечать. Я опустила голову и усердно принялась изучать свои переплетенные в замок пальцы. — Итак, что между вами происходит? — не дождавшись объяснений, Плющенко спросил напрямую. Я никогда не лгала и не пыталась скрывать свои отношения с Анной, но какими бы искренними и чистыми ни были наши чувства, для большинства они по-прежнему были под запретом, тем более в нашей стране. Плющенко я уважала, как родного отца, и после долгих колебаний все-таки призналась: — Мы с Аней встречаемся. Она — моя девушка. Плющенко не особо удивился. У него хватало опыта и знаний, чтобы ожидать от меня такого ответа, и он спросил только, чтобы убедиться. Немного помолчав, тренер со вздохом сказал: — Саша, ты всегда была упрямой и рассудительной. И должна понимать, с какими трудностями столкнешься. Отношения трудно строить и обычным людям, что уж говорить о публичных личностях, как вы с Аней. Как человек с опытом и твой старший наставник, я бы не пожелал тебе таких сложностей в жизни. — Понимаю и ценю вашу заботу обо мне, но я хочу сказать, что Аня — такая же неотъемлемая часть меня и моей жизни, как и фигурное катание. Мы выросли и шли по жизни вместе, мое сердце полностью принадлежит ей, и независимо от пола, она будет и останется моей первой и последней любовью. Однажды я уже теряла ее и не хочу упускать снова, — я задумалась на мгновение и продолжила: — Кроме того, вы меня сами знаете. Я не тот человек, который боится трудностей и рисков. — Да, не зря же ты, мелкая мерзавка, — ради пятиквадки и трикселя — прыгала от меня к Тутберидзе и обратно, — съехидничал Плющенко, а после пожал мне руку и серьезно сказал: — Я рад, Саша, что ты нашла свое счастье. И верю, что у тебя всё получится, так же, как и с твоими пятью четверными и тройным акселем. Помни, что бы ни случилось, «Ангелы Плющенко» и я всегда будем рядом. Лечение в Канаде проходило буднично и скучно. Монотонность всегда убивала меня, потому полчаса общения с Аней в конце дня были настоящим спасением. Собеседник из меня не очень, по большей части я молча слушала Аню, пока она болтала и делилась всякими мелочами о том, как прошел ее день. Так в магазине мороженого, куда мы часто ходили, появился новый вкус. Или вот научрук указал ей на слабое место в диссертации. Нас разделяли тысячи километров и четыре года разлуки, но рассказы Ани открывали мне ее прошлое и настоящее — жизнь, которую я пропустила вдали от нее. Она была такой яркой и насыщенной, что я загорелась желанием непременно стать частью этой жизни. Результаты лечения были неоднозначными. К сожалению, чуда не произошло, а отчаянная ставка на зимнюю Олимпиаду закончилась печально. По словам врачей, у меня был выбор между квадами и инвалидной коляской. С прыжками надо было завязывать, что, безусловно, ставило крест на моей спортивной карьере. По правде, результаты меня не удивили, но я всё равно была немного разочарована. Но как говорила Аня, всему приходит конец, и настала пора отпустить собственных демонов и начать новую жизнь. Я перекрасила рыжие волосы в прежний русый цвет и таким образом попрощалась с этими незабываемыми и сумасшедшими годами моей юности. К счастью, операция прошла успешно, и я быстро поправлялась. На второй неделе после операции я смогла встать с инвалидной коляски и начать реабилитацию. Полмесяца — это совсем не долго, но мне казалось, что всё наоборот, особенно, когда мысли об Ане не давали покоя. В итоге я убедила Плющенко перенести последующее лечение обратно в Москву. Спустя полмесяца вдали от Ани — я снова ступала по одной с ней земле. Оставив багаж на провожатых, первым делом я заказала такси до МГУ. Работая над диссертацией, Аня проводила много времени в университетской библиотеке. Я не хотела отвлекать ее и поэтому не предупредила о своем приезде. А еще мне просто хотелось устроить ей сюрприз. Я увидела ее, спешащую ко мне навстречу, и время словно остановилось. Каждое мгновение этого момента навеки отпечаталось в памяти: какой у нее был твердый и решительный взгляд, как ее светлую улыбку было видно даже издалека, как весенний ветерок поднимал и подбрасывал вверх ее длинные волосы, и как это зрелище захватывало дух. — Когда ты вернулась? Почему так рано? Разве ты не говорила, что лечение займет еще как минимум неделю? — спрашивала она, слегка запыхавшись, когда наконец подбежала ко мне. — Только что прилетела утренним рейсом. Операция прошла хорошо, и я быстро иду на поправку, поэтому мы решили вернуться раньше. А реабилитацию можно проходить в любом месте. Очки сползли ей на нос, и я поправила их, заодно пригладив растрепанные от бега волосы. Немного застенчиво я добавила: — А еще я очень скучала и хотела поскорее тебя увидеть. Анна усмехнулась, карие глаза озорно блеснули. Она легко подскочила ко мне, потянула за руку и надулась: — Только у меня завал с диссертацией, и времени на тебя совсем нет. — Неважно, — я потерла нос, стараясь скрыть разочарование в голосе. — Занимайся своими делами. Это я виновата, что не предупредила заранее, что возвращаюсь. Просто я очень по тебе скучала, — в конце мой голос становился всё тише и тише. Улыбка Ани стала шире, она потянулась ко мне рукой и ущипнула за щеку: — Ты такая милая, я же просто пошутила. Я тоже по тебе скучала. Но диссертацию мне все-таки надо закончить. Так что, если не возражаешь, может, присоединишься ко мне в библиотеке? Составишь компанию? Я поспешно кивнула, а затем в замешательстве спросила: — А меня пустят без студенческого билета? — Поосторожней, такой красотке и билеты не нужны, — игриво сказала Аня и, взяв меня за руку, повела внутрь. В библиотеке стояла строгая тишина. Мне нравилось, что все были заняты своими делами и не обращали внимания на других людей. И Аня тоже вскоре продолжила писать диссертацию. Делать было нечего, а залипать в соцсетях я не особо любила и вообще гаджетами не увлекалась, поэтому я встала, взяла с полки книгу и принялась ее листать. Вникнуть в слова никак не получалось, я то и дело бросала взгляды на Аню поверх страниц. В библиотеке было жарко, и она сняла пиджак. Черная обтягивающая водолазка подчеркивала ее стройную фигуру. Белела обнаженная длинная шея, волосы, небрежно стянутые в высокий пучок, открывали точеный подбородок и изящные брови. Ловкие пальцы порхали по клавиатуре, но время от времени она хмурилась и погружалась в собственные мысли. Возможно, мои взгляды стали слишком страстными, и Аня заметила, как я смотрю на нее. Она улыбнулась и протянула ко мне руку. Пальцы ласково водили по моей ладони, запястью, руке, и едва слышно, одними губами, Аня сказала: — Будь умницей. Я скоро закончу. Но мне не хотелось, чтобы что-то заканчивалось. Наоборот, я бы остановила время здесь и сейчас, когда она в один момент стала для меня всем миром.